Позволю себе привести в подтверждение слов моих стихотворение «Чайка».{6} Я не много знаю стихотворений; на русском языке, которые по теплоте чувств, по унылой гармонии тона стояли бы выше этой «Чайки». Весь Полонский высказался в нем.
Поднял корабль паруса;
В море спешит он, родной покидая залив…
Буря его догнала – и швырнула на каменный риф,
Бьется он грудью об грудь
Скал, опрокинутых вечным прибоем морским…
А белогрудая чайка летает и стонет над ним.
С бурей обломки его
Вдаль унеслись; чайка села на волны – и вот,
Тихо волна покачав ее, новой волне отдает.
Вон отделились опять
Крылья от скачущей пены – и ветра быстрей
Мчится она, упадая в объятья вечерних теней.
Счастье мое, ты – корабль.
Море житейское бьет в тебя бурной волной.
Если погибнешь ты, буду, как чайка, стонать над тобой.
Буря обломки твои
Пусть унесет! Но пока будет пена блестеть,
Дам я волнам покачать себя, прежде чем в ночь улететь.
Всякий, даже поверхностный читатель легко заметит струю тайной грусти, разлитую во всех произведениях Полонского; она свойственна многим русским, но у вашего поэта она имеет особое значение. В ней чувствуется некоторое недоверие к себе, к своим силам, к жизни вообще; в ней слышится отзвучие горьких опытов, тяжелых воспоминаний… Относительная холодность публики – особенно нынешней – к его литературной деятельности, вероятно, также прибавила каплю своей полыни… И вот после свыше двадцатипятилетней, честно пройденной карьеры{7} является критика, которая развязно и самоуверенно, словно это само собою разумеется, крутит, вертит, решает – и не подозревая даже, в своем самодовольстве, насколько ложно и не в ту сторону, не по следу она сама выступает и движется, произносит свой ничем не оправданный суд! Г-ну Полонскому, конечно, нечего вмешиваться в эти дрязги; но да извинит меня его скромность, если я решаюсь печатно вступиться за него, если я беру на себя смелость замолвить за него слово! Я позволяю себе сказать публике, что, в противность ее почти всегда верному инстинкту, на этот раз она неправа и что деятельность такого поэта, как Полонский, заслуживает большего сочувствия; я позволяю себе обратить ее внимание на то, что трудно писателю, как бы сильно ни было в нем чувство собственного призвания, трудно ему не усомниться в нем, когда его произведения встречаются одним лишь глухим молчанием или гаерскими завываниями, свистом и кривляньями наших псевдосатириков!{8} Что же касается до критика «Отечественных записок», то ограничусь тем, что выражу ему одно мое убеждение, над которым он, вероятно, вдоволь посмеется. Нет никакого сомнения, что в его глазах патрон его, г. Некрасов, неизмеримо выше Полонского, что даже странно сопоставлять эти два имени; а я убежден, что любители русской словесности будут еще перечитывать лучшие стихотворения Полонского, когда самое имя г. Некрасова покроется забвением. Почему же это? А просто потому, что в деле поэзии живуча только одна поэзия и что в белыми нитками сшитых, всякими пряностями приправленных, мучительно высиженных измышлениях «скорбной» музы г. Некрасова – ее-то, поэзии-то, и нет на грош, как нет ее, например, в стихотворениях всеми уважаемого и почтенного А. С. Хомякова, с которым, спешу прибавить, г. Некрасов не имеет ничего общего.
Dixi et animam meam salvavi[6].
В надежде, что Вы не откажетесь поместить настоящее письмо в уважаемой Вашей газете, прошу Вас, м. г., принять уверение в совершенном моем уважении и преданности.
Ив. Тургенев
P. S. Позвольте, кстати, воспользоваться гласностью «СПб. ведомостей», чтоб исправить опечатку, вкравшуюся в новое издание моих сочинений. На первой странице первого тома началом моей литературной карьеры дважды – вместо 1843 года – обозначен 1849 год. Впрочем, читатели, вероятно, сами догадаются исправить эту опечатку, так как я упоминаю о двадцатипятилетнем моем писательстве.
Печатается по тексту первой публикации СПб Вед, 1870, К 8, 8(20) января.
В собрание сочинений впервые включено в издании: Т, Сочинения, т. XII, стр. 385–391.
Автограф неизвестен.
Поводом для написания статьи Тургенева о поэзии Я. П. Полонского послужили сетования последнего на невнимание критики и на жалкую роль лирического поэта в обществе. Полонский писал Тургеневу отчаянные письма, содержавшие скорбные размышления поэта о своем творчестве, которое не имеет «ни публики, ни судей». Он называл «великой несправедливостью», убивающей желание совершенствовать талант, «отсутствие всякой критики и грубо недобросовестное молчание» (ИРЛИ, ф. 241, № 155, лл. 84–85). Вскоре после этого в сентябрьском номере «Отечественных записок» была напечатана резко отрицательная анонимная рецензия на издававшиеся в то время сочинения Полонского (первые два тома). Автором этой рецензии был M. E. Салтыков-Щедрин (см.: «Zeitschrift fur slavische Philologie», Bd. IV, 1927, стр. 184).
Статья Салтыкова-Щедрина сатирически высмеивала бессодержательность поэзии Полонского. Обобщая свои наблюдения, автор рецензии называет Полонского поэтом несамостоятельным. Попутно в рецензии упоминается Тургенев: «… ей <публике> кажется, например, что г. Авдеев совсем не г. Авдеев, а просто псевдоним Тургенева, под которым последний издает свои произведения поплоше, но отчего же не почитать ей и плохих произведений Тургенева?» (Щедрин, т. VIII, стр. 373).
Прочитав эту рецензию, Тургенев решил написать статью в защиту Полонского, о чем он и сообщил ему 9/21 ноября 1869 г. (см.: Г, Письма, т. VIII, стр. 126; см. также: Лит Насл, т. 73, кн. 2, стр. 218–220). Осуществить свое обещание писателю удалось лишь в январе 1870 г. (Т, Письма, т. VIII, стр. 158).
1/13 января 1870 г. Полонский получил сообщение, что статья Тургенева отправлена в редакцию по адресу П. В. Анненкова, которого писатель просил продержать корректуру. «Статейка вышла довольно жиденькая, – добавлял Тургенев, – я половины не сказал того, что хотел, но все-таки кое-что есть – и публика уткнута рылом» (там же, стр. 165).
Статья Тургенева содержала характеристику поэзии Полонского с точки зрения ее чисто художественных особенностей – и в этом плане она противопоставлялась поэзии Некрасова, которой была дана крайне резкая оценка. Эта позиция Тургенева послужила причиной весьма сдержанного отношения к его выступлению не только со стороны передовой литературной общественности, но и со стороны самого Полонского (см.: Некрасов по неизданным материалам Пушкинского дома. Пг., 1922, стр. 278; Лит Насл, т. 73, кн. 2, стр. 232–233).
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке: