Обретая целостность. Как разрешить внутренний конфликт и начать жить в согласии с собой

Резюме главы

• Стыд «говорит» с нами на языке фатальности и глобальности.

• Мы стремимся избегать ситуаций, в которых нам когда-либо было стыдно.

• Стыд указывает на то, какие части нашего узора личности мы «спрятали».

• Нередко мы путаем или маскируем стыд за другими чувствами.

• Стыд – социальное чувство. То есть нам становится стыдно после того, как сначала мы получим негативную реакцию на самих себя от окружения.

• То, что мы считаем постыдным, не всегда объективно является таковым.

• Свое отношение к «постыдному» можно изменить. И это, в свою очередь, поможет сделать шаг к внутренней целостности.

Практика. Распознаем стыд

Сейчас ваша задача – провести самодиагностику: собрать больше информации о себе, проанализировать, как влияет на вашу жизнь стыд.

Распаковываем послание стыда

Стыд заставляет нас прятаться, скрывать и подменять чувства. Варианты чувств, за которыми стыд прячется: страх, смущение, обида, зависть, видимое безразличие, раздражение. Напоминаю, что отличительные особенности – это фатальность и глобализация. Слова «все», «всегда, «никогда» выдают стыд. Подумайте, в каких ситуациях вы оперируете ими?

Заполните таблицу: в левом столбце – автоматические мысли с фатальностью и (или) обобщениями, в правом – на что они могут указывать, на ваш взгляд. Например, так.

Попробуйте вспомнить, когда возникли установки, указанные в левом столбце. Возможно, что-то подобное вам говорили в детстве или случались ситуации, которые натолкнули вас на такие выводы?

Составьте список этих фраз и ситуаций.

О чем говорят ваши тяжелые чувства

Когда вы испытываете раздражение, отвращение, зависть, гнев, стыд, это может означать, что не удовлетворяется какая-то важная потребность. То есть для целостной картинки нам постоянно недостает какой-то детали. Например, вы очень устали, хотите отдохнуть, но должны еще выполнить дела по дому. И раздражение возникает при виде домочадцев, слоняющихся по квартире. На них-то вы и срываете гнев. Однако дело не в них, а в собственном нереализованном желании.

Вспомните, когда вы в последний раз испытывали одно из вышеперечисленных чувств. Возьмите простую ситуацию – только не старую травму, которую мозг порой предательски крутит в голове, мешая спать. Например, какой-то недавний случай: когда вы без повода огрызнулись на своего партнера или разозлились из-за поста успешной подруги в соцсети. Проанализируйте ситуацию. Представьте ее в деталях, отвечая на вопросы:

• Что конкретно вызвало мое чувство?

• Хочу ли я того же, что есть у этого человека?

• Если да, то зачем я себе это запрещаю?

• Как я могу себе дать что-то похожее?

Если ситуация касается одного человека, который регулярно раздражает или вызывает зависть, поразмышляйте:

• Какую роскошь он себе позволяет, в отличие от меня?

• В какой сфере жизни это качество может быть очень ресурсным?

• В какое знание (ресурсное) о себе это можно обернуть? О чем это про меня? Где я могу это использовать?

Со временем вы поймете: не существует «это не про меня!», есть «то, что я не могу сейчас прожить». Научитесь выдерживать мысль, что «это может быть про меня».

Отделяем стыд от других чувств

Чтобы не быть «расстрелянными» стыдом в ситуациях, когда к нему нет отношения, важно уметь различать свои чувства и создавать дистанцию между собой и ситуацией. Проделайте следующую работу.

Шаг 3. Находим спутники нецелостности

Что заставляет нас вытаскивать «неудобные» элементы из уникального узора личности и прятать их в «тайную комнату»? Среди всего многообразия причин прослеживаются две наиболее частые: это убеждение, что «со мной что-то не так», и разрушительная программа «я недостоин жить».

«Со мной что-то не так»

«Я окей, и мир окей» – исключительное убеждение, к которому нужно прийти ребенку, чтобы свободно развиваться и проявлять себя, чтобы его узор личности складывался в органичную целостную картинку. Формируется это убеждение постепенно.

Человек в дебюте своего становления исследует мир и самого себя, наблюдая за взрослыми и их реакциями на события, явления и людей. Ребенок словно заполняет пустую от рождения систему координат со шкалами «хорошо» и «плохо», так «надо», а вот так «не надо». Ребенок не только быстро понимает, что такое хорошо и что такое плохо, но и обращает это знание на себя: «Хороший ли я?» Если на большинство своих проявлений ребенок получает поддержку и утешение мамы или значимых взрослых, он понимает, что может быть разным и при этом оставаться «хорошим». Но если в детстве была ярко представлена картина отречения, наказания, с большой вероятностью сформируется противоположная установка: «я не окей», «со мной что-то не так».

На что мы опираемся в детстве, заполняя собственную систему координат? На чувства. Они помогают нам не только собирать информацию, вовремя реагировать и адаптироваться, но и удовлетворять фундаментальную потребность в безопасности. В базовом комплекте от рождения нам всем достался набор: радость, страх, гнев, печаль, удивление. Испытывая ту или иную эмоцию, человек понимает, способствует ли ситуация продолжению жизни или нет.

Чтобы выполнить важнейшую задачу жизни – сохранить ее – у человека есть два помощника: страх и радость.

Первое чувство сигнализирует об опасности, второе – о безопасности. Чтобы выжить, мы, будучи детьми, старались максимально уходить от пугающих ситуаций и учиться тому, что вызывает радость и ощущение безопасности.

– Мария, что вы помните из детства?

– Ну, что я помню… – задумчиво протянула она. – А что именно нужно рассказывать?

– Какое чувство вы испытывали чаще всего?

Лицо Марии стало сосредоточенным. Казалось, что она пытается «собраться», надеть какую-то «маску», в которой можно не так остро все чувствовать. Я решила дать ей время и продолжила:

– Например, когда мы едем в отпуск, там происходит много разных событий: и экскурсии, и пляж, и друзья, и покупки, и вечера в отеле. А по возвращении все это запаковывается в некое единое воспоминание. Из серии «было тепло и солнечно, я здорово отдохнула». Или «весь отпуск орали соседские дети, и это страшно раздражало». Вот вспоминая детство, какими словами вы можете его описать?

– Я была как будто одна.

– Одна?

– Никто меня не слышал, не понимал. Мои проблемы казались для всех мелкими. Я не понимала, кто я. Я не имела веса, была незаметная, тень какая-то.

Я вздохнула.

– Я умереть хотела. Папа меня не замечал, меня для него не существовало. На мои просьбы он не реагировал. Я лет до 25, когда мне было плохо, мысленно с ним разговаривала и думала: а что бы сделал папа? Он же такой умный и взвешивает каждое решение, – Мария стала говорить быстрее, взволнованнее. – Я ждала-ждала и так и не дождалась папу.

Она замолчала. Пару секунд в кабинете стояла томительная тишина.

– Господи, ужас, сколько можно рыдать… – потянувшись за бумажным платочком, продолжила моя собеседница. – Мне кажется, я столько раз эту тему гоняла в мыслях! Она какая-то вечная.

Маленькая Маша ждала внимания, подтверждения своей «окейности» и не получала. Именно в этот период в ее голову закралась мысль «со мной что-то не так». Это было мучительно и больно, хотелось любым способом получить признание и любовь отца. И в какой-то момент Маша решила: «Папа не обращает на меня внимания, потому что я недостаточно хороша. Вот стану хорошей – папа меня заметит». Вполне вероятно, Марии реально удалось выглядеть хорошей в глазах других. Если бы еще и сын вел себя нормально, было бы вообще замечательно. Но увы.

Беспомощность и уязвимость каждого человека на первых годах жизни, необходимость пройти через стадию слияния, когда мы полностью зависели от матери или значимых взрослых, приводят к сильнейшей тревоге, связанной с возможным отвержением. Все дети больше всего на свете боятся быть отвергнутыми, покинутыми.

Промокнув бумажным платком глаза, Мария рассмеялась сквозь слезы:

– Знаете, недавно у меня с мужем был интересный разговор. Он спросил: «Ты что, готова всю жизнь положить на то, чтобы доказать, что нужна и что с тобой все в порядке?»

– И что вы ответили?

– Я сказала, что хочу хоть однажды почувствовать это. Тогда он кивнул и протянул мне несколько фотографий незнакомых людей. «Что ты видишь?» – спросил муж. Я ответила, что вижу счастливую девушку, которая, наверное, просыпается утром и думает: «Какой чудесный день!» На другом фото был мужчина, по виду бизнесмен или топ-менеджер, он производил впечатление уверенного в себе и довольного жизнью человека. На что муж сказал: «Вообще-то эта девушка не так давно лечилась в психиатрическом отделении, а вот этот бизнесмен практически банкрот». Я сначала не поверила – по ним совсем не скажешь. Но помню, что тогда я задумалась, почему я все время считала, что другие лучше меня.

– И как бы вы сейчас ответили на этот вопрос?

– Хм, даже не знаю. Наверное, потому что про себя мы почти все знаем, а про других – только то, что нам показывают. А показывают ведь самое лучшее. Помните, как с той комнатой, о которой вы говорили? Никто ведь не ведет тебя с порога в тайный чулан.

– Именно так. И получается, что чем больше мы смотрим на других, тем больше убеждаемся в собственной неполноценности.

Мария грустно улыбнулась и кивнула.

Жить, храня секрет своей неполноценности, – в этом мы все профи. Однако надо отдать нам должное – мы постарались найти наилучший из возможных способов адаптации. Например, Мария решила искать формулу «достаточно хорошей» жизни в материнстве, а Олег избрал вектор достигаторства вкупе с алкоголем. И если вы читаете этот текст, то у вас точно получилось адаптироваться. Худо-бедно программы работали. Правда, действительно «худо и бедно».

Как паттерны поведения в семье могут формировать в ребенке ощущение «со мной что-то не так»? Во-первых, из-за игнорирования чувств ребенка, как, например, было с Марией и ее отцом.

В семье, где нельзя было говорить о чувствах, проявлять их и проживать, ребенок всякий раз на свою естественную потребность в дополнительной ласке получал укорительный взгляд. За слезы ругали. В более старшем возрасте его попытки поговорить «по душам» приводили к лекциям, наставлениям или даже наказаниям. Став взрослым, такой человек не будет прислушиваться к своим желаниям и чувствам, будет сомневаться в их правильности и стремиться больше «думать головой», как и произошло с Марией. Если прекратить чувствовать, тогда не будет стыдно, думает человек. Только вот это невозможно – перестать чувствовать. Возможно лишь запретить себе это проявлять. Но сами чувства, будучи гормональным ответом на окружающие события, возникать будут все равно.

Во-вторых, убеждение «со мной что-то не так» рождается, когда в семье практикуется деспотичное отношение к ребенку. Малыш родился в семье, где требовалось неукоснительное послушание. Когда он пытался высказать свое мнение, незамедлительно сталкивался с наказанием и/или унижением. Он слышал фразы: «Ты кто такой вообще? Тебе сколько лет, чтобы мне перечить?» или «Ты кем себя возомнил?!»

Вырастая, такой ребенок решает, что говорить про себя, высказывать свое мнение, быть открытым человеком – очень опасно. За это можно оказаться высмеянным, изгнанным, униженным, наказанным. И тогда он учится быть удобным и послушным, просчитывать все, чего от него хотят, наперед. Или, напротив, уходит в оппозицию: спорит всегда и со всеми, считает только свое мнение правильным, агрессивно отстаивает свои взгляды.

– Олег, вы помните себя в раннем детстве?

– Да особо ничего не помню. Знаю, что до моих трех лет у мамы была то ли депрессия, то ли еще что. Она мне сама рассказывала, что не могла улыбаться мне, когда я к ней подползал, будучи еще полугодовалым. Отец был в командировках, все время на работе, а старший брат меня ненавидел. Когда мне было года четыре, он рогаткой мне в лоб камнем каким-то стрельнул. Уже спустя десятилетия он признался, что сам не понимал, откуда столько злости ко мне. Такое вот детство.

Даже такой лаконичный ответ помог лучше понять моего клиента. Во-первых, его фраза про «особо ничего не помню» о многом говорит. Часто бывает, что взрослые оглядываются назад и либо не находят воспоминаний вовсе, либо находят исключительно приятные. В моменты, когда мы хоть сколько-нибудь касаемся прошлого, такие клиенты морщатся и говорят: «Нет, мои проблемы сейчас не связаны с детством. В детстве у меня все было хорошо».

Механизм забывания – это просто защитная реакция психики.

Когда было больно и непонятно, как это изменить, психика принимала решение удалить факт травмирующей ситуации из поля внимания. Чтобы не мешало жить дальше.

Во-вторых, рассказанное подсветило причины нынешнего состояния Олега. И в этом они с Марией похожи. У обоих сформировалось отношение к себе как к не ценным и не заслуживающим внимания. У обоих сохранялась фоновая тревога на протяжении всей жизни. Она была вызвана ощущением ненужности из-за недополученного внимания и эмоционального контакта с близкими. Мария справлялась с ней при помощи контроля. Все события, происходящие в ее жизни, она собирала, точно белье в шкафу: у каждой вещи свое место, все разложено, структурировано. Если было непонятно, куда класть ту или иную вещь, надо было просто подумать еще: отвести для нее отдельную полочку или выбросить за ненадобностью. Но ощущение спокойствия все не приходило, и Мария пребывала в состоянии постоянного стресса. А когда сын не слушался, он словно мешал построению идеального порядка, чем вызывал гнев. Олег же сталкивался с ощущением ненужности, полного обесценивания в минуты «единения» с собой. И именно от этих встреч уходил с помощью алкоголя.

По ходу работы в терапии Мария и Олег восстанавливали целостное отношение к себе и миру. Признавали, что мир (и они как его часть) может быть разным и в общем – со знаком «плюс». В результате стало возможным мышление не из двух крайностей, а категориями более тонкими и многогранными. Обретая целостность, они поняли, что, несмотря на свои негативные качества, имеют право быть. И быть окей.