Читать книгу: «Ти-ли-та. 5 часть», страница 2
Влево от кукурузного поля, ближе к леваде, располагалось хозяйство тракторной бригады. Трактора, сеялки, комбайны – всё это находилось не на территории колхозного двора, а просто в поле, под открытым небом. Среди всей этой техники постоянно снуют механизаторы. Кто – то возится с комбайном, кто – то резко дёргая шнур, пытается завести трактор, который почему – то никак не хочет заводится, кто – то ремонтирует сеялки. И всё это перед моими глазами. И всё мне интересно.
Иногда мимо нас проходила Мишина мама Ольга. Цёця Оля работала на кормокухне, которая находилась неподалёку от нашего выпаса, и когда она шла на работу, то, бывало, ненадолго останавливалась, чтоб перекинуться несколькими фразами с дедом Артёмом. Всё-таки какие же они были разные – отец и дочь.
Он – высокий, осанистый, с пышными седыми, у рта ржавыми от самосада усами, надутый как индюк. Она – невысокого роста, ладная, очень приятная, простая и приветливая. Меня она всегда спрашивала, как мои дела и гладила по голове.
Я не могу точно сказать, сколько по времени я находился под началом деда Артёма. Мне кажется, что не долго. Может, месяц, может – полтора. А дальше случилось то, что колхоз сдал своих быков на мясокомбинат. И в самом деле, если они по целым дням паслись в поле, то, значит, особой необходимости колхоз в них не испытывал. И отправили ставшую не нужной тягловую силу – на колбасу. Волов заменили трактора и лошади. Дед Артём остался без работы. Пасти же свою корову и телка «за так», без трудодней, он не собирался.
И я в свои восемь лет стал вполне себе самостоятельным пастухом. Первое время я пригонял Галку на привычное место, где пасли с дедом – так мне было спокойнее. Освоился я довольно быстро, и очень скоро мне уже не требовалось беспрерывно следить за коровой. Я мог лежать на спине и подолгу следить за плывущими в небе облаками. О! Какое же это чудное занятие! Раскинуться навзничь на душистой зелёной траве и долго, долго смотреть на облака, и тогда они невероятным образом преображаются, будто оживают, наполняются какой – то непостижимой тайной – и зовут, и манят куда – то… И уносят тебя в неведомою даль… в сладкие, детские мечты…
А то мог лежать на животе и подолгу наблюдать за божьей коровкой, которая ползёт, ползёт по травинке – до самой верхушки, затем растопырит крылышки, от чего – то задумается, застынет на какое – то мгновенье – и улетит в своё неведомое путешествие. А бывает, что и не улетит. Бывает, заберётся козявочка на верхушку травинки и чебуртыхнется почему – то на землю. И опять приходиться ей взбираться на свою стартовую площадку – лететь – то всё равно надо. А то наблюдаю за птицами. В общем провожу время в своё удовольствие и всё равно знаю: где находится моя корова. Я её постоянно слышу.
Галка когда паслась то при этом довольно громко сопела, и я всегда на слух мог определить – где она находится в данный момент. Иногда она подходила так близко, что я слышал звук рвущейся травы, которую она щипала, посапывая. А когда корова начинала сопеть возле самого уха, то я ощущал специфический силосный запах струй воздуха, исходящих из Галкиных ноздрей. Иногда её сап пропадал, и наступала пугающая тишина. Тут уж сразу: ахтунг!
Тут уже не до жучков – паучков! Напряжённо выискиваешь её глазами, начинаешь волноваться, – а она, «коровушка такая», полёживает себе в тенёчке возле дощатого забора и жуёт свою бесконечную жвачку, да ещё и время от времени развлекается «благородной отрыжкой».
Как – то пригнал я Галку с обеда, только расположился на траве, смотрю, направляется ко мне Мишина мама. Она, видимо, тоже с обеда шла на работу и завернула ко мне. Подошла и села на траву напротив меня.
– Костик, а тебе не скучно одному здесь пасти корову? – Спросила она меня и вытащила из внутреннего кармана мужского пиджака, в котором была одета, пригоршню чудесных оранжево – красных вишен. Они были с черешками и торчали между её пальцами янтарными бусами. Вишни эти были прекрасны тем, что появлялись первыми. Может, потому они и казались нам необычайно сладкими. Они считались у нас редкостью и назывались – «свитиянские». Почему они так назывались, я никогда не знал. Да и никто, наверное, не знал. А цёця Оля сняла фуражку с моей головы, положила её на траву, прямо передо мной, и высыпала туда вишни.
