Длинное лето

Глава 23. Капля за каплей

Лето упало в ладонь спелой земляничиной, угостило лесными сладкими орехами, поманило коричневой шляпкой подберёзовика – и облетело порыжелой листвой. В одну из суббот сентября к Бариноковым не пришла Алла, и Роза вздохнула с облегчением: хоть не будет над душой стоять. Вздох получился почти настоящим: Роза не любила проигрывать. Но и в следующие выходные дурочка не объявилась.

Роза терпеливо ждала, и о том, что она ждёт, догадывался только Чермен. Он знал свою дочь. Скучает, но вида не подаст, и к Петраковым не побежит как собачонка.

Сидя на складном стульчике, Роза рисовала «перспективу» – беседку за домом, бассейн, забор… и поглядывала на калитку: вдруг откроется? Алла ткнётся носом в мольберт, и скажет что-нибудь вроде «мазня такая, только краски переводишь», и Роза на неё не обидится. Потому что Алка шутит, она всегда так шутит, когда поблизости нет взрослых и никто не слышит. Роза рассмеётся и скажет: «Нет, серьёзно, посмотри, у меня получается? Или нет?» – «Получается. Только у тебя беседка меньше забора, а он же дальше! Наоборот надо».

И правда, беседка меньше. У Аллочки глаз алмаз, подсказала, и ничего она не дурочка, и почему её так называют? Просто учиться не может. Был бы у неё папа как у Розы, занимался бы с ней кровь из носу, и Алка бы выправилась. Капля за каплей точат мрамор…

Роза сняла с мольберта испорченный лист. Не получается. С Викой всё получается, а без Вики – гуашь попадает на руки, беседка выходит ненастоящей, кукольной, а вода в бассейне вообще не выходит.

Вика учила её, как закреплять на мольберте бумагу, как безопасно отрывать от бумаги скотч, как смешивать краски. И уходила. А Роза оставалась одна. Аллочки не хватало ощутимо, зрительно, взахлёб.

– Где ж подружка твоя, поссорились вы, что ли? – добивала Розу бабушка, которая привыкла к Аллочкиным визитам, привыкла кормить её пирогами с сыром, которые любил Чермен… и Аллочка тоже. А как с ней весело Розе! То они танцуют, то рисуют, то в бассейне в лодке болтаются, сидя с двух сторон на бортах и играя в кораблекрушение.

Ещё Эмилия Францевна разрешала Алле брать книги, которые у Бариноковых были, а у Петраковых, наверное, не было. Иначе бы у девочки так не загорались глаза, когда она получала из рук Эмилии «Деревянную армию» Александра Волкова или «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери. И не проливала бы слёзы над «Девочкой со спичками» Ганса Христиана Андерсена. Нормальная она, и воспитана нормально, и мозги на месте, а вот – прилепилось к ней это липкое, унизительное слово «дурочка», и никак не отвяжется.

* * *

… Роза подошла к знакомой калитке и несмело постучала. И разозлилась на себя: откуда взялась эта робость? Роза вздёрнула подбородок и постучала ещё раз, сильнее. На стук вышла Анна Дмитриевна (а Роза надеялась, что – Алла…)

– Розочка, девочка… А чего ж ты стучишь, у нас же открыто всегда. Иди, у меня булочки свежие, чаю попьём с тобой… По подружке соскучилась? В интернате она. Учиться-то надо, а там у них учителя хорошие. В школе-то не получалось у неё, вот и посоветовали интернат. А по мне так занимались бы с девочкой получше, да воспитывали построже, а то всё леденцы да пряники, а воз и ныне там. В десять лет таблицу умножения не знает.

– На выходные они её домой забирают, а ей всё равно, говорит, в интернате хорошо, и подружек много, и дурочкой никто не обзывает. Скучают родители-то без неё, любят всёшки, – подперев рукой щёку, рассказывала Аллочкина бабушка, и внутри у Розы становилось пусто и холодно, как в осеннем лесу. – А сюда уж не приедут, последнюю осень мы тут. Председательша помочь обещалась покупателя найти, вот и сижу-караулю, кто смотреть придёт. Так что весной новые соседи у вас будут…

Это «всёшки» резануло её сильнее, чем отсутствие Аллы. Анна Дмитриевна Розе как бабушка, и киселём клубничным угостит, и косы ей переплетёт по-новому, колоском. Красиво. А теперь её не будет, и Аллы не будет, и это не умещалось в голове. Сначала у Розы отняли Аню, теперь вот – Аллочку… Отдали бы её в Розину спецшколу, там не пофилонишь. И таблицу умножения, и английский выучила бы как миленькая. И испанский. Роза фыркнула, и Анна Дмитриевна её не поняла.

* * *

Вике не хотелось заниматься с Розой, у которой совсем не было способностей, вот ни на капельку! Цветочки-листочки может рисовать, а перспективу – нет. Плоские как блин натюрморты, деревья, похожие на цветы, и цветы, похожие на… Нет, ни на что не похожие.

Но за «репетиторство» Вике платили, а деньги в их доме были не лишними. Она будет приходить к Бариноковым. Будет терпеть Эмилию Францевну, которую ненавидит за историю с плеером, за то что унизила её при всех, привела зрителей. Вика не забыла.

Она будет учить девчонку рисовать, пока Розе это не надоест и она попросит папочку найти ей новое занятие. И чего он с ней носится? Прямо сияет весь, когда она лепит на стены свои «пейзажи», за такие из художки давно бы вытолкали в шею.

Вика терпеливо объясняла, терпеливо показывала, терпеливо улыбалась. Никому на свете, даже Розиному отцу, она не расскажет о разговоре, который нечаянно подслушала.

Остап обвинял жену, по всем статьям.

Квартиру родительскую просрала, не могла с отцом поласковей (о том, что «поласковей» с Иваном Андреевичем мог бы быть он сам, Остап не думал).

Марью не могла дожать с завещанием, говно за ней выносила, на цырлах ходила, в своей-то квартире! А квартира теперь не твоя. Она ведь на тебя её хотела переписать, Марья-то, и жили бы сейчас как люди.

Дочку упустила, с этой школой искусств. Реставратором хочет стать, Лучше бы на дизайнера училась, или на модельера, профессия хлебная… Ты хоть знаешь, куда она поступать собирается? В училище художественное, а после в академию, там шесть лет учиться, это что же, нам с тобой до тридцати лет её кормить? Да и работу найдёт ли после Академии, ещё вопрос. Туда поступать – репетитора надо, вот мы с ней вдвоём и пашем, как проклятые. Будет ей репетитор, кровь из носу, но будет. Раз обещал, слово сдержу. И поступит сразу в Академию.

Вика слушала и не могла поверить услышанному. Оказывается, после суда, который они с Натальей проиграли (а Марькина нахрапистая родня выиграла, зубами выгрызла – и суд, и квартиру, и смотрели презрительно, когда они приехали забрать кое-какие вещи. Вещи им отдали, а картины не отдали) – после истории с квартирой на Фрунзенской набережной с Остапом Пилипенко случился инфаркт. Микроинфаркт. Он перенёс его на ногах, перетерпел, а надо было лежать. И теперь сердце прихватывает постоянно, с работы его «попросили», а частным извозом работать – то густо, то пусто, это только в кино «бомбилы» живут припеваючи. Дачу бы продать, а как её продашь, если она троих кормит?

Репетитору плати, кредит плати, за участок садовый плати… Где денег взять? Ты в мастерской своей… на хлеб заработаешь, масло в уме.

Остап говорил, Наталья молчала, и от этого было ещё страшнее.

Глава 24. Жизненный опыт

В свой последний учебный год Вика вступила с определённым жизненным опытом. Её одноклассники – те, кто после десятилетки будут поступать в вуз, – после школы занимались с репетиторами, без этого в «серьёзные» вузы не попасть. В классе только и было разговоров – кто куда собирается поступать. Названия институтов и академий, перед которыми, по Викиному разумению, полагалось благоговеть, произносились в фамильярно-небрежной манере: Московский государственный технический университет им. Н.Э. Баумана именовали Бауманкой, Российский экономический университет им. Г.В. Плеханова – Плешкой, а факультет журналистики МГУ – трепологическим факультетом. Впрочем, на «трепологическом» абитуриентов ждал творческий конкурс, и Викиным одноклассникам, что называется, не светило.

Названия вузов ввергали в трепет и внушали уважение – Московский банковский институт, Финансовый университет, Московский государственный университет информационных технологий радиотехники и электроники…

Викиным одноклассникам всё казалось решаемым, они обязательно поступят, кто же, если не они? И только Вика на вопрос о том, где она собирается учиться, молчала. Если расскажет, уж точно не поступит. Как все творческие личности, Вика была суеверна.

В художественной школе искусств она тоже училась последний год. Викины одноклассники все младше её на два года (в подготовительный класс принимают с восьми лет, Вика училась с десяти, два года подготовительный класс, пять лет основной), художку они окончат в пятнадцать, потом почти четыре года будут учиться в МАХИ (Московское академическое художественное училище) – и при поступлении в Академию (Московская государственная художественно-промышленная академия им. С.Г. Строганова) у них не будет проблем, с такой подготовкой.

А она, Вика? Она не может себе позволить художественное училище, потому что тогда академию она окончит в двадцать семь: по специальности живопись, графика, скульптура уровень подготовки «специалист» требует шести годов обучения, по специальности архитектура – на один год меньше. Сидеть на шее у родителей Вика не сможет, и без Академии она тоже – не сможет. Значит, поступать придётся сразу после школы, без специальной подготовки. В прошлом году Вика была в Академии на дне открытых дверей и теперь всё знает.

* * *

…Она стояла перед стендом объявлений, и у неё разбегались глаза.

«Подразделение: Художественное стекло (кафедра, мастерские), место проведения: 2 этаж, правый переход.

Подразделение: Реставрация художественного металла (кафедра, 801 аудитория), место проведения: 8 этаж нового корпуса.

Подразделение: Монументально-декоративная скульптура (кафедра, мастерские), место проведения: 1 этаж главного корпуса, левое крыло.

Подразделение: Средовой дизайн (кафедра), место проведения: 2 этаж, левый переход» – читала Вика, и у неё останавливалось дыхание.

Она поступит. И будет здесь учиться, и все эти мастерские, кафедры, переходы и коридоры, у которых есть крылья – правое и левое – всё это будет её, Викино, на долгих шесть лет.

– Альма-матер… – произнёс кто-то за спиной. Вика обернулась и встретилась с такими же как у неё, горящими глазами. Альма-матер. Мать-кормилица. Теперь она понимала, почему. Образование – духовное питание знаниями и мудростью.

Факультет она выбрала сразу: «Искусство реставрации». Ещё Вике очень хотелось «Дизайн», но нельзя учиться на двух факультетах сразу.

Кафедры имели магические названия, от которых невозможно оторваться: "Искусство графики", «Коммуникативный дизайн", «Академическая живопись", "Академическая скульптура", "Академический рисунок», "Основы архитектуры, композиции и графики", "Художественное стекло", «Художественный металл», "Реставрация монументально-декоративной живописи", "История и теория декоративного искусства и дизайна"…

Платное обучение стоило невозможно, невообразимо дорого, триста пятьдесят тысяч рублей в год, за шесть лет два миллиона сто тысяч, таких денег у отца нет, ей придётся поступать на бюджетное отделение. Интересно, сколько там мест? Вика вглядывалась в прыгающие перед глазами строчки, и сердце медленно падало.

Графика. Специалитет. Очная. Бюджетные места: 30 мест.

Дизайн. Бакалавриат. Очная. Бюджетные места: 55 мест.

Дизайн. Магиструтура. Бюджетные места: 45 мест.

Живопись. Специалитет. Очная. Бюджетные места: 15 мест.

Искусствоведение. Аспирантура. Очная. Бюждетные места: 7 мест.

Реставрация. Бакалавриат. Очная. Бюджетные места: 5 мест.

Реставрация. Магистратура. Очная. Бюджетные места: 30 мест.

Очно-заочное и заочное обучение предлагалось только по специальности «Теория и история искусств», бюджетных мест 10, стоимость обучения – 350 000 руб./год, как на всех факультетах.

Сердце провалилось в ледяную, обжигающую холодом бездну. И билось всё реже, и медленно холодело.

Огонь в глазах погас. Вика вздохнула и медленно пошла в главный корпус – через левое крыло коридора, через правый переход… который никогда не станет её, Викиным. Шла не разбирая дороги по длинным коридорам, а перед глазами стояли строчки: «Реставрация. Бакалавриат. Бюджетных мест 5. Стоимость обучения 350 000 руб./год».

Ей надо поступить, у них не хватит денег на шесть лет учёбы, это даже смешно, они платят за квартиру и за дачу, а мама получает очень мало, потому что работает неполный рабочий день и ухаживает за Марькой…

– Девушка! А вы куда идёте? Вы не заблудились? Вам какая кафедра нужна?

– Реставрации, – опомнилась Вика. И глупо спросила: – А я – где?

– В альма-матер, – улыбнулся профессор. – В вашей будущей вотчине. Это на восьмом этаже, пойдёмте, я как раз туда направляюсь. А вы, значит, будущий реставратор. Специальность уже выбрали, или ещё не определились?

С Викой так никогда не разговаривали – как с равной. Профессор улыбался ей так, словно был уверен, что она его будущая студентка. Будущая студентка!

– Прошу вас, – профессор распахнул перед Викой двери аудитории. Сидящие в зале (а это был именно зал!) будущие абитуриенты с любопытством на неё уставились. Профессор привёл, знакомая его, или дочка… Эта-то поступит. Тут и думать нечего.

Сердце вылетело из ледяной расщелины молодой сильной птицей и радостно забилось. Она поступит. Обязательно поступит. Нельзя – не поступить.

* * *

Абитуриентов, допущенных к экзаменам, ожидали испытания (так официально назывались представляемые в приёмную комиссию рисунки, этюды с натуры и композиции). Те, чей уровень художественной подготовки комиссия признавала достаточным, допускались к экзаменам – по рисунку, живописи и композиции. Письменный реферат на заданную тему и устный экзамен по истории искусств – это уже после.

По каждой художественной дисциплине даются два задания, на исполнение которых отводится несколько дней. Графика, эскизы, композиции… Поступить в Академию без спецподготовки нереально, даже если ты рисуешь так, как не рисует никто другой, как не рисовал никто ранее. Платное обучение нереально (триста пятьдесят тысяч в год, учиться пять или шесть лет).

Дома Вика заикнулась было о подготовительных курсах (занятия с ноября по май, в режиме экзаменов Академии Художеств), но Наталья Ивановна не хотела для дочери художнического будущего. С выставками, которые не окупаются, потому что аренда галереи стоит баснословно дорого, а посетители, забредшие случайно – кто же ещё пойдёт на выставку никому не известной художницы, много вас таких, за билет заплатишь а смотреть не на что – посетители не спешат расставаться с деньгами…

С лаками и красками, которыми приходится дышать, постоянно, каждодневно. С картинами, которые не скоро пишутся и не скоро продаются. С вечным безденежьем и неслабыми тратами (холсты, подрамники, краски, всё придётся покупать им с Остапом, от дочери не дождёшься, в Союзе художников денег не платят, членам только стаж идёт, на него хлеба не купишь. Значит, так и будет сидеть на родительской шее…

Наталья Ивановна ответила дочери, как всегда, в уклончивой манере: «Ну, не знаю… Курсы денег стоят, а помогут ли они – бабушка надвое сказала».

Остап промолчал. Выбрала профессию – сама в неё пробивайся, за ручку никто не поведёт.

И Вика решила – пробиваться. Стоили курсы восемь тысяч двести, денег взять неоткуда, на школьных завтраках и обедах много не сэкономишь. Значит, надо искать работу на полставки, после уроков. Она может разносить письма, может работать курьером, она согласна даже мыть полы в ближней парикмахерской. Впереди ещё год, и деньги она заработает.

Но на почту её не взяли: несовершеннолетняя, а там работа с материальными ценностями. В парикмахерской надо было мыть и подметать с утра до вечера, каждые два часа. А школа – как же?

И Вика устроилась курьером. Ей даже нравилось, но курьерская доставка оценивалась смешно, половина денег уходила на оплату проезда, да и с уроками она не успевала и нахватала двоек. Наталья Ивановна имела с завучем неприятный разговор, и на этом Викина трудовая деятельность закончилась, а заработанные деньги родители отобрали.

– Пока ты живешь за наш счёт, будешь слушаться, и никаких заработков! Ишь чего надумала, бисово отродье! Тебя дома не кормят, не одевают?! На одни краски сколько денег транжирим… Ты о чём думаешь? На второй год хочешь остаться? Второгодницей чтобы звали? – гремел Остап, красный от гнева и от стыда за дочь. Что теперь учителя школьные подумают? Что девчонку работать заставили? Да они знать ни о чём не знали, пока мать в школу не вызвали, глаза ей не открыли – на доченьку ненаглядную, ей бы ума вложить в задние ворота. – Школу закончишь и делай что хочешь, а пока будет так, как велят родители!

* * *

…Постановки на экзамене придётся писать акварелью, с этим проблем не будет, акварель она знает, дед научил… Плохо, что он совсем забыл о ней, будто она, Вика, виновата, что мама не ладит с Марьей, что теперь они живут в Загорске, а к Ивану Андреевичу приезжают в гости… будто она виновата! Ну и пусть. В Академию Художеств она поступит, чего бы ей это ни стоило! Статус внучки именитого академика должен сработать.

Вика не знала – да и откуда она могла знать! – что дедов неоспоримый авторитет и его именитые друзья в Академии Художеств – были всего лишь утешением на старости лет. Что в Академии Мацковского почти не вспоминали, шутка ли, восемь лет как уволился, а незаменимых, как известно, нет. Что через месяц деда не станет.

Марья переживет мужа на полгода. Квартиру, которая принадлежала маминым родителям и которую Вика считала своей, Иван Андреевич приватизирует и переоформит на Марью, обидевшись на дочь «на всю железяку», как выразился Остап. После смерти Марьи все трое Пилипенко окажутся бомжами: наследники потребуют освободить квартиру, согласно решению районного суда.

«Согласно царскому указу, боярам выбили по глазу» – сказал тогда Остап. И уговорил хозяйку малогабаритки, где они ютились втроём в двух смежных комнатёнках, продать ему квартиру с выплатой в рассрочку (уговаривать Остап умел). Первый взнос составил две трети суммы, и хозяйка успокоилась: кто ж у неё купит эту малогабаритку со смежными комнатами, совмещёнными «удобствами», четырёхметровой узкой кухонькой и окнами на помойку? Два года продать не могла, покупатели приходили, смотрели, уходили. А этих прижало, видать, вот и купили…Видать, свекруха невестку вытурила, ну и сыночка следом, раз ему жена дороже матери. Мас-кви-чи недоделанные.

«Недоделанные» оформили сделку нотариально, в договоре значилось, что квартира общей площадью 35 кв.м, жилая площадь 24 кв.м продана с рассрочкой платежей и в случае прекращения ежемесячных выплат подлежит отторжению и возврату прежнему владельцу. То есть, владелице. («Пусть живут, будут платить аккуратно, квартира ихняя будет, а нет – так вылетят пробкой, и деньги не отдам») – решила владелица.

Остапу повезло – успел взять кредит, предъявив в банке справку о зарплате. Зарплата была приличная, кредит тоже, и проблем с покупкой квартиры не возникло. Зато возникли проблемы со здоровьем – у Остапа не выдержало сердце. А кредит надо было возвращать, с процентами, а директор фирмы за постоянные больничные листы потребовал написать заявление «по собственному желанию», иначе уволит по статье «недоверие», а с такой записью в трудовой книжке Остапа возьмут разве что дворником.

Вика об этом не знала. И с незнакомым ей волнением распахнула массивные двустворчатые двери Академии Художеств… На дне открытых дверей будущие абитуриенты писали на листочках вопросы и передавали в «президиум». Отвечали подробно и всем. Вика узнала о том, что при работе с масляными красками потребуется регулярное вдыхание паров разбавителя, а при ручной росписи мелких фигурок нужно будет постоянно сидеть с согнутой спиной. Вика согласна была – и на разбавители, и на сколиоз.

На заданный ею вопрос – возможно ли поступить в Академию сразу после окончания школы? – ответ был бескомпромиссным: из всех факультетов поступить без окончания Художественного училища и без специальной подготовки можно только на факультет архитектуры. Там не такой высокий ценз. В архитектуре потребуется умение делать точные расчёты, а иногда и руководить строительными работами… Выпускники факультета архитектуры – инженеры-строители, там с третьего курса сплошная инженерия, Вике это не надо, она хочет стать художником, а художник-архитектор – это как врач-теоретик…

Выбора у неё нет. Вывешенные в вестибюле Задания для абитуриентов Вика читала с опустошенным сердцем. Рисунок (два задания), живопись (одно задание), композиция (одно задание). Гипсовая голова, карандаш, двенадцать часов; рисунок интерьера, карандаш, пятнадцать часов; композиция из заданных геометрических фигур…

Для специальности архитектура учитывается результат ЕГЕ по русскому языку и математике. Для специальностей – живопись, графика, скульптура, история и теория изобразительного искусства – ЕГЕ по русскому и истории. На предварительном допуске к экзамену абитуриенты пишут цветовые и колористические клаузуры на чувство цвета, тона и цветовых отношений. Вика собиралась писать маслом (холст).

Клаузуры – это задания, направленные на подтверждение практических навыков студентов и на развитие творческого мышления. Результатом клаузуры является макет, набросок, эскиз – любая форма графического представления, демонстрирующая проектную идею в её полноте Кратковременная клаузура концентрирует творческую энергию студента, побуждая к творческой интенсивной работе фантазии. При первом знакомстве с темой надо «схватить» ее основную суть, выявить свое отношение к теме, определить в общих чертах архитектурный и композиционный замысел.

Архитектурная и проектная графика – не её конёк. Но придётся постараться. Вика удивит всех, напишет – подвесные дворы, у неё в запасе год, она над этим поработает…

Вика не знала, что зимой у отца случится инсульт.

Кредит они с Натальей возвращали вдвоём.