Исполнение желаний

Любитель розыгрышей

Если бы две недели назад Игорю сказали, что Славик лежит в коме, он бы рассмеялся. Он и сейчас не мог поверить, что Славик ему не звонил. Да врёт он всё! Просто навещал кого-то в их больнице, а про реанимацию выдумал, только что. Славик всегда любил розыгрыши. Поразмыслив, Игорь окончательно уверился в том, что его разыграли, а он поверил и купился. Простофиля!

Игорь облегчённо выдохнул. Славик продолжал развлекаться, не подозревая о том, что разоблачён. И не ушёл, пока не выпытал у Игоря все подробности его монотонной, бедной событиями, одинокой жизни.

– Ну, насчёт последнего ты не прав. С этим покончено, – торжественно объявил Игорю Славик. – Я тебя одного не оставлю, буду звонить. А летом на дачу к нам приедешь, это уж обязательно. Жена салатов всяких-разных наготовит, шашлычок-коньячок-минералочка… Коньяк для сердца – первое лекарство! Для мужского, разумеется…

Славик балагурил, шутил, вспоминал забавные истории, хохотал над проказами маленького сынишки – как тот залез под диван и застрял, и как он там орал, и как его оттуда вынимали, а Славик не знал кого утешать – Витюшку или жену: ревели с перепугу оба. Славик рассказывал, и Игорю очень хотелось ему сказать, но он всё медлил. И наконец решился.

– Да знаю я всё! И про Витюшку твоего, и про жену, и про дачу…

– Откуда? – оторопел Славик.

– Ты же мне сам рассказывал. Говорил, что в больнице лежишь, а в какой – не говорил. Я ж не знал, что – в нашей. Я бы тебя навестил… Да ты чего? Ты чего, Слав?

Славкино лицо вытянулось. Он удивлённо уставился на Игоря, словно видел перед собой инопланетянина.

– Видишь ли, я не спорю, что ты всё обо мне знаешь. Но не от меня. Я не мог тебе звонить, я без сознания лежал, в реанимации. Меня только вчера в терапию перевели, в коридор выходить не разрешают, я контрабандно, в буфет… – клялся Славик, прижимая руки к груди для пущей убедительности. – Я даже номера твоего не знаю. Тебе, наверное, приснилось это всё… Меньше спать надо на дежурстве, – хохотнул Славик.

– Подожди, ты же сам говорил, что с Разумовским виделся, и он тебе мой телефон дал. Ты же говорил! – кипятился Игорь, которого уже достало Славкино враньё. – Кончай этот спектакль. Артист, тоже ещё мне…

– Валерка? Разумовский?! Да Валерка год как на кладбище! Разбился Валерка, на джипе. Ехали по плато, а под ним пустОты, пещеры карстовые. А машины тяжёлые… Ну, и провалились они, вместе с джипом, в ямину эту… Всех вытащили, а Валерку не смогли. Зажало его там… насмерть. А ты что ж, не знал?

Игорь побледнел.

– Да откуда же… Да что ты мелешь?! Мы с ним пару дней назад разговаривали!

– Не знаю, с кем ты разговаривал… Игорь, а ты часом не того? Не заболел? Может, таблеток каких наелся? У вас же тут всякие есть.

– Всякие – это какие?

– Ну, какие… Галлюциногенные! Раз помнишь, как вы с Валеркой общались…

– А Леночка? Лена Красникова… – непослушными губами выговорил Игорь, уже зная ответ…

Леночка

Лена Красникова никогда не гуляла во дворе, и хотя училась в одном классе с Игорем, за все годы не сказала ему и двух слов. Она не замечала Игоря, как не мы замечаем дерево, мимо которого проходим каждое утро – стоит себе и стоит. В классе девчонки смотрели на неё с нескрываемой завистью, а в глазах мальчишек читалось уважение. Леночка серьёзно занималась фигурным катанием, на которое Леночкины родители не жалели денег. Две тренировки в день – утренняя, до школы, после школы снова спортзал и каток, после катка делать уроки на завтра – практически не оставляли свободного времени, но Леночка занималась с удовольствием и так же, как её родители, мечтала о спортивной карьере фигуристки.

Первыми мечтать перестали родители: с катка девочка приходила с разбитыми коленками, густо покрытая синяками. Синяки не проходили, коленки не заживали. Леночка мужественно не обращала на них внимания, чего нельзя было сказать о её родителях, каждый раз приходивших в ужас от плачевного вида дочери. Умолять и плакать было бесполезно: с коньками пришлось попрощаться.

Синяков больше не было, но с Леночкой творилось что-то странное: она похудела, поскучнела, перестала улыбаться и не радовалась даже великолепным роликовым конькам, купленным родителями в качестве «возмещения морального ущерба». У неё появилось свободное время, но девочка ничем не интересовалась. Посовещавшись, родители отвели двенадцатилетнюю Леночку в цирковое училище. И с удовольствием наблюдали, как сияют дочкины глаза и от улыбки на щеках появляются ямочки.

В училище Леночка проучилась четыре года. Но после того, как сорвалась с трапеции, неудачно упала на батут, не удержалась, свалилась с него и вывихнула локоть (Леночкина мама, увидев её локоть, упала в обморок) – родители наняли дочке репетитора по алгебре и физике и сказали: «Цирка не будет. Ты у нас единственная дочь, ты нам живая нужна. Заканчивай училище, мы не против, но работать в цирке мы тебе не позволим. Поступишь в институт, как все нормальные дети. Окончишь – тогда делай что хочешь.

Решение родителей пришлось принять, тем более что учёбе в цирковом училище они не препятствовали, и Леночка его окончила, параллельно учась в десятом классе общеобразовательной школы и занимаясь с репетиторами. У родителей камень свалился с души, когда она поступила в Станкин. Может, хоть теперь будет жить как «нормальные» девушки, думали Леночкины родители.

Что думала по этому поводу Леночка, они, к счастью, не знали. Как и о том, что к занятиям она относилась с прохладцей, к будущей профессии – с неприязнью, а к сокурсникам – с равнодушием. Её новым увлечением стало кино. После занятий (а нередко и вместо них) Леночка снималась в массовках. Выходные дни проводила на съёмочных площадках. Это был дополнительный заработок, против которого родители не возражали, как не возражали против её увлечения кино. Если бы они могли знать, чем станет для их дочери безобидное хобби…

На съёмках светловолосую девушку с забавной стрижкой и спортивной фигурой заметил режиссёр. Именно такой он представлял себе главную героиню нового фильма, и вот – увидел наяву… Впервые в жизни Леночку пригласили на кастинг. Через год Станкин был забыт, и впереди маячил ГИТИС. Леночкины родители были, как сейчас говорят, не в теме.

Леночка осталась верна себе: стала профессиональным каскадёром. Её знаменитые трюки с элементами акробатики на головокружительной высоте вызывали уважение опытных каскадёров. Как и её ледяное хладнокровие и фантастическое бесстрашие.

Обо всём этом Игорю рассказал… кто же ему рассказал? Да тот же Славка! А сейчас делал удивлённый, непонимающий вид. Артист, одно слово!

– А Лена ещё раньше умерла, первой из нашего класса, – помрачнел Славик. Игорь посмотрел другу в глаза и сразу поверил: Славик говорит правду.

– Мать-то её, говорят, помешалась. Пирожки печет Ленке, платья покупает, деньги на могилку носит. И разговаривает часами. До вечера просидит и уйдёт. Наутро приходит – на могилке ни вещей, ни денег, ничего. Она и рада: Леночка, приходила и всё забрала. Понравилось, значит, ей…. Жалко Ленку, и мать её жалко. Врагу такой судьбы не пожелаешь.

– Подожди… Ты же говорил, она в Штатах живёт, в сериале снимается! Ты же говорил…

– Я… тебе говорил?! Когда? Что ты мелешь?

– Две недели назад, – начал Игорь и осёкся. – Подожди, Митяй…

Игорь и сам не знал, зачем окликнул друга и о чём хотел спросить…

– Митяев! Вам кто разрешил вниз спускаться? Сказано было, из палаты ни ногой! Обратно в реанимацию захотелось? – загремел сзади возмущённый бас. Славик испуганно оглянулся и съёжился под грозным взглядом заведующего отделением. Принесла его нелёгкая…

– Да я никуда, только в буфет… прогуляться решил.

– Вам что было сказано?! Ходить только по палате! Послал бог больного, вчера он в коме, сегодня в буфете. Марш наверх, и бодрым шагом, – скомандовал зав. отделением. Славик извинительно улыбнулся Игорю и послушно побрёл на второй этаж.

Холодный пот

С трудом дождавшись конца смены, Игорь поспешил домой. Не разуваясь прошёл к письменному столу. Телефонная книжка, бережно хранимая со школьных времён, нашлась среди тетрадок со стихами. Игорь набирал номера дрожащими пальцами, и слышал в ответ: «Не знаю… Здесь таких нет».

И когда совсем уже отчаялся, услышал знакомый голос, и радостно заорал в трубку:

– Вера Васильевна! Я Игорь Кашин, мы с Леной в школе вместе учились, в одном классе. Вот я и решил… позвонить.

– Спасибо! Спасибо, Игорёк! Ничего, что я вас так называю? – зазвенел в трубке взволнованный голос. – Спасибо, что позвонили. Что кто-то, кроме меня, помнит Леночку.

– А… как это случилось? – севшим голосом выдавил Игорь.

– Так вы не знаете? Она всегда любила купаться в шторм, не слушала никого. Волной её ударило, о причал… – Вера Васильевна всхлипнула и надолго замолчала. Игорю казалось, что он слышит, как ударяют в каменную стену водяные крутые валы, и шумно откатываются, и вновь бросаются с нечеловеческой силой, разбиваясь о камень, захлёбываясь, бурля кипящей пеной… Или это стучало его сердце?

– Тридцатого июня пять лет будет. Вы приходите… – расслышал Игорь сквозь грохот волн и свист ветра. Торопливо попрощался и повесил трубку.

На висках выступил холодный пот. Противно дрожали колени. Лены не стало пять лет назад, тогда – откуда он знает про неё – всё… Славик тоже ему не звонил. Тогда – получается, что Игорь сошел с ума. Получается, что он всё придумал. И звонки, и друзей, которых на самом деле не было. И был счастлив как никогда в жизни – весь этот год! С того дня, как нашёл на скамейке сотовый телефон радостно-земляничного цвета, который говорил с ним голосами друзей, стоило ему только вспомнить, стоило о ком-то подумать… Телефон, по которому звонили только ему. Игорь не сделал ни одного звонка. Почему он не думал об этом раньше, как и о том, что телефон менял цвет, становясь с каждым звонком всё ярче, и теперь был сочно бордовым, а когда-то – Игорь помнил! – землянично-розовым.

Игорь с удивлением уставился на сотовый, который уже не был малиновым: он был тёмно-бордовым, почти чёрным. Набрал «звёздочка – три нуля – решетка». На счёте оставалось шесть рублей. Игорь вдруг вспомнил тот день, когда, отчаявшись, пожелал обменять все свои оставшиеся годы – все, сколько есть, – на один, в котором он будет счастлив, в котором у него будут друзья и радостное ожидание завтрашнего дня.

Этот телефон, появившийся из ниоткуда, подаренный никем – дал ему то, о чём он просил. И теперь отсчитывал его последние дни. Их осталось всего шесть, понял Игорь и ужаснулся – он сходит с ума? Такого не бывает, не может быть! Оноре Бальзак, «Шагреневая кожа». Рассказать – не поверят…

Да и кому рассказывать? Игорь шел по Яузскому бульвару, и на душе у него была тяжело, как никогда. Телефон молчал, будто понимал, что Игоря сейчас не обрадуют голоса друзей. Друзей, которых… которых нет.