СССР и Гоминьдан. Военно-политическое сотрудничество. 1923—1942 гг.

20 мая 1926 г., заслушав доклад комиссии А.С. Бубнова, Политбюро ЦК ВКП(б) вновь заявило о неизменности своего курса и призвало «обязать кантонских товарищей обеспечить проведение неоднократно подтвержденной директивы… в которой высказывалось решительное осуждение походов на Север»¹⁷⁶. Мнения советских представителей в Китае, напротив, были неоднозначными. М.М. Бородин считал, что летом 1926 г. Северный поход невозможен. 30 мая 1926 г. он писал Л.М. Карахану: «…основная причина, почему Северная экспедиция не двигается вперед, та, что в армии нет единства»¹⁷⁷. Главный политический советник полагал, что военная операция не начнется до тех пор, пока не будут устранены разногласия между тремя армейскими группировками. Однако Л.М. Карахан придерживался мнения о неизбежности похода. Он исходил из того, что только подготовка к крупной кампании может оправдать выделение до 75 % бюджета на содержание армии. Иначе правительство должно отказаться от сохранения в Гуандуне военного положения и сократить войска. Это вызвало бы рост недовольства среди военных. В результате полпред СССР пришел к выводу, что расширение подконтрольных территорий являлось для ГМД необходимым условием сохранения власти.

Советские военные советники при НРА оказались заложниками ситуации. С одной стороны, они должны были ориентироваться на директивы Москвы. С другой – у них не было рычагов для изменения политики ГМД. В связи с этим главный военный советник Национального правительства В.К Блюхер предпочел ориентироваться на текущую обстановку. Работа инструкторов в войсках была продолжена. Более того, Блюхер, совместно с Южнокитайской группой советников, разработал стратегический план Северного похода, принятый Военным советом НРА 23 июня 1926 г.¹⁷⁸

Однако на позицию Москвы эти обстоятельства не повлияли. Альтернативный сценарий, по которому НРА может начать боевые действия за пределами Гуандуна без санкции СССР, не рассматривался. ВКП(б) и ИККИ продолжали возражать против Северного похода до тех пор, пока реальность не заставила их смириться с его неизбежностью. Принятие ГМД самостоятельного решения о начале похода указывало на переоценку Москвой своего влияния на развитие ситуации в Китае. Ограничившись полумерами, повлекшими временную стабилизацию отношений с Чан Кайши, Кремль не изменил суть своего курса. Руководство СССР оказалось не готово признать специфику политической программы Гоминьдана, отказаться от отождествления революционного пути Китая и России.

Таким образом, весной 1926 г. попытка выдвижения КПК на роль лидера в национально-революционном движении, а по сути обеспечения для сторонников компартии ключевых постов в аппарате ГМД и последующего внутреннего переворота в партии, была пресечена Чан Кайши. Тот факт, что после событий 20 марта Кремль ограничился во многом формальными мерами по нормализации диалога с Кантоном, проявив настойчивость в принципиальном вопросе о Северном походе, указывает на неизменность его идейной платформы. Директивы КПК, призывавшие сохранять единый фронт, как и кадровые перестановки внутри советнической миссии, были для Москвы лишь временной уступкой ГМД. Напротив, в Политбюро и ИККИ стала обсуждаться тема усиления внутри его классовых противоречий. Эта риторика задавала тон для продолжения прежнего курса. Отвергнуть саму идею коммунизации Гоминьдана было сложно, так как это подрывало бы классовые основы советской политики. И.В. Сталин уже не мог отказаться от тактики поддержки фракционной борьбы в ГМД. В обстановке усиления противоречий в руководстве ВКП(б) для него было неприемлемо демонстрировать слабость и колебания внешнеполитического курса.

Обоюдное стремление Л.Д. Троцкого и И.В. Сталина выступать в качестве главного толкователя коммунистической доктрины и преемника В.И. Ленина привело к резкому обострению их идейно-политического и личного противостояния. В полемике Троцкого и Сталина важное место занимали вопросы международных отношений. При этом особое внимание уделялось ситуации в Китае и, в частности, вопросу о целесообразности сохранения единого фронта. Сталин стремился к переориентировке Гоминьдана и всего революционного движения через поэтапное исключение из него сначала крупной, а затем и средней буржуазии, что требовало присутствия коммунистов внутри ГМД. Линия Троцкого, напротив, строилась на идее обособления КПК от Гоминьдана и развития под ее руководством массового движения.

Следует отметить, что представления Троцкого о подъеме перманентной революции на определенном этапе не противоречили идее национальных революций на Востоке. Придавая решающее значение в достижении целей массового движения именно пролетариату, он, однако, не выступал открыто против участия членов КПК в Гоминьдане, как и против разрабатывавшейся в 1924–1925 гг. в ИККИ концепции образования в Китае «рабоче-крестьянской (многоклассовой) партии»¹⁷⁹. Весьма показательно в этом аспекте выступление Троцкого 21 апреля 1924 г. на праздновании трехлетия Коммунистического университета трудящихся Востока. В речи отмечалось: «Борьба за освобождение Китая, идеология Сунь Ятсена – это борьба демократическая, идеология прогрессивная, но буржуазная. Мы стоим за то, чтобы коммунисты поддерживали Гоминьдан в Китае, толкая его вперед. Это необходимо, но здесь есть и опасность национально-демократического перерождения»¹⁸⁰. По мнению Троцкого, объединение страны под властью ГМД должно привести к ее ускоренному капиталистическому развитию, что создало бы условия для мобилизации рабочего класса, активизации борьбы за установление гегемонии пролетариата в революционном движении.

Позднее Троцкий вернулся к этому вопросу, но уже с совершенно иных позиций. В работе «Критика программы Коммунистического Интернационала» (июль 1928 г.), рассуждая об итогах и перспективах китайской революции, он пришел к выводу о невозможности существования двухсоставной, двухклассовой партии, выражающей две взаимоисключающие исторические линии: пролетарскую и мелкобуржуазную; а также к невозможности создания в капиталистическом обществе самостоятельной крестьянской партии¹⁸¹.

Отправной точкой для расхождения Л.Д. Троцкого и его сторонников К. Б. Радека, Г.Е. Зиновьева с мнением сталинской группы стали события в Китае 20 марта 1926 г. Выступление Чан Кайши привело оппозицию к осознанию того, что «пропасть между буржуазией и пролетариатом в Китае стала стремительно расширяться», а Политбюро ЦК ВКП(б) отказалось принять меры, чтобы дистанцировать китайских коммунистов от Гоминьдана¹⁸². Троцкий пришел к выводу об отступлении Сталина от первоначального ленинского курса. Озвученное в апреле 1926 г. Троцким и Зиновьевым предложение о выходе коммунистов из ГМД спровоцировало раскол¹⁸³.

29 апреля 1926 г. Политбюро постановило «считать такой разрыв совершенно недопустимым. Признать необходимым вести линию на сохранение компартии в составе Гоминьдана»¹⁸⁴. В июле 1926 г. объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) подтвердил данное решение и одобрил работу делегации ВКП(б) в Коминтерне. Однако дискуссия на этом свернута не была. Обсуждение возможных путей развития революции в Китае продолжалось в ходе подготовки VII расширенного пленума ИККИ. В условиях начала НРА Северного похода и ослабления КПК данный вопрос приобрел особое значение.

В сентябре 1926 г., анализируя развитие революционного движения в Китае в работе «Китайская компартия и Гоминьдан», Л.Д. Троцкий не отрицал заслуги предшествующего этапа сотрудничества КПК и ГМД. Он писал: «Участие компартии в Гоминьдане было совершенно правильным для того периода, когда компартия представляла пропагандистское общество, только подготовлявшееся к будущей самостоятельной политической деятельности»¹⁸⁵. Но затягивание отделения КПК от Гоминьдана Троцкий считал ошибкой: «Ее [КПК] прямой политической задачей должна явиться теперь борьба за непосредственное самостоятельное руководство пробужденным рабочим классом… для того, чтобы обеспечить ему… роль политического руководителя (гегемона) в борьбе народных масс Китая»¹⁸⁶. По его мнению, сохранение КПК в составе буржуазной партии ставило под угрозу сам смысл ее дальнейшего существования. В случае нового «правого переворота» компартия оказывалась бы не подготовленной к нему, лишенной необходимой социальной базы, что неминуемо привело бы к ее разгрому. Успешное развитие Северного похода, с точки зрения Троцкого, делало ситуацию еще более опасной для КПК¹⁸⁷. В случае победы НРА над силами милитаристов и объединения Китая под властью ГМД армия Чан Кайши получала возможность выступить против своего временного союзника – КПК, так как с завершением военной кампании на Севере Гоминьдан утрачивал заинтересованность в поддержке единого фонта с коммунистами¹⁸⁸.

В ходе VII пленума ИККИ этот подход не получил полноценного освещения. Сказалось и временное отступление Зиновьева и Радека от поддержки оппозиции. Связанные с политикой Коминтерна до апреля 1926 г., они искали компромисса с Политбюро. Троцкий, лишившись сторонников, воздержался от активной полемики¹⁸⁹.

С иных позиций рассматривали ситуацию в Китае представители Дальневосточного бюро ИККИ (комиссия в составе Г.Н. Войтинского, М.Г. Рафеса и Н.А. Фокина работала в Гуанчжоу в период 6 августа – 2 сентября 1926 г. – И. В.). Они частично соглашались с мнением М.М. Бородина, полагавшим, что Северная экспедиция неизбежно повлечет политическое поражение Чан Кайши и создаст условия для перехода власти в руки блока коммунистов и левой фракции ГМД. Однако если в ИККИ связывали будущее преобразование Гоминьдана с подъемом крестьянского и рабочего движения, «революционизацией масс», то М.М. Бородин делал ставку на внутрипартийные разногласия в ГМД и усиление позиций Ван Цзинвэя в качестве лидера оппозиции¹⁹⁰.

30 ноября 1926 г. в ходе заседания Китайской комиссии VII пленума ИККИ свое видение ситуации в Китае представил И.В. Сталин. Она, по его мнению, обуславливалась «во-первых, тем, что революция в Китае, как революция национально-освободительная, будет направлена своим острием против империализма; во-вторых, тем, что крупная национальная буржуазия в Китае слаба… что облегчит дело гегемонии пролетариата, дело руководства пролетарской партии в отношении китайского крестьянства; в-третьих, тем, что революция в Китае будет развиваться при обстоятельствах, дающих возможность использовать опыт и помощь победившей революции в Советском Союзе»¹⁹¹.

Исходя из этого, И.В. Сталин предлагал активизировать деятельность коммунистов в ГМД, НРА, массовых объединениях: «Антиимпериалистический фронт будет тем сильнее и могущественней, чем скорее и основательнее втянется китайское крестьянство в революцию»¹⁹². Однако, оппонируя проректору Университета трудящихся Китая П.А. Мифу, он высказался против создания Советов в деревне до их формирования в крупных промышленных центрах. Основной опорой революции Сталин видел пролетариат, а носителем и распространителем новых идей – армию. Будущее национально-революционного движения в Китае он связывал с постановкой, в ходе борьбы с империализмом, вопроса о национализации железных дорог, промышленных предприятий и земли¹⁹³.

Результатом работы VII пленума ИККИ стала резолюция от 16 декабря 1926 г. о положении в Китае, отражавшая позицию Сталина. В ней отвергался буржуазно-демократический характер революции¹⁹⁴. Взамен постулировалась теория ее трехэтапного развития, основанная на выделении основных движущих сил: на первом этапе буржуазия; на втором – блок пролетариата, крестьянства и буржуазии; на третьем – «блок пролетариата, крестьянства и городской мелкой буржуазии, при устранении большей части крупной капиталистической буржуазии»¹⁹⁵. Ключевой проблемой текущего этапа, переходного со второй на третью стадию, объявлялось проведение аграрной реформы. Из этого выводилась необходимость развития массового, в первую очередь крестьянского движения.

В рекомендациях компартии по взаимодействию с Гоминьданом резолюция VII пленума ИККИ ориентировала КПК на содействие в оформлении левого крыла ГМД «без попыток замещения его в руководящей работе членами компартии», последовательную критику колеблющегося центра и систематическую борьбу с правой фракцией. По своей сути, призыв к коммунистам «войти в кантонское правительство для того, чтобы поддержать революционное левое крыло» означал официальное признание курса на содействие только части ГМД¹⁹⁶.

Формально данные решения не исключали возможность сотрудничества КПК и ГМД, призывая их к взвешенным и осторожным действиям, сохранению единого фронта. Однако фактически в декабрьской 1926 г. резолюции ИККИ о положении в Китае получила дальнейшее развитие тенденция к выдвижению КПК на руководящие позиции в революционном движении, углублению в Гоминьдане фракционной борьбы.

Тактика, направленная на раскол ГМД, проявилась в 1927 г. в ходе дискуссии в Гоминьдане о месте размещения ставки Национального правительства (Нанкин – Чан Кайши, Ухань – левая фракция ГМД). В обсуждение этого сугубо внутреннего вопроса вмешался М.М. Бородин, поддержав требование перевода правительства в Ухане. Он считал момент подходящим для разрыва с Чан Кайши. Позиция главнокомандующего НРА в партии, по мнению Бородина, была неустойчивой, а поддержка в армии – недостаточной для подчинения рабочего и крестьянского движений – основной силы КПК и левых. В беседе с секретарем юридического сектора постпредства СССР в Пекине М. Юшкевичем он утверждал: «У Чан Кайши ничего нет. Есть только главком Чан Кайши, а у него, пожалуй, 1-я дивизия, на которую он может положиться. А в Ухане все. Большинство армии за нами. Рабочие и крестьяне за нами»¹⁹⁷. С точки зрения В. К. Блюхера, возможности для разрыва отношений с Чан Кайши после захвата Шанхая были упущены, а его популярность в армии возросла. Однако в переписке с Москвой М.М. Бородин старался представить исключительно собственное видение ситуации¹⁹⁸.

Активность М.М. Бородина настораживала Москву. 15 февраля 1927 г. Китайская комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) направила ему телеграмму: «…в вопросе о местонахождении центрального правительства Вам не следовало ставить себя в положение борющейся стороны, так как это может создать у китайцев впечатление, что Вы проводите личную политику»¹⁹⁹. 17 февраля 1927 г. последовало новое сообщение: «Линию ЦК Гоминьдана в отношении Чан Кайши считаем правильной. Принять меры, чтобы, во-первых, не выпячивался при этом Бородин, дабы конфликт не был расценен как борьба между Бородиным и ЧКШ (Чан Кайши. – И. В.) за влияние, во-вторых, не доводить дело до разрыва с Чан Кайши и ограничиться полным подчинением ЧКШ Нацправительству…»²⁰⁰

Таким образом, в начале 1927 г. наметился очередной кризис в отношениях ИККИ и ВКП(б) с ГМД. Политика СССР продолжала характеризоваться наличием противоречивых тенденций. В духе решений VII пленума ИККИ Москва поддерживала КПК и левое крыло ГМД, но в то же время стремилась избежать эскалации конфликта с правыми, поскольку без сохранения единого фронта невозможно было осуществить переворот внутри Гоминьдана. Окончательный разрыв с ГМД оставлял для КПК возможность прихода к власти только через подъем массовых выступлений. Однако для правящей группы в ЦК ВКП(б) подобный сценарий развития революции в Китае выглядел как уступка троцкистской оппозиции и был неприемлем. Не исключено, что в Москве опасались и компрометации советнического корпуса и, как следствие, обвинений во вмешательстве во внутреннюю политику Китая.

Тем не менее состоявшийся в Ухане 10–17 марта 1927 г. III пленум ЦИК Гоминьдана второго созыва обозначил раскол в партии. Его решения, формировавшиеся в русле политики левых, были направлены на сохранение контроля над массовым движением, усиление коллегиальных начал в руководстве партии, ограничение личной власти Чан Кайши и недопущение установления на подконтрольных ГМД территориях армейской диктатуры. В резолюции «Об объединении революционных сил» пленум формально подтвердил курс на сохранение единого фронта ГМД и КПК, а в «Манифесте к народу всей страны» высказался за дальнейшее укрепление связей с СССР²⁰¹.

В начале 1927 г. Москва вновь предприняла попытку активизировать наступательную политику внутри ГМД. Она сохранила ориентацию на поддержку уханьского крыла, расширение рабочих и крестьянских организаций. Коминтерн разрабатывал идею создания вооруженных формирований, подконтрольных КПК. В то же время Китайской комиссией ЦК ВКП(б) недооценивалось влияние Чан Кайши в войсках и партии, а также опасность реакции Англии и Франции на радикализацию антииностранных выступлений в Китае. Между тем благодаря этим факторам Чан Кайши смог консолидировать в своих руках рычаги управления армией. 12–15 апреля 1927 г. он подавил массовые выступления в крупных промышленных центрах юга страны и 18 апреля 1927 г. создал в Нанкине собственное правительство.

ИККИ немедленно отреагировал на данный шаг. «Воззвание в связи с контрреволюционным переворотом Чан Кайши» (14 апреля 1927 г.) называло главной причиной раскола ГМД противодействие рабочему и коммунистическому движению. Решениями Политбюро ЦК ВКП(б) от 21 и 27 апреля 1927 г. советники были отозваны из ставки Чан Кайши. Фактически это означало окончательный переход к поддержке левой фракции в ГМД. Однако в конце марта 1927 г. в Китай были направлены директивы, обязывающие ЦИК КПК избегать столкновений с Национальной армией в Шанхае²⁰².

Противоречивость установок была вызвана не только сложностью ситуации в Китае, но и очередным обострением внутрипартийной борьбы в ВКП(б). 19–20 апреля 1927 г. Л.Д. Троцкий оценил переворот Чан Кайши как «классовый сдвиг всей революции, полное отстранение низов от „соучастия“ во власти, закрепление военно-буржуазного господства над революцией…»²⁰³. В качестве основных ошибок, допущенных Москвой в ходе китайской революции, он назвал: «Во-первых, подчинение компартии Гоминьдану; во-вторых, отказ от организации Советов; в-третьих, отказ от вооружения рабочих»²⁰⁴. По мнению Троцкого, было необходимо немедленно изменить стратегию КПК: «Не может быть и речи о сохранении того постыдного положения, когда компартия подчинена мелкобуржуазной организации, руководимой крупной буржуазией. Если компартия будет гоняться за Гоминьданом, она не приобретет влияния на массы, облегчит Гоминьдану новый сдвиг вправо и вынуждена будет порвать с ним в наихудших условиях»²⁰⁵. Важным шагом для «классовой передвижки во всем руководстве революции» он считал переход КПК к самостоятельной политике и создание в Китае структур, аналогичных российским Советам рабочих и солдатских депутатов, как основной опоры для консолидации крестьянских и рабочих организаций²⁰⁶.

В конце апреля – начале мая 1927 г. КБ. Радек представил свое мнение о развитии национально-революционного движения в Китае. Он указывал, что индивидуальное членство коммунистов в Гоминьдане и их попытка на этой основе «организовать для борьбы крестьян и мелкую буржуазию» привели к сознательной консолидации правого крыла ГМД²⁰⁷. Последующую политику Чан Кайши Радек трактовал как попытку подчинить Компартию Китая. Ключевой ошибкой последней стала недооценка классовых противоречий между пролетариатом и буржуазией, из чего следовало допущение возможности их совместной революционной борьбы. Радек обвинил КПК и Коминтерн в слабости массовой агитационной работы, прежде всего в рабочей и армейской среде²⁰⁸. Вслед за Троцким он предложил на территории, контролируемой Уханем, немедленно приступить к вооружению рабочих, создать местные органы самоуправления по типу Советов, а параллельно с этим провести ряд социальных реформ: отмену арендной платы за землю, введение восьмичасового рабочего дня, увеличение заработной платы, создание кредитного фонда для мелких ремесленников и т. д. Радек предупреждал об усилении опасности вмешательства иностранных держав во внутренние дела Китая. Тем не менее он предлагал не следовать политике умиротворения, а, напротив, открыто демонстрировать классовый характер революции, привлекая, таким образом, внимание мирового коммунистического движения к проблемам Китая²⁰⁹.

В начале мая 1927 г. Троцкий выступил с критикой тезисов Сталина «Вопросы китайской революции», опубликованных «Правдой» 21 апреля²¹⁰. Он считал переворот Чан Кайши «поражением „аппаратных“ методов руководства, при которых партия ставится перед каждым решением как перед свершившимся фактом»²¹¹. Главной ошибкой называлось «неправильное понимание роли империализма и его влияния на классовые взаимоотношения Китая»²¹². По мнению Троцкого, борьба за выход из полуколониальной зависимости была не способна ослабить политическую дифференциацию классов и создать базу для их длительного сотрудничества в рамках единого фронта²¹³.

Сделав вывод, что конфликт буржуазии и пролетариата в Китае неизбежен, Л.Д. Троцкий вновь подчеркнул необходимость перехода компартии к самостоятельным действиям, в противовес ее текущему, подчиненному положению в ГМД. 24 мая 1927 г. на VIII пленуме ИККИ Троцкий заявил, что «…необходимо поставить вопрос о политической самостоятельности коммунистической партии над всеми другими соображениями, в том числе и над пребыванием в Гоминьдане»²¹⁴. Он рекомендовал КПК организовать собственную ежедневную печать, в которой вести критику политики ГМД; осудить отсрочку «аграрной революции» и «перестройки правительства» до окончания боевых действий; выступать за сотрудничество КПК и ГМД «на основе массовых Советов» и т. д.²¹⁵ В дальнейшем Троцкий предлагал «…министрам-коммунистам выйти из национального правительства, призвать массы захватывать земли немедленно и строить Советы» (28 мая 1927 г.)²¹⁶.

24 мая 1927 г. Сталин в речи на заседании ИККИ опроверг аргументы оппозиции, противопоставив ей «линию Коминтерна»²¹⁷: «Политика поддержки Уханя является политикой развертывания буржуазно-демократической революции… Отсюда участие коммунистов в уханском Гоминьдане… которое не исключает, а предполагает всемерную критику со стороны коммунистов половинчатости и колебаний своих союзников в Гоминьдане. Это участие коммунистов должно быть использовано для того, чтобы… приблизить момент перехода к революции пролетарской»²¹⁸. Сталин не считал текущий момент подходящим для активных действий: «Предлагать теперь… немедленное образование Советов рабочих и крестьянских депутатов и немедленное создание двоевластия, теперь, когда буржуазно-демократическая революция находится еще в начальной фазе своего развития… – это значит дезорганизовать революционное движение, ослабить Ухан…»²¹⁹

Итоговая резолюция VIII пленума ИККИ по китайскому вопросу не отрицала важность предшествовавшего «блока с национальной буржуазией» для развития революционного движения. В то же время ИККИ ориентировал КПК на развертывание аграрной революции, борьбу за гегемонию пролетариата и установление диктатуры рабочего класса и крестьянства. В резолюции подчеркивалась необходимость реорганизации правительства в Ухане и НРА²²⁰.

Таким образом, внутрипартийная борьба в ВКП(б) оказала существенное влияние на формирование политики СССР в отношении Гоминьдана. В ходе дискуссии позиции Сталина и Троцкого кардинально разошлись. Столкнувшись с критикой, лидер ВКП(б) стремился оправдать сотрудничество с Чан Кайши. Признать, что его переворот в апреле 1927 г. был вызван в числе прочего просчетами Кремля, согласиться на выход членов КПК из ГМД, сделать ставку на рабочие и крестьянские организации – означало для Сталина пойти на уступки Троцкому, его сторонникам и усилить оппозицию²²¹.

В этих обстоятельствах Сталин, Бухарин и Молотов избрали тактику комбинирования маневров КПК внутри Гоминьдана и развития массового движения под лозунгами аграрной революции. Однако это не способствовало укреплению контактов с ГМД. Курс, разработанный для единого фронта, призванного объединить две партии, не учитывал интересов и программы ГМД. В итоге это стало причиной для размежевания КПК, ИККИ и ВКП(б) с левым Гоминьданом.

Разрыв единого фронта КПК и ГМД произошел 15 июля 1927 г.²²² В Коминтерне вина за его распад была возложена преимущественно на КПК. Показательно в этом плане мнение М.Г. Рафеса, сотрудника Восточного отдела ИККИ, секретаря Дальбюро в Шанхае и заведующего иностранным отделом ТАСС. В 1927 г. он указывал: «Линия Коминтерна была намечена отчетливо и ясно, и это была правильная линия. Если бы руководство китайской компартии не страдало некоторой массобоязнью, если бы завоевание армии проводилось настойчивее, результаты измены Ухана были бы более плачевны для уханцев, чем для нас»²²³. По его мнению, роковую роль сыграли колебания руководства КПК, которое не имело до конца продуманной стратегии в отношении ГМД. Вывод Рафеса был однозначен: «…та доля ответственности, которая лежит на китайской компартии за поражение в революции, проистекает не из того, что делалась ставка на овладение Гоминьданом, как полагает оппозиция, а из того, что эта линия… проводилась слишком робко и непоследовательно»²²⁴.

В ходе объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) 29 июля – 27 августа 1927 г. Сталин подвел итоги взаимодействия с Гоминьданом на предшествующем этапе. Выступая 1 августа, он резко критиковал Троцкого и его сторонников и оправдывал политику правящей группы в отношении Китая. В частности, Сталин указывал на ошибочность отождествления оппозицией революции в империалистических и зависимых странах. Он доказывал, что на определенной стадии развития «национальная буржуазия колониальных и зависимых стран может поддержать революционное движение своей страны против гнета империализма»²²⁵. По его мнению, это отчетливо проявилось на первом этапе «революции общенационального объединенного фронта», когда Кантон действительно являлся «плацдармом революции», а следовательно, решение о поддержке ГМД было целесообразным²²⁶. Проводя аналогии с событиями 1905–1907 гг. в России, он считал закономерным, что на первом этапе победа над империализмом не была достигнута.

Основную задачу второго этапа, когда центр революционного движения сместился в Ухань, Сталин видел в том, «чтобы толкать уханьских гоминьдановцев влево, в сторону аграрной революции»²²⁷. Требования оппозиции о создании в этот период Советов в Китае он называл «авантюристским перепрыгиванием через левогоминьдановскую фазу развития», когда левый Гоминьдан еще не исчерпал свой потенциал, «не успел дискредитировать себя в глазах масс рабочих и крестьян»²²⁸. Следовательно, разрыв с ним до завершения переходной стадии был преждевременным. Будущее революции в Китае Сталин связывал с третьим – советским – этапом, который начнется с подъемом массового движения крестьянских и рабочих союзов, убедившихся в необходимости свержения гоминьдановского режима.

Таким образом, основные ошибки оппозиции И.В. Сталин видел в следующем: «Оппозиция не понимает характера и перспектив китайской революции; не видит разницу между революцией в Китае и революцией в России, между революцией в колониальных странах и революцией в странах империалистических; оппозиция рвет с ленинской тактикой в вопросе об отношении к национальной буржуазии в колониальных странах на первом этапе революции; не понимает вопроса об участии коммунистов в Гоминьдане; нарушает основы ленинской тактики в вопросе о соотношении между авангардом (партией) и арьергардом (миллионными массами трудящихся); оппозиция рвет с резолюциями VI и VII пленумов ИККИ»²²⁹.

Точка зрения Сталина была полностью поддержана объединенным Пленумом ЦК и ЦКК ВКП(б). В резолюции о международном положении от 9 августа 1927 г. также содержались обвинения в адрес КПК и троцкистской оппозиции. В политике компартии усматривались правый уклон, к которому ее руководство «скатывалось вопреки директивам Коминтерна»²³⁰, неверное противопоставление аграрной и национальной революции, отрицание неизбежности классовых противоречий внутри единого фронта. Основной ошибкой Л.Д. Троцкого называлось непонимание специфики китайской революции²³¹. Задержка выхода КПК из ГМД и организации Советов оправдывалась несвоевременностью этих мер в ситуации, «когда Гоминьдан еще вел революционную политику»²³². Поражение КПК объяснялось соотношением классовых сил, слабой организацией рабочего движения, систематическим отклонением директив Коминтерна.

Однако разрыв Уханя с коммунистами делал невозможным продолжение прежнего курса ВКП(б) на переориентировку платформы ГМД изнутри. Утратив связь с аппаратом власти, КПК лишилась каких-либо возможностей воздействовать на политику Гоминьдана. Вынужденный отказ от тактики маневрирования в ГМД привел к необходимости срочного обоснования политической линии Москвы. Летом 1927 г. общая концепция нового этапа китайской революции была сформулирована Сталиным и развита Бухариным. Она была рассчитана на активизацию массового движения при гегемонии КПК, подъем аграрной революции. Предполагалось, что компартия будет вести самостоятельную борьбу за установление в стране диктатуры пролетариата и крестьянства в форме Советов²³³.

По мнению Чан Кайши, окончательный распад единого фронта «вынудил Сталина принять на вооружение идеи Троцкого об образовании сепаратного советского режима в Китае…Для обоснования подготовляемых им накануне XV партсъезда ВКП(б) нападок на Троцкого Сталину было необходимо, чтобы китайские коммунисты подняли ряд городских восстаний, что послужило бы доказательством его конечной правоты…»²³⁴. Слабо подготовленные выступления в Наньчане и Кантоне были быстро подавлены войсками Чан Кайши²³⁵. Однако для достижения Сталиным цели ликвидировать оппозицию это не имело принципиального значения. В декабре 1927 г. XV съезд ВКП(б) единогласно одобрил резолюцию по отчету Центрального комитета, которая признавала несовместимость принадлежности к оппозиционной фракции с пребыванием в партии²³⁶.

С подавлением объединенной оппозиции в ВКП(б) и свертыванием сотрудничества Москвы и Гоминьдана обсуждение вопросов китайской революции не было завершено. На рубеже 1920—1930-х гг. представителями ВКП(б) и Коминтерна был опубликован ряд работ, в которых дан анализ развития событий в Китае с позиций критики КПК и оппозиционной фракции в ВКП(б), обвинения ГМД в отходе от принципов Сунь Ятсена и идеалов мирового революционного движения²³⁷. В конце 1920-х гг. в обстановке эскалации кризиса советско-китайских отношений обсуждение политики Гоминьдана приобрело особую остроту.

На совещании китайской комиссии Коминтерна от 13 октября 1929 г. по этому поводу отмечалось: «Нанкинский Гоминьдан давно уже переродился, и теперь уже нанкинское правительство является прямым выразителем империалистических интересов… он [ГМД] представляет одно из крыльев контрреволюции в Китае и выражает как раз интересы крупной промышленности, китайской буржуазии в наиболее концентрированной форме, чем это делала раньше до весны 1928 г. группа, возглавляемая Чан Кайши»²³⁸. На заседании, проходившем в ноябре 1929 г., представитель Профинтерна в Китае А. Масси наиболее вероятными следствиями этого процесса назвал попытки западноевропейских держав «увлечь Китай в антисоветский блок» и очередной раздел Поднебесной «между провинциальными чиновниками»²³⁹. На этом фоне, в результате вооруженного конфликта на КВЖД, последовал разрыв дипломатических отношений СССР с Китайской Республикой.