Читать книгу: «Перевоз Дуня держала… Это он – мой мужчина!», страница 8

Кажется, только Варю волновало их общее семейное положение, то, что их официальные браки на самом деле не действительны. Остальные чувствовали себя свободно и раскрепощено. Саша и Таня, венчанные в церкви супруги, вели себя как старые добрые знакомые, друзья. Борис так же, похоже, ни о чём не переживал. Или не знал. Но Варя-то всё знала, так же как и Таня, и не начать разговор об этом с ней не могла.

– Танюша, прости, что я лезу в ваши семейные дела, но, всё-таки, спрошу – вы с Борей муж и жена?

– Да, – удивилась вопросу Таня, – в восемнадцатом году справку получили из ВЧК, что муж и жена⁴⁰, а потом в ЗАГСе расписались, – и усмехнулась, – как только они появились.

– Но как же, – растерялась Варя, – а венчание с Сашей? Клятвы перед Богом?

– Варюша, я не верю больше в бога. Ни в бога, ни в чёрта, ни в ад, ни в рай, ни вообще в загробную жизнь. Верю в человека и в ангела-хранителя. Ангел человеку помогает, направляет и предостерегает, а тот уже сам решает – прислушиваться ли к нему или выстраивать свою судьбу самостоятельно в существующих обстоятельствах. Мы когда с Борей сошлись, он мне так сказал: «Танюша, тот мир, в котором мы жили, закончился. Его больше нет, и не будет никогда. Дверь закрыта на замок, а ключ выброшен в море. Мы начнём жить с чистого листа, как будто нас тех, прежних, не было. Есть только наша совесть и любовь. Вот согласно им мы и будем строить нашу жизнь». Я прислушалась к себе и поняла, что эти его слова делают меня счастливой. Освобождают от обязательств и перед богом, и перед Сашей, потому что нет ничего в мире важнее любви и твоей внутренней чести, честности перед самим собой. Мы ведь с Сашей никогда не любили друг друга. Обвенчались из ложных представлений об обязательности нашего союза. Я уже давно понимала, что люблю Борю. Рыдала, провожая Сашу на фронт, не о нём, а о без вести пропавшем Борисе. В ноябре семнадцатого, когда венчались, была так напугана тем, что творилось вокруг, что просто хотела за что-то зацепиться в жизни. Думаю, что и он испытывал нечто подобное. Знаешь, у нас ведь кроме первой брачной ночи, ничего больше не было. Ни он, ни я не хотели друг друга. Когда я с папенькой, маменькой и родителями Саши оказалась в Москве, и Анатоль Ларионович признался, что Саша не приедет – испытала облегчение.

Кузины замолчали. Таня, видя, какое шокирующее впечатление, произвели её слова на Варю, решила перевести разговор на другую тему:

– Как тебе наша квартира? Уютная, правда? И без соседей. Не хоромы, конечно, в которых мы жили до революции. Я вот сейчас думаю – зачем нам были нужны целых три этажа?

– Да, я помню, как родители горячо спорили, когда матушка уговаривала батюшку напроситься в гости к вам на Рождество. Батюшка сердился, что неудобно стеснять родственников.

– А мой ворчал, что будет толчея, как на вокзале, – рассмеялась Таня, – А сейчас в двадцати метрах счастлива.

– Мы с Сашей в Париже с десяти метров на чердаке начинали.

– А мы с Борей в Одессе с общежития. Потом в коммуналку перебрались – то-то было счастье! В туалет по расписанию, но уже не в один на этаже, а всего лишь на пять семей. И плита со столом на общей кухне своя собственная. Да, и ещё телефон! Мы отдельное жильё только перебравшись в Москву получили. Ещё не отвыкли радоваться.

– Где вы с Борисом встретились? Как нашли друг друга?

– В Одесской больнице. Я санитаркой работала, выполняла самую грязную работу, но и той была рада. Есть крыша над головой. Раз в день кормили. Работа вытесняла горестные мысли о будущем, не давала расслабиться, жалеть себя. Мы ведь в восемнадцатом все заболели испанкой. Сначала папенька и Анатоль Ларионович, потом маменька и Пульхерия Андреевна. Мой молодой организм сопротивлялся дольше всех. Но потом и я свалилась. Когда очнулась, поняла, что оказалась с этим миром один на один. От родителей даже могилки не осталось. Некуда было пойти, поплакать. Куда было деваться? Потому и напросилась на работу в больнице. К нам с улиц ещё живых бездомных привозили, я их обмывала, одежду меняла. Так Борю и встретила. Не было в этот день никого счастливее меня на всём белом свете… А вы когда с Сашей сошлись?

– В двадцать седьмом в Париже. Я тогда певичкой была в ресторане. Там и встретились… Вообще, мы с ним ещё до этого дважды пересекались. В шестнадцатом году в военно-полевом госпитале, я там сестрой милосердия работала, а его раненого привезли. И в двадцатом в Крыму под Керчью в пересыльном пункте для пленных белогвардейских офицеров. Я была членом «тройки».

– Тройки? А что это?

– Тройка, определяющая судьбу пленных. Кого – в расход, кого отпустить на все четыре стороны, кого к себе переманить.

– Господи, ты, боже мой! – всплеснула Таня, напрочь забыв, что уже давно вычеркнула Бога из своей жизни, – А ты-то как туда попала?!?

– Пришлось… Я и после революции продолжала работать медсестрой. Привязался один с ухаживаниями. По-хорошему не понимал, я его грубо отшила, а он злобу на меня затаил – «Ишь, ты, краля какая! Брезгуешь, значит, рабочим пролетариатом? Белая косточка, голубая кровь, значит?» Подловил пьяный с дружками после смены… Избили, изнасиловали. Меня спасло только то, что рядом с больницей это было. Спасли. Выскребли. Зашили. Пока приходила в себя, поняла – не получится отсидеться в норке. Когда-нибудь такое опять повторится. Пришлось принять кардинальное решение… Танюша, не рассказывай это никому, ладно? Даже Боре. Саша об этом не знает. Не могу ему рассказать… Всё на Бога ссылаюсь, что деток не послал, а на самом деле…

Варя обхватила себя руками и отошла к окну, чтобы справиться с болью, которая не отпускала её уже почти сорок лет. Таня подошла к ней и обняла сзади, тихо сказала:

– У нас тоже детей не случилось. Раньше бы тоже сказала: «Бог не дал». А сейчас думаю, что из-за испанки.

– Почему вы не уехали заграницу? Почему решили остаться? – спросила Варя, чтобы сменить тему.

– Боря так решил, – пожала плечами Таня, – а мне было всё равно, лишь бы с ним. Хоть в Харбин, хоть в Лондон, хоть к белым, хоть к красным… Знаешь, мне иногда такие дурацкие мысли в голову приходят… Что эта война, революция – всё это для того, чтобы соединить меня с Борей. Глупо, конечно… Но я так чувствую… Как будто я под его кожей… А он под моей… Не знаю, как это ещё сказать…

Варя вздрогнула от слов подруги. Ей вспомнились заключительные слова песни, которую она пела только для Саши:

…Иметь одного под своей кожей-

худшее из зол.

Но это знание любви

В её истинном свете.

И я говорю, что вы должны прощать,

когда женщина отдает себя всю

За мужчину, которого она любит.

На этой земле

моя единственная радость,

моё единственное счастье

Это он – мой мужчина.

³⁹ – неудачное сражение 26-30 августа 1914 года, в результате которого произошло беспорядочное отступление русской армии, и около 30 тысяч человек при 200 орудиях пяти дивизий 13-го и 15-го корпусов были окружены в районе Комусинского/Конюшинского (Грюнфлисского) леса. В ночь на 30 августа командующий 2-й армией генерал Самсонов, находившийся среди окружённых частей, застрелился (из Википедии)

⁴⁰ – из работы С.Гаврова «Историческое изменение институтов семьи и брака»: «…После Октябрьской революции 1917 года в России стали распространяться идеи женского равноправия… О браке стали говорить, как о любовном и товарищеском союзе двух равных членов коммунистического общества, свободных и одинаково независимых. Советское государство с первых дней своего существования приступило к активному реформированию гражданского законодательства, в том числе в части, регулирующей брачно-семейные отношения. Прежде всего, из процесса этой регуляции была исключена Православная церковь. Так, уже в 1917 году «18 декабря отнята у церкви регистрация рождений и браков. 20 декабря введен гражданский брак как единственно имеющий юридическую силу». Обсуждение проекта нового кодекса законов о браке и семье в начале 20-х годов сопровождалось призывами к отмене любых форм регистрации брака, в том числе и светской государственной регистрации: «Уничтожая суеверие необходимости церковного венчания для законности брака, нет надобности заменять его другим суеверием – необходимости облечения свободного союза женщины и мужчины в форму регистрированного брака». Второй советский кодекс законов о браке, семье и опеке был принят в 1926 году, где фактическим признавался брак, которому соответствовали следующие условия: «Факт совместного сожительства, наличие при этом сожительстве общего хозяйства и выявление супружеских отношений перед третьими лицами в личной переписке и других документах, а также, в зависимости от обстоятельств, взаимная материальная поддержка, совместное воспитание детей и пр.».

21 августа – 22 ноября 2021г