Читать книгу: «Релокейшн», страница 5

Тут главное не навредить слабым тщеславным человеческим душам еще больше. И поэтому ей нужны были дети Гор. Мирная, плавно текущая энергия, понимающая и всепрощающая. Ей нужен был Марк.

Глава 12

– Он почти не разговаривает. Глухой что ли?

– Говорят, обет дал. Обет молчания.

– А как он персоналом руководит? Как объясняет, что и куда нужно положить, в каких пропорциях? Как смешивать, нарезать?

– Не знаю. Но результат всегда фантастический.

**Что я могу сказать о Марке? Это редкий человек. Я таких больше не встречала. Он умеет прислушиваться к каждому шороху души. Я так не умею. Вот как раз для него нравственный закон не пустой звук. Да. Он меня очень вдохновляет. Всё. Точка.

Почему же сухо? Нет, серьезно, ты считаешь, что я чего-то недоговариваю? Хорошо, я добавлю. Он меня очень вдохновляет. Говорила? Ах, да! Ну, тогда… давай продолжим. Я думаю, что со временем ты поймешь, кто такой Марк. Сейчас не время…**

Марк был монахом, воином и единственным в своем роде шеф-поваром. Получив Гран- при модного кулинарного шоу, он пропал из поля зрения восторженных фанатов и докучливой прессы так же внезапно, как и появился. Он умел преобразовывать энергию в поток соединительной теплоты, проходящей через сердце и выходящей через руки. Он проникал в продукт всей своей сущностью. Сливался с его запахом, наслаждался формой, цветом и каждый раз открывал в нем что-то новое. Нежная мякоть, капли сока, два-три зеленых всполоха. Ароматные кусочки, чуть тронутые румяной корочкой, сверху пряная пыль. Это был танец, музыка, высшие сферы. Сознание людей, впервые наблюдавших этот процесс, отказывалось понимать суть происходящего. Они просто говорили то, что говорит в таких случаях большинство: он гений! Известный всем и каждому круговорот воды в природе не объяснял им того, что давно понял Марк: всё, включая человека, может иметь разные формы своего проявления. Эмоция, слово, мысль, цвет, запах – надо просто найти свои. Чутко, деликатно, только по мере готовности и проявленного желания объекта, с которым взаимодействуешь. В минуты вдохновенного творческого потока в нем зрела и раскрывалась цветком сила. Она появлялась, вызванная безоговорочным принятием мира, доверием к людям и ко всему, что встречало незамутненное сознание. Его энергия перетекала от одной материи к другой, меняя структуру и находя новое звучание, поражавшее и восхищающее.

Орлет не удивилась, когда получила от Марка положительный ответ. Не удивилась она и тогда, когда на ее предложение поучаствовать в оформлении «Смены» – ну мало ли, ну вдруг – с воодушевлением отозвался Сашка.

**Я многое могу рассказать о Сашке. Он вообще отдельная история. Он особенный. Конечно все мы особенные, нет ни одного человека не имеющего свою особенность, свою небольшую или, наоборот, крупную изюминку. Но у Сашки этого отборного изюма хоть отбавляй. Высокая концентрация страсти, энергии, боли и сверхчувствительность к красоте.**

Сашка – художник! Величайший, современный, востребованный. Редчайший талант, умноженный на патологическое трудолюбие, позволяет ему ваять грандиозные живые полотна. Возможности лазерной анимации – просто детский лепет на лужайке по сравнению с его многомерной одушевленной стенографией. Если для «Смены», для создания определенной атмосферы требуется замкнуть все горами, а потом сделать так, чтобы горы рассыпались мелкими блистающими звездочками, – это к Сашке. Появляющееся из маленькой стрекозы лесное озеро, растекающееся тонкими, подвижными водяными лентами, переплетающимися между собой, поднимается в небо радугой, разделяется на разноцветные круги, из которых вылетают стаи волнистых попугайчиков. Какое это имеет воздействие на зрителя! Это как заговор, как шаманская песня, как волны на море. Из одного другое, из другого – многое. Суровый северный лес, при долгом взгляде на который будет проявляться меняющий свои очертания сложный сюжет из орнамента и зверей. Они обретут свой вид, цвет, характер и в итоге превратятся в портреты присутствующих гостей прямо на фоне ночного неба. Затем звери растают, но перед каждым гостем окажется бумажный свиток с его акварельным портретом. Ощущения незабываемые! Вообще, Сашкиной фантазии доступно многое. Практически всё! Всё, кроме себя самого. Психика у Сашки тонкая. И сам он длинный, тонкий, с застывшей улыбкой на лице и синими-синими глазами-льдинками. Удивительно, но, если Сашка плакал, а это, надо сказать, случалось довольно часто, он все равно улыбался. Когда его находили в полумертвом состоянии где-нибудь под мостом в районе исполнителей, с ним в обнимку, прилипшая и отчаянная, была она, его знаменитая улыбка. Она была своеобразным индикатором того, что он еще может, еще хочет жить. Орлет любила Сашку как сына, но повлиять на его отношение к собственной жизни не могла.

**Почти все через это проходят. Это просто такой жизненный период, когда ты должен понять, кто ты. И поэтому так широко, странно начинаешь изучать мир. Потом понимаешь, что все просто! Что ты можешь быть кем угодно, и для продолжения своего пути тебе необходимо себя создать. Самому! И у меня такое было. Важно, чтобы рядом был человек, который все это уже прошел, и в случае чего подал руку помощи. Тем более это важно для таких людей, как Сашка. Гиперчувствительных, впитывающих, как губка, не только то, что они видят, но и те чувства, которые транслирует окружающее пространство. С молниеносной скоростью они переполняются информацией, настроениями, и психика не выдерживает. С ними обязательно должен быть хоть кто-то, кто мог бы направить и защитить. Я была рядом. Ускорить процесс нельзя, хотя очень хочется. Это как с выпечкой хлеба. Хороший, правильный, вернее, полезный хлеб создается долго. А тот, который за полчасика, по-быстрому, на хлеб, конечно, похож, только пользы в нем… Вот, кстати, Марк в этом очень хорошо разбирается.**

Марк прилетел на остров и уже развил бурную деятельность. Создавались тестовые блюда. Только звуки ножа, тарелок и дыхание восьми помощников, специально прошедших отбор только для того, чтобы получить возможность быть рядом с маэстро. Видеть, ощущать, учиться. Свежее, сочное, отжатое. Взбитое, обогретое, раскрывшееся. Вкусы учились соединяться, дружить, приобретая от сочетания различных фактур краски, оттеняя друг друга и усиливая. Механизм под названием «Смена обстановки» начал свою работу. Время сборки.

Проверенные, новые, лучшие появлялись на «Смене», получая личные техзадания, встраиваясь в огромный просыпающийся организм, пытаясь дышать с ним согласованно. Каждый день новые встречи, расселение, распаковка, наладка, сверка.

Орлет встречала Сашку сама. Доверить службе капсульных линий такого нежно-нервного гостя она не решилась. Ее белая туника трепетала от волнительности момента, лицо без грамма косметики уже было чуть тронуто солнцем, и весь ее внутренний настрой был обволакивающе безмятежен. Никаких образов из прошлого и красочных туннелей на выходе из капсулы. Обычно прилетающие выходили по одному, а на стенки соединительного туннеля операторы выводили персонализированный видеоряд. Все рассчитывалось, учитывая ожидания гостя и его психологическое состояние на сегодняшний момент. Данные сканировались во время полета и автоматически переносились в программу «Встреча в аэропорту». К моменту посадки на каждого пассажира уже, как правило, был создан красочный видеоряд, помогающий мягко войти и перестроиться под другой ритм и атмосферу. Но Сашка был исключением. Он носил в себе целые миры, миры, придуманные от начала до конца, со множеством деталей и нюансов. Ему не требовалось лишней информации. Личная вселенная Сашки была самодостаточна. Единственное, чего Сашке всегда хотелось, – это безусловного приятия. Приятия, которое можно почувствовать, всего лишь заглянув в глаза. Орлет была готова к встрече. Белая туника, белый коридор туннеля. Просто белый. Повсеместно белый. Любимый Сашкин цвет – как напоминание о том, что все можно начать сначала.

Глава 13

– Почему ты считаешь, что мы не сможем убрать этот холм?

– В конституции острова ясно написано: после завершения проекта арендующий обязан сдать пространство в том его природном виде, в котором оно было на момент заключения договора.

– А там что-нибудь про запрет на использование иллюзорных методов создания декораций сказано?

– Это ты про этого типа? Говорят, он что-то вроде колдуна, что ли. Хрен его знает, кто это вообще. Точно не человек. Человек так не может.

– Человек и летать не может, а ничего, летает.

«Да, все можно начать сначала, но каждый раз все трудней и трудней», – размышляла Орлет, ожидая посадку Сашкиной капсулы в стерильно белом пространстве. Нельзя начать, сначала не разобравшись с тем, что еще не закончилось. Поэтому начинать должна не она. Сашка должен. Он может раскрыть «Смену» по-другому и тем самым изменить направление другой, параллельной реальности, реальности своего поколения. У них должен быть шанс на другой путь. И его нужно будет предоставить. Самоустранится. Если получится, конечно. Сложная духовная практика, требующая и мужества, и доверия. Ни того ни другого Орлет в себе не наблюдала, но ее решимость и ощущение неизбежных перемен уже кружили в воздухе.

Пятый год Орлет разрабатывала и организовывала «Смену обстановки» для восьмидесяти управленцев корпорации «Укрощенный холод». Эта «Смена» должна стать внеочередной. Восемьдесят человек – лучшие из лучших – амбициозные, энергичные, умные. Все они когда-то были исполнителями. И у них хватило трудолюбия, целеустремленности и хитрости, чтобы оказаться там, где они были сейчас, – в статусе управленцев ведущей корпорации. Через четыре дня начало «Смены». Приедут люди со своими страхами и надеждами, со своими комплексами и притязаниями, но в Орлет теплилась надежда, что именно они способны развернуть мир к свету, создать новую волну, помогающую человечеству подняться над материальным, искусственным, показным. Была в них эта движущая энергия, способная задать нужный импульс. Когда-то была. Пять лет Орлет наблюдала за этой творческой массой, наделенной созидательным потенциалом. Оберегала от излишних воздействий, приглашала только тех творцов, которые способны были пробудить в душах стремления к чему-то большему, чем удовлетворение потребностей эго. Она смягчала излишне агрессивное влияние, делала акцент на индивидуальности гостей, развивая их таланты и способности. «Смена» длилась пять дней. И все эти пять дней и ночей люди буквально заглатывали в себя впечатления, которые широкой кистью художника творцы наносили на холст «Смены». Это была насыщенная фантазия, объединенная лучшими технологическими разработками, усиленная необыкновенно прекрасным местоположением, с точечным вкраплением мегазвезд, недоступных в обычной жизни и снизошедших с Олимпа только для того, чтобы оказаться бок о бок с ними, участниками и гостями «Смены». Многие, боясь пропустить что-то важное, старались не спать ночью. Привозили с собой кучу допингов и стимуляторов, помогающих продлить дневную активность, ну а самые эмоционально вовлекаемые просто напивались до потери чувств. «Смена обстановки» – место, где, как по мановению волшебной палочки, могли исполниться многие желания. Воздействие всегда начинается с красивой упаковки, и чем она привлекательнее, тем сильнее воздействие. Здесь все было по высшему разряду. Все, что только можешь представить и, что самое интересное, чего представить не можешь. Все желания! Или почти все. Лучшие отели и сервис!

Яхты, вертолеты, рыбалка, гольф, пещеры. Погружение под воду, покорение вершин, популярные артисты, знаменитые спортсмены, ведущие спикеры и все это упаковано в последние коллекции люксовых брендов. Роскошь беззастенчиво и крикливо предъявлена миру, впиваясь напомаженными губами, оставляя яркие, нестирающиеся следы. Вы не знаете, чего хотеть? Мы придумаем, подсунем. Не можешь – научим, не хочешь – заставим.

**Это было просто. Очень. У всех одни и те же желания. Одно и то же представление о том, как правильно и как хорошо. Именно такое видение образа жизни, как у Адамова. И мечты такие же. Так странно и интересно было наблюдать, как совершенно разные люди постепенно становятся похожими на Митхуна. За все это время ни одного необычного. Разве что Вик, да и он долго не выдерживал. Слетал в Адамовщину.**

За каждым гостем было закреплено по пять консьержей и один личный стилист. Правды ради, один стилист курировал десять приглашенных, поэтому их работа начиналась задолго до появления на «Смене». Необходимо было заранее познакомиться и изучить подопечных, разработать индивидуальный стиль гостя так, чтобы он не повторялся и не пересекался с остальными, и, самое главное, найти к каждому подход. Стилистов на «Смену» отбирали с особым пристрастием, это должны быть не просто мастера с высоким художественным чутьем, но и специалисты по межличностным коммуникациям. Костюмы гостей к вечерним мероприятиям создавались заранее, по эскизам лучших имиджевых художников. В задачу стилистов входил контроль, примерки и психологическая подготовка гостя. Мало того, у стилистов была и сверхзадача: несмотря на все разнообразие художественных решений, «Смена» должна была смотреться, как единая выверенная композиция. Каждый наряд являлся дополнением и составляющей частью одной большой стильной истории и, несомненно, влиял на общий настрой и атмосферу. Жаль, что этих тонкостей и продуманностей хватало ненадолго. Только на первую половину вечера. Желание затмить было и защитой, и демонстрацией превосходства. С помощью этих придуманных образов определялась негласная иерархия. Но спустя какое-то – весьма прогнозируемое – время можно было наблюдать любопытные картины. Мало кто выдерживал величие и блеск образа, в котором ему суждено было появиться. Вся эта красота очень хорошо работала в статике, но, когда нужно было разговаривать, пользоваться приборами, просто ходить с прямой спиной и поднятым подбородком, была тяжела. И не потому что неудобна, нет. Удобству при разработке моделей уделялось большое внимание. Люди внутренне не чувствовали и не знали, как ведут себя в такого рода костюмах. Они за всю свою жизнь не видали ничего подобного, и поэтому с большим облегчением и нескрываемой радостью, как только официальная часть вечера со съемками и онлайн-трансляцией в соцсетях была закончена, возвращались к привычным схемам поведения, обнажая свою несостоятельность. И все всегда заканчивалось одним и тем же: залить в себя алкоголь без разбора и меры, будто поставить черту между тем, кем они только что пытались быть, но так и не стали, и тем, кто они есть на самом деле. Они пребывали в радостном возбуждении от того, что разрешили себе быть собой. И несмотря на внешние уловки, которые успешно перекочевали в соцсети собирать тысячи лайков, они так и остались теми, кому недостает культуры, воспитания и, самое главное, принятия себя. Тут оставался только один вариант: позволить собственному телу выдать все возможное, на что долго копившееся напряжение было способно! Яростно, с нарочитым ожесточением!

Эх, раз!

Еще раз!

Еще много, много раз!

Не экономя и не жалея себя, так, как не сделал бы никто из этих натянутых, вылизанных персонажей. Вывернуть себя наружу, отряхнуть от мишуры, опуститься на самое дно, в забытьи оттолкнуться, всплыть и заполнить собой всё и вся. Витые кренделя, ритмичные кручения, призывные декольте, раззудись плечо, размахнись рука, эй-нэ-нэ-нэ-нэ! Визги, надрывный смех, гогот, крик. Кулаки, влетающие с размаху в мягкую податливую плоть, пот и прерывистое, хрипящее дыхание. Затем объятия – изможденные, расслабленные, торжествующие: вон как умеем! И огонь в груди, требующий продолжения.

**Я хорошо помню то утро, утро первой «Смены обстановки» для корпорации «Укрощенный холод», утро после первого дня адаптации. Все внутри меня сопротивлялось. Это было такое жуткое отрицание, до рвоты. Мое я уже тогда чувствовало, что оно не хочет принимать в этом участие, однако какая-то давняя, засевшая в моей голове программа заставляла действовать именно так, как я действовала… Спасать. Я считала, что на мне лежит ответственность за всех, и что я должна спасать.**

Идти не хочется, но тело само тащит. Мокрый песок цепко хватает и погружает. Ноги упорно двигаются вперед. Они несут туда, откуда доносятся голоса. Горстка людей, стоически переживших ночной бал и распевающих песни под гитару. Посиневшие от усталости официанты в клоунских костюмах подливают фантастически дорогие напитки. Никто больше не чувствует их вкуса. Это уже просто символ. Атрибут и цитата другой жизни, такой близкой и такой далекой одновременно, которой хочется запастись впрок. Влить эту недосягаемую до последней капли и оставить ее внутри навек.

Рядом со столами в грязной луже лежит Ганнибал, полностью перемазанный какой-то серой жижей, в одних плавках, облепленный со всех сторон золотыми конфетти. При каждом выдохе он выпускает слюни и храпит. Живот его трясется и, кажется, живет своей жизнью. Живот-повелитель – это состояние полного подчинения телу. Обидно видеть, что это именно Вик. Больно и обидно… Орлет болезненно морщится. А над всей этой мизансценой летает песня. Песня, звучащая надтреснутыми голосами. Песня про любовь! Адамов с интересом разглядывает Орлет, пытающуюся прикрыть безвольное тело Ганнибала забытым кем-то на песке полотенцем.

– Оставь. Ему уже не поможешь. Пусть спит. Проснется, сам оденется.

– Почему он в таком виде? Откуда эта грязь?

– Свинья, Орлет, всегда грязь найдет, – отвечает, смеясь, Адамов. – А он был нашей золотой свиньей, несущей золотые яйца.

– Ты ему за это платишь?

Орлет зависла в немом гневном посыле. В невысказанном, но сформированном, уже готовом слететь с языка отравленной пулей. Все замерли и будто бы даже прекратили дышать. Адамов выдержал взгляд, мгновенно сменил настрой и тон, отвел направленную в него стрелу возмущения чуть в бок. Удивленно дрогнули брови и опять вернулись на место, заняв позицию «снисходительность».

– Ты хочешь поговорить со мной, да, Орлет? Здесь, при всех? – Адамов сказал это мягко, почти доброжелательно.

Напряжение и немой вопрос, исходящий от невольных зрителей, заставили ее вспомнить, что она профессионал, что она на работе и что существуют цели и задачи «Смены», среди которых нет ничего похожего на «подорвать авторитет лидера». Орлет, впившись в Адамова немигающим, подняла вверх руку, подзывая к себе рыжего клоуна с размазанным по лицу гримом. Похож. Очень похож на Митхуна, буквально его отражение, только в виде живой цитаты. Такой же размазанный, пытающийся удержать лицо. Знаки. Везде знаки. Символы как предупреждение. Как код для посвященных.

Вздох облегчения, шипучая жидкость, насмехаясь, заполняет бокал, звон сомкнувшегося в едином порыве стекла. Ля салютэ!

**Знаешь, что меня остановило? Примирило с этой ситуацией? Прошлый вечер, ради которого можно было на все остальное закрыть глаза. Адамов, серьезный и торжественный, держа в руках светящийся ледяной меч, произносит торжественную клятву верности свету, добру и друзьям. Клятву, понимаешь? Я считала, что это как закон. Если ты поклялся – это почти так же, как заложил душу. Нет, ну, конечно, все это не всерьез, и звезды, которые рассыпаны вокруг него, и светящиеся тонкие нити, протянувшиеся во время клятвы от меча ко всем присутствующим, – все это сплошная бутафория. Все неправда. Все, кроме клятвы. Это было так сильно, честно, искренне. Я поверила. Ведь главный вектор был задан. Главные слова произнесены.

И еще песня, эта песня, летающая над храпящим Ганнибалом, над этой горсткой людей, которые, прижавшись к друг другу, соединяли ритм, смысл, музыку. Они прямо из последних сил ее выдавливали. Как призыв о помощи. Понимаешь, помощи просили не люди. Помощи просили души. Четыре года назад там, на пляже я пообещала себе, что сделаю все от меня зависящее, чтобы этот маленький мирок наполнился красотой – той, что в состоянии изменить и направить к смыслу.**

«Все можно начать с начала, – рассуждала про себя Орлет. – Все можно… —

Мож-ж-ж-жно… Ж-ж-ж-ж – едва слышно прожужжали датчики на коммуникаторе, показывающие приземление капсулы. Орлет встряхнула головой, отгоняя давнишние воспоминания. – Ну, здравствуй, друг! Здравствуй, Сашка. Начну, обязательно начну сначала, вот только со всем этим разберусь, и тогда уже, да!»

А буквально через три часа после того, как Орлет встретила Сашку на острове в должности криейтора по корпоративной культуре, появился Итон. Деловитый, важный, преисполненный плохо скрываемой гордости. Орлет не удивилась. Она ожидала чего-то подобного. Должности Итона менялись часто. Складывалось впечатление, что корпорация испытывает дефицит управленческих кадров, и Итоном просто затыкают дыры. Однако знающие люди, особо приближенные к лидеру, понимающе кивали головами и шептались по углам о том, что Итон – просто находка для Митхуна. Само собой, доверять ему нельзя. Любое неосторожное, летучее запоминалось хорошо тренированным мозгом и потом, при удобном для Итона случае, превращалось в способ воздействия. Митхун относился к Итону снисходительно, поскольку тот частенько составлял ему компанию в его «э-ге-геях», а Вэй, в свою очередь, с нездоровым энтузиазмом собирал слухи, настроения, фразы, просеивал и выдавал Адамову срез происходящего. Эдакий взаимовыгодный обмен. Разноцветные бусы на куски золота. Обе стороны довольны. Надо сказать, что порой Итон занимал позицию неприглядную и совсем незавидную – няньки-утешительницы или мальчика для битья. Адамов прилюдно мог оскорбить, унизить, требуя выполнить очередное внезапно нестерпимое до дрожи желаемое. Многие удивлялись, как Итон это терпит и, главное, зачем?

**Слушай, тут же все понятно. Вэй не считал себя игрушкой в руках Адамова. Ведь он немало сделал для того, чтобы лидер был не просто лидером, а еще и популярным персонажем. Таким настоящим героем, который живет бок о бок с простыми людьми. Прекрасно понимаю Итона. Он считал, что занимается творчеством. Творил человека- легенду. Представляешь, что это за ощущение? Он не просто высказывал свое мнение, а назидательно вещал от имени «нас». Это круто. Понятное дело, чтобы твой авторитет стал более устойчивым, необходимо прикрыться чьим-то более весомым. Итон Вэй складывал звезды, чтобы в нужный день, в нужном порядке и с рекомендованной им, Итоном, яркостью. И тогда появлялся лидер, кумир и герой. Только когда разрешит Итон. Да, он умел лавировать и угождать. Но была у него еще одна особенность. Вот если бы вы попросили в двух словах описать его внешность, ничего бы не вышло. Лицо его усредненно невыразительно. Такое лицо может носить любые маски и быть кем угодно. Нет, Итон не был некрасив, скорее наоборот, однако во всем его облике не было ничего, за что мог бы зацепиться глаз. Все идеально выверено. Прямая спина, накачанное тело, приятное незапоминающееся лицо. А еще невероятная собранность и готовность. К чему же он готов, бедный мальчик? Всегда быть готовым – большой груз.

Хотя, знаешь, в целом парень неплохой. Организаторские способности, умение ставить цели, доводить все до конца. Понимаешь? Это важно.**

С балкона своих апартаментов Орлет видела, как Итон энергично шел по дорожке к морю, на ходу отдавая распоряжения. «У-у-у! Какой завидный энтузиазм, – улыбнулась Орлет. – Главное, чтобы не через край». Ветер, видимо, желая, чтобы она оставалась в курсе всех событий, доносил до нее фразы.

– Русалок встретили? Расселили?

– Да-да-да, девушки спрашивают, могут ли остаться на один день после выступления? Полюбоваться красотами.

– Как вести себя будут, посмотрим. Свяжитесь с флористами. Мне не нравятся эти вазы-корзины. А! Не! Попросите Орлет разобраться, это она по красоте. И еще она что-то про аромавоздействие говорила. А Сашка на месте?

– Орлет его в самую отдаленную виллу определила. Просила не беспокоить.

– Ну, значит, не беспокойте. Он нам нужен… Ах, класс! Океан, стихия! Всё, я купаться. Встретимся через час на планерке.

Итон и заходя в воду оживленно жестикулировал, а потом остановился, вздохнул, на мгновение завис в рапиде над водою и, нырнув, поплыл уверенно и ритмично.

– Хорошо идет. Четко. Вот сейчас он настоящий. Да, сейчас настоящий, – повторила Орлет. Ветер трепал ее волосы и скульптурно укладывал складки туники, окутывая ее тонким песчаным ароматом мирры. Этот запах, теплый и успокаивающий, был неотъемлемой составляющей Марка Рериха. «Спасибо, ветер, что предупредил», – прошептала Орлет.

– Не стесняйся ты так, заходи, я давно тебя жду, – крикнула она в прохладу комнат. – Давай, давай ко мне на веранду. У меня тут вид потрясающий!

Из глубины выступила фигура, полупрозрачная штора отъехала и прямо перед ней бесшумно возник Марк.