Читать книгу: «За сердцем или, как Маруся в Узбекистане побывала.», страница 5

Кара-Суу

Маша проснулась от того, что замёрзла. Открыла глаза и не поняла, где она. Серый свет пробивался сквозь густую тюль и было не ясно, что за время суток: раннее утро или конец дня.

Мария огляделась. В сумерках виднелись серые очертания небольшой комнаты. Конечно же скатанные матрасы вдоль стены в несколько рядов, пол в коврах, стены, трюмо и какой-то сервант, шкаф или что-то наподобие. Слишком ещё или уже было темно.

«Где Бахадыр? И почему так холодно? – Маруся укрылась своим пальто и почувствовала себя бомжихой. Вообще, конечно, это ненормально! Романтично – тоже под вопросом. Но какого чёрта мы крадёмся, как воры? Я прокажённая, что ли? И Бахадыр! Он же живёт в этом доме! Почему тогда нужно вести себя, будто мы влезли к чужим переночевать? И что? Он будет меня прятать от буэ-джан всегда?!» – слово «всегда» навело Марию на мысли о том, что, собственно, будет дальше с ними с Бахадыром? Поженятся? Как? Её не принимает его мать, а его точно не примет её бабушка. Маруся впервые задумалась, что будет дальше, и зачем она приехала в Узбекистан на Родину Бахадыра. Да, она любила его. Любил ли он её? Наверное. Если бы любил по-настоящему, не прятался бы от мамы, а смело ввёл бы в родительский дом и объявил своей девушкой или невестой. Впервые Маша-Саёра почувствовала не очень приятное ощущение внутри, где-то под ложечкой. А готова ли она менять себя ради любви? Готова ли стать хотя бы частично мусульманкой, не меняя веры, а в традициях и обычаях? Глубоко внутри девушка уже знала ответ, но сейчас ответила себе, что надо подумать.

 Решительно поднявшись, Маруся-Саёра пошла на поиски Бахадыра, да и в туалет сходить не мешало. Дверь вела прямо в тёмный коридор. Машка, не боявшаяся ничего в этой жизни, кроме пауков, смело шагнула и промазала ногой. Оказывается, пол там был значительно ниже, чем в комнате, из которой она и ухнула вниз. Пробираясь на ощупь по стенам, девушка представляла, как она сейчас обопрётся на дверь и ввалится в спальню к буэ-джан, и та будет кричать на неё: «Хора-амэ, кясиопат, хайвон…» Тихо хихикая, девушка по прямой дошла до какой-то двери и открыла её. Это была веранда. Обыкновенная, без национальных отличий, человеческая веранда. Стены наполовину были окнами, укутанными в густую тюль, около них ковры заканчивались, и стояло много обуви. Обыкновенные калоши. Мария только позже начала отдавать себе отчёт, что для неё обыкновенное, что не было узконациональным, служило якорем психологической стабильности. Посмотрела, осознала: по-русски, как дома, и выдохнула, а до этого, казалось, и не дышала. Открыла большую деревянную дверь из дома и очутилась на широком деревянном крыльце под крышей.

 На улице было сумеречно, но девушка поняла, что это утро. Пока она выбиралась из дома, стало светлее. Двор был в старой плитке, такой, как выложен тротуар возле её дома в Ольховатке. Маша искала глазами хотя бы что-то похожее на туалет. Таких построек оказалось несколько, и она пошла их исследовать.

 Первая оказалась летним душем. Во второй стояли непонятные предметы, и вообще постройка оказалась значительно больше, чем казалась снаружи. Наконец-то Маруся нашла, что искала. Яма и кувшин рядом. Где туалетная бумага? Русская девушка вернулась в сарай и начала искать хоть что-то подходящее на замену. Эта проблема преследовала Машу на протяжении всего её пребывания в гостях. К концу первого дня в восточной стране девушка стала носить с собой салфетки – это было почти самым главным в её жизни на тот момент. В принципе тогда уже можно было самой себе честно ответить, что ничего нерусского Мария не пустит ни в свои привычки, ни в традиции, и уж тем более – в душу.

Девушка огляделась. Двор был практически весь выложен плиткой. За исключением земли, где летом цвели цветы. Территория делилась примерно на две части. Первая при входе во двор от забора до дома была накрыта полукруглой крышей. Вторая часть, по другую сторону от дома, с одной стороны была застроена постройками, среди которых стоял традиционный тандыр, справа была земля. В конце двора был деревянный забор с калиткой – выход в соседнюю магалу.

 Дверь дома открылась.

– Саёрка, ты проснулась? – улыбающийся во весь рот Бахадыр раскинул руки и пошёл навстречу. Маруся положила голову на плечо юноши и стало тепло и спокойно, будто надела иллюзорный плащ защищённости. – Пойдём кушать.

Тогда Машка не понимала, что в Бахадыре её периодически подбешивало, а намного позже это стало очевидно: угодничество и готовность прогнуться, если надо. «Кушать» – такое халдейское или детское. Всегда – «кушать». Не есть, не перекусить, а кушать-покушать. Как официанты готовы за чаевые стерпеть, угодничать и лебезить: «кушайте наздоровьице!», делайте что угодно, только дайте чаевых; так и в Бахадыре постоянно скользило противное, неестественное ситуации угодничество.

 Вернулись в ту же комнату, где Маруся проснулась. Она осталась ждать, а Бахадыр ушёл за едой. На её размышления, почему бы не пойти на кухню и поесть, ответа пока не было.

 Подоспел чайник, пиалы и лепёшки.

– Не стал разогревать ничего, чтобы маму не разбудить, – объяснил юноша.

– Что делать будем?

– Пойдём на рынок к Али-аке.

– Ассалям алейкум, Саёра-опа, – Али искренне обрадовался Машке, а та по-русски, от всей души обняла друга, что давно не видела.

– Алейкум ассалям, Али!

 Разговаривали, чаще подходили какие-то мужчины, женщины просто наблюдали и задавали вопросы. Бахадыр оставил девушку с другом и куда-то ушёл. Али с интересом слушал, как Мария рассказывает о своём путешествии в поезде. Отвечал на вопросы земляков, иногда знакомил.

– Саёра-опа, это Бахтияр-аке…

 И дальше шла степень родства к Бахадыру.

 Маруся вдруг оглянулась и осознала, что она совершенно одна в абсолютно чужом обществе, под которое ей придётся прогибаться и выполнять их правила, чтобы выжить. Зачем ей это?

– Соскучилась, солнышко? – обнял сзади Бахадыр.

– Замёрзла и есть хочу! – огрызнулась Маруся, сама не понимая, что с ней.

– Пошли в чайхану, покушаем.

Маша закурила.

– Лучше здесь не курить так.

– Как – так?

– Когда идёшь по улице.

– А то что?

– Может забрать милиция.

– Ты серьёзно?! – Машка аж закашлялась от смеха, но сигарету и не подумала тушить.

– Абсолютно, – по виду парня Мария поняла, что он не шутит. – Но пока ты со мной, можешь курить. Я здесь всех знаю.

 Авторитет подпрыгнул до максимума. Но Маруся рявкнула:

– Я буду курить, и мне всё равно, можно или нет. Заберёт, значит, вытащишь. Или не вытащишь?

– Вытащу, конечно, но может и не заберёт ещё, – Бахадыр выглядел уже не таким самоуверенным, как несколько секунд назад. Мария выкинула окурок щелчком.

– Пошли уже есть. Или ты привёз меня сюда голодом заморить?