Что случилось прошлой ночью

Вдыхаю аромат в последний раз, затем бросаю кофточку обратно в корзину. Подойдя к гардеробу, я оглядываюсь через плечо на дверь, а затем вытаскиваю одну из свежевыстиранных кофточек, сложенных аккуратной стопкой. Я сминаю ее в руках и выворачиваю наизнанку.

Направляюсь к двери, но моя нога цепляется за что-то на полу. Инстинктивно вскинув руку, чтобы не упасть, я хватаюсь за край кровати Фрейи и морщусь, когда локоть ударяется о кованую железную перекладину. Опускаю взгляд и хмуро смотрю на предмет, о который споткнулась.

Рюкзак Фрейи.

Медленно поднимаю его и провожу пальцем по мягкому материалу, прежде чем положить на кровать. Мое зрение затуманивается. Я качаю головой и отворачиваюсь, а затем широкими шагами покидаю комнату.

Дженнинг в одиночестве ждет меня в коридоре. Эйден, должно быть, пошел за ней. Отвращение и облегчение скручиваются у меня в животе – Эйден пошел к своей жене, но, по крайней мере, его здесь нет, иначе он мог бы спросить, почему я принесла другую кофточку, а не ту, которая вчера была надета на Фрейе, когда он ее сюда привез.

– Вот, держите.

– Спасибо. – Руками, уже затянутыми в перчатки, Дженнинг забирает у меня кофточку и засовывает ее в другой прозрачный пакет. Достает черный маркер и подписывает сверток. Помечает одежду как улику. Хотя на самом деле это никакая не улика – разве что свидетельство очередной лжи.

– Когда приедет Руперт, мы все можем собраться в маленькой комнате, чтобы не путаться у вас под ногами. Он уже скоро должен приехать. Так будет нормально?

– Оставайтесь там, где вам будет удобнее всего. Я пока поговорю с двумя констеблями. Команда скоро прибудет. Затем, пожалуйста, не стесняйтесь обращаться ко мне, если у вас возникнут какие-либо вопросы. Какие угодно.

– Обязательно. Благодарю вас.

Он в несколько широких шагов преодолевает расстояние до входной двери. Я вижу двух констеблей через окно, и они смотрят на Дженнинга, пока он приближается к ним. Но остановившись, он оглядывается через плечо на дом.

Я поворачиваюсь и иду в туалет, хотя мне хочется убежать и спрятаться. Закрываю дверь и прижимаюсь к ней спиной.

Что-то здесь не так. Что-то в ее комнате было не так. Там что-то было, витало в воздухе. Что-то зловещее. Как то чувство, которое возникает в месте, где случилось нечто плохое.

Мог ли кто-нибудь ее забрать? Так спросил меня Дженнинг. Потому что он так воспринял ситуацию. Похищенный ребенок. Но если б он знал правду, какие вопросы он задал бы тогда? Неужели полиция просто предположила бы, что она упала? Или они стали бы копать глубже?

Ноги подгибаются, как бумага, смятая невидимой рукой, и я оседаю, уткнувшись головой в колени и обхватив их руками. Удары сердца отдаются гулом в ушах. Так громко, будто волна за волной разбиваются над головой, – и мое горло сжимается с каждым ударом.

Пытаюсь вдохнуть, но кислород застревает в груди, не достигая легких. Я снова выдыхаю, но ничего не происходит. Никакого облегчения безжалостного давления, нарастающего в моей груди.

Я не могу дышать.

Откидываю голову назад и оттягиваю воротник пижамы от горла. Втягиваю воздух сквозь сжатые губы, заставляя себя не думать ни о чем другом, ни о чем, кроме дыхания, проходящего через рот в легкие.

Ни о полиции.

Дыши.

Ни о собаках.

Дыши.

Ни об Эйдене.

Дыши.

Но Фрейя…

Гортанный крик вырывается из груди, и давление ослабевает, будто воздух устремился в вакуум. Я подношу руки ко рту, который широко открыт, – он больше не издает звуков после этого звериного крика, просто неподвижно застыл. Мои губы распахнуты в беззвучном крике.

Я сижу так несколько минут, дожидаясь, пока дрожь и слезы утихнут, и до меня доносятся голоса из прихожей.

Хватаюсь за край умывальника и заставляю себя встать. Мое отражение смотрит на меня из зеркала, криво подвешенного над раковиной. Глаза опухшие и красные, кожа пошла пятнами и покрыта мокрыми дорожками слез.

Я не могу выйти к ним в таком виде.

Но, конечно, могу. В отражении зеркала я вижу скорбящую мать.

Это не ложь.

Я отпираю дверь, на нетвердых ногах выхожу в коридор и, несмотря на то, что затылок взмок от пота, заворачиваюсь в свой просторный кардиган, так что он плотно облегает тело. Но когда я поднимаю глаза от пола, то мельком ловлю на себе чей-то ледяной взгляд – словно кто-то впустил метель в дом.

Эйден стоит у подножия лестницы практически на том самом месте, где я нашла Фрейю. Но он стоит ко мне спиной, крепко обнимая ее за талию, склонив голову к ее шее, как всегда делал, когда обнимал меня, и это ее голубые глаза пронзают меня холодом поверх его плеча.

Жена Эйдена – Хелен Уильямс.

Хотя в те времена, когда она была моей лучшей подругой, ее звали Хелен Стил.

8

Четырьмя годами ранее…

Март

Хелен подняла бокал с шампанским. Она уже успела выпить полбутылки вина, пока мы пробовали закуски, и теперь ее глаза слегка блестели.

– Я хочу произнести тост, – сообщила она, улыбаясь от уха до уха. Хелен редко дарила кому-либо такую улыбку, потому что это подчеркивало тонкие морщинки вокруг ее глаз. Она ненавидела их. На мой взгляд, они лишь придавали ей очарования.

Именно Хелен организовала этот ужин в честь грядущего появления первого ребенка в нашей компании. Она украсила стол воздушными шариками с надписью «Поздравляем» и разбросала конфетти, на уборку которого обычно уходит целая вечность. Она позаботилась о том, чтобы все пришли в ресторан пораньше и устроили мне сюрприз – нам так редко удавалось собраться вместе, и наполнила огромную корзину великолепными подарками: детской одеждой и пеленками, а также сделанными на заказ рисунками для детской, хотя ребенок должен был появиться только через несколько месяцев. Все было идеально.

– Наоми, мы все собрались здесь, потому что любим тебя и с большим удовольствием хотим отпраздновать грядущее появление первого ребенка в нашей компании. И даже если ты будешь пропадать в своем гнездышке с Эйденом еще больше, чем сейчас, мы…

– Не говори глупостей, нигде я не пропадаю! – возразила я, оглядывая через стол своих подруг, которые тесно склонились друг к другу и громко хихикали.

– Еще как пропадаешь! – воскликнула Джемма, ущипнув меня за руку и толкнув мой стакан, наполненный колой. Я решила, что немного кофеина не навредит ребенку. – Мы вряд ли когда-нибудь сможем собраться снова – все мы вместе.

– Да, – крикнула София с противоположной стороны стола. – Мы знаем, что Эйден сексуальный и все такое…

– София! – возмутилась Люси.

– Что? Он…

– Но необязательно об этом говорить…

– Шутки в сторону, я вообще-то хочу произнести тост, – перебила Хелен. – За нашу Наоми, которая будет лучшей мамой на свете!

– За нашу Наоми!

Мы вшестером одновременно подняли бокалы, и их звон заставил мое сердце воспарить. Подруги так радовались за меня, были так взволнованны. Мы выросли вместе. Вместе мы обсуждали первых парней, первые месячные, первые разбитые сердца. Теперь трое из нас уже вышли замуж. И ожидался ребенок. Подруги всегда предполагали, что я первой из нас стану матерью. В нашей компании я вела себя как мамочка. Постоянно заботилась о других. Всей душой любила детишек. Мне всегда хотелось стать матерью.

Хелен сидела рядом со мной, ее рука покоилась на моей, и на контрасте моя кожа казалась еще бледнее.

– Подправила свой загар в Саудовской Аравии?

– Ты знаешь, как это бывает. – Она ухмыльнулась.

– Нет, вообще-то, не знаю. В школе негде загорать.

– Ну, должны же быть какие-то плюсы в том, что постоянно путешествуешь туда и обратно.

– О, тебе это нравится, – засмеялась я. – В любом случае… Большое тебе спасибо за праздник. Ты все сделала идеально, Хелли.

– Большое тебе пожалуйста, – прошептала она. Ее щеки раскраснелись от алкоголя. – Я помню, ты говорила, что ничего не хочешь, но я просто хотела устроить для тебя какой-нибудь запоминающийся праздник.

– Я знаю, и мне все нравится. Правда.

– Хорошо. – Хелен улыбнулась, убирая волосы, прилипшие к блеску для губ, затем сделала еще глоток вина. Поставив бокал, она ухмыльнулась. – Возможно, как только ты родишь ребенка, мы устроим еще одну вечеринку в честь того, что ты больше не толстая.

– Хелен! – воскликнула я, и мои глаза защипало.

– О боже мой, прости! – Она протянула руку поверх спинки моего стула, чтобы заключить меня в объятия. – Я не хотела тебя обидеть. Это просто шутка.

– Я не толстая, я беременная.

– Знаю, милая. А ты даже не набрала много лишнего веса. Ты прекрасно выглядишь. Прости, ты же знаешь, что я люблю тебя.

– Но иногда ты бываешь такой жестокой.

– Я знаю.

– Нельзя говорить такое беременной женщине.

– Обещаю, что не буду. Никогда больше. – Она положила руку на грудь и надула губы, и я не смогла удержаться от смеха. Хелен была несносной девчонкой, но и моей лучшей подругой.

Принесли горячее, и я вдохнула запах жареной картошки, когда передо мной поставили тарелку.

– Как ты себя чувствуешь, Наоми? – спросила Марго, нарезая мясо и отправляя в рот кусок стейка. Она в блаженстве закрыла глаза. – М-м-м, это так вкусно!

Я подавила рвотный позыв. Беременность вынудила меня отказаться от мяса – даже от запаха меня тошнило.

– Отлично. Чувствую себя великолепно. Меня тошнило, но это наконец-то постепенно проходит.

– Не могу придумать ничего хуже. Это как иметь паразита внутри…

– София! – перебила Марго. София всегда предельно ясно излагала свои взгляды на рождение детей. Мы с ней были полными противоположностями.

– Что? – Она хихикнула. – Это не значит, что я не на седьмом небе от счастья из-за Наоми. Ты ведь знаешь это, верно?

Ее лицо вытянулось, в глазах промелькнуло беспокойство.

– Да, знаю. И не обижаюсь. – Я улыбнулась ей в ответ.

– Что ж, хорошо, что ты больше не чувствуешь себя плохо, – сказала Марго. – Но я имела в виду… как ты относишься к тому, что станешь мамой?

Все отвели взгляды от еды, вина, других девушек и сфокусировались на мне с точностью лазерного прицела.

Я по очереди посмотрела в глаза каждой собеседнице. Мои подруги. Мои самые доверенные наперсницы.

– Я очень взволнованна. Я всегда хотела именно этого. Но…

– Но что? – Сидевшая справа от меня Люси наклонилась, и рыжие волосы упали ей на глаза, когда она потянулась через Джемму, чтобы сжать мою руку. Еще один заботливый человек в нашей компании.

– Я просто немного… тревожусь. Напугана. Я не понимаю, что делаю. И без мамы я просто…

– Сколько времени с тех пор уже прошло? – спросила София.

Я попыталась сглотнуть, но во рту было слишком сухо.

– Уже… – Я замолчала, не в силах назвать количество лет вслух.

– Десять лет. Нам всем было по восемнадцать, помните? – ответила Хелен за меня. Отчасти я была ей благодарна, но вместе с тем испытывала раздражение, обиду из-за того, что она ответила на вопрос от моего имени. Это было мое десятилетие потерь. Моя мама.

– Что, если… – проговорила я, – что, если я не справлюсь?

На меня обрушился шквал возражений. Подруги перекрикивали друг друга, уверяя, что у меня все получится.

– Не говори глупостей!

– У тебя есть мы – мы тебе поможем!

– Мы знаем, что без мамы тебе будет тяжело, но ты станешь потрясающей…

Хелен снова обняла меня за плечи и погладила большим пальцем по руке.

– Тебе нечего бояться, – сказала она. – У тебя все получится само собой.

– Правда?

– Я никогда ни в чем в своей жизни не была так уверена. – Она оглянулась на остальных. – Когда мы были маленькими, Наоми повсюду таскала с собой куклу в игрушечной коляске, даже в лесу. Это сводило меня с ума, но она настаивала, что не может оставить своего ребенка одного. – Она обхватила мой подбородок руками. – Ты рождена, чтобы быть мамой.

Я улыбнулась ей. Она права, конечно, права. Именно для этого я и рождена.

– Как твой папа? Он все еще очень взволнован? – спросила Марго.

– О, да. Не может дождаться рождения малыша. Накупил кучу одежды и игрушек – и на седьмом небе от счастья.

– Он будет отличным дедушкой, – заверила Хелен.

– Это точно.

– И ты будешь отличной мамой, – добавила Люси.

Я кивнула.

– Давай, повторяй за мной: я буду отличной мамой! – скомандовала она.

Я прочистила горло.

– Я буду отличной мамой.

Они все зааплодировали, подняли бокалы и снова провозгласили за меня тост.

Наблюдая за подругами, я повторяла эти слова в уме, и с каждым повторением мои тревоги становились меньше и меньше до тех пор, пока я совсем не перестала их ощущать.

Со мной все будет в порядке. У меня все получится само собой. У меня есть подруги. У меня есть папа. У меня есть Эйден.

И скоро у меня появится ребенок.

9

– Наоми, – говорит Хелен, высвобождаясь из объятий Эйдена. – Мне так жаль.

Она обращается ко мне со всей фамильярностью давней дружбы, с особой интонацией, родившейся из многократных повторений моего имени за столько лет. Если я напрягу память, то все еще могу услышать, как она звала меня в детстве, высоко и пронзительно, всегда делая ударение на последнем слоге. Мое имя, произнесенное ею, эхом разносилось по лесу, когда мы играли в прятки. Оно звучало в тишине ночи, когда мы делили постель. Она была моей Хелен. Моей лучшей подругой.

До тех пор, пока не перестала ею быть.

Она идет ко мне, и я подавляю желание попятиться. Я не должна отступать. Это мой дом. Нельзя сжиматься еще больше и уступать ей очередной кусочек моей жизни. Я расправляю поникшие плечи. Вздергиваю подбородок.

Ее глаза покраснели, а под густыми нижними ресницами виднеется черное пятно туши.

Я киваю ей в ответ. Что я могу сказать? Какие слова тут подберешь? Я не знаю, что говорить или как преодолеть пропасть, которая, кажется, увеличивает небольшое расстояние между нами. Я бросаю взгляд в сторону Эйдена, но он держится подальше, по-видимому, не желая мешать нашему разговору.

Скажи что-нибудь, Наоми.

– Я знаю. Мне тоже жаль, – бормочу я едва слышно, но она делает крохотный шаг ко мне, сокращая расстояние между нами. Ее глаза увлажнились, и она поднимает руки, чтобы прикрыть их, громко шмыгает носом, а затем смахивает слезы кончиком пальца с безупречным маникюром.

– Я понимаю, что между нами не все гладко… И знаю, что я последний человек, к которому ты захочешь обратиться за помощью, но… – Ее голос срывается от эмоций, когда по загорелым щекам текут новые слезы. – …Если тебе что-нибудь понадобится, – продолжает она, – я рядом. Мне так жаль.

Она поднимает руки, как делала раньше, слегка отведя их от тела и чуть-чуть подав вперед: ее приглашение обняться.

Эйден подходит к Хелен и кладет руку ей на плечо. Она инстинктивно сжимает его ладонь, их пальцы переплетаются.

Хотела бы я быть более великодушной – более правильной – и принять ее помощь. Шагнуть в ее объятия. Ответить ей, что я тоже готова ее поддержать, что я знаю, как она любит Фрейю, и мы все пройдем через это вместе… но я не могу. Она мне больше не друг.

– Пожалуй, я лучше подожду снаружи, – говорю я. – Хочу убедиться, что Руперта пропустят через оцепление.

Ее рот слегка приоткрывается, когда она отходит в сторону. Я прохожу мимо них, но, распахивая входную дверь, слышу, как Эйден шепотом обращается к ней.

– Выйду на улицу посмотреть, что они делают, – сообщает он. – Побудь здесь. Там холодно.

Я выхожу из дома на подъездную дорожку и пытаюсь сосредоточиться на звуке хрустящего под ногами покрытого инеем гравия. Но слышу лишь шаги Эйдена за своей спиной.

Почему он захотел выйти следом за мной? Чувствую, как его пристальный взгляд буравит затылок, и мои щеки горят на холодном зимнем воздухе. Не хочу разговаривать с ним или замечать его присутствие – просто не могу, – поэтому запрокидываю голову и смотрю на небо. Оно затянуто облаками, плотными и низко нависшими над землей. Что-то мокрое и холодное падает мне на лицо, и я протягиваю руку.

Снег. Пошел снег.

Я дрожу и обхватываю себя руками, пряча ладони под кардиган. Поворачиваюсь обратно к дому. Пожалуй, я бы вернулась внутрь… Но она там, ее лицо виднеется в маленьком круглом окне.

Лучше буду терпеть холод.

Руперт должен появиться с минуты на минуту. Следует ли мне позвонить кому-нибудь еще?

Нет… У меня никого больше нет. Произошла худшая вещь, которая когда-либо случалась со мной, – худшая вещь, которая когда-либо могла случиться с кем-либо, – а на свете есть только один человек, к которому я могу обратиться.

Что это говорит обо мне?

Два констебля, прибывшие с Дженнингом, – я уже не помню их имен, – притворяются невидимками. Как будто мне совсем не бросается в глаза, что в доме есть незнакомцы, как будто я не чувствую их присутствия нутром. Они начали поиски наверху. Не знаю, что они ищут, но представляю, как они перебирают мои вещи. Что, если они найдут мои таблетки?

Желудок сжимается. Что, если они найдут мой дневник?

Дыхание учащается, когда я представляю, как чьи-то пальцы листают страницы, читая излитые мной из глубины души слова. Этого нельзя допустить. Я не могу позволить им найти дневник.

Нужно его спрятать.

Я поворачиваюсь обратно к дому, но посередине лестницы, ведущей наверх, стоит Дженнинг и беседует с двумя другими полицейскими.

Пустят ли они меня туда? Спросят ли, что мне нужно?

Нет, это слишком рискованно.

Я разворачиваюсь и опять смотрю на подъездную дорожку. Подняв лицо навстречу падающему снегу, слышу хруст шагов, и в поле бокового зрения появляется Эйден. Остановившись рядом со мной, он вздыхает, и его дыхание вырывается наружу облаком огорчения.

– Ты останешься здесь? В Ройстоне? – Неужели я это сказала?

Слова вырвались у меня сами собой, так же бессознательно, как дыхание, исходящее изо рта подобно туману. Я поворачиваюсь к Эйдену, скрестив руки на груди, – защитный барьер.

– Да.

– Где именно?

– В «Гербе королевы».

Я вздрагиваю, и Эйден встречается со мной взглядом. Его и без того розовые щеки вспыхивают.

– Прости, я не хотел…

– Все в порядке, – бормочу я.

«Герб королевы» – это паб в деревне, расположенной примерно в миле от моего дома, в котором есть несколько гостевых комнат на втором этаже. Именно там мы останавливались в тот вечер, когда Эйден познакомился с моим папой. Именно там он впервые прошептал, что любит меня. Именно там он сделал мне предложение. И именно там все между нами рухнуло.

Я согреваю дыханием руки – они такие холодные. Искоса поглядываю на Эйдена. В те времена, когда мы были вместе, он сжимал мои руки в своих и растирал их, если я мерзла. Закрыв глаза, я могу ощутить, как его ладони держат мои, а его тепло служит идеальным спасением от обжигающего холода. Эйден всегда хотел меня оберегать.

И пытался это сделать.

Серебристый внедорожник сворачивает на подъездную дорожку, медленно объезжает три конуса, которые один из полицейских установил в попытке преградить путь, и направляется к дому.

Руперт.

Мы познакомились в прошлом году. В тот вечер, когда Эйден рассказал мне о своих отношениях с Хелен. Эйден встретился со мной в пабе в Монтеме, после его ухода я села за столик в одиночестве и медленно выпила бутылку вина. Руперт подошел и спросил, может ли он присоединиться ко мне. Первое, что мне в нем понравилось, – его голос. Он звучал мягко. Нежно. Так неожиданно для небритого гиганта с широкими плечами. И это так отличалось от властного тона Эйдена. От его самоуверенности. От голоса, который заглушал всех остальных.

Я не искала никого, – и ничего, кроме одиночества, – но Руперт ворвался в мою жизнь с присущей ему очаровательной неуклюжестью.

И остался в ней.

Эйден переминается с ноги на ногу рядом со мной, и я застываю на месте, окаменев. Я совсем не собиралась их знакомить. В этом не было необходимости, по крайней мере, до тех пор, пока Руперт не познакомится с Фрейей.

В животе все переворачивается. Руперт так и не познакомился с Фрейей. Он хотел приехать прошлым вечером. Если б я согласилась вместо того, чтобы так резко отказать ему, была бы Фрейя сейчас жива?

Руперт выпрыгивает из машины, и его медвежье тело тяжело приземляется на дорожку. Он быстро идет ко мне, почти бежит, и на ходу раскрывает объятия. Эйден покашливает.

Подбежав, Руперт притягивает меня к себе и обнимает за шею, но мои руки безжизненно висят вдоль тела.

– Мне так жаль, – шепчет он, зарываясь лицом в мои волосы. – Мне очень, очень жаль. – Он берет меня за плечи и отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза. – Но они найдут ее, ясно? Полиция обязательно найдет ее.

Я киваю, но к тому времени, как его руки снова обнимают меня, мое внимание уже переключается на кое-что другое. Поверх плеча Руперта я вижу, как череда полицейских машин в желто-синюю полоску подползает к ферме. Их двигатели рычат.

Они здесь. И в мгновение ока они начнут методично прочесывать мой дом в поисках любой зацепки относительно того, что случилось с Фрейей. Будут обыскивать все – дом, сад, огород и леса – в попытке вернуть ее домой.

Руперт прав. Они найдут ее. И что тогда?

Начинаю рыдать в плечо Руперта, и он прижимает меня крепче, когда я обхватываю его руками. Твердит мне, что все будет хорошо. Снова и снова. Все будет хорошо. Все будет хорошо. Все будет хорошо. И каждый раз, когда Руперт говорит это, я плачу сильнее, а он обнимает меня крепче и повторяет это снова.

Тяжело дыша, я высвобождаюсь из его объятий.

– Давай зайдем внутрь, – предлагает Руперт и целует меня в лоб.

Но затем он переводит взгляд на Эйдена и делает шаг к нему. Уверенный, но осторожный. Всегда вежливый. Всегда деликатный.

– Эйден? Я так сожалею о том, что происходит. И мне так жаль, что нам приходится знакомиться в подобных обстоятельствах. Я Руперт. – И он протягивает руку.

Время, кажется, остановилось, пока Эйден оценивает Руперта, быстро оглядывая его с головы до ног и обратно. Он подается вперед, хватает ладонь Руперта и крепко пожимает ее.

– Руперт. – Эйден кивает ему, всего один раз. Их рукопожатие длится слишком долго, но когда они разрывают его, рука Эйдена сжимается в кулак.

Руперт отступает назад и кладет руку мне на плечо. Внезапное желание стряхнуть ее покалывает мою спину, но я сопротивляюсь и сжимаю ладонью его пальцы. Бедный Руперт. В любой другой ситуации он бы радостно стоял и улыбался от уха до уха, пытаясь любым способом завязать разговор с Эйденом. Я никогда не встречала никого другого, кто чувствовал бы себя так непринужденно в компании незнакомцев и умел бы так расположить их к себе. Как бы отреагировал Эйден, если б они встретились при других обстоятельствах? Но я никогда не допускала их знакомства. Я маниакально избегала этой ситуации, в последнюю минуту отменяла встречу с общими друзьями, даже говорила Руперту, что его вообще не приглашали. Все, что угодно, лишь бы не допустить, чтобы эти двое встретились лицом к лицу: мужчины моей жизни, кардинально разные полюсы на противоположных концах моего мира.

Я поворачиваю голову в сторону дома и вижу, что Хелен все еще стоит у окна. Она перехватывает мой взгляд и отходит, перекидывая светлые волосы через плечо. Я шаркаю ногой по гравию и смотрю, как разлетаются разноцветные камешки. Одно простое действие вызывает реакцию, которая сдвигает почву подо мной, подобно тому, как камень, брошенный в озеро, пускает рябь по воде. Все дальше и дальше, пока круги не станут такими большими, что исчезнут из поля зрения.

– Давайте зайдем в дом, – предлагает Руперт, и я поднимаю на него взгляд и киваю. Эйден целеустремленно бросается вперед, пока Руперт обнимает меня за плечи. Эйден первым достигает входной двери и собирается толкнуть ее, затем отходит в сторону и опускает глаза. Это больше не его дом.

Я прохожу мимо него и толчком открываю дверь, но тут же отступаю назад, обнаружив, кто скрывается за ней. По прихожей водят двух собак, спаниелей, которые принюхиваются и все громче фыркают носами.

Дрожь пробегает по моей спине от шеи до копчика. Что они ищут? Чему они обучены?

– Наоми, вы бы нам очень помогли, если б сейчас все прошли в маленькую комнату, – говорит Дженнинг, стоящий на нижней ступеньке лестницы.

– Ладно, – бормочу я, не в силах отвести взгляд от собаки, которая стоит ближе к подножию лестницы. У нее проницательные глаза. И мокрый принюхивающийся нос.

Дженнинг выводит нас из холла и ведет через кухню в маленькую комнату, держась как можно ближе к стене.

– Мы здесь уже все проверили, – сообщает он. – Можете не переживать о том, что как-то нам помешаете.

Мы с Рупертом киваем ему.

– Прошу прощения, я не представился. Детектив-сержант Дженнинг.

– Ничего страшного, сэр. Меня зовут Руперт. Бертон-Уэллс, – покладисто добавляет он свою фамилию. Руперт тоже вырос в семье военных – для него представители органов власти заслуживают уважения. Я знаю, что он не присядет, пока кто-нибудь не предложит ему или пока Дженнинг не выйдет из комнаты. А вот Эйден и Хелен уже сели, примостившись бок о бок на диване у окна, и погрузились в тихую беседу.

– Наоми, прежде чем вас покинуть, я бы хотел задать еще пару вопросов.

– Конечно. – Я оглядываюсь на Руперта. – Можешь присесть, если хочешь.

– Уверена?

Я киваю. Руперт протягивает руку Дженнингу, который рассеянно пожимает ее. Затем он садится на другой диван, тот, что обращен к окну. Оттуда открывается вид на густой лес вдалеке.

– Чем могу помочь?

Дженнинг держит блокнот в правой руке. Ручка зажата между большим и указательным пальцами левой. Левша. Как Эйден.

– Есть ли что-нибудь еще, что вы можете рассказать нам о территории фермы, прежде чем мы начнем поиски снаружи? – спрашивает он. – Мы запросили официальные документы из Земельного кадастра, но пока они не поступят, нам бы очень пригодилась любая информация, которую вы могли бы нам предоставить.

Бункер.

– Э-э… – В голове все путается: слова, мысли и воспоминания сливаются воедино.

– Входы и выходы?

– Кхм, есть выход с воротами, которые ведут на общественную пешеходную дорожку в конце самого дальнего поля. То же самое есть в лесу.

Бункер.

– Что-нибудь еще?

В лесу есть бункер времен Второй мировой войны.

– Здесь довольно много хозяйственных построек. Сарай, конюшни… Я заглянула во все и звала ее по имени. Но не думаю, что Фрейя отправилась бы туда одна.

Дженнинг больше не задает вопросов, поэтому я жду, пока он продолжает быстро писать, практически набрасывать каракули в блокноте.

– Спасибо. Кто-нибудь из констеблей сообщит вам, когда обыск в доме закончится. Вряд ли это займет много времени. Нам просто нужно осмотреться.

– Благодарю вас.

Он выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь, но она закрывается не полностью. Лучше всего оставить ее приоткрытой. Возможно, я смогу услышать, как полицейские обыскивают кухню. Если только они уже не сделали этого. Собаки не представляют для меня угрозы, пока не выйдут на улицу – в лес. Запах Фрейи и так повсюду в этом доме.

Но пытливый взгляд криминалиста может что-нибудь обнаружить. Хорошо ли я засыпала бункер? Поймут ли они, что земля была недавно вскопана? Заметят, что листья специально собрали в кучу? Приведут ли их туда собаки?

Вопросы продолжают кружиться у меня в голове, разум превратился в мутный водоворот, и я, пошатываясь, бреду к дивану, пытаясь сохранить самообладание перед Хелен, но слегка спотыкаюсь о край коврика, который лежит под кофейным столиком.

– Ты в порядке? – спрашивает Руперт, протягивая руку, чтобы поддержать меня.

– Просто споткнулась.

– Ты дрожишь. – Его глаза полны беспокойства.

– Я этого не выдержу, – шепчу я.

– Выдержишь. Я рядом. И они найдут ее.

Сдавленный звук вырывается из моего горла, и я закрываю голову руками.

Время на исходе. Что случилось прошлой ночью? Попытайся что-нибудь вспомнить. Хоть что-нибудь.

Я начинаю вращать на пальце обручальное кольцо. Снова и снова. Снова и снова. Металл переливается на свету.

– Поплачь, это нормально, Наоми, – говорит Хелен. – Если тебе нужно…

– Пожалуйста, Хелен, не сейчас, – огрызаюсь я.

Я поднимаю взгляд от своих рук и смотрю ей прямо в глаза. Она глядит в ответ, и ее губы подергиваются. Она никогда не отличалась выдержкой. Но она молчит и вновь съеживается в объятиях Эйдена.

Я сажусь и откидываю голову на спинку дивана. Громко шмыгнув носом, медленно и с хрипом выдыхаю.

Руперт кладет руку на спинку дивана, но я слегка отодвигаюсь от него. Ничего не могу с собой поделать. Как я могу оставить все как прежде, сидеть с ним в обнимку, когда моей дочери больше нет? Когда мой муж – бывший муж – и его жена сидят напротив, словно пришли на какое-то извращенное послеобеденное чаепитие?

Мы все молчим. Руперт потирает мне спину. Его ладонь твердо надавливает, двигаясь вниз вдоль позвоночника, затем его пальцы обводят маленькие круги на пояснице и начинают обратный путь к моей шее. Он пытается утешить меня. Эйден наклонился вперед и уперся локтями в колени, обхватив голову руками, а Хелен гладит его по затылку.

Руперт ерзает, и я догадываюсь, что он готовится заговорить, чтобы разрядить витающее в воздухе напряжение.

– Мне жаль, что мы познакомились при таких обстоятельствах, – произносит он, подвигаясь вперед на диване, но не снимая руки с моей спины.

– Мне тоже, – отвечает Хелен. Она теребит кончик длинного локона, затем играет с выпавшим волоском, пропуская его между пальцев, прежде чем стряхнуть вниз ногтем. Волосок плавно опускается на пол. Мне хочется поднять его, выбросить в мусорное ведро, – а еще лучше, просто открыть окно и позволить порыву ветра унести его прочь. Я не желаю, чтобы в этом доме оставалось хоть что-то от нее после ее ухода.

Эйден откидывается на спинку дивана, но продолжает смотреть себе под ноги в одну точку.

– Но я рад, что мы все собрались ради Фрейи, даже при таких обстоятельствах некоторые люди не захотели бы этого делать, – продолжает Руперт.

– Да, когда мы в последний раз собирались все вместе? На свадьбе, не так ли? – подхватывает Хелен.

Жар поднимается по моему затылку.

– Хелен… – Эйден наконец отрывает взгляд от пола.

– О, я и не знал, что ты была на свадьбе, Наоми. Это хорошо, – говорит Руперт, но его обеспокоенный взгляд противоречит спокойному, взвешенному тону. Не так уж он и наивен, в конце концов.

– Заглянула совсем ненадолго. Я не осталась там до конца праздника. – Мое поверхностное дыхание трепещет в груди, словно птица в слишком маленькой клетке.

– Да. Совсем ненадолго, – поддакивает Хелен. – Но мы были рады, что Наоми пришла.

Она коротко улыбается Руперту, и тот вежливо улыбается в ответ, затем целует меня в макушку, завершив разговор.

Эйден отворачивается от Хелен, ловит мой взгляд и пристально смотрит мне в глаза. Старый, знакомый взгляд – как будто он проникает прямо в душу.

Эйден – единственный человек во всем мире, который знает все обо мне, все о моем прошлом, и он внимательно наблюдает за мной, удерживая взгляд.

Он присутствовал рядом, когда все пошло наперекосяк. О чем он думает?

Подозревает ли он, что я лгу?

Руперт обвивает рукой мои плечи, и я позволяю ему притянуть меня к боку и кладу голову на его широкую грудь.