Это моя третья книга Ивана Шмелева. Первая Иван Шмелев - Лето Господне , до чего же теплая, добрая и вкусная, главному герою 6 лет. И вот он, этот мальчик, женится и совершает паломничество, свадебное путешествие на Валаам об этом Иван Шмелев - Старый Валаам . В семье Шмелевых родился сын , затем революция, которую писатель не принимает, семья переезжает в Крым , единственный сын расстрелян. Солнце мертвых рассказывает о красном терроре в Крыму в 1920-1921 годах. Это , пожалуй, самая сильная и пронзительная книга о гражданской войне , где не о войне , а ее последствиях. Репрессии, расправы , с ноября 1920 года по конец 1921 года в Крыму физически уничтожались все классовые враги советского государства, оставшиеся на полуострове после эвакуации армии Врангеля. В коллективном труде французских историков «Чёрная книга коммунизма» эти события названы «самыми массовыми убийствами за всё время гражданской войны». Страшно...
Я даже высчитал: только в одном Крыму, за какие-нибудь три месяца! — человечьего мяса, расстрелянного без суда, без суда! — восемь тысяч вагонов, девять тысяч вагонов! Поездов триста! Десять тысяч тонн свежего человечьего мяса, молодого мяса! Сто двадцать тысяч го-лов! че-ло-ве-ческих!! У меня и количество крови высчитано, на ведра если… сейчас, в книжечке у меня… вот… альбуминный завод бы можно… для экспорта в Европу, если торговля наладится… хотя бы с Англией, например… Вот, считайте…
Страшно и жалко , жалко всех : расстрелянных офицеров, избитых и убитых стариков, девочек и девушек, торгующих своим телом за краюху хлеба, умерших от голода детей , мать, которая на коленях вымолила тело своего сына, заколотого шампурами и счастлива уже от того, что может сама похоронить его.
Спокойней в земле, старик. Добрая она — всех принимает щедро
Жалко и животных, так описать их участь умеет только Шмелев, что читая о павлине или лошадях ком подступает к горлу. Книга писалась в 1923-м году и безусловно личная трагедия , расстрел сына Сергея, наложила отпечаток на это произведение. Многие писатели назвали " Солнце мертвых" самым сильным произведением Ивана Сергеевича Шмелева. На меня книга оказала неизгладимое впечатление , мнение "читать!"
Странноватый выбор для первой книги нового года, но этот случайно купленный «томик» уже который год так настойчиво смотрел с полки: возьми меня. И я, наконец, взял, дабы пере(про)читать.
Эпопея. Книга-оксюморон — от названия до финала. Живые мертвецы (люди, животные, даже деревья) и одушевленные, ожившие скалы-камни (дышащий Чатырдаг и т.д.), выступающие в роли местных богов, жизнь и смерть, слившиеся неразрывно.
Безумно красивый, близкий мне на генетическом уровне — я и сам почти такой же себе придумал в 16 лет, сидя у себя в комнате, не знающий ещё ни Шмелёва, ни кого-то другого похожего — язык, с одной стороны, и страшное, уродливое описываемое этим языком. Цветущий Рай, ставший выжженной пустыней: сгорело все — деревья, дома, живность, смыслы, люди сгорели, почти все — изнутри, а некоторые — так и буквально.
И знаете, что мне показалось самым страшным? Нет, не пришлые варвары-матросы, изображенные как-то даже немного лубочно: все как на подбор — убийцы с бычьими шеями и пудовыми кулаками, крепкозубые, отбирающие «излишки» и пирующие среди всеобщего голода, запивающие кровь вином и наоборот. Им-то что? Они сюда за этим и пришли — наказывать и добивать, убивать в ночи и посредь бела дня. У них сила, наганы, декреты, сало и вино. Дожгут здесь — покатят дальше. «Мировой пожар в крови — Господи, благослови!».
Нет, страшнее всего варвары местные, обманутые «своей» властью «простаки» (не все, конечно, из этих простаков варвары). Ведь именно они превратили свой некогда прекрасный уголок в пустыню, обрадовавшиеся, что пришла «их» власть, что теперь «усе общее», — разломавшие опустевшие дачи и растащившие последнее, сгубившие сады и виноградники, в которых сами работали: теперь все общее, то есть ничье, тащи, братва, жги то, что строилось годами и трудом тех, кто в подвалах сгинул или за море уплыл, если повезло. Неспособные к созиданью (или, может быть, не наученные оному?) они ждут, что теперь им все дадут, как обещали, ведь они «трудящиеся», не буржуи-интеллигенты какие-то, а пока не дали, мы порастащим, что от буржуинов осталося. Интересно, что первыми «опомнившимися» оказываются все-таки люди с какой-никакой профессией — слесарь Кулеш (мастер, чей талант оказался невостребованным), почтальон Дрозд («культурный» представитель народа, известный тип человека), рыбаки, добытчики, оказавшиеся в плену у новой власти, ибо даже сапоги им выдают только на время работы.
Настоящими трудящимися же оказываются как раз недобитые «баре»: учительница со старенькой мамой, из последних сил спасающие свой огородик, профессор, не бросивший свою работу, доктор, фиксирующий свой опыт, повествователь, день за днем ищущий прокорма для себя и своих птиц, и даже дьякон…
И вот с одной стороны у нас — повествователь, разговаривающий со своими «курочками» и даже хоронящий их (!) — вот тут уж совсем странно даже мне, но тут, видимо, было важно подчеркнуть, что в этих «курочках» больше живого и человеческого, чем в оставшихся людях (помните, кстати, рассказ Замятина «Дракон»?), и доходягу доктора, отдающего последнюю горсть гороха чужим детям, чтобы потом питаться «горьким миндаликом» (да-да, все, что осталось от его прекрасного сада), и «трудяшшихся», здоровых мужиков, ворующих у семей с детьми последнюю надежду — козлика, коровушку, уточек и т.д. Но и этим воздалось в итоге, сдохли после побоев. Именно сдохли, в то время как доктор сгорел, подобно некоторым староверам, вознесшимся вместе с дымом к Господу.
И — замечу — все это до Сталина, все эти сотни и тысячи расстрелянных и ограбленных, согласно декретам или пьяному угару. Без Дзержинского, Ягоды, Ежова, да даже Ленина (конечно, без их непосредственного участия), а токмо потому что власть есть, наган руку жарит или «усе общее». В общем, если верно то, что на Диком Западе полковник Кольт всех уравнял, то в постреволюционной России братья Наганы, утрируя, покончили со всякой надеждой на равенство.
И хотя прошло уже сто лет, был ликбез, внедрено обязательное среднее образование, количество получивших высшее образование в России выросло настолько, что это самое высшее образование и вовсе потеряло какой-то статус, это варварство никуда из человеческой ДНК не пропало. Я регулярно наблюдаю эту «удаль молодецкую», разбивающую новые скамейки, детские площадки, подсветку в фонтанах — вон, 31 декабря двое д… (из всех слов на д выберу самое цензурное) детишек переходного возраста разожгли под пластмассовой детской горкой костер, зажигали петарды и бросали в горку (про любителей сломать качели я вообще молчу). Ну и помним вечное «там, где не катит самый навороченный документ — рулит черный пистолет». Улыбайтесь, господа.
У Шмелева невероятный язык: богатый, тягучий, поэтичный, образный, но читать Солнце мертвых – практически невозможно. Чувствовать, как время потеряло свой размер и превратилось в один большой бесконечный день, бесконечный кошмар. Наблюдать, как человек тут и там своими ли собственными руками, чужими ли, но превращается в животное.
Эта книга - поток сознания, в том числе сознания простого необразованного народа с множеством «переиначенных» на просторечный манер слов, с практически физически ощущаемым чувством голода, слабостью тела, духа и интеллекта, витающей над крымскими просторами безысходностью. Еще страшнее становится от того, что все написанное – чистая правда. Люди со страниц книги прожили свою жизнь вот так и уничтожены были именно так, и говорили о своей участи этим самым языком именно те слова, которые нам поведал Шмелев.
Перечитать когда-нибудь еще раз эти строки – особый вид мазохизма. Я вряд ли решусь. Но и забыть их – не получится даже при всем желании. Да и нельзя такое забывать.
В 1920-1921 годах на территории Крыма после установления советской власти проводился красный террор - уничтожались все "классовые враги" советского государства, оставшиеся на полуострове после эвакуации армии Врангеля. Как водится, уничтожали без суда и следствия, и к числу классовых врагов могли отнести не только членов армии Врангеля, но и вообще любого человека, гражданского тоже, стоило только неуважительно о новой власти отозваться. Всего было расстреляно по разным оценкам от 56 до 150 тыс. человек. И в это же время вследствие недальновидной, человеконенавистнической политики местных и центральных властей, а также климатических катаклизмов, Крым оказался охвачен голодом. Вот об этом страшном времени и пишет Иван Шмелев, оказавшийся свидетелем и участником этих событий, сам переживший арест, смерть единственного сына, голод. Пишет страшно, безысходно, без надежды: лучшая жизнь ушла безвозвратно
ходил по жизни ласковый Кто-то, благостно сеял душевную мудрость в людях
А теперь:
во всех этих камнях, по виноградникам, по лощинам, прижались, зажались в щели и затаились букашки-люди, живут - не дышат
Страшно читать, жалко детей, стариков, женщин, бессловесных животных, которым только и остается, что умирать.
Невыразимая тоска, которую очень подчеркивает исполнение Козия... Очень нравится, но слушала с перерывами, потому что слушать всё сразу очень тяжело. Солнце мертвых - о послереволюционных событиях в Крыму, очень страшно слушать, зная, что Шмелев пишет о том, через что прошел сам, пишет настолько талантливо, а Козий это усиливает в результате такая безисходность и тоска..
На протяжении всей книги чувствуешь дыхание горячего сухого солнца, какое-то пустое, злое - и почти натуральное беспросветное чувство голода и надвигающееся сумасшествие. Очень тяжёлая книга. Закрываешь её, и кажется, что после последней страницы нет ничего. Только смерть и сожженная солнцем растрескавшаяся крымская земля. Земля, выметенная некогда "железной метлой".
Крошечки собираю… Хлебушко в татарской пекарне режут… крошечки падают… вот набрал с горсточку, с кипяточком попью… Чайком бы согреться… Комодиком топлюсь, последним комодиком… Ящики у меня есть, из-под Ломоносова… с карточками-выписками… хо-роших четыре ящика! Нельзя, матерьялы для истории языка… Последнюю книгу дописываю… план завершаю… каждый день работаю с зари, по четыре часа. Слабею… На кухоньку хожу советскую, кухарки ругаются… супцу дадут когда, а хлебушка нет… Обещали учителя мучки… да у самих нет…
Свою первую рецензию на это произведение я вынужден был удалить спустя несколько дней после написания, посчитав её слишком сухой, пустой и поверхностной. Мне не давала покоя мысль, что я просто обязан хорошенько обдумать свои эмоции после прочтения книги и постараться написать пусть и короткую, но более достойную рецензию. Для более глубокого понимания этой эпопеи, для более тонкого восприятия всей душевной трагедии Шмелёва просто необходимо перед прочтением ознакомится с предшествующими событиями в жизни самого писателя, которые побудили его к написанию этого душераздирающего произведения. Особого внимания заслуживают письма И. Шмелева из Крыма, адресованные наркому просвещения РСФСР А.В. Луначарскому. Не буду вдаваться в детали и подробности, скажу лишь что письма насквозь пронизаны мольбами и прошениями найти его больного сына, выяснить что с ним случилось. Он вымаливал его у власти, пытался спасти. Не удалось. Сына расстреляли. Даже дату расстрела толком выяснить не удалось. Для Шмелёва это был страшный удар. Кроме того, ощутимый недостаток продовольствия в Крыму, где жил в то время писатель, ещё сильнее усилили его тяжелую депрессию. Все эти переживания и лишения легли в основу "Солнца мёртвых". Нет там ни капельки радости, но, как мне показалось, надежда на лучшее писателя всё-таки не покидала. При чтении, в некоторых местах текста, я ловил себя на мысли, что не совсем понимаю о чем в этот момент рассказывает автор. Он словно вставлял в текст что-то личное, закрытое для моего понимания. Возможно мне просто так показалось. Тем не менее язык Шмелёва великолепен и несмотря на всю его сложность и непривычность, особенно после чтения более современных авторов, читается он легко и спокойно. Возможно благодаря его тонкому умению переводить эмоции в текст, это произведения так тяжело для усвоения, но оно безусловно оставляет после прочтения длительное горькое послевкусие.
Это нельзя читать. И нельзя не читать.
Нельзя читать потому... Потому что это слишком страшно, слишком жутко, слишком ужасно. Читаешь и чувствуешь этот ком в горле. Чувствуешь и ждешь, ну когда, когда он уже прорвется, выльется слезами. Ты уже мечтаешь об этом, мечтаешь выплакать все, хочешь, чтобы с рыданиями вышла вся тяжесть, весь ужас происходившего (к сожалению и происходящего). Но этот ком не прорвется. Он только нарастает и давит тебя, не дает нормально дышать, не дает выпрямиться. Он давит и убивает тебя, он - это твое солнце мертвых.
Я знала, что будет тяжело, знала, что будет страшно. Но не могла даже представить, что настолько. Эту книгу нельзя читать одним махом. Да что нельзя, просто не получится. Понемногу, один рассказ, два - максимум. Больше - душа не выдерживает, рвется. Вот так вот просто, обычными словами:
Умер старик вчера — избили его кухарки! Черпаками по голове били в советской кухне. Надоел им старик своей миской, нытьем, дрожаньем: смертью от него пахло. Теперь лежит покойно — до будущего века. Аминъ. Лежит профессор, строгий лицом, в белой бородке, с орлиным носом, в чесучовом форменном сюртуке, сбереженном для гроба, с погонами генеральскими, с серебряной звездочкой пушистой — на голубом просвете.
Вам не страшно? Мне... Я не смогу объяснить. Только ужас. Не леденящий душу, как принято писать, нет. Оглушающий, выжигающий все внутри. Ничего нет во мне, только ком в горле и ужас.
И все же эту книгу нельзя не читать. Потому, что не читать, говорить, что слишком страшно для нежной психики, - это значит забыть. Пусть не сразу, постепенно, но забыть. И тогда все повторится. Тогда однажды утром взойдет не наше привычное солнце, а Солнце Мертвых. Не дай Бог! Чтобы напомнить о себе, чтобы больше не забывали. Хотите? Нет? Тогда читайте, читайте и помните!
Медленный, изложенный в полголоса, без излишних красок, словно бы в заутреннем сне, рассказ о приближающейся смерти, мог сложиться только в рамках русской православной традиции, с её смирением и принятием смерти как божьего дара. "Вот уже и ночь. Дрозд замолчал. Зарёй опять начнёт...Мы его будем слушать - в последний раз."
Отзывы на книгу «Солнце мертвых», страница 4, 77 отзывов