Читать книгу: «Убожественная», страница 4

– Вообще-то, я не поклонник экстремальной кулинарии, – отозвался мужчина и поведал мне веселую историю про поход в тайский ресторан.

История напоминала мою собственную, но рассказывал он с таким юмором, что я, забыв обо всем, весело хохотала и не могла оторвать от него глаз. Мне хотелось ехать с ним в этой прекрасной машине и не останавливаться. Но вот спальные районы сменились высокомерными зданиями центра, и я увидела, что скоро придется расставаться.

Мы подъехали к входу в нашу странную контору. Еще издали я приметила коллег, нервно куривших у крылечка. Пора было выходить и принимать на себя обязанности хозяйки бала. Но как же мне не хотелось с ним разлучаться…

– Ну вот мы и приехали, – сказал мой принц резко поскучневшим голосом.

– Сколько я вам должна? – глупо спросила я.

– Какая ерунда! – до чего же божественно он улыбается. – Даже не вздумайте! Нисколько. Что же я, по-вашему, трамвайный кондуктор, и буду требовать деньги за проезд у такой очаровательной девушки? – легкий смех. Мне показалось, что он хотел взять меня за руку, но в последний момент не решился.

– Э-э… а может, – я лихорадочно пыталась подобрать слова, чтобы пригласить его на презентацию, не показавшись навязчивой. Обычно такие трюки мне удавались без труда, но сейчас, когда передо мной, точнее, сбоку от меня, сидел прекрасный принц, вся куртуазная наука выветрилась из башки. Одновременно я сгребала в кучу свои покупки и пыталась нашарить дверную ручку.

– А вы дерните вот тут снизу, – он аккуратно перегнулся через меня и открыл дверь. Мое тело окатило волной жара и, пошатываясь от груза волнительных ощущений и покупок, я выбралась из машины.

Ух! Под ногами земля… Собрав мозги в кучу, я решительно повернулась. Но ни его самого, ни его забавного автомобильчика уже не было. Ой, испарились… Невольно я усмехнулась, поняв, что исчезновение незнакомца огорчило меня больше, чем требовала ситуация. Унося с собой мечты и грезы, шикарная тачка с идеальным мужчиной уехала из моей жизни…

– Вы ко мне? Я Решетников, Владимир Петрович.

Резкий голос вернул меня с небес на землю. Надо мной навис высокий небритый человек с уставшими злыми глазами.

– Тут был репортаж по телевизору, – промямлила я, с трудом возвращаясь к действительности. Судя по виду оперативника, меньше всего на свете он хотел бы сейчас слушать мою душещипательную историю.

– Я уже в курсе, мне сообщили, – сухо сказал он, со скрипом вертя ключом в замочной скважине и пинком открывая жалобно пискнувшую дверь. – Заходите.

Убранство прокуренного кабинета было отражением хозяина: пыль, груды ветхих папок с тесемками, корзина для мусора переполнена, забитые окурками блюдца, на сейфе стоял треснувший граненый стакан, на столе у немытого окна натужно гудел древний компьютер.

– Присаживайтесь.

Решетников указал мне на стул, а сам подошел к окну и открыл форточку. Это было сделано вовремя, так как в кабинете можно было вешать не только топор, но и прочий столярный инвентарь. Сев за стол, опер потер глаза и скучным голосом произнес:

– Я вас слушаю. Когда вы последний раз видели покойного?

– Последний? – переспросила я. – Но я видела его всего один раз в жизни.

– Значит вы его не знали? Как его звали, где он жил? А что вообще вы можете сообщить?

Решетников раздраженно смотрел на меня.

– Послушайте, – стараясь говорить как можно убедительнее, я заглянула в глаза оперу. – Неужели вам совершенно все равно? Ведь у этого человека наверняка есть родственники, они в отчаянии, ищут его.

– Заявлений на пропавшего без вести с такими приметами не поступало, – отчеканил Решетников. – Вас как зовут? Надежда? Вот, Надежда, давайте побережем мое и ваше время. Вы быстро и по порядку рассказываете, где и при каких обстоятельствах видели покойного. Договорились? Вот и славно.

Владимир Петрович ловко выудил из тектонических нагромождений картонную папку с надписью «Дело №», раскрыл ее и выжидательно посмотрел на меня.

– Ну, в общем, он меня подвез на своей машине. Синяя такая, импортная. Я сама в центре работаю, наша фирма на Галерной. И в тот день я очень опаздывала, забегалась по магазинам, забыла обо всем на свете, не успела на маршрутку и…

– Стоп, стоп, стоп, – Решетников решительно прервал бессвязный поток информации. – Давайте сначала: когда и где вы встретились.

– Это было позавчера в районе… я не знаю точно где. Недалеко отсюда. Обычный спальный квартал. Только почище нашего и магазинов много хороших, – я задумалась, стараясь припомнить еще какие-нибудь особенности, но в голову кроме магазинов ничего больше не лезло. Теперь опер решит, что я дура и у меня в голове сплошной шоппинг.

– Вы на карте можете показать? – Решетников достал карту города и развернул ее на столе.

– Вряд ли, – я с сомнением покачала головой. – У меня плохо с ориентацией в пространстве.

– Ладно… а как вы обычно добираетесь туда? Расскажите или покажите. Вот, – он ткнул корявым пальцем куда-то в угол карты, – мы здесь. Как вы едете?

– Э- э… – я глядела на карту, как на рассыпавшийся паззл. – Ну, я обычно еду на маршрутке вот по этой улице. Вроде бы. Потом иду дворами. Кажется вот так. А потом, – тут мой ноготь, до этого хоть как-то, но вычерчивающий ломаную линию маршрута, уткнулся в сплошное зеленое поле. На этом месте город заканчивался. – Подождите, – удивилась я, – у вас, наверное, старая карта. Я тут выходила на улицу, не помню названия, а там дальше площадь и небольшой скверик с каким-то памятником. Какого года у вас карта? Сейчас, знаете, строят очень быстро, – я чувствовала, что несу чушь, но не могла остановиться.

Решетников, с неприязнью глядя на меня, молча постучал пальцем по белому полю карты, где был указан нынешний год издания.

– Хорошо, оставим пока этот вопрос. О чем вы разговаривали, пока ехали? Как он себя вел? Его что-нибудь тревожило? Или у него был больной вид, он жаловался на здоровье?

Мне почему-то казалось, что Решетникова совсем не интересуют мои ответы. Расследовавшие смерть отца и Ларочки вели себя совсем по-другому…

– Ну, мы болтали о всякой всячине, – тут я отчетливо поняла, что рассказывать нечего. Ехали, разговаривали о том, о сем, о погоде, о китайской кухне. Выглядел мой принц вполне здоровым, прекрасно он выглядел, обворожительно. Вряд ли эти подробности нужны Решетникову. – Говорили мы… Ну… Мы просто говорили…

– Вот что, девушка, – голос опера напоминал шипение змеи. – Вы знаете, сколько на мне висит нераскрытых дел? Пятнадцать! И все – стопроцентные глухари, а не то что этот ваш! Мне некогда заниматься ерундой, а на вас я потратил уже минут двадцать. И вы мне по существу ничего не сказали. Подобрал он вас непонятно где, говорили вы ни о чем, и что вы вообще пришли? Фантазируйте в другом месте! Если хочется поболтать, подружек позовите или найдите себе модного психоаналитика!

Мне никак не удавалось отделаться от ощущения, что опер ведет себя как-то неестественно.

– У меня одних убийств! – уже кричал он. – А в этом деле вообще никакого криминала, помер ваш красавчик своей смертью, экспертиза ничего не нашла. Остановка сердца! И никто его не ищет! Труп на кладбище, дело в архив! Не морочьте мне голову и идите отсюда!

Решетников быстро подписал пропуск и протянул его мне.

– Извините, – пробормотала я, забирая мятую бумажку и сглатывая подступивший к горлу ком. – Извините…

Поспешно вскочив с неудобного стула, я, как водится, уронила сумочку, из которой тут же с дробным перестуком покатились по полу пудреница, помада, телефон… Заохав, я плюхнулась на корточки и начала сгребать к себе свое имущество. Решетников презрительно наблюдал за мной. Краем глаза я приметила, что патрончик с помадой катится по слегка наклонному полу прямо под стол взбесившегося опера. Судорожным броском я, не вставая, дотянулась до помады кончиками пальцев… Раздался звонкий хруст и моя левая пятка опустилась на грязный линолеум. Ну вот, опять каблук сломала! И колготки порваны, и очередные туфли наверняка придется выбросить.

– Вы всегда такой цирк устраиваете или только сегодня решили показать бенефис? —прошипел Решетников.

Я молча встала, повесила на плечо злополучную сумочку, и печально уставилась себе на ногу. Так и есть, каблук болтается на одном гвозде. И в таком виде домой шкадыбать!

– Вы здесь вечно решили торчать? – мне показалось, что Решетников сейчас схватит меня за шиворот и вытолкает. Ну чем я ему не угодила-то?!

– Уже ухожу, – как можно спокойнее ответила я и повернулась к дверям. Моя рука, все еще сжимавшая тюбик помады, выполнила какой-то танцевальный жест и сшибла со стола целую гору запылившихся бумаг, книжек с оторванными обложками, пепельниц, авторучек… Я помертвела.

– Извините бога ради, я сейчас все соберу…

– Вон! – заорал Решетников, вскочив и уставившись на меня с самой настоящей ненавистью. – Дура безмозглая! Убирайся к греба…

Не дослушав, я на одной ноге выскочила за дверь, едва не зацепившись целым каблуком за порог. Да что же это такое? Так просто не бывает! Это не со мной происходит! Тут мимо меня, испуганно вжавшейся в стену, двое крепких молодцов протащили горланящее дурным тенором тело в мокрых, наполовину спущенных штанах. Тело упиралось. «…за ноги-и-и в придорожные кусты-ы-ы! Не иметь же на дороге королеву красоты-ы-ы!» – гнусаво пело оно. Ошалело поглядев вслед хмелеуборочной процессии, я похромала дальше…

Туфли загублены. Колготки тоже. Настроение испорчено безвозвратно. Репутация полной дуры в злых глазах Решетникова меня мало беспокоила, а вот его отношение к смерти незнакомца… И его карта, на которой почему-то отсутствует целый городской квартал. Это настораживало. Ведь умер человек. Пусть даже своей смертью умер. Кто-то же его ищет! Не может быть, чтобы никто не искал. И по телевизору ведь не просто так его показывали! Неужели никому нет до него дела? Никогда я не поверю, что в том районе милиция оставила бы безымянный труп. Не такие там люди. Там люди… Нормальные! Никогда там не оставят упавшего человека посреди улицы валяться, брезгливо его обходя. Ищет кто-нибудь моего безымянного принца. Должен искать!

Рассуждая так, я добрела до окошечка проходной, собираясь побыстрее отдать стражам порядка мятый пропуск и покинуть негостеприимное заведение. Но стражи были заняты беседой. Я остановилась возле раскормленного кенгуру, встретившего меня у входа. Кенгуру не обращало на меня внимания. Оно было поглощено разговором с коллегой. Невольно я прислушалась:

– Я у братана каталог типа импортных тачек взял, проверить эту машинку со жмуром. Так там, бля буду, ваще нет такой! Вроде «Порш», а вроде «Майбах», черт его знает. А еще я чё типа узнал, – тут кенгуру понизило голос и даже уши его заалели от сопричастности к большой местной тайне. – У меня друган на штраф-стоянке, куда эту тачку зарядили. Так он как бы под капот заглянул. Грит, типа чуть не рехнулся. Ваще не понятно, как эта хуевина ездила. И потом отогнали ее неизвестно куда. А Решетников молчит. Ну ему, ясен пень, лишние как бы хлопоты ни к чему. Хотя чё-то, он задумал. Все крутит чё-то, кумекает. Тока жмур – он, бля, и в Африке жмур!

Тут представители закона почему-то дружно заржали и наконец соизволили повернуться ко мне. Я старательно делала вид, что ничего не слышала и что у меня целы оба каблука.

– Ну чё тут у вас? Пропуск? Как там Решетников? Он у нас мужик сур-р-ровый: чуть что – в наручники и к батарее… Гы-гы-га!

Я молча протянула пропуск и пошла к выходу. Вслед отчетливо донеслось:

– А ничего типа телка. Я бы такую и сам – в наручники и у батареи! Гы!

Тьфу! Чума на оба ваших дома! Клацая оторванным каблуком, я заскакала к двери. Бегом отсюда! Дверь хищно чавкнула вслед, словно желая задержать своенравную. И наручниками к батарее… Тьфу! Вот сволочи. Чтобы я еще когда-нибудь по своей воле пошла в милицию! Да ни за что на свете!

А ведь его ищут. Наверняка ищут. Но как же быть? Обратиться на телевидение или в газеты? Что это даст? Я даже именно его не знаю. Я вообще, гуляя по тому району, никогда не обращала внимания на таблички с названиями улиц. Дура, как ни крути, а прав Решетников. Стоп. Ведь на нашем отделении свет клином не сошелся. Должно же там быть свое отделение? И если моего принца ищут, то заявление подано именно туда. Отделение там просто должно быть, с угрюмой решимостью думала я, сжав кулаки. Должно быть – и будет!

Тут что-то звонко пискнуло у меня над ухом, в глазах потемнело, и окружающее встряхнулось мокрой кошкой. Я покачнулась, снова едва не свалившись на топком берегу ее величества лужи. Только этого не хватало! Шмякнуться в жидкую грязь и окончательно стать похожей на жертву милицейского произвола. Домой, скорее домой. Выпью кофе. Залезу под одеяло. И забуду обо всех сегодняшних приключениях. Только не забуду найти в том районе отделение. Не забуду.

Заказ №…

Изделие «Жопы с ручками» (рабочее название)

Материал: латекс, дерево, кожа.

Описание изделия. Изделие в 4-х вариантах: размеры L, XL, XXL и XXXL. Выполнены из латекса. По бокам изделия крепятся ручки из дерева с кожаной оплеткой. Размеры и эскиз прилагаются. Срок выполнения заказа – 5 рабочих дней.

Подтверждено заказчиком Волосовым П. П.

Интернелюдия

Измотанный и медлительный бармен с усталыми глазами молча смешивал за стойкой классическую кровавую Мэри. Тягучий томатный сок лениво заполнил на треть огромный, пузатый, плохо помытый бокал… И прозрачная жидкость покорно ложилась поверх… Всепрощающая, умиротворенная ночь одним отчаянным глотком опрокинула в себя хмельной коктейль рассвета и превратилась в жемчужно-серое, хрупкое утро. Город, тихий и опустошенный, наблюдал, как, сочно брызнув, стекло небес заливает восход… Испуганные растяпы-звезды успели только подслеповато мигнуть перед тем, как их ошпарил и прогнал прочь безжалостный солнечный хлыст. Город просыпался. Вяло, с натугой, он распрямлял затекшие улицы и проспекты, хрустел суставами площадей, взъерошивал дворы и переулки. Тысячеликий великан, он неохотно поднимался, готовясь начать новый надоедливый день…

Спальные кварталы с тревогой прислушивались к себе и к тому, что было внутри и вовне их самих. Беспокойное, настойчивое биенье невесомым кружевом оплетало тяжкий, медленный стук изношенного сердца великана. Это биенье упорно рвалось наружу, искало лазейку, мечтало быть услышанным кем-то… Кем-то еще, кроме юных и беспощадных стражей одряхлевшего сюзерена в тесной короне дворцов, набережных и пустующих храмов. Быть услышанным… Зачем? Для чего? Нервное биенье не знало ответа на этот вопрос. Оно еще не знало ни вопросов, ни ответов. Оно просто – было. И жаждало, изо всех сил жаждало продолжать быть…

Миллионщица осень, щедро рассыпавшая на своем пути разноцветные ассигнации палых листьев, только смеялась над тревогами своих верных любовников и слуг. Поцелуями ветра она небрежно ласкала серую кожу безликих домов, хохотала, гоняя голубей на крышах, и уверяла, что все будет хорошо. Спальные кварталы, разглядывая себя в разбитом зеркале бессчетных луж, преданно ловили обещания осени, но впервые оставались к ним равнодушны. И впервые они поняли, что означает не верить. Они уже не верили осени, но пока еще ждали. Прислушивались. Были наготове…

День пятый

Господи боже мой! Сколько может продолжаться этот разговор?

– Нет, Рита, спасибо. Не простужена. Просто неважно себя чувствую. Приезжать не надо. Просто устала. Да клянусь я, что все в порядке! Наверное. Я могу и передумать. Ну съездите вы в этот чудный район сами! Да, не в силах! С тобой тоже много о чем можно договариваться. Я тоже каждый раз буду брать расписку! Ехать надо, если из моей тьмутаракани, то по проспекту, через переезд, вдоль забора… Нет, с джипиэсом не знаю. Да, я именно такая. И этакая тоже. Всё, пока!

Со мной и впрямь все было в порядке, но от бесконечной телефонной беседы с солирующей Риткой и гудящей бэк-вокалом Контрабасральто мне стало не по себе. Чего я, в самом деле? Друзья беспокоятся, что там стряслось с их дорогой директрисой, что она на работу не пришла? Не иначе как помирает. Да я еще пообещала отвезти их сегодня на экскурсию в мой любимый безлошадный район, но обещание начисто вылетело из головы.

Может, забыть про вредного Решетникова и поехать? Удивительно, как меня развезло от беседы с ним. Отвыкла я от жизни. Создала себе тепличные условия. Любовь, доверие…

Шваркая тапочками, я бродила по квартире. Окна, что ли, помыть. Или пол. Чем-нибудь заняться, простым и несомненным. Пожалуй, пол помою, стояние вниз головой стимулирует умственную деятельность и рост волос. Тряпка завалилась под кухонную раковину. Сев на корточки, я запустила руку в заросшее ржавчиной переплетение труб. Мокро! Протечка? Только этого не хватало!

Через минуту я, забыв обо всем, искала в растрепанном телефонном справочнике телефон нашего ЖЭКа. Или РЭУ? Как оно теперь называется-то? Впрочем, неважно. Набрав заветный номер, я принялась благоговейно внимать заполошной оратории коротких гудков. Еще раз набираем номер. И еще раз. И эх, раз, еще раз, еще много-много…

– Алё-о-о… – казалось, это короткое слово произносит изнуренная, умирающая женщина, висящая на дыбе в застенке, куда ее бросили по ложному навету. – Слу-у-ушаю-у-у…

– Э… Здравствуйте! У меня труба в кухне течет, – жизнерадостно сообщила я, рассчитывая таким образом сбить работницу ЖЭКа с ее похоронного настроя.

– Адрес говорите, – обреченно прогнусавила трубка.

Я назвала адрес. Воцарилась тишина, прерываемая через равные промежутки времени какими-то стуками и тресками.

– Ну так как? – наконец осторожно поинтересовалась я.

– На двадцать восьмое вас записываю, – донесся до меня тяжкий вздох.

– На какое? – я не поверила своим ушам. – Это же больше чем через неделю?

– Раньше у нас все занято, – с брезгливым равнодушием ответили мне.

– Но у меня же течет! – вполне резонно начала я апеллировать к здравому смыслу служительницы коммунального культа.

– У всех течет, – спокойно прозвучало в ответ.

– Э-э-э… – я растерялась. – Но вот у соседей верхних не течет, иначе они бы меня уже залили.

– Потечет, – с непоколебимой уверенностью пообещал унылый голос.

– Когда? – тупо спросила я.

– Когда-нибудь. Женщина, – внезапно рассердилась диспетчер, словно ее переключили в другой режим, – что вы мне тут голову морочите! Записывать вас на двадцать восьмое?!

– Д-да… Нет… Наверное, – забормотала я, чувствуя, как всегда при абсурдном общении с «богами» ЖКХ, что меня стремительно покидают уверенность в себе и формальная логика. – Конечно, – я зачастила, испугавшись, что на том конце провода повесят трубку. – Записывайте.

– Двадцать восьмого с одиннадцати до шести к вам подойдут, – деловито брякнуло мне в ухо. – Будьте дома.

– Но я же работаю!

– Мы тоже работаем, – со сварливой угрозой процедила моя невидимая собеседница.

– Ладно, – безнадежно смирилась я. – А пока-то мне что делать? Там ведь течет!

– А вы вентиль у себя перекройте, – дала мне трубка дельный совет, который я знала и так – не в первый раз протекаю.

– Спасибо, – я без особого энтузиазма поблагодарила крутую специалистку.

– Не за что. Всего хорошего, – неожиданно вежливо ответили мне и быстро положили трубку.

Двадцать восьмое! Больше недели сидеть без воды. Может, надо было сказать, что я готова вызвать водопроводчика за деньги? Хотя и это бы не сработало. Стоп. Я вдруг вспомнила, что не так давно видела в своем любимом базлошадном районе объявление. Замена труб, сантехнические работы, срочные вызовы. Срочные вызовы! Там был телефон. Всего две цифры! Зажмурившись, я стала лихорадочно вспоминать. Ура, вспомнила!

– Компания «Стикс», здравствуйте. – Я настолько не ожидала, что попаду на диспетчера с первого раза, что замешкалась с ответом. – Слушаю вас. – Да и голос в еще не остывшей от предыдущего разговора трубке качественно отличался от раздраженно-измученного нытья жэковской тети. Голос был учтив, добродушен и весел.

– Здравствуйте, – я постаралась ответить столь же дружелюбно. – У меня протекла труба на кухне, а водопроводчик из ЖЭКа придет через неделю. Без воды я столько не проживу!

– Будьте добры, вашу фамилию, адрес и телефон, – ласково обратились ко мне.

Я поведала трубке и то, и другое, и третье, добавив на всякий случай еще и свое имя. Было слышно, как мягко и деловито щелкает под пальцами говорящей со мной девушки клавиатура компьютера. База данных у них там, что ли?

– Вы живете не в нашем районе, – озабоченно сообщил голос из мембраны. Сердце у меня упало. – Поэтому мастер сможет к вам подъехать не раньше, чем через сорок минут. – Я утратила дар речи.

– Вы слышите? – спросили у меня. – Вас это устраивает?

– Да! Конечно! То есть вы хотите сказать, что в течение часа ко мне приедут и все починят? – после беседы с диспетчером ЖЭКа я не верила своим ушам.

– Не знаю, – рассмеялись в трубке, – починят ли вам все, но мастер посмотрит и скажет, что можно сделать.

– Спасибо, – невпопад брякнула я. – Тогда жду вашего человека. Да, у нас тут домофон…

– Наш человек, – лукаво поведала мне девушка, – умеет пользоваться домофоном. Он приедет в течение часа. Спасибо, что обратились в «Стикс». Всего доброго.

– До свидания, – растерянно прошептала я.

Значит, где-то часа через два вопрос с протечкой будет решен. Хотя бы временно. Ну вот почему у нас тут водопроводчика надо неделю ждать, а оттуда – через час приедут? Ну почему?

Так, не надо злиться, надо отвлечься. Что я сегодня планировала делать, если бы не вчерашний визит в милицию? В первую очередь, Ташке отзвониться и спросить, как у нее дела с заказанными стихотворными открытками. Наверняка она уже успела сделать если не весь заказ целиком, то уж половину – точно. Ташка у нас молоток.

Это она четыре года назад подвигла меня на создание нашей странной конторы. Это она убедила Маргариту, что бриллианты, полученные от очередного отправленного в позорную отставку мужа, надо обратить в деньги и пустить на развитие конторы. Это она нашла тогда первых заказчиков. Неунывающая, угловатая, похожая на восторженного мальчишку… И с лягающимися близнецами в огромном, как глобус, животе. Замужем Ташка тогда еще не была, и усиленно готовила себя к участи одинокой мамочки «с двумями дитями», как выразилась санитарка в женской консультации, едва не доведя Татьяну до преждевременных родов в результате смехового припадка. Рожала она, впрочем, уже будучи замужней дамой.

Ташкин муж-дальнобойщик по имени Костя, наверное, не мог и вообразить, что поведет в загс, сияя от счастья, худенького бледного воробушка на восьмом месяце беременности. Эта пара с почетным эскортом из меня, Ритки, Борьки и Ксюхи с Ивором произвела на весь загс неизгладимое впечатление. Ташка и Костя странно смотрятся вместе. Он, низкорослый, широкоплечий, кривоногий, похожий на таежного Топтыгина. Ташка почти на голову выше Кости. Она все время куда-то бежит, глядя в наше северное небо, которое, кажется, опрокинулось ей в глаза, такие же серые и бездонные. Она стройная, длинноногая, с ломкими плечами балерины или мальчика-поэта, хрупкого, но несокрушимого духом скитальца. «В прошлой жизни я была бродячим бесприютным скальдом!» – любит провозглашать Татьяна. Именно неизлечимое внутреннее беспокойство и довело Ташку до незапланированного замужества, родов и работы в нашей странной конторе.

Про таких, как она, говорят «шило в попе чешется». В общем, несколько лет назад преданной идеалам хиппи студентке филфака Татьяне Фроловой приспичило «пойти по трассе». С песней утреннего ветра по шоссе прибыть на каникулы к родителям, не потратившись на билет и получив чемодан романтических впечатлений. Идея для интеллигентной девушки-аккуратистки, мягко говоря, странная. Маме с папой, оставшимся в далекой Туле, она, разумеется, ни словом не обмолвилась о своей бредовой идее. «Я что, дурочка, что ли, родителей волновать?» – рассуждала Татьяна.

Попутчиков хиппи-неофитка себе не нашла. И отправилась по трассе в одиночку. Костя был третьим, кто ее подвозил. Когда она рассказала потному водиле здоровенной фуры, куда и зачем едет, мужик ее обматерил, назвав шалавой и безмозглой курицей, посоветовал сесть на автобус, вернуться в Питер и купить билет на поезд. Даже предложил дать денег, если у нее, дурынды, их нет. Ташка гордо отказалась. Мужик ей не нравился, и она была страшно рада, когда спрыгнула на пыльную обочину после скандала, произошедшего прямо в кабине фуры между ней, духовно богатой девушкой, студенткой филфака, и тупым детиной, выпускником ПТУ. Костя только харкнул очередной окурок ей вслед.

Невоспитанный чурбан был, повторюсь, водителем третьей машины, которая ее подвозила. А четвертой машиной, чистенькой иномаркой, управлял милый улыбчивый парень и его еще более улыбчивый приятель. Загнав чистенькую машину на глухую проселочную дорогу, милые молодые люди всю ночь поочередно насиловали студентку третьего курса филфака, духовно богатую девушку, и избили ее до полусмерти.

Когда Татьяна рассказывала мне об этом, я не могла поверить. Нет, не в то, что ее, наивную дурочку и безмозглую курицу, избили и изнасиловали. В это верилось легко. Я не могла поверить в то, что она может так спокойно рассказывать об этом и жить дальше. Она же, ласково поглаживая свой округлившийся живот и рассеяно улыбаясь, признавалась, что больше всего ее убило не то, что ее изнасиловали двое невероятных сволочей. Ее убило то, что они делали это… в презервативах. «Костя-то попроще был, – хихикнула Ташка, – вот я от него и подцепила», – и звонко щелкнула себя по пузу.

Утром она выползла на обочину. Ни один водитель даже не замедлил хода, видя скрючившуюся в придорожной пыли истерзанную девчонку. Солнце жарило во всю ивановскую, превращая асфальт в адскую сковородку, а пыль – в острый перец для грешной души. Когда эта приправа безжалостно запорошила щелочки глаз, взлетев тревожным вихрем от резкого торможения здоровенной фуры, Ташка, наконец, потеряла сознание. А когда очнулась, Костя ее уже не испугал. У не осталось сил на то, чтобы пугаться. Он, матерясь, затащил ее в кабину, влил в рот водки, и вытянул из нее всё. Не переставая обзывать дурищей, шалавой и безмозглой курицей. Но пыл его заметно поубавился, когда Ташка, с трудом ворочая распухшими губами, сообщила ему номер и марку машины с улыбчивыми ребятами. Я же говорю, несмотря на наивность, Ташка практична и наблюдательна, как и свойственно настоящему поэту. Одно стихотворение Ташки про Ритку чего стОит! Ведь не в бровь, а в глаз попала, при том, что Ритку она тогда знала без году неделю.

Но наблюдательность и крепкий внутренний стержень сыграли с Татьяной еще одну злую шутку. Она безоглядно влюбилась в Костю. Влюбилась, не замечая больше ни его медвежьих статей, ни причудливой лексики, ни пристрастия к футболу, пиву и «Беломору». Она видела одно: человека, который увидел человека в ней, вопреки всем различиям между ними. При этом она и в мыслях не держала тащить Костю в постель или женить его на себе. Она была готова больше никогда его не видеть, родить и растить ребенка самой. Тут мы с ней и познакомились.

Ташку, вернее, ее близнецов, укачало в душном автобусе. Я помогла ей выйти наружу и сунула под нос склянку с духами, от чего ее немедленно стошнило мне на сапоги. Разумеется, после такого мы не могли не познакомиться. Не прошло и трех месяцев, как возникла контора. Гриша, Олигарх, Ниночка, Ксюха с Ивором появились чуть позже. А раньше неунывающую Татьяну, в глазах которой по-хозяйски поселилась насмешливая грусть, отыскал Костя. Уж не знаю, чего он хотел от встреченной на трассе безмозглой курицы, но когда вместо угловатой девчушки-нескладушки увидал округлившуюся в разных местах взрослую женщину с печальным взглядом, вопрос решился сам собой. Ташка, не сомневаясь ни секунды, сменила фамилию с Фроловой на, ей-богу не вру, Подкузякину, зачеркнула честолюбивые планы пробиться в большую литературу, родила и все силы без остатка бросила на семью и на работу в «Сюр-призе». «Вы мне счастье принесли, я теперь от вас не отлипну», – пообещала она, когда мы пришли на смотрины Олежек.

Да, без Ташки у нас и контора не контора… Я ей сегодня позвоню обязательно. Тут, словно одобряя мое решение, мобильник отчаянно затрезвонил.

– Алё.

– Надежда Дмитриевна? – голос незнакомый, похоже, немолодой мужчина.

– Да, это я.

– Здравствуйте. Меня зовут Игорь Семенович, я мастер из «Стикса».

– Да, да, конечно. Слушаю вас, – поглядев мельком на часы, я обнаружила, что Игорь Семенович в отведенные ему сорок минут не уложился. Наверно, потому и звонит.

– Да нет, – смущенно засмеялись в трубке, – это я вас слушаю. Вы мне не объясните, как до вас доехать? Я уже минут двадцать плутаю, что-то никак не могу найти нужный поворот.

– Ой, у нас все вечно плутают! Вы сейчас где? – тут я сообразила, что не знаю ни одной улицы в том районе, откуда едет водопроводчик. – Только вы извините, я ваших краях названий улиц не помню.

– Бывает, – понятливо отозвался Игорь Семенович. – Я сейчас еду вдоль скве… – глуховатый голос перекрыло шквалом помех.

– Але! Игорь Семенович! Вы меня слышите? – трубка продолжала хрипеть. – Але?

Что же это такое? Невезуха! Нет уж, я сейчас ему сама перезвоню, мне водопроводчик дозарезу нужен. Когда я уже собиралась отключиться и перезванивать, шум затих так же внезапно и беспричинно, как появился.

– Надежда Дмитриевна? Слышите меня?

– Да!

– Извините, мистика какая-то, – озвучил Игорь Семенович мою мысль. – Ни с того, ни с сего помехи. Да, так вот, я еду вдоль скверика с памятником.

– Значит, – я поспешно принялась выдавать указания, боясь, что связь снова закапризничает, – доезжайте до конца сквера, там растет такая здоровая береза, с двумя стволами. Проедете чуть-чуть вперед, глядите направо, будет ответвление дороги. На него поворачиваете, едете до конца и заезжайте под арку ближайшего дома во двор. Так быстрее будет. Едете прямо до второго левого поворота, мимо него проезжаете и смотрите направо. Там бетонка. Вот по ней и катите до конца, попадаете снова во двор, там еще вечно канава разрыта, еще иногда бомжиха с овчаркой в кусте сидят, ее объезжаете по краешку, то есть канаву, а не бомжиху. Потом сворачиваете направо под другую арку, попадаете на проспект. Оттуда до моего дома по прямой минут десять. Девятиэтажка, третье парадное. В нашем дворе надо быть осторожнее, у нас тут все в колдобинах.

В трубке напряженно молчали. Чего это он? Вроде понятно объяснила.

– Ау? – опасливо воззвала я.

– Да-да, я все записал, минут через двадцать пять буду у вас, – поспешно отозвался Игорь Семенович и дал отбой.