Книга Извращений

Она ещё много о чём будет тебя спрашивать. Больше всего – о жизни в городе и о жизни художника. Жасминовый чай – заставляет некоторых зевать и мечтать об одеяле с подушкой; некоторым – наоборот – развязывает рот и убивает ночь.

А если ты выглянешь в окно: то увидишь чёрное солнце мёртвых, которое будет светить ярче, чем солнце живых – особенно, для художников. Особенно – ищущим свой путь.

– Я никогда не жил в деревне, – скажешь ты, – я видел их – но давно и совсем не много. На что это похоже?

– Ну-у-у, – затянет он, – знаешь, это как везти повозку лунной ночью по безлюдной тропе. Ближайший от тебя человек – разбойник; и тот – за двадцать километров. И красиво – ведь звёзды; и страшно – ведь в лесу волки. И поговорить можно только со своей старой клячей. Да и говорить – совсем не охота. Потому что ты должен работать, чтобы двигаться вперёд. Ведь ты, почему-то знаешь – не знаешь, откуда, но знаешь наверняка, что если остановишься – умрёшь. Это – совсем нелегко. Кому-то нравится – у кого-то нет выбора. Многие не понимают. Кажется, я тоже мало очень понимаю… А как это – быть горожанином?

– Это – как быть отражением в зеркале.

– Не поняла. Объясни.

– Первый закон вечности – один из четырёх, – скажешь ты, – гласит: «Если ты смотришь в зеркало и видишь себя – то ты не бессмертен». На самом деле: нет ни зеркала, ни отражения, ни смотрящего. Реально: существует только комната, в которой всё это происходит. Эта комната – мир. А «зеркало» в нём – вечность. Горожанин – это отражение вечности. Но у него не может быть лица. У него может быть только предназначение…

– Я ещё больше не понимаю.

Такие разговоры могут идти часами – у них нет ни точки отсчёта, ни точки невозврата. Разговор – сам по себе – точка. Сложно понять, когда подобная молва – переходит в монолог. Ты будешь тащить его, как упрямая кляча свою телегу с крестьянином не ней сквозь лес в лунную ночь на безлюдной дороге. А за окном у вас – будет всё тот же город. Он будет гореть огнями, много ярче всех звёзд в небе. Но видеть вы – будете только одно небо.

Ты будешь любоваться своей новой подругой. Ты заметишь, что она что-то говорит; так же – ты подчеркнёшь, что ни слова не слышишь и не хочешь ничего понимать. Она будет молодой и красивой. Ты будешь счастлив: ведь много времени до того – тебе не с кем было поговорить по душам. По одному только жесту её губ – ты шаг за шагом будешь снимать маску с персонажа. Её будет звать – Анна. Ты щупаешь её душу – это куда труднее, чем щупать грудь. Я хотел бы спросит: «Как тебе?». Но ты, как всегда, не услышишь. Ведь нас разделяет много лет.

В один миг, ты прервёшь её трепотню поцелуем. И уже через секунду – она забудет, что так упорно она хотела вставить тебе в мозги. Ты поймёшь – она тоже одинока. Ты поймешь: не было у неё будущего на родине. И если будущего не будет в городе – то будет только смерть. А жизни – и так, всегда – слишком мало.

Ты будешь щупать теперь языком каждую клеточку у неё во рту. Потом, ты отпустишь её – но только для того, чтобы взять за руку и отвести в свой маленький, уютненький склеп, который ты гордо именуешь – «художественной мастерской». Зайдя в комнату, в которой на один квадратный метр пространства приходится пять испачканных холстов – ты бросишь её на грязную, но заправленную кровать на одного сновидца. Вы будете раздеваться, не отрывая губ и глаз друг от друга. В фильмах – это всегда происходит быстро. Но, чёрт возьми – до того времени, как это произойдёт – ты не узнаешь, как это трудно. Это будет самый интимный момент – когда два человека раскрывают ту сокровенную тайну своего тела – отдают самое дорогое, чем обладают. Это может длиться полминуты, минуту, полторы минуты; и всегда – это момент истины. Раскрытый занавес – всегда – как в первый раз. Ты снимешь: куртку, свитер, майку, ремень, ботинки, штаны, носки. Она снимет с себя: пару ниточек. Твоё тело будет охвачено жаром страсти. Вы станете одним существом.

А дальше – по сценарию.

Всё произойдёт как во сне. Но на протяжении всей твоей жизни до этого момента – ты не чувствовал себя настолько бодрым. Когда это кончится – сам решай, сколько это продлится (полминуты, полчаса, полночи? – кто знает?!) – что вы скажете друг другу?

Ты посмотришь в маленькое окно. Что увидишь ты? Тебе будут донимать печальные, болезненные мысли, которые не перестанут приходить к тебе. Эти думы будут бить палкой по ноге:

– В!

Будут стрелять в плечо:

– Стране!

И бить ножом в сердце:

– Гражданская война!

Хоть ты в жизни не увидишь её, ветер с тех краёв, где льётся братская кровь – никогда не перестанет дуть с востока в твой город.

Ты ляжешь на бок – лицом к ней. Она останется лежать на спине – глаза уставятся в потолок. Её грудь будет подыматься и опускаться. Взгляд будет бегать по холстам, испачканным твоими картинами – законченным и незаконченным. Вам обоим будет тесно – ваши тела будут свисать с краёв. Ты продолжишь трогать её тело. Ты захочешь насладиться каждой его клеточкой.

– А ты хороший художник, – скажет она.

– Ты шутишь.

– Нет – правда, хороший. Мне нравятся твои работы.

– Я и зарабатываю неплохо.

Ты выпрыгнешь из-под одеяла голым, ничего не стесняясь. Ты сделаешь несколько шагов своими грязными ступнями по ещё более грязному, разноцветному от краски полу – к своей куртке. Ты достанешь пачку денег и покажешь её своей новой девушке. Глаза у той загорятся. Она тоже – в чём мать родила – выйдет из-под одеяла и подойдёт к тебе.

– А ты сможешь ещё раз?

Ты улыбнёшься; и в который раз докажешь этому печальному миру, что ты можешь приносить его обывателям наслаждение.

– А-а-а!

Когда всё снова будет кончено – её крики и вопли станут подозрительно громче. «Не уж-то ли я кого-то могу заставить так кричать?!» – подумаешь ты. Она благоговейно ляжет тебе на грудь, придавив всем телом; и ласково прошепчет тебе на ухо:

– Давай поженимся.

Её тон и всё, что она будет делать дальше – станет требовать ответа. А ты – будешь слишком возбуждён, утомлён и доволен собой, что не сможешь возражать. Ты ответишь:

– Да.

И с этими словами – ты упадёшь в сон, поменявшись с ней местами и положив ей голову на грудь, как на подушку. Она будет ласково водить рукой по твоим волосам. Ни ты, ни она – не услышите моего голоса по ту сторону занавеса: «Эта любовь – такая же, как и все – обречена». За что ей тебя любить? За секс, деньги и за то, что ты – человек искусства? Она слишком дёшево продаст свой товар. Такая лёгкая победа – рискует быть такой же по качеству. Но ты – не услышишь. Ты будешь кататься по волнам сна; и над тобой будет твоё чёрное солнце.

Тебе приснится, как ты будешь идти со своим старым другом, который расскажет тебе:

– Четырём разведчикам приказали взять в плен одного офицера. Они пошли на базу врага ночью – и перерезали горло часовому. Как можно просто перерезать горло человеку – пусть и тому, кого нужно считать врагом?! Затем, они наткнулись на двадцать спящих солдат. И вчетвером – одному за другим – стали перерезать горло, держа вторую ладонь на рту. В конце – остались только трупы. Офицера взяли. Но враги подняли тревогу. Двое разведчиков остались, чтобы задержать их – они сознательно бросили свою жизнь. Когда до лагеря оставалось совсем немного, а враги догоняли, двое оставшихся понимали, что один из них – должен остаться и задержать преследователей. «Ну – поживёшь за меня, – сказал один, – иди». И тот остался; а другого – задело снарядом. Он проснулся через месяц в больнице. Ему дали медаль и кресло с колёсами. Это – война.

Тебе приснится, как ты прощаешься со своим другом и вы расходитесь в разные стороны. Тебе навстречу – будет идти угрюмый старик с тростью, едва переставляя ноги. А в небе – будут лететь огненные самолёты…

Ты проснёшься на рассвете в холодном поту.

Всемирное Движение №1

Тебе бы хотелось жить в мире чудес. Но магии – почему-то ты не увидишь вокруг. Но она – всё же придёт в твою жизнь. Когда? Вовремя. И не в том виде, в котором ты ожидаешь её увидеть.

Среди множества картин и книг об искусстве ты обнаружишь книгу одного фотографа, снимавшего свои путешествия. Ты увидишь его на фоне пляжей, небоскрёбов, пустынь и гор. Ты будешь разглядывать эти фотографии чужих свершений часами – ты подумаешь, что это – свобода. Но это – не она. Всё это – лишь краткий миг из прошлого. А жизнь – проходит в тех же квартирах. Вот ты – ты будешь жить настоящей жизнь, а не жизнью одного фотографа. А теперь – улыбайся – я снимаю.

Ты оторвёшь взгляд от своих фотографий. А этот день так и скажет тебе: «Сегодня – ничего не произойдёт». Зачем тебе вообще вставать с кровати?!

В комнату войдёт Анна, с утра – куда-то пропавшая. Она будет вести за собой какого-то мужчину. Ты возмущённо спросишь:

– Что это за чёрт?

– Это – Жан-Поль. Он нас поженит.

– Согласны ли вы… э-э-э, – Анна прошепчет ему твоё имя на ухо, – м-да. Выйти замуж… Ой, женится на Анне?

– Что это за чёрт?! – так и не поймёшь ты.

– А вы Анна – согласны?

– Да.

– Что происходит?!

– А вы – согласны?

Две пары нетерпеливых глаз так и будет проедать тебя насквозь. Это – невозможно будет вытерпеть даже взрослому мужчине – не то, что тебе. Ты ответишь:

– Да?

– Ну и чудненько. Так – распишитесь: здесь, здесь и здесь. Вот – бумажка вам. Всего хорошенького.

И Жан-Поля как будто и не будет здесь никогда.

Ты будешь смотреть на улыбающуюся до ушей Анну, раскрыв рот и держа в руке бумажку – всё, что останется от Жан-Поля. Анна торжественно вручит тебе кольцо – ты оденешь его. Твоя жена ещё будет что-то говорить – но ты уже совсем ничего не услышишь (а что услышишь – сразу же забудешь).

Ты подумаешь: «Что же теперь делать со всем этим дерьмом?». Ты начнёшь винить себя в том, что не остановил свадьбу, пока это ещё было возможно.

– Конечно, нас слишком долго женили – ты был слишком не решительным. Все нормальные люди женятся вообще за пятнадцать секунд. Что с тобой?

Конечно же – ты простишь себя. Но сперва – тебе нужно будет выйти подышать свежим воздухом. Ты не станешь объяснять своей новой жене, куда идёшь – просто встанешь и будешь таков. Уже стоя на улице, ты достанешь из нагрудного кармана фотографию женщины. Она будет смотреть на тебя и улыбаться – ты улыбнёшься ей в ответ, хоть она – и не увидит тебя.

– Я должен найти тебя. Впрочем, ты всегда сама находила меня первой… Эх, куда же это тебя угораздило?!

Ты положишь фотографию обратно. Ты услышишь шум впереди. Навстречу тебе будет идти твой старый знакомый – Вооружённый Философ.

– Кант мне в разум – ты ли это?! – воскликнет он.

Вооружённый Философ – бандит, шизофреник и до гроба – алкоголик. Впрочем, как и все настоящие учёные гуманитарных наук.

– Ещё не знаю, – ответишь ты, – ты мне ответь.

Он понимающе кивнёт. В правой руке у него – пистолет. В левой – любимый напиток Хемингуэя – полупустая бутылка с дайкири (ром, сахар, лайм, ликёр «Maraschino»); на бутылке надпись: «Из этого – рождается искусство». И это – будет самый короткий инструктаж начинающего художника.

Пистолет он положит в карман; а горлышко бутылки – в рот. Напившись, он укажет на твой палец.

– Ты, никак, женился – Гуссерля мне в мой феномен!

– Да. Сегодня утром. Где-то полчаса назад.

Он кивнул.

– Бывалый значит. И каково оно?

– Потихоньку. Сам-то как?

– Как и всегда, – он заговорчески подмигнёт тебе и прошепчет, – я недавно машину снял – едет как по маслу. Поехали – отпразднуем.

Ты подумаешь – а почему бы и нет?! Пьяным – он ведёт куда лучше, чем трезвым. Ты спросишь:

– А что значит «как всегда»? У тебя всегда неприятности. Что на этот раз?

– Очередной критический период онтогенеза, – с печальным видом скажет он, даже не взглянув на тебя, – этой жизни нужны краски – нужны слова, понимаешь?! А ведь эта жизнь – она так похожа на бессловесный скандал. Да «чьто» мне тебе говорить – ты ведь всё это и сам прекрасно знаешь. Но я – изо всех сил стараюсь не унывать, слышишь! Я отношусь к жизни по-философски. Нужно развиваться – иначе, можно подохнуть от скуки. Погнали!

Судьба сведёт вас ещё в школе – а ведь он и не изменится с тех пор. Он приведёт тебя ни к джипу, ни к легковому автомобилю, ни хотя бы к «пристойной машине» в общем понимании. То, на что он будет смотреть с любовью и лаской, а ты – с ужасом – больше походило на «джипни» и гору хлама на колёсах, чем на тачку. Но ты не будешь бояться – у тебя не останется страха. Тебя будет переполнять жажда приключений, которые станет сулить тебе само присутствие Вооружённого Философа; что и говорить – сумасшедший.

Вы двинетесь с места – и это будет больше похоже на оседлание дикого барса, чем на обычную езду. И вы оставите мир небоскрёбов и офисных моллюсков – позади. Он скажет:

– Этот город – прогнил. Он был таким ещё тогда, когда его население перешагнуло миллионный порог. И он останется таким до конца дней своих. Боже – храни его. Как я тебя люблю, друг мой.

Его слова будут звучать в резонанс оркестру из тысячи автомобилей и одного трамвая – а получается довольно мелодично. Самое главное – родное.

– Нам – простым обывателям – остаётся только любить его. Ценить то, что нам дано – наслаждаться той самой романтикой, которой пронизан здесь каждый камень и брусок. Ты любишь его?

Ты кивнёшь.

– И я тоже. Но ничто не мешает нам желать как можно скорее отсюда убраться. А если кто и встанет у нас на пути – то я не завидую ему, мля! Мы отправляемся с тобой в путешествие за город – пора нам узнать – каков мир за его стенами.

Так умеет говорить – только пара героев в романах и Вооружённый Философ:

– Мы станем первооткрывателями – пионерами собственных судеб. Проверим на собственном опыте то, что во что нас заставляют верить на слово. Откроем жизнь – отменим смерть! Что-то такое говорили русские футуристы, пока не сгнили в сталинских лагерях; но до нас – им не добраться.

Он будет продолжать говорить и говорить. Ты не особо будешь вслушиваться в его слова – хоть и сделаешь вид, что никогда и никого так внимательно не слушал. На самом деле – ты просто отодвинешь своё восприятие на второй план. Перед тобой снова будет происходить то, что невозможно выразить словами так, что бы оно не потеряло своего очарования. Будто повеет старой Японией, в которой ты не был никогда – но в которой всегда будешь мечтать побывать. И будто умирать – не ново; а жить – можно лишь сейчас, а не где-то там.

Щёлкнут тюремные путы – этот звук освобождает пленных. И ты, возможно, вскоре начнёшь видеть то, что замечал всегда, но никогда не предавал значения. И мир покажет тебе свою палитру; а в ней – миллиард оттенков. Ты возьмёшь кисти и холст. И попробуешь передать всё, что ты чувствуешь.

Но у тебя не получится – всему своё время.

Ты слушаешь слова Вооружённого Философа:

–…Если же, как говорят математики, 1+1=2, то 1 яблоко + 1 яблоко = 2 яблока?! Определённо! Но что это значит для философии? Разве философ, привыкший смотреть на мир глазом практической и глазом метафизической ценности скажет, что 1 яблоко и ещё 1 яблоко = 2 яблока?! Нет. Он скажет, что это – ровному вкусному и полезному обеду. И он будет прав – и это нельзя будет возразить, как нельзя и отрицать, что его обед состоит из двух яблок. Химик скажет, что 1 яблоко + 1 яблоко = 1 сверхяблоко. Но химия нас не интересует. Из всего этого исходит та теорема, что философия относится к природе и математики весьма касательно, и принуждённо необходимостью. Так же, в ходе рассуждений, становится ясно, что философия и точные науки – противоречат друг другу; и, одновременно, поддерживают. Так же, мы безысходно приходим к выводу, что философия – это одно сплошное извращение.

Он скажет ещё много подобного бреда – ты, разумеется, ничего не поймёшь и всё забудешь. Но мне, как простому писателю, придётся записывать каждое его слово в точности, как оно будет произнесено – нравится мне это или не нравится. На какие жертвы не пойдёшь во имя правды – в этой бесконечной борьбе за истину – всех со всеми.

– Я занимаюсь исследованиями извращений природы, – продолжит говорить он, – это легко сделать при близком расположении к самим извращенцам – людям. Исходя из того, что извращение – это противоестественное поведение – мы приходим к тому, что называем им – фундаментом самого времени, которое так не любит постоянность и продолжает двигаться только благодаря изменениям в нём. Так же мы приходим к простому определению: извращение – это как вода для наших душ – мы состоим из них на… 70%? 80%? Не помню. И это – всё наше дерьмо.

– Слова истинного философа, да?! – тихо засмеёшься ты, – и почему ты этим занимаешься?

– Меня притягивает к себе извращение. Это – одно из самых близких к нам чувств и способов познание не только природы – но и самого времени. Посмотри, что происходит вокруг. Посмотри, что творится в мире: такого не было ещё никогда на нашей памяти; но подобное – повторялось тысячи раз. Это всё – одно сплошное извращение. И эволюция – всего лишь одна из его форм.

Он ненадолго прервёт свою речь, чтобы вести напряжённый диалог с владельцем намного более ценного автомобиля, чем ваш. Беседа эта: будет состоять исключительно из междометий и реплик непристойного содержания. Но философы – в первую очередь – люди, которые быстро могут переключаться с одного режима на другой.

– Мы тут забрать кое-кого ещё должны, – скажет он тебе, – двое отличных парней – тебе будет приятно с ними познакомиться. В компании – всегда веселее.

Ты бы смог поспорить; но вместо этого – ты воспользуешься внезапно наступившим молчанием и полностью отдашься своим мыслям.

Вскоре, после ряда довольно пугающих дорожных событий, Вооружённый Философ остановится у одного из самых крайних кварталов города. В машину зайдёт трое мужчин: молодой, средних лет и преклонных лет господин. После этого – вы снова отправитесь в путь – уже на совсем небезопасно высокой скорости. Но тебе понравится.

Вы проскользнёте мимо последних многоэтажек и очутитесь по ту сторону цивилизации – в пустом и безлюдном поле экспериментов.

– Знакомьтесь: это – мой старый друг, – он хлопнет тебя по плечу и потянется в карман за сигаретой, – и ты, дружище, знакомься. Это – Джо Заар, он из ЮАР.

– Здарова!

Он тоже наклонится и хлопнет тебя по плечу и, кажется, чуть было не сломает его тебе. Ты увидишь в лице Джо – самого типичного молодого туриста; чего ему только не сидится дома?! И как он столкнулся с Вооружённым Философом – тоже так и останется загадкой. Он будет постоянно лыбиться: обнажать жёлтые от никотина зубы и загрызенные до крови губы. Его правое колено – будет вечно нервно подыматься и опускаться, как будто от этого действия – зависит всё земное движение. На спине у него – ты обнаружишь понтовую ковбойскую шляпу на очень длинной резинке. Он явно каждую секунду будет находиться на грани нервного срыва. Ты будешь благодарить бога за то, что ты – никогда не будешь его девушкой.

Второй не скажет тебе ничего – он будет просто меланхолично глядеть на дорогу в окне, не замечая ничего вокруг. И если Джо Заар – будет типичным представителем тех парней, которые вечно околачиваются вокруг Вооружённого Философа, то этот – редкая находка. Ты скажешь:

– А я вас знаю. Вы – Анри Ботэ – я вас видел по телеку. Моя домовладелица смотрела все передачи с вами. И я – тоже ваш фанат, хоть и видел меньше. Только из-за вас – я телик и смотрел. Вас уже давно не показывают; сколько: год? Полтора?

– Три.

– И вы ещё живы?!

– Лучше бы ты вообще «телик» не смотрел. Я – уж точно не стою потраченного времени. Вряд ли я вообще чего-либо стою.

– Не говорите так! Что с вами случилось?! Наверное, сценарист плохой. Они все не понимают вашего таланта. Не слушайте их; вот они – как раз – и ничто. А вы – гений!

– Меня уволили.

– Тогда и их нужно уволить! Какое они имели право?! Всё телевиденье стало в два раза хуже без вас. Чем вы занимались все эти три года?

– Читал.

Он улыбнётся – и просто отвернётся, игнорируя все последующие твои вопросы. А в лобовом окне перед твоими глазами – мир решит поразить тебя своей бесконечностью.

– А ты кто такой – тебя я не знаю, – только тогда философ зажжёт зажигалку и закурит.

– Это – Серёжа, – скажет Заар, – он писатель с Украины, – чуть погодя, он добавит, обращаясь уже к старику, – ты ведь в войне ещё участвовал, да?!

– Да.

– Какой из войны? – спросишь ты, – они сейчас повсюду.

Главный вопрос: что этот ветеран-писатель забыл здесь? Ты заметишь, что у него нет левой руки.

– Вы все – подонки. Я даже не знаю, что забыл у вас. Да знаете, что… – он говорил голосом бывалого моряка, побывавшего во многих странствиях.

Он ещё долго будет вести этот бессодержательный монолог. Судьба расправлялась со многими хорошими писателями и более худшим способом. Сергей станет рассуждать о последствиях войны, которая тогда перестанет быть интересной даже для жителей его родной страны. До этого момента, в своей жизни ты встретишь только одного писателя – как ни странно – тоже с Украины. Его будут звать Дереш и он пожелает тебе по-украински: «Мудрости простых слив». И вот она – мудрость:

– Заткнись, – скажешь ты.

Сергей тут же замолчит. Ты улыбнёшься и в мыслях поблагодаришь мудрого украинца.

– Вопрос, Сергей, – спросит Вооружённый Философ, – как ты сюда попал? Хоть кто-нибудь знает?

На этот вопрос не найдётся ответа ни у кого.

Перед тобой – будет лежать мир; и ты захочешь его понять и осмыслить. Поколения, жившие до тебя – переживали мировые и духовные революции: развалы империй и старых стандартов. У тебя же – нет ничего. Иногда, бывают такие времени и поколения, на долю которых не выпадает интересных времён. Но ты – будешь молодым. И молодость твоя – будет временем героизма, которую ты будешь вспоминать с особой теплотой все свои последующие года. И вокруг всё стоит на месте – пусть вечно движутся мысли внутри тебя.

Вооружённый Философ выбросит окурок из окна – от него потянет сигаретной вонью. В его глазах – будет дорога; и впереди – то, о чём, возможно, вы будете жалеть. Но жизнь – и так полна невыразимой скуки. И нет сил продолжать так жить. Пора поднять якорь и бросить все силы на путешествия в глубины собственного сознания. Ты не будешь думать о том, что уже позади; ты станешь мечтать о том, что у тебя впереди. А там – закат; и с красотою смерти, сядет солнце.

А затем – будет тихая, бессонная ночь. За окнами – будет дуть ветер перемен. А когда настанет рассвет – никто из вас уже не будет собой.

Вооружённый философ включает музыку. Заиграет “Stressed out”. Ты подумаешь: «Какой ужас».

– Можно переключить на что-нибудь другое?! – спросишь ты, требуя.

– А чего ты хочешь? – Философ достанет свой самсунг, – думая, наши спящие друзья сзади не будут возражать, если мы устроим вечернюю музыкальную церемонию.

Ты подумаешь и спросишь:

– Всё, что хочу?

– Да.

Что бы ты выбрал?! Ты сделаешь свой выбор. Ты подумаешь: «Ну что, ему понравилось?». Вооружённый Философ выглядит довольным.

– Хорошо, – скажет он.

Он включит «Солнце Мёртвых» Славы КПСС.

И под эту музыку – ты станешь размышлять о прошлом Вооружённого Философа. Пересматривая в голове этот совсем не захватывающий фильм под названием «биография одного друга» – ты придёшь к выводу, что всю его историю можно уместить в одну ёмкую фразу: «Он сжигал жизнь, чтобы наслаждаться её сгоранием и понаблюдать в будущем за её финалом». Ничего удивительного в его биографии нет; он интересный человек – этим всё и кончается. Говоря практично – у него нет вообще никакого прошлого; зато – славное настоящее и не менее дикое будущее. Жизни таких людей – стоять дешевле бензина для машин, на которых они ездят; но будут бесценны – потом.

«Джипни» резко остановится.

– Хватит прохлаждаться – всем подъём! Пришло время действовать, буржуи! Мы ещё покажем этим грязным пролетариям!

Трое на заднем сиденье проснутся и выйдут из машины. Ты последуешь их примеру. Они будут идти быстро и решительно за Вооружённым Философом – как будто знают, куда идут. Ты не будешь строить себе подобных иллюзий и спросишь:

– А куда это, собственно, мы движемся?

– Правительство «отнюдь не волшебной» страны, в которой мы живём – террористы. Они собираются бомбить маленький городок на севере только потому, что он решил присоединиться к нашим «любимым» соседям. Я не знаю, как они собираются выкручиваться потом с международными судами в Гааге – но мне всё равно. Я не дам им этого сделать. Если народ решил быть независимым от страны эксплуататора – то это его дело и никто не имеет право ему в этом мешать – да, Сергей?

– Да! – крикнет он, – мы, Украинцы, добились своей независимости – и никто не посмел нам возразить.

– А Донецк? – спросит Анри, – которому я посвятил целых десять минут в своём «Обозревателе»?

– А Донецк – это Украина.

– Так, тихо всем!

Ты подумаешь: когда я буду стариком, я смогу сказать своим внукам: Я предотвратил войну» или: «Я сделал всё – ещё только хуже» – без разницы. Всегда нужно пытаться предотвратить кровопролитие.

– Сартр, ты взял бомбу?

– Я не Сартр – моя фамилия Ботэ.

– А глаз косит как у Сартра. Ты взял бомбу?

– А люди не погибнут, – спросишь ты у темноты.

– Нее, – ответит она, – только испугаются. Самолёты плохо охраняют.

– А как ты узнал об этом налёте? Разве это не секретная информация.

– Когда выпиваешь – и не такое можешь узнать, – ответит он, – будучи пьяным, я купил себе бумажную газету – там и прочитал.

Он засмеётся.

– На самом деле – нужно просто иметь правильных друзей. И так, начали.

Ты подумаешь: молодые и глупые – а уже решили сделать нечто подлинное и безумное. Хорошо слаженное извращение – получается только после многих лет работы. Это же – просто какой-то цирк. Ты посмотришь на лицо Джо – в нём будет – лишь желание славы. Больше ничего особенного. Он будет думать, что справедливо заслужил её. Он хочет награду. Мне хочется крикнуть: если вы боретесь только за справедливость – то остановитесь. Вы всё равно проиграете – и она того не стоит. Она всегда приходит с опозданием, как минимум, на четверть века; и входит не тем боком. Но услышишь ли ты меня – в своём прекрасном будущем?

Всё будет происходит как во сне – но скорее, в кошмаре. Когда это кончится – у тебя появится странное чувство – будто этого и не было. Небо останется таким же тихим; звёзды – как нигде – будут всё так же ярко светить. Что повергает людей на такие поступки? Может, всё дело в этом лунном свете, что будет у вас под головами – он не даст спать лежачим; и будет гнать ходячих.

Взрыв.

Раздадутся крики. Пронесёт в воздухе мысль: «А чего, собственно, в этом хорошего?» – и тут же будет унесена ветром прочь. Ничего, наверное, и не будет в этом хорошего. Но так – будет. И всё. Это правда – и больше ничего сказать нельзя.

Но Джо, всё-таки, скажет:

– Ю-хуу!

– Тише, – станет шептать философ-террорист, – отпразднуем это в безопасности. Они уже ищут нас.

Ходит ошибочное мнение, что тоталитаризм – это когда все сидят в тюрьмах. Тоталитаризм – это когда повсюду – одну посредственности. Когда люди вокруг – не то, что бы не имеют своего мнения – но не способные сказать: «нет». И хорошо, что есть ещё те, кто могут бороться за «нет», говоря: «да». При тоталитаризме – время всегда стоит на месте.

Ты скажешь:

– Нужно вновь запустить время – двинуться в путь. Не важно, что там нас ждёт. Пусть в конце этой дороги из золотого кирпича – нас будет ждать гора металлолома. А может быть – лучший мир. А может быть…

– Да заткнись ты!

Вы: Художник, Вооружённый Философ, южный африканец-бродяга, бывший телеведущий и ветеран войны десятых годов сего века на Украине – будете бежать под лунным светом и под свистом пуль; под лай собак и прожекторы вертолётов. Вы будете спасаться от губительного света; а ваш «джипни» – превзойдёт гоночный автомобиль. И в этой более чем нервной битве – вы выйдете победителями.

– А-а-а-а-а-а-а!!!!

Вооружённый Философ будет гнать со всей скоростью – даже после того, как проявит себя как лучший в мире водитель. Вы увидите – опасность миновала. Не теряя ни секунды – вы выйдете из машины и сожжёте её дотла. А затем – ещё долго будете бежать, пока солнце не встанет на горизонте, припевая:

– Спокойнее, мужики, всё – позади.

– Ребята, – посаженный и тяжёлым воздухом, спросит Вооружённый Философ, – кто надрал задницы этим скотам?!

– Мы-ы-ы-ы-ы, – тихо, едва не валясь с ног, ответят они.

Добравшись до ближайшей деревне – чудом оказавшихся у вас денег хватит на бутылку пива каждому – и на билет на автобус до города. У вас будет полчаса до отправления. И пиво – будет иметь вкус победы. Победы над человеком в целлофановом пакете на голове.

Надрыв Второй

– Один философ древности, его звали Александр Грин, сказал: «Когда-нибудь, тебя позовёт к себе Несбывшееся». А я – философ современности – говорю: «Когда-нибудь, тебя позовут к себе все твои извращения». Дело даже не в сексуальных извращениях – дело в самом человеке; в самой жизни.

Чего никогда не сможет Вооружённый Философ – так это говорить тихо; даже когда он будет находиться в автобусе, он будет рассуждать вслух, делая вид, будто обращается к вам, но на самом деле – ко всем в радиусе ста метров.

Дело закончится всеобщим скандалом среди пассажиров почётного возраста – каковых в автобусе будет больше половины. Но это – ещё дело житейское. Ответный удар по психике бедных старичков нанесёт приведённый в ярость Сергей, вспомнившего все ругательные слова на семи языках – а их будет чуть меньше сотни. Некоторые будут настолько откровенными глаголами, что хоть и были произнесены на лирическом испанском, немецком и китайском – были правильно растолкованы. В конечном итоге, вас вышвырнут из автобуса за семь километров от города. Всё это расстояние – вам придётся преодолевать пешком.

В это время, каждый будет заниматься своим делом: кричать, петь, засыпать на ходу. Пройдёт около двух часов, когда вы дойдёте до живописных окраин. На этом месте, стоя в двух шагах от дома, телеведущий, бродяга и ветеран, забыв все прошлые обиды, ещё несколько минут будут с улыбкой вспоминать вслух события вчерашней ночи – затем, каждый крепко пожмёт тебе руку и Вооружённому Философу – и уйдут.

– Куда они? – спросишь ты.

– Кто знает, – тихо улыбнётся Философ, – у них нет своего дома – нет своего прошлого. Для мира – все они – извращенцы. Вскоре – и мы станем такими же, как и оны.

Вы войдёте в город. На часах – будет полдень. Время кофе. У вас хватит денег только на дешёвую, горькую бурду из пластиковых стаканчиков – но вам не привыкать.

– Я каждую секунду благодарю судьбу, – скажет тебе Вооружённый Философ, когда вы будете сидеть на детских качелях в одном из дворов, – что родился в маленьком городке и реки. Сейчас, такие места – можно встретить, разве что, на старых картах. Моё родную деревню покинули все её жители – моя семья была одной из последних, кто решил бросить всё ради города. Но последние мгновения жизни той деревни – и первые годы моей жизни – были лишены всех бутафорий. Тогда, ещё в детстве, я смог познать, что такое «подлинность» и что такое – «подлинная жизнь». Только позже – я понял, что значит «подлинная смерть» – только, когда я очутился уже здесь, – он указал пальцем в землю, – именно это – и сделало из меня философа. Я – не художник, как ты. Я – слишком серьёзный человек. Меня слишком многое в этом мире волнует: люди забывают о том, что следует помнить – о подлинности вещей, о границах времени. Нет, я слишком серьёзный человек. Но единственное, что делает всех нас – писателей, философов, музыкантов и художников – похожими, это то, что мы – все узники небес.