В мутном зеркале болота отражалась злая картина: чаща, поросшая хищными тростниками, словно пасть ожидающего свою жертву чудовища. Глаза водорослей смотрели так, словно их жажда крови готова вспыхнуть в следующее мгновение. Непроглядная тьма оборачивалась вокруг каждого дерева, превращая их в зловещие силуэты, изгибающиеся от тяжести.

Ходили ещё слухи, будто из-под топких болотных глубин можно услышать мрачный голос, что сотрясает даже каменное сердце самых ярых смельчаков, – песенку Болотного Царя, таинственного правителя этих земель, голос которого звучит как холодный ветер, пронизывающий до костей и заставляющий дрожать от ужаса. В ней нет слов, однако они и не нужны.

Последние три года начали исчезать один за другим жители деревни. Казалось, их поглощало бездонными челюстями самого болота. Ужас и тревога заполнили воздух, окутывая село мрачной вуалью тайны и тревоги. Ночь, которая прежде была благосклонной и спокойной, стала непроглядной чащей зла.

Жители, измученные страхом и отчаянием, встречали каждый новый рассвет с горькой тревогой. Каждый новый день пронизывал их сердца безысходной печалью, зная, что еще кто-то исчезнет, и они бессильны остановить это зловещее семя разрушения. Вечера наполнялись отголосками горя, шедшего в ногу с красными лучами заходящего солнца, озаряя деревню холодной аурий пустоты и безысходности.

Под капризными тенью мертвых деревьев ручей, ранее полный живой воды, обратился в струйку зловонной смерти. Его воды теперь текли черным цветом и извергали тлетворные испарения, захлебывая все живое и затягивая его в бездну своей алчущей пагубы. Все природные звуки – пение птиц, шум ветра и шепот листвы, старались уклониться от болотной чумы, но их голоса угасали в безмолвии, ставшем знаком места, где терялись даже самые отчаянные крики.

В деревне перестали смеяться и радоваться. Жители проклинали свою судьбу, но никто не решался что-то изменить. Лишь единицы рисковали подойти к болоту. Их сердца замирали, когда отражение скрывалось адским мраком. Каждый шаг был серьезной игрой с собственной жизнью, где результатом могла быть лишь погибель.