Неожиданно состав поезда медленно, без предупреждения станционного предсказателя тронулся. Остановка действительно оказалась не долгой. Путники, сквозь свору сцепившихся собак, быстрым шагом направились к своим вагонам. Некоторые “шавки”, поджав хвосты, разбежались в разные стороны, при виде приближающегося, перескакивающего рельсы парня. Тот попытался быстро обойти метающихся, рычащих псов.

И все у них в порядке

Есть кобеля, есть суки.

Первые ходят на блядки,

Вторые рожают в муках. [13]

Резкий удар из тьмы, кулаком в лицо, сбил с ног Слугу. Другой незадачливый пассажир, носком сапога, добил поднимающегося парня, в живот. Сверху, по макушке, сокрушился удар каким-то тяжелым предметом.

А в этом месте

По-другому не прожить. [13]

Слуга, отскочив в сторону, что бы подняться, наугад наотмашь размахивая кулаками, по наглым собачьим теням, допрыгнул до движущегося состава, вскочил на ходу, в уже не свой, а один из последующих вагонов. Сквозь, рассаживающихся по вагону, новых везунчиков-бродяг, переступая огромные сумки, через темный шатающийся подозрительный тамбур, отряхиваясь, направился к своему предшествующему вагону, по ходу поезда.

А те, что становятся старше

Незаметно уходят,

Им просто становится страшно,

Они устают от погони.

У стаи все тверже мышцы,

Сомнений все меньше и меньше,

Движенья становятся резче,

Поступки становятся жестче.

А в этом месте

По-другому не прожить. [13]

В свободном вагонном грязном туалете, Слуга умылся от кровяных последствий буйной остановки, рассматривая себя в зеркале. Снял, прикрывавшую голову, разорванную шапочку, которая смягчила последний удар по голове, отряхнулся. Под правым глазом назревал смачнейший синяк.

А по утрам им хочется плакать,

Да слезы здесь не в моде.

К черту душевную слякоть

Надо держать породу.

Надо угробить время,

Чтоб вечером снова быть в форме.

Взвоет псиное племя,

Значит снова все в норме. [13]

Подмятый он подошел к своему боковому пристанищу. Но его место в плацкарте было занято милейшим закутанным квартетным семейством, по-свойски рассевшимся на разложенном месте. Детки, съежившись, глазами-бусинками рассматривали утихающих пассажиров.

– Кто раньше встал – того и тапки. – Проводница деловито поглядывала из-за плеча.

– В моем случае наоборот.

– Иди, присядь возле кого-нибудь. Я, сейчас, что-нибудь придумаю. Придется опять спать сидя.

А в этом месте

По-другому не прожить. [13]

Даже не забрав свои вещи, пройдя немного по ходу движения, Слуга скромно с краю присел на нижнее место, возле одного из холмиков свернувшихся одеял. Там кто-то небольшой и тихий. Ни храпа, ни вздоха, ни запаха. Слуга сел, ровно оперся о перегородку плацкарта, пытаясь успокоиться, замедляя амплитуду дыхания, закрыл глаза.

Кто-то небольшой и тихий, во сне, постепенно уютно выпрямляясь под одеялом, по-женски засунул во сне носки ног, под сидящего рядом спутника. Приятные флюиды, невидимой волной, заполнили душевный вакуум.

Рядом был неизвестный близкий человек. Слуга заботливо укрыл пригревшиеся ноги замерзшего создания и мирно заснул.

***

– Остановка!

От крика проводницы, резкого торможения поезда, люди начали просыпаться. Слуга, потягиваясь, оглянулся на новобранное пассажирское общество. Лучи солнца, медленно пересекающего границу горизонта, насквозь просветили вагон.

Аккуратно протирая рукой сонные глаза, один из которых отличался пурпурной, спектральной отметиной, придерживаясь за перегородки и спальные полки плацкарта, парень побрел, в залитый солнцем, потертый тамбур. Невозможно налюбоваться осенним крымским степным пейзажем под еще низким гигантским Светилом. Даже, одинокое облезшее станционное строение, гармонично вписывалось в выцветшую обмерзшую блестящую прерию. Чистое небо, сквозь вспышки отблесков солнца, голубизной отражалось в кусках разбитых стекол, контрастных окон степного вокзала.

Время остановилось.

***

– Скоро море.

Приятная девушка неслышно, незаметно зашла в светлый тамбур вагона. Став за спиною Слуги, она сквозь его засвеченный контур, тоже любовалась скупыми выгоревшими степными красками, прореженными лоскутами, плавящихся ледяных корок краев луж.

Человек, мельком взглянув на нее, надолго запомнит этот образ, освещенный яркими глубокими глазами, пронизанными утренними, почти горизонтальными лучами, ясной, светлой, легкой улыбкой, отражающей неугомонную звонкую солнечность.

Поезд тронулся.

Ева направилась обратно, в вагон.

***

Слуга еще немного, в непонятной воодушевляющей прострации, посмотрел вдаль, закрыв дверь вагона, пошел в салон плацкарта, присев на свое ночное место.

Солнца свет и сердца звук,

Робкий взгляд и сила рук,

Звездный час моей мечты,

В небесах. [14]

Незнакомка сидела рядом за пустым чистым столом, бесцельно глядя в крымскую выгоревшую даль. Оказывается это она – неизвестный близкий и тихий человечек, который притаился под живым сопящим холмиком одеял.

Долгий век моей звезды,

Сонный блеск земной росы,

Громкий смех и райский мед

В небесах.

На заре голоса зовут меня. [14]

Непонятное предчувствие, внутренним ознобом, прошлось внутри, замершей у окна Евы. Оказывается это он – тот нежный, заботливый и неизвестный друг, который укрывал ее ноги, делился с нею своим теплом.

Ровный бег моей судьбы,

Ночь, печаль и блеск души,

Лунный свет и майский дождь

В небесах.

На заре голоса зовут меня. [14]

До конца поездки, не замечая суеты окружающих пассажиров, смиренная пара остановилась на целую вечность, на бесконечный час.

***

Состав медленно прибыл на станцию.

Погода изменилась. Небо затянулось светлой серой пеленой, с отдельными темными перьями небольших быстрых облаков.

Ева одна из первых вышла на платформу, аккуратно ступая по знакомым переходам, перепрыгивая тротуарные плиты и подмерзшие лужи, быстро, сквозь порывистый ветер, направилась домой.

Безотказный Слуга, грустно созерцал уходящую незнакомку, послушно помогал провинциальным импозантным, поэтическим старушкам, своему судьбоносному квартетному семейству, вынести из вагона неподъемную кладь.

Холодный приморский ветер, контрастно встречал прибывших укутывающихся странников, как опавшие скрученные листья, поддувал по разные стороны вокзала.

Стоя на пустынном перроне, разглядывая незнакомый приморский вокзал, Слуга не спеша одел, приглаживая и поправляя, подтрёпанную вязаную Надеждой шапочку.

– Ваши документы?

К чудаковатому гостю, с подбитым затененным глазом, в рваном головном уборе, развивающимися на ветру потрепанными нитками, незаметно подошел дежурный патруль милиции. Дуэт блюстителей оглядывал пришельца с угрожающей серьезностью. Тот достал документы, передал сине-сиреневому, превысившему стандарты склонности к полноте, ехидно улыбающемуся, местному стражу. Внимательнейший "мусорок", сморщив лоб, деловито длительно изучил документ, ничего подозрительного не заметив. Приветственная улыбка медленно исчезла с его круглого лица.

– Пройдемте. – Грозный баритон преобразился в расстроенный дискант. – Прочему у тебя вид такой…, странный…, неопрятный?

– Муха – источник заразы, -

Сказал мне один чувак.

Муха – источник заразы?

Не верь это не так!

Источник заразы – это ты. [15]

Трио направилось в дежурное отделение милиции. "Мусорок", с недоверием, неугомонно, поглядывал на приезжее "насекомое". Следующий сержантствующий мент, более-менее равнодушно, ступал рядом.

Муха моя как пряник -

Толстая и блестит.

Муха моя как пряник,

Имеет опрятный вид.

Не то, что ты -

Источник заразы. [15]

***

В отделении милиции длительный допрос, чужеземца, дежурным майором милиции, закончился аподиктической дискуссией. Представитель органа дознания, спокойно курил в сторонке. Слуга, сидя за пустым столом, наблюдал за хладнокровной реакцией философствующего правоохранителя.

Сколько тебя кормил я -

Ругань одна в ответ.

А скольких мух убил я?

Несчастных на свете нет.

А ты все жива?!

Источник заразы!

Вместо мухи прихлопнуть

Надо было тебя.

Прихлопнуть, прищелкнуть ногтем

Но пожалел я тебя,

Источник заразы.

А зря! Источник заразы. [15]

В ходе диалога, отношение блюстителя приобрело характер уважения, солидарности и взаимопонимания к собеседнику. Майор встал, задумавшись, посмотрел в окно.

– Относительно долго, мы еще будем наслаждаться плодами деградации не только функционеров представителей власти, но и наблюдать за прогрессирующими, и без того, уже, потемневшими, нашими маргинальными ценностями. – Он закрыв журнал опроса, молча, вышел из кабинета.

Слугу конвой завел в пустое помещение "обезьянника", громко захлопнув ним дверь.

***

Благодаря стараниям двоюродного брата, представителя другого, "комитетского" органа власти, несправедливо заключенный Слуга, через час уже вдыхал свободный приморский воздух, любуясь светлой природой. Родственный спаситель и его блудный сын, ожидали на привокзальной площади. Мальчишка, немного в стороне, исподлобья поглядывал на чудного, непонятного разумного "чувачка", с подбитым затененным глазом, в рваной шапочке, со смешно развивающимися потрепанными вязальными прядями. Он, стесняясь быть замеченным, отцом и странным гостем отвернулся, растягиваясь в детской улыбке.

– Здравствуй, Иосиф. – Двоюродный брат, с серьезным деловым видом, пожал руку Слуге, нравоучительно поглядывая на зубоскалящего смущенного сына.

Но он тоже, чтобы не засмеяться в лицо, отвернулся, сдерживая гримасу.

Одновременно ощутив комичность ситуации, компания синхронно взорвалась громким залпом смеха.

***

Одним из последующих вечеров, сидя за журнальным столиком, в своей рабочей сторожке отеля, Слуга делал "кайтар". Согласно местных крымско-татарских традиций, "женил" заваривавшийся чай.

В углу комнаты работал старый, казенный телевизор.

Трудно стоять на тонких ногах.

Загнанный в угол четвероногий,

Испуганно ждет щелчка

В уютной чужой берлоге.

Эй, там, на кухне, закройте дверь!

Пахнет паленым, хочется ветра.

Полированный стонет зверь

В чьих-то квадратных метрах.

Оставьте меня – я живой!

С вами говорит телевизор.

Я буду думать своей головой.

С вами говорит телевизор.

Я не хочу называть героев.

С вами говорит телевизор.

Я не хочу говорить о крови. [6]

В передаче программы, транслировались океанские мотивы, с огромными китами, выпрыгивающими из воды, с плеском падающие обратно.

– Некоторые исследователи предполагают, что с помощью шума, возникающего при падении в воду, кит общается со своими товарищами, он как бы говорит им: "Эй! Вы все слышите? Я здесь!" А может быть, киты выпрыгивают из воды, чтобы получше оглядеться вокруг. Или они, таким образом, стряхивают надоедливых паразитов, живущих на их коже…

– В Черном море нет китов… – В дверь комнаты незаметно заглянул Мальчишка. – А мы опять поссорились… Можно зайти?

Слуга, обрадовавшись нежданной встрече, налил пиалу чая, приглашая гостя за стол.

– А ты опять бездельничаешь? Что, ушел из дома? Заходи.

– Говорят, незваный гость хуже татарина. – Юнец нерешительно зашел в комнату, рассматривая, подняв восточную пиалу с чаем.

– Еще неизвестно, кто у кого в гостях. Ты знаешь, люди ссорятся, потому что, не готовы понять друг друга. Хотя, чтобы договориться, иногда даже, не требуется речи.

– Это как? Жестами что ли?

– Речь – это данный нам, всего лишь, один из способов, передачи информации. И кстати, именно с помощью речи, разжигаются конфликты и ссоры. То, что можно использовать во благо, человечеством используется во вред.

– Заставь дурака Богу молиться – он и лоб разобьет. – Задумчиво рассуждая, подытожил подросток.

Слуга, одобряя, оценивая, посмотрел на Мальчишку.

– Это, точно. Хотя, и жесты, могут быть выразительными. Умение говорить о многом, не произнося не слова, известно испокон веков. А в изобразительном искусстве, вообще существует такой вид сценического мастерства. Называется – пантомима. Движения, жесты такого артиста настолько выразительны, что могут взволновать или рассмешить зрителей, создав перед ними разные характеры и истории. Представляешь, без единого произнесенного слова.

Мальчишка, с интересом заслушавшись, смутился, когда заметил на себе взгляд Слуги.