– Нам объявлена война, сказал Пирогов на заседании Генеральной ассамблеи ООН. Мы ещё не понимаем этого, потому что на этот раз войну нам объявило не враждебное государство, населённое такими же, как и мы, людьми. Не пришельцы из космоса и не роботы-терминаторы из будущего. Всё это было бы не так страшно, потому что было бы слишком привычно, ведь все мы читали фантастические романы о вторжении пришельцев и смотрели голливудские фильмы про чужих. Но сейчас войну с нами ведёт нечто, что мы даже жизнью признать не можем – до такой степени оно не вписывается в рамки, которые мы сами для жизни определили. Нечто, имеющее гораздо больше оснований считать эту планету своей. Я знаю, что большинство моих коллег сочтут то, что я говорю, антинаучным бредом, но прошу вас меня выслушать, и выслушать внимательно. Не имеет значения, может ли коронавирус COVID-19 реплицировать сам себя, синтезировать белок и есть ли у него собственная иммунная система. Важно то, что в той войне, которую он ведёт против человечества, он действует не как природный фактор, а как разумный противник, руководствующийся сложной стратегией. Это – главное, а выяснением тонкостей и деталей можно будет заняться потом, после победы.

События последних лет, заключил Пирогов, это не просто борьба с пандемией, а война со смертельно опасным, обладающим огромными скрытыми резервами и совершенно недоговороспособным врагом. Соответственно, и вести себя с этим врагом следовало как ведут себя страны, подвергшиеся вооружённому нападению.

… Разумеется, выступление Пирогова вызвало скандал. «Washington Post» опубликовала карикатуру, на которой русский профессор в широких казацких шароварах и ушанке с красной звездой, танцуя вприсядку, палит из двух револьверов по уворачивающемуся от пуль зелёному коронавирусу. «New York Times» разразилась глубокомысленной статьёй о традиционной русской паранойе, заставляющей Москву выискивать врагов даже с помощью электронного микроскопа. Но многие СМИ к Пирогову прислушались. Любимый телеканал американского президента Fox выделил профессору из Новосибирска полчаса в прайм-тайм. К разочарованию карикатуристов, Пирогов пришёл в студию не в шароварах и не в ушанке, а в скромном, но дорогом костюме от Brook’s Brothers. В руках у него была папка из тиснёной кожи с золотым гербом России.

«Итак, вы заявляете, что нам объявлена война?» – спросил профессора любимый телеведущий президента Трампа Шон Хэннити.

«Именно так, – ответил Пирогов на прекрасном английском. – И война эта ведётся по всем правилам военного искусства. В самом начале войны наш враг нанёс удар по нескольким ключевым точкам, сразу же лишив нас возможности эффективно обороняться. Так, китайская провинция Хубэй, где находится город Ухань, с которого в 2020 г. и началась пандемия, была центром производства медицинских масок, обеспечивавшим ими 90 % стран мира. В результате на протяжении полугода мир испытывал жестокий дефицит этого простейшего средства защиты – помните, как государства буквально воровали друг у друга грузы с масками?»

Шон Хэннити был слишком профессионален, чтобы покраснеть. Он ограничился понимающей улыбкой.

«Второй удар пандемии пришелся по Ломбардии, – продолжал Пирогов. – В этой итальянской провинции, сильнее всего в Европе пострадавшей от пандемии, расположены заводы одного из крупнейших в мире производителей оборудования для забора мазков – без них тестирования на COVID-19 не проведёшь. Враг выбил это звено – и последствия тут же стали ощущаться по всему миру, особенно, кстати, в Америке. А знаете, почему? Всё дело в глобализации. Мировая экономика настолько широко раскинула свои производственные цепочки, настолько растянула линии снабжения, говоря военным языком, что несколько хорошо выверенных точечных ударов оказались способны обрушить всю нашу систему обороны. Точнее, вашу систему. Россия, в силу многих причин – в том числе, кстати, и благодаря западным санкциям – с 2014 г. была вынуждена рассчитывать сама на себя. Поэтому и тесты мы делали сами, не рассчитывая на импортные комплектующие. И вакцины разработали раньше других, потому что нашим учёным и производителям не было нужды спрашивать разрешения у Биг Фармы. Ну и потом, то, что вы всё время ставили нам в вину – синдром осаждённой крепости, русская паранойя… Знаете, это, конечно, было сильным преувеличением, но память поколений так просто не сотрёшь. Когда пришла беда, опыт многих войн, пережитых моей страной, помог нам быстро собраться с силами и приготовиться к отражению атаки. А она последовала – пусть враг и напал на нас чуть позже, чем на Китай, Италию и США».

«ОК, Иван, – перебил его Хэннити, – мы всё уже поняли, что круче вас только hard-boiled eggs. Но вы прилетели сюда из своей Сибири, или Монголии, или где там находится ваш Академгородок – приехали к нам, в Штаты, устроили шухер в ООН, подняли на уши всё Восточное побережье… спрашивается – зачем? У меня возникает подозрение, что вы под шумок хотите порешать здесь какие-то важные для вас вопросы. Вы видите, что мы сейчас не так сильны, как раньше – и пытаетесь воспользоваться моментом. Ну не могу я всерьёз поверить в этот ваш бред со страшной вражеской цивилизацией вирусов, которая якобы с нами воюет».

«Шон, – сказал Пирогов, подвигая к ведущему папку с золотым гербом, – аналитики из моей группы собрали здесь самые очевидные факты, свидетельствующие о том, что враг действует сознательно. Я назвал только два – Хубэй и Ломбардия – а в этой папке их сто. Прочитайте и поговорим… потом».

Хэннити папку взял. Но поговорить у них не получилось – на следующий день Пирогов срочно вылетел в Индию, где в трущобах двадцатимиллионного Мумбаи вырвался на свободу новый штамм коронавируса, ещё более смертоносный, чем два предыдущих. Невероятными усилиями Мумбайскую вспышку удалось локализовать, но Пирогов застрял в Индии на целый год. За этот год в мире изменилось многое.

Хэннити внимательно изучил переданные ему документы. Они потрясли его настолько, что Шон добился встречи с президентом США и, зная, что тот не большой любитель читать, коротко пересказал ему содержимое папки Пирогова. Президент не поверил, но поручил директору разведки проверить полученную информацию, и через некоторое время получил доклад, в основном подтверждающий выводы русского профессора.