Сага о предпринимателе

Да здравствует спекулянт! Жестокость как смысл бытия…

…31 мая 2013 года, пятница.

Недавно одна знакомая, прочитав мои записи о бизнесе, сказала: «Очень интересно, но мне кажется, что в настоящем бизнесе все намного жестче и бесчеловечнее. Ты описываешь его слишком красиво и романтично».

И я задумалась о жесткости и бесчеловечности как одной из сторон жизни.

И снова память услужливо, словно преданный архивариус, расстилает передо мной свитки событий недавних и более давних лет.

Открываю свои записи. Прошлый год, такая же пятница, но 18 мая, по-летнему жарко. «Сегодня день депортации крымских татар. Везде стоят патрули. Удивляюсь каждый раз, когда выезжаю на работу и обнаруживаю какой-нибудь «день». Особенно день депортации. Опыт предыдущих лет показал, что мои знакомые доктора – крымские татары – в этот исторический «день» больше беспокоятся о качественном обслуживании своих пациентов, а не о соблюдении исторических приличий. Страсти давно утихли, деловые работающие люди быстро разобрались, что любая демонстрация – это потеря прибыли. Сегодня никто из работающих демонстраций не хочет, если, конечно, их участие не оплачивается».

В тот день моя машина мчалась по пустой трассе среди гор, а я вспоминала, как в Крым приехали татары, как они сразу почувствовали себя хозяевами, вернувшимися в дом, где проживание других людей посчитали незаконным. Я тогда часто гуляла с годовалой дочкой по улице, мамочек было много, и одна вновь прибывшая из Узбекистана молодая татарка – вся в золоте и дорогой одежде, с пухленьким чернявым мальчиком, сказала мне тогда тихо, спокойно, как-то буднично и потому страшно: «Ничего, мы скоро вас, славян, отсюда выгоним. Это наша земля». Сказала, будто гвоздь вбила.

Ее красивое холеное лицо с зачесанной назад копной черных волос было в этот момент бесстрастным, ее уверенность испугала меня так, что этот страх нахлынул холодной волной на сердце, и оно сжалось. Я тогда ничего не ответили, молча дошла со своей колясочкой до конца улицы, потом свернула домой…

Жизнь в обществе течет по своим законам, и, что бы ни вещали отдельные амбициозные лидеры крымских татар, их уверенность в быстром воплощении своих планов оказалась недолгой. За какие-то пять лет приезжие татары ассимилировались, обросли бизнесом, русскими и украинскими друзьями. А еще через пять лет выяснилось, что Крым – не только татарская земля, не они здесь хозяева. До них многие приходили и уходили, снова возвращались. Места здесь хватает всем, было бы желание жить и работать.

Я вспомнила свою покойную мать, у которой прабабушка была крымской татаркой из Бахчисарая. Ее тогда вывезли после очередного набега на Бахчисарай в Запорожскую Сечь наложницей, там крестили, выдали замуж. Потом перебрались в Полтаву, откуда родом моя мать. Смешно, но тогда получается, что я по материнской линии – крымчанка в Бог знает каком поколении! И даже с татарскими кровями.

И снова возвращаюсь к разговору с подругой о жесткости бизнеса. Ищу эту жесткость в прошедших событиях и понимаю, что каждый бизнесмен обладал в свое время жесткостью, чтобы отвоевать свою территорию.

Конец 90-х, развал Советского Союза. Когда в бывшем СССР вдруг разрешили частную торговлю, легализовав так называемых «спекулянтов», моя мать одна из первых ринулась в бизнес – со всей своей широкой душой и нерастраченными силами. Она была предпринимателем от Бога – легко договаривалась, легко зарабатывала и также легко тратила. Деньги у нее не задерживались, накоплений не делала.

Сначала она занялась пошивом платьев из люрексовой ткани. Нашла моряков, которые нелегально завозили заветные рулоны, сама сделала лекала, кроила, шила, продавала. Как ни странно, этот замысловатый бизнес пошел, хоть и не был поначалу прибыльным. Платья тогда продавались по 140-180 гривен (при зарплате 80-120 гривен), то есть очень дорого. Прибыль была 20-30 гривен. Мало кто соблазнялся, но платья так блестели! И, хоть раз неделю или в несколько дней, но находились дамы, жаждущие красоты.

Со временем покупателей становилось все больше, такие платья вошли в моду. Появились и конкуренты. Соответственно больше надо было шить. Вся прибыль уходила на покупку новых рулонов люрекса – чем больше рулонов, тем меньше цена. И поскольку я, как и моя мать, умела шить, она быстро приспособила меня и моего мужа к своему предприятию.

Именно тогда, двадцать пять лет назад, я впервые столкнулась с основами частного предпринимательства: клиенты, затраты, прибыль, рэкет. Я стала учиться продавать и, как ни странно, мне это понравилось.

Прошло время, и бизнес моей матери стал процветать. Помню безумно красивый богемский сервиз из молочного тонюсенького фарфора – мою первую роскошную вещь. Помню туго закручивающуюся, удушающую меня спираль самого бизнеса – как кольца удава. Больше платьев – меньше времени. Меньше времени – меньше сна, отдыха и развлечений, меньше семейного быта.

Очень хорошо помню, как в те годы сформировалось четкое разделение на людей, которые очень хотели жить по-старому, когда им кто-то платил зарплату, и людей, которые эту зарплату отвоевывали сами – у рэкета, у налоговой, у немногочисленных покупателей, у бандитов, периодически, устраивавших «чёс» по торговым точкам, у конкурентов. Спекулянты, как их тогда называли, стали авангардом, который исследовал новую экономическую территорию в развалившейся стране, их за это презирали.

Если говорить о жесткости, я помню, как приходилось каждый день подсчитывать расход и приход в кассе и ругаться с реализатором, у которого не сходился дебет с кредитом.

Я помню избитого рэкетирами дедка, который продавал капусту и попытался «качать права», потрясая перед двумя обкуренными юнцами боевыми наградами.

Помню пустой рынок в прибрежной Николаевке, куда мы с мужем привезли в воскресный базарный день свои блестящие платья и не продали ни одного, потому что там, в деревне, таких платьев еще не видели.

Помню свою маленькую дочь, которая игралась на ковре кусочками люрексовых платьев и ниток, когда я, одурев от напряжения, сидела за швейной машинкой, стараясь подготовить партию к продаже. У меня не было времени с ней играть, и она придумала себе друга, которого назвала «Сика». Он ее и спасал от одиночества, которое детям категорически противопоказано.

Не покидало тягучее ощущение пустоты и бессмысленности, в которой вязнешь, как в желе. И уже не было сил сопротивляться. Жестко? Очень. И еще – трагично.

Те годы были похожи на какое-то адское варево, в котором действительно было крайне сложно выжить, не искалечив душу. Они прошли…

Наступило время юридических предприятий, лицензий, больших оборотов и финансовых афер. Я, успев родить второго ребенка и получив высшее образование, не стала исключением из правил. Правду говорят, что первый печальный опыт не пугает. Я попробовала снова. Моя новая история вышла несколько странная, но такая типичная для того времени!

Правда, закончиться она могла уже в другом месте, не столь отдаленном…

Бизнес-ланч с благодетелем. Обольщение простушки…

…1 июня 2013 года, суббота.

Говорят, что идея получения прибыли из воздуха – вещь заразная, словно болезнь. Во всяком случае, в том тяжелом 1997 году, когда зарплаты еще не платили, но жизнь нужно было как-то налаживать, мой муж не собирался отказываться от любого возможного заработка. Я очень неудачно съездила в бизнес-тур в Венгрию, свои драгоценные триста долларов потратила до последнего цента на китайских складах, товар толком не продала – оказалось слишком дорого. Часть ушла на подарки. Поэтому, когда подвернулся случай, муж пристроил меня в соучредители к новому знакомому – бывшему стоматологу.

Сам он участвовать в предполагаемом бизнесе не мог – не хотел бросать работу в крупной кампании, в которую так удачно устроился. А я на тот момент оказалась ценной находкой для соучредительства – еще не понимала механизма доходности бизнеса, зато научилась быть хорошим исполнителем. Участие в семейном предприятии по пошиву платьев сделало из меня всего лишь работника, но еще никак не предпринимателя. При этом я оказалась обязательной, настойчивой, с редким умением говорить и договариваться. А что еще нужно было для такого предприимчивого авантюриста, каким оказался новый знакомый?

При первой встрече холеный и обходительный Владислав Олегович покорил меня своим умом, обаянием и красноречием. Он сразу показал нам с мужем свой офис – с помещением для аптеки, складом и тремя кабинетами, обставленными новой мебелью и необычным для того времени евроремонтом. Конечно, после бедного школьного быта (я устроилась работать учительницей без зарплаты, ее тогда не платили) с ломаными партами и синими коридорными стенами мне показалось, будто я попала во дворец.

Как выяснилось позже, ему в этом офисе не принадлежало ничего.

После беседы он пригласил нас на бизнес-ланч, сославшись на то, что позже очень сильно занят. И это новое слово, и само состояние неведомого ранее бизнес-ланча с кофе и недорогим пирожным, и непонятная занятость нового знакомого меня очаровали, словно недалекую деревенскую простушку – манеры залетного городского донжуана.

Уставшая от школьного однообразия и безденежья, я быстро уволилась, получила расчет и купила первые в своей жизни обтягивающие джинсы черного цвета. Они мне показались тогда достаточно консервативными и вполне приличными.

Документы были подписаны быстро, я стала соучредителем и коммерческим директором фирмы по реализации аптечных товаров.

Работа оказалась новой и захватывающей. За месяц я сумела оформить аптечную лицензию, организовала стационарную аптеку и три аптечные точки-филиала при продуктовых магазинах, нашла сотрудников, быстро научилась учитывать товар и работать с поставщиками.

Зарплаты я не получала никакой – Владислав Олегович пообещал «золотые горы», но только потом, когда наша общая прибыль «потечет рекой». Именно в таких выражениях он, довольно посмеиваясь, рассказал нам с мужем о перспективах при знакомстве. Но прибыли не было, были только затраты.

Зато я приобрела массу новых полезных навыков, а в качестве компенсации соучредитель оплатил мне дополнительное экономическое образование. Я стала разбираться в дебете, кредите и балансе, освоила юридические тонкости подписания договоров. Чуть позже именно эти знания выручат меня в сложной ситуации.

Прошел год, работа наладилась, стала почти рутинной. По-прежнему у меня не было никакого дохода. Муж, мастерски убеждаемый новым знакомым в скором богатстве, меня ни о чем не спрашивал и был всем доволен. Тем более, что при встречах Владислав Олегович пожимал ему руки как родному, приглашал в сауну, доверительно нашептывал мужские сплетни. Не избалованному такими отношениями мужу это льстило. Он был счастлив и думал, что поймал удачу за хвост.

Но как-то раз при очередном учете выяснилось, что со склада, которым я заведовала, пропали дорогие лекарства. Я стала разбираться – Владислав Олегович, как оказалось, спокойно раздал товар своим друзьям в качестве подарков и меня не счел нужным поставить в известность. Я занервничала, поскольку именно моя подпись стояла на последнем договоре по товарному кредиту в пять тысяч условных единиц, и именно я как коммерческий директор обязана была согласно договору его погасить. А кредит не погашался из-за недостачи и слабых продаж.

К тому же аптеку два раза в месяц стабильно штрафовали проверяющие, параллельно так же стабильно «наезжали» бандиты и требовали «откат». В общем, коммерческая деятельность складывалась сложно.

Владислав Олегович, разочаровавшись в новом бизнесе, на фирме почти не появлялся, делать было нечего. Я навела порядок на складе, стала разбирать документы на своем столе. В руки попался договор, подписанный Владиславом Олеговичем – на товарный кредит стоимостью восемнадцать тысяч долларов. Товар на склад не поступил, и о его судьбе, кроме хозяина, никто не знал.

Я тогда долго сидела ошарашенная, вычитывала договор по буковке, проверяла и перепроверяла. Но вот дата, вот подпись, вот спецификация. А товара – нет! Видимо, бухгалтер забыла у меня на столе договор вместе с накладными и спецификациями, которые она периодически мне приносила и швыряла на стол.

Мы поругались.

Владислав Олегович, поняв, что я всё знаю о договоре и исчезнувшем товаре, решил срочно сделать меня директором фирмы, стал уговаривать, даже угрожал. А потом исчез.

Шел отчетный период, налоговая просто наступала на пятки, необходимо было срочно заниматься документами. И если раньше он эти вопросы решал со своим бухгалтером сам, то теперь все проблемы свалились на меня.

Тот день я запомнила очень хорошо: темный коридор, пустой кабинет, бумаги на столе. Я решила идти к бухгалтеру – правой руке Владислава Олеговича, тощей чернявой девице. С ней отношения сразу не сложились, при знакомстве она даже не посмотрела на меня, здоровалась при встречах кивком головы, на вопросы не отвечала.

Когда я вышла из кабинета, мы столкнулись в коридоре. Я как-то сразу растеряла весь свой пыл.

– Здравствуйте…

– Здрассьте.

– Вы не могли бы мне помочь с отчетом? Все куда-то исчезли…

Девица как будто ждала вопроса и ответила сразу:

– Сто долларов.

– Что? Сколько?..

– Сто долларов. Столько платят за квартальный отчет, – и прошествовала дальше, в свой кабинет.

Вечером я обдумала ситуацию и решила занять эти деньги у соседки. А утром, на следующий день, девица не явилась на работу. Я осталась в офисе одна.

Муж мне не поверил, считая, что я сгущаю краски: у него с хозяином фирмы были по-прежнему очень хорошие отношения, он боялся их испортить. А я почувствовала, будто вокруг сжимаются бетонные стены.

В тот мрачный день, когда даже погода испортилась окончательно, и небо придавило город грязными разбухшими тучами, я сидела в кабинете, сжав ладонями голову, и лихорадочно думала. «Стоп! В чем моя главная проблема? В товарном кредите! Он практически весь на складе и ключи пока еще у меня. Торговые точки? Уже закрыты из-за отсутствия рентабельности. Документы? Договор на восемнадцать тысяч подписал он. Значит, он же и пойдет под суд вместе со своим имуществом…» Получалось, что единственное спасение – это возвращение товарного кредита, который брала лично я. Правда, согласно договору, товарный кредит возврату не подлежал. Владислав Олегович об этом знал и считал, что я у него на крючке.

Я провела еще одну бессонную ночь, а рано утром поехала на ту базу, где был самый большой долг за импортные лекарства. Конечно, о возврате товара коммерческий директор – фактурная дама пожилых лет с пышным черным начесом на голове – и слышать не захотела. И тогда я, сломленная отчаянием, разрыдалась и стала рассказывать о соучредителе и его коварстве, своем маленьком сыне и сложном материальном положении; объяснила, что до понедельника ключи от склада у меня, и существует возможность вернуть товар – в противном случае его просто разворуют. Я унижалась, громко сморкалась в скомканный платок, и мне было глубоко наплевать, что обо мне подумают: возможности отступления уже не было.

За окном с ржавой решеткой в унисон моим слезам лил дождь. Если бы надо было встать на колени, я бы плюхнулась на грязный деревянный пол и обняла бы толстые икры коммерческой дамы, но до этого не дошло. При словах о ребенке дама как-то тревожно замерла и замолчала.

Дослушав исповедь, она повернулась к кладовщику и тихо произнесла:

– Ну, что делать? Потеряем и товар, и деньги.

– И что?..

– Оформишь возврат, я подпишу.

Потом посмотрела на меня, совершенно раскисшую от пролитых слез, и сурово сказала:

– Привозите в понедельник, в восемь утра.

Это была победа!

Я летела в офис, не чуя ног. Тихо, как мышь, пробралась на склад, быстро рассортировала по коробкам весь товар, обклеила скотчем и спрятала в угол. Даже перекрестила три раза. Потом отправилась на другую базу, где тоже пришлось поплакать – и тоже с положительным результатом. На третьей вопросов не возникло, туда я сдала немногочисленную партию в тот же день и уже спокойно вернулась на работу.

И надо же! На улице мягко хлопнула дверца машины, пиликнула сигнализация – приехал Владислав Олегович. «Ну что ж, боров, придется с тобой в поддавки поиграть», – думала я, пока он вальяжно шествовал к своему кабинету по коридору. Дождавшись, когда он завозился внутри, я вежливо постучалась в дверь. После сухого «войдите» вошла и села на стул. Он на меня не смотрел, делая вид, что его интересуют какие-то бумаги, но вопрос задал первым:

– Какие проблемы?

– Я пришла попросить прощения, потому что была не права.

Владислав Олегович удивленно вскинул густые брови:

– Ты? Просишь прощения?

– Да. Я не в состоянии справиться с ситуацией, которая сложилась, и без бухгалтера не сдам отчет. И тем более – не погашу кредиты. Мне нужна помощь.

Он закурил и задумался. Я понимала, что в его голове решается очередная головоломка, как использовать мое новое настроение с выгодой для себя, поэтому сидела молча и рассматривала свои руки – с загрубевшей от частых стирок кожей, короткими ногтями. Ничего быстро не придумав, он сказал:

– Ладно, я тоже был не прав. Бухгалтера верну, она тебе поможет. Но проблему с оплатой за лекарства решай сама. Наладь сбыт, продай другим аптекам. Хоть выходи на улицу и предлагай прохожим. Это твои проблемы.

– Хорошо, я подумаю, как это лучше сделать, – и снова опустила глаза, чтобы он не увидел в них спокойствие.

– Кстати, – он открыл ящик стола, – возьми ключи от офиса. Я завтра уеду отдыхать и, скорее всего, дня на три. Поработай, проведи инвентаризацию. В общем, найдешь, чем заниматься.

Я взяла ключи, поднялась со стула и попрощалась. Закрывая за собой дверь, увидела на его лице торжествующую улыбку и постаралась виновато улыбнуться в ответ.

В субботу, когда никого не было, испуганный новой ситуацией муж помог вывезти в наш гараж коробки с лекарствами, в понедельник рано утром развез по базам и вместе со мной сдал по накладным. Договора были аннулированы.

Потом я, как ни в чем ни бывало, пришла на работу. Сделав вид, что у меня по плану проверка перед ревизией, я передала весь остаток на стационарную аптеку. Провизор была недовольна, но не сопротивлялась – ее личная бухгалтерия была в полном ажуре, и наличие неходовых лекарств никак не влияло на ее репутацию. Потом я зашла на абсолютно пустой склад, вымела мусор и долго сидела посреди мрачной зарешеченной комнаты на картонной коробке. На душе было спокойно и… также пусто…

Думалось о том, что абсолютно неразрешимая ситуация закончилась благополучно. Муж, конечно, помог, но так и не понял, что произошло. Вернее, не захотел понимать. А я не стала ничего объяснять, сказала только, что меня будут судить, если он не поможет. Вместо того, чтобы рыдать от отчаяния, пришлось временами притворяться беззаботной и говорить совсем не то, что я думала, – лживому партнеру, мужу, сотрудникам. Как будто включились новые защитные силы, позволившие найти самые необходимые слова и победить. И это было удивительно – такой я себя не знала никогда…

Печать, документы о погашении кредита и написанное каллиграфическим почерком заявление об уходе я оставила на своем рабочем столе. Ключи отдала провизорше.

И покинула ненавистный офис навсегда…

Кому принадлежит мое прошлое? Начало пути…

…14 июня 2013 года, пятница.

Сегодня канун профессионального праздника медицинских работников. Конечно, особых покупок никто на это время не планировал, намечались застолья в тесном профессиональном кругу. Но давно уже было выработано мной правило, которое никогда не подводило: график работы могут нарушить или форс-мажорные обстоятельства, или официальные праздники-выходные. Поэтому собрались утром, сели в машину и спокойно выехали.

И снова была работа, много встреч и разговоров. Непреложная обыденность рабочего дня для меня сейчас – самое ценное приобретение за все прошедшие годы. Он течет по своим законам, сам себя выстраивает, сам определяет загруженность и минуты отдыха в пределах отведенного отрезка времени. А потом плавно перетекает в вечерние сумерки, когда город разъезжается, затихает толчея, улицы пустеют, и человеческая активность начинает бурлить на домашних кухнях и в клетушках уютных комнат. Через несколько часов ночь окончательно успокаивает город, даже светофоры подают сигнал только желтым: на другие цвета у них уже нет сил.

Но в этот предпраздничный день не обошлось и без происшествий.

С утра по небу бродили тяжелые дождевые тучи, очень хотелось спать, было душно. Но дождь так и не случился, только обещал обрушиться на засохшую землю, гоняя по небу обрывки туч. За двадцать пять километров до города увидели впереди сплошное скопление почти черной облачности. Ехали и гадали, будет град или нет, успеем ли проскочить, уйдет ли облачность в сторону. Проскочить не успели и облачность не ушла. Дождь хлынул внезапно и сплошной стеной. Через минуту по крыше машины застучал град. Включили фары. А еще через минуту поняли, что машина не может двигаться сквозь сплошной поток воды, тормозит.

Впереди идущие машины стали резко съезжать на обочину. Некоторые нырнули под деревья, в мокрую раскисшую траву – видимо, пытались спасти машину от града. О выезде обратно из раскисшей жижи на трассу никто уже не думал (еще свежи в памяти воспоминания о неправдоподобно крупном граде два года назад, когда были изувечены машины и на стоянках салонов, и на улицах).

И вдруг градины стали не просто большими. Мы увидели сквозь запотевшее лобовое стекло, как с огромной скоростью впечатывались и разлетались на рыхлые куски ледяные камни, иначе и не назовешь. Эти камни с невероятной силой били по крыше нашей старенькой девятки, по стеклу багажника. Грохот стоял такой, что невозможно было разговаривать, возникло чувство острой клаустрофобии. Дорога впереди, обочина, беспомощно болтавшиеся под дождем ветви деревьев – все исчезло в сером, дымящемся испарениями, потоке.

Я сидела и думала: «Вот, еще секунда, стекло даст трещину, и весь этот поток хлынет на меня, в машину, на мой товар». Думалось о том, что крыша салона, продавленная ударами льда, уже превратилась в некое подобие старой стиральной доски. Водитель рядом со мной также напряженно ждал катастрофы. Потом он мне скажет, что лед сыпался будто бы двадцать минут – так ему показалось. Я посмотрела на часы – ровно семь. Но и этих семи минут хватило, чтобы в полной мере испытать совершенно иррациональный страх перед ледяной бурей.

Мотор не выключали, боялись не завести машину и остаться на трассе.

Град начал стихать, потихоньку тронулись с места. Сказать, что доехали спокойно, не могу – в каждой низине нас встречали реки мутной воды вперемешку с галькой, в некоторых местах по бампер. Машина периодически чихала, подергивалась, надсадно гудела, пытаясь выбраться из потоков. И выбиралась. Когда мы разгружались возле офиса, у обоих – и меня, и водителя – дрожали руки. А потом, оставшись одна, я почувствовала, как все еще сидит во мне страх – той самой клаустрофобии. Замкнутое пространство. Нет выхода.

И вспомнилось, что мой путь частного предпринимателя тоже начинался с такого же страха – не было выхода.

…Катастрофа случилась внезапно. Мой муж был уволен. Причину я не знаю до сих пор, да это уже и не важно. Я очень боялась любого бизнеса, считала его нечистоплотным, но в тот момент другого выхода у меня не было – нужно было начинать что-то свое, независимое. Тем более что у моего мужа были серьезные связи в этом направлении, и он пообещал помочь.

Мой супруг, большой специалист по маркетингу и продвижению товаров и услуг (благо, за долгие годы опыт приобрел немалый), еще перед началом моей предпринимательской деятельности повез меня на специализированную выставку – осмотреться, познакомиться. Выставка меня поразила – ряды светящихся стеклянных витрин, подтянутые менеджеры в галстуках и офисных костюмах, обилие разноцветных упаковок, хромированных инструментов, медицинского латекса… Белые пластиковые детали стоматологических установок: светильники, столики врача и ассистента, стульчики и кресла с разноцветной кожаной обивкой, незнакомые агрегаты. Я тогда так засмотрелась на все это великолепие, что даже умудрилась удариться головой о свисающий из-за стенда светильник. К счастью, он имел свободный ход и легко встал на место, за витрину, а у меня осталось легкое покраснение на лбу – на самом видном месте.

Наверное, в тот момент мне страстно захотелось стать такой же, как столичные менеджеры – уверенной в себе, красивой, убедительной. И также работать с чистым товаром в ярких упаковках. Поэтому, ничего не зная о предмете своего будущего бизнеса, я уверенно разговаривала, знакомилась, представлялась. Даже забежала на соседнюю промышленную выставку, купила ярко-красный гольф с коротким рукавом, переоделась и вернулась обратно.

Я пыталась объяснить, что собираюсь продавать их товар в Крыму. Две трети поставщиков мне отказали сразу и мотивировали это тем, что рынок давно поделен, и мне на нем нечего делать – не пустят. Одна треть согласилась со мной работать. И я, во что бы то ни стало, поставила перед собой цель оправдать это согласие. Конечно, позже оправдывала, как могла. Училась на ходу. Помню, что свое первое оборудование я продала по себестоимости – запуталась с наценкой. То-то клиент обрадовался!

После приезда с выставки я зарегистрировала на свое имя частного предпринимателя в надежде, то муж займется продажами: это была его давняя мечта. Был взят товарный кредит, оформлена дорогущая аренда, смонтирована мебель, а через месяц я вдруг поняла, что моему мужу все это не интересно.

Через пару месяцев я осталась одна, безо всякой поддержки. Любые просьбы о помощи вызывали у моего благоверного, привыкшего к другим отношениям в бизнесе – с большими оборотами и серьезными партнерами – раздражение и даже возмущение: «Я деньги вложил! Где прибыль?» Именно так когда-то любил говорить мой первый соучредитель Владислав Олегович. Главное, и возразить было нечего: деньги-то действительно были вложены. В налоги, аренду, витрины, первые закупки.

Как раз в тот момент случилась Оранжевая революция. Торговля как-то сразу умерла, клиенты больше не приезжали в мой маленький торговый рай, освещенный многочисленными фонариками. Я попала в тупик, а заодно и в долговую яму. Это была настоящая клаустрофобия – четыре черные стены и никакого выхода.

Хорошо помню те дни. Начало зимы. Я стояла возле входа в холл здания, где расположились мои никому не нужные витрины с никому ненужным теперь товаром, смотрела на улицу. Мрачно, серо. Цветы в объемных кадках холла застыли холодными безжизненными изваяниями. Сыпала редкая ледяная крупа; всё казалось сухим, безжизненным, замерзшим. Думалось, что жизнь тоже умерла, и ничего больше не будет – никогда. И это была даже не обычная человеческая тоска, а какая-то всеобъемлющая вселенская печаль, как перед концом света.

Третьи сутки Оранжевой революции. Поставщики митинговали на Майдане, никто не работал. Товар заказывать было некому. И непонятно было, чего ждать дальше.

Но конец света, как ни странно, в тот день так и не наступил. Был вечер, потом ночь. А утром я стала искать выход.

При всей своей предпринимательской девственности я приняла неудобную мысль о том, что муж мне не помощник, он и так «вложил в меня деньги», как было сказано ранее. У него и до меня было свое достаточно прибыльное новое дело, которое он, как оказалось, и не собирался бросать. Я окончательно осталась одна и в тот момент увидела для себя всего две возможности, чтобы как-то оплатить аренду и долги. Первая – идти самой к клиенту, с сумочкой, предлагать свой товар. Вторая – искать хорошего бухгалтера, финансиста. Оба варианта были крайне трудновыполнимыми. Поэтому я начала с более легкого – первого. Закрыла миниатюрными ключиками свои стеклянные, чисто вымытые витрины, собрала часть товара в пакет и пошла в поликлинику, к зубным техникам в лабораторию.

…Было очень страшно, коленки противно тряслись, ладони потели, несмотря на пронизывающий холод на улице. Как сказать о себе? Что сказать? Не покидало ощущение, что это не мой бизнес, что меня заставили им заниматься, и я абсолютно ничего в нем не понимаю. Первый, кому я предложу свой товар, сразу обвинит меня в некомпетентности, обвинит в том, что я самозванка.

Эти мысли были ужасными и практически парализовали волю.

Не помню, как это получилось, но переступив порог лаборатории, я что-то сдавленно пропищала и открыла свой помятый кулёк. Как ни странно, техники отнеслись благосклонно. Видно, пожалели. Я стала продавать им какую-то копеечную мелочь.

И тут неожиданно в лабораторию зашла известная всей поликлинике своим склочным характером супруга моего бывшего соучредителя Владислава Олеговича, с которым мы расстались десять лет назад. Владислав Олегович на данный момент уже процветал – купил помещение, открыл собственный магазин, какое-то маленькое производство, ремонтную базу для медицинского оборудования. В этой поликлинике у него был филиал магазина.

Увидев меня, супруга бывшего соучредителя громко, неприязненно высказалась:

– Лучше бы ты стихи писала, нечего лезть не в свое дело!

Все повернулись в ее сторону, а мое сердце ухнуло в пятки. В какие-то полминуты, завязавшийся было разговор свернулся, словно молоко, в которое попал уксус. Техники незаметно рассредоточились по своим рабочим столам, а я сгребла со стола свои нехитрые сокровища и пулей вылетела из лаборатории.

Сказать, что я испугалась – значит, ничего не сказать. Я неслась к своим витринам, будто за мной гнались бешеные собаки, сердце колотилось, в ушах шумело. И только плюхнувшись на стул, я стала понемногу успокаиваться.

…Когда прошел первый шок, я вернулась к техникам снова. Пошла, потому что, несмотря на все мои страхи и неприятности, мне удалось тогда что-то продать. Пусть немного, но продать! И во второй, и в третий раз я шла со страхом в душе, но делала это снова и снова. Я заставляла себя идти и знакомиться с разными людьми, я стала к ним привыкать, я начала учиться общаться. Я даже нашла общий язык с заведующим лабораторией, мрачным усатым мужиком, и он со временем тоже стал моим клиентом.

Мой страх – огромный склизкий прут гигантских размеров – скоро стал мне привычен. Я смирилась с его присутствием и всегда видела его размеренно дышащий, скользкий темно-серый бок. Он превратился в моего постоянного спутника. Мое намерение справиться во что бы то ни стало, назло всем, постепенно окрепло. Как и уверенность в себе.

Забегая вперед, скажу, что спустя годы этот ненужный страх постепенно преобразуется в легкую полоску серых облаков над горизонтом, слегка нарушающую совершенство безупречного неба. А потом и вовсе растает. Но это спустя годы. Оглядываясь в то время, я понимаю, что чувство страха, на самом деле, – это хорошее чувство. Это тот самый личный надзиратель, который дышит в спину и гонит вперед, не дает расслабиться, всегда держит в тонусе, наполняет тело адреналином – до тех пор, пока не привыкнешь идти сам. Поэтому сейчас, испытывая страх, я его отделяю от себя. Он сам по себе, а я сама по себе. И он, этот страх, учит меня искать выход даже в самой сложной ситуации – не выключать мотор в машине, когда идет неестественный для лета град, регистрировать предприятие, когда все говорят, что это невыгодно, покупать новый товар, о котором никто ничего не знает, писать о себе в блоге – откровенно и спокойно, как будто это не моя жизнь.