Сердце земли

– Вы покинете свои дома, а что станет с землей? – продолжал Томас. – Вы будете всю жизнь об этом жалеть. Вас никогда не оставит чувство вины, что вы предали своих предков!

– Я читал письма тех, кто бежал во Францию во время Гражданской войны, – прервал его друг, отец Аманды. – Они работали и кормили свои семьи, а еще они воспользовались и продолжают пользоваться возможностями, что открыли для них города.

– А что бы еще они написали, Хоакин? Никто не станет рассказывать о своей тоске, чтобы вызвать жалость. – Тон Томаса слегка смягчился. – Они бежали, спасая свою жизнь и жизни своих родных. Нас же никто не гонит. Нет большего позора для людей вроде нас с вами, чем потерять землю…

Разговор снова прервался, на сей раз хлопнувшей дверью и громким криком из прихожей.

– Элехия?

Томас встал, прошел через комнату и скрылся за крашенной в серо-зеленый цвет резной двустворчатой дверью в дальней части столовой. Хоакин последовал за ним, но уходить не стал. У Алиры перехватило дух в предвкушении того, что будет дальше. Она была уверена, что кричала мать. Возможно, по этой же причине никто из мужчин не двинулся с места, прислушиваясь к неразборчивому разговору. А страх, порожденный невероятным напряжением и непонятными словами, связанными с немыслимой идеей о бегстве, не давал девочке пошевелиться и вынуждал крепче прижиматься щекой к двери кладовки.

– Что случилось? – спросил Томас.

– Это был тот инженер, – гневно отвечала Элехия.

– Я не слышал, как он вошел. Что он хотел?

– Я видела его в окно, вышла ему навстречу и сказала, чтобы он не мешал вашей беседе. Он настаивал на разговоре, потому что знал, что вы соберетесь у нас. Я вышвырнула его вон. Чтобы ноги его больше здесь не было! Если… – Мать понизила голос, и Алира не расслышала, что именно она сказала.

Потом трижды ударил дверной молоток, размеренно и неумолимо, как церковный колокол, возвещавший о смерти. Но ничего не произошло.

Алире было любопытно, что случилось. Она тихонько покинула кладовку, пересекла кухню в сторону маленького распределительного щитка у подножия лестницы, где располагался спуск в подвал, сад и главный зал, пол которого был выложен массивными каменными плитами. Она приложила глаз к замочной скважине и зажмурила второй, чтобы лучше видеть.

Родители не шевелились. Элехия была одного с отцом роста, широкая кость делала ее визуально толще, а черты лица грубее, но все же она была элегантной женщиной, производившей сильное впечатление. Она привыкла раздавать указания, чтобы все происходило так, как хотела она, чтобы в ее доме всего было вдосталь, везде был порядок, и эти качества она унаследовала от предыдущих поколений. Никогда еще Алира не видела мать взволнованной. Девочка удивилась, почему она кого-то не впустила: в доме всегда привечали гостей. Кто же был тот человек, с которым они даже говорить не стали?

– Прогони его, – попросила Элехия мужа.

– Думаю, его стоит пустить на собрание. – В поле зрения Алиры появился Хоакин. Он говорил сухо и сурово, иногда его дочь копировала эту манеру. У него были темные волосы, серые глаза и длинные худые ноги. – Не все думают так, как ты. А времени все меньше.

Томас нахмурился, взглянул на жену и неуверенно кивнул:

– Позже поговорим.

Элехия молча направилась к дверям, за которыми пряталась Алира. Сердце колотилось маленьким молоточком. Девочка замешкалась – куда ей бежать: в свою комнату или обратно на «наблюдательный пост»? В итоге она решила дослушать, чем дело кончится, и вернулась в кладовку. Спустя несколько минут она увидела фигуру незваного гостя, стучавшего в дверь, в компании Хоакина и Томаса. Мужчина был высок, носил строгий костюм и дорогую булавку для галстука. Присутствующие слегка кивнули в знак приветствия, а затем протянули руки для пожатия, не вставая из-за стола, как будто приличия заставляли их быть вежливыми против их воли.

Мужчина присел у дальнего конца стола, возле двери, напротив хозяина. Незнакомец проглядел разложенные бумаги и произнес с широкой улыбкой:

– Уверен, что мой сегодняшний визит будет полезен всем.

Алира с неудовольствием признала, что ее очаровала эта улыбка. У него были красивые ровные зубы. Таких людей девочка видела в деревне только по праздникам, чисто выбритых, с приглаженными волосами, в блестящих очках. Незнакомец казался весьма элегантным, это явно был важный человек.

– Послушайте, дон Филип, я не знаю, что еще добавить к вышесказанному, – произнес Томас. – Я знаю, что теперь наша очередь принимать решение и высказать его вам. А ваш сегодняшний визит я воспринимаю как попытку давления.

– Мое предложение не изменилось, но я посчитал необходимым проинформировать вас о двух моментах, которые вам следует знать.

– Вы уже сказали… – Взгляд Томаса стал скептическим, а жест, которым он обвел остальных присутствующих, вряд ли можно было назвать дружественным.

– Во-первых, до нынешнего момента я был уполномочен обсудить с вами отчуждение земель и переселение. Каждый день новое агентство назначают ответственным за лесное хозяйство и охрану природы. Меня могут перевести в любой момент. Это приведет к затягиванию переговоров, которые и без того тянутся долго. С моей точки зрения, будет жаль потерять столько времени, уже потраченного на дело. И я хочу заметить, что я искренне сомневаюсь, что вам предложат те же условия, что предлагаю я, если я больше не буду заниматься вашим вопросом.

– Интересный способ надавить на нас, – нетерпимо бросил Томас. – Я так понимаю, что, если мы не послушаем его, они применят к нам те же меры, что и к остальным. Они отберут у нас участки и поля, а когда люди начнут задыхаться, предложат взамен крохи.

Незнакомец вскочил и наклонился вперед:

– Дон Томас, мы давно знаем друг друга, и меня удивляет ваше упрямство. Не я пишу законы, но мое дело – их защищать. Статья три закона о восстановлении лесного массива и управлении сельским хозяйством обозначила природоохранную зону, чтобы перевести землю в общее пользование и чтобы она могла быть полезна всем жителям страны. Власти располагают любыми возможностями, чтобы занять попавшие в нее владения, при обоюдной пользе для обеих сторон, в частности для вас. С самого начала я советовал вам не тратить деньги на адвокатов, потому что они не смогут ничего сделать против закона. Я предложил вариант с переселением, но вы сообщили, что на это нет ресурсов. Я предложил подписать бумаги о временном отчуждении в пользу государства и поделить доходы от лесозаготовок, но вы выразили недоверие. Я предложил хорошую цену – гораздо лучше, чем предлагали жителям других поселков, – а вы (от лица председателя собрания, коим являетесь до сих пор) заявили, что это смешно. Так вот сейчас за этим столом собрались те, кто согласился, что мое финансовое предложение лучше, чем они ожидали. Гораздо лучше, чем, скажем, то, что они получат в случае отказа продать землю, когда власти решат насильно их выселить.

– Вы повторяетесь. Это мы уже слышали. Какой второй аргумент?

Тон незнакомца больше не был дружелюбным, когда он заговорил с отцом Алиры вновь:

– Поскольку ваши земли и этот дом расположены в стороне и представляют собой самостоятельное владение, мы решили, что далее переговоры будем проводить без вас. Если хотите знать мое мнение, вы совершаете самую большую ошибку в своей жизни. Испания шагает в ногу со временем, но не здесь. Будущее наших детей – в городах, где есть работа. Местные жители вымирают. Сказать начистоту, я вас не понимаю. Не понимаю, почему вы желаете жить в прошлом веке?! Такой шанс выпадает раз в жизни, а вы с женой хотите его упустить!

– Если этот шанс предлагает перечеркнуть века истории, – произнес Томас, – пошел бы он к черту!

В этот самый момент Алира ощутила, как на ее плечо легла чья-то рука, и вздрогнула. Элехия наклонилась к ней, прижав палец к губам. Она взяла дочь за руку и отвела в кухню.

– Не спится, Алира? – шепнула она уже там. – Налить тебе молока?

Девочка кивнула.

– Я все слышала, мама.

– Знаю. Я была там.

– Но я ничего не поняла! Зачем тот человек угрожает папе? Зачем он хочет нас прогнать?

– Они хотят купить наше поместье и дом, но мы не продадим, не бойся.

– А что такое «власти»?

– Ненасытный хищник. – Мать, казалось, размышляла вслух. – Если не война, то законы нас уничтожат. Они не позволят нам спокойно жить.

– Тогда мы его убьем.

– Давай-ка иди спать.

Алира допила молоко, поцеловала мать в щеку и вернулась в комнату с решимостью, с которой произнесла последнюю фразу. Она забралась в постель и натянула одеяло на нос. Девочка слушала сопение старшего брата и наблюдала за лунным светом, пробивавшимся сквозь щель в ставнях. Это была самая обычная ночь, с ее тенями и шорохами. Но Алира все размышляла над услышанным. Впервые в жизни она испугалась и пожелала смерти тому, кто заставил ее семью страдать. Она снова выбралась из кровати и пошла в смежную комнату. Рядом с большим окном, выходящим на юг, стоял швейный столик матери. Девочка открыла набор и вытащила ножницы, затем тихонько спустилась по лестнице и пробралась в пустынную прихожую. Разгоряченные голоса, доносившиеся из столовой, подтверждали, что собрание скоро не закончится.

Девочка подошла к красной бархатной скамейке, где гости оставили верхнюю одежду и шляпы. Нетрудно было догадаться, какая принадлежала незнакомцу, решившемуся отобрать дом и землю у ее родителей и соседей. Сгорая от волнения, она принялась кромсать подкладку.

«Надеюсь, она стоит дорого! – думала она. – И надеюсь, эта вещь очень дорога тебе! Может, это подарок жены, может, другой у тебя нет…» Этот человек заслужил то, что получил. Пусть знает, что ему здесь не рады!

Решив, что одежда уже достаточно пострадала, девочка свернула ее и убрала на место. Та ночь была не по-осеннему теплой. Если повезет, хозяин не наденет плащ, когда будет уходить, а перекинет через локоть. К тому моменту, когда хозяин обнаружит порчу, он будет далеко. На нее даже никто не подумает… зато она сама будет помнить. Слово «справедливость» возникло в голове, хотя девочка не до конца понимала его значение. Она знала, что поступила нехорошо, но ей самой стало легче. Алира закрыла глаза и помолилась, чтобы ее не коснулся гнев родителей или бога, который, по словам священника, видит все.

– Если вы поступили скверно, – повторял он на службе, – возмездие вас настигнет.

Со временем эти слова постоянно всплывали в памяти вместе с текстом песни Deep Purple «Child in Time». Она повторяла их, когда кто-то совершал дурной поступок. Если виновного сразу не срезало пулеметной очередью, нужно было закрыть глаза и ждать, пока пуля не срикошетит, потому что рано или поздно это случится. Алира не жалела о сделанном, но боялась наказания, когда бы оно ее не настигло… или оно уже ее настигло, да только она не заметила.

С той самой ночи Алира с горечью вспоминала, как город начал вымирать. Как мерцающие тревожные лампочки, пустеющие дома предрекали близкий финал. Это был грустный и тревожный знак. Земля Алкиларе отошла сперва государству, а потом – сорнякам. Семья Алиры наблюдала, как жестокая судьба уничтожает вековую историю, что уже сотворила в сотне других похожих мест. Запустение было подобно чуме. Как однажды сказала ее мать, чума в самом деле убивает, убивает еще при жизни.

Несколько лет спустя Алира уже не узнавала деревню и не могла найти связь между воспоминаниями о некогда полном жизни поселении с реальным положением вещей. Среди руин и одиночества, ставших на многие годы их единственными спутниками, осталось место лишь упрекам. Может быть, послушайся родители семью Аманды, жизнь была бы иной?

Но время течет стремительно, и сделанного не воротить. Сейчас женщина переживала, наверное, худшие мгновения в жизни. Стоя в центре обезлюдевшей площади, ставшей символом печального конца истории, Алира думала, что окрестная земля превратилась в мрачный эвфемизм того, чем была прежде. И женщина приходила в ярость от ощущения неумолимо наступающего увядания…

3
SIEMPRE IGUAL⁴
Los Suaves

Суббота, 27 января

Закатные тени скользили по сосновому лесу в сторону холма, на котором стоял особняк Элехии, наползая на него подобно незримым потокам лавы, пожирая на своем пути тусклый зимний свет. В любых других обстоятельствах Алира бы наслаждалась пейзажем, но сейчас от его вида бросало в дрожь. Женщину терзало предчувствие чего-то неотвратимого. Она постаралась поскорее избавиться от мрачных дум с помощью более радостных: встречи с Амандой и Ирэн. Она всегда с нетерпением ждала их ежемесячных посиделок. Конечно, на сей раз радость встречи будет омрачена мыслями о необходимости продать поместье. Впрочем, подружки могли ей чем-нибудь помочь.

Женщина ухватилась за позитивную идею и отправилась домой, чтобы собраться. Когда одолевали дурные мысли, единственное, что могло сработать, – это найти себе занятие, которое поможет их побороть. Не важно какое. Утро Алира провела, подрезая деревья и кусты в саду, а днем чинила и натирала воском старую мебель, потом кормила кур, сменила воду и собрала лучшие яйца. Но прогулка, чтение и встреча с подругами были самыми действенными вариантами. Спустя пару часов, приготовив ужин для матери и брата Томаса, уже после заката, Алира выехала в Монгрейн – маленький городок в двадцати пяти километрах от дома. Там жили ее друзья, там же она когда-то училась в школе, после того как Алкиларе обезлюдел. В те годы отец подвозил ее до развилки с главной дорогой, где она садилась в школьный автобус, забиравший детей из отдаленных деревень и отдельных поместий и подростков, которые ходили в колледж в Монгрейне.

В памяти вспыхнул момент прощания со старым сельским учителем из маленькой школы в Алкиларе, где в итоге осталось только трое учеников, включая ее саму. Она стояла тогда, понурившись, в шоке от тишины, внезапно пришедшей на смену шуму и суете, и страха перед неопределенным будущим. Аманда, напротив, весьма воодушевилась переездом в город, пусть и маленький, с мощенными камнем улицами, машинами и магазинами и всего около сотни детей, распределенных по двум-трем школам. Алира старательно боролась с боязнью неизвестности и постепенно привыкла. С тех пор прошло много лет, и это уже было не столь важно: Монгрейн стал частью ее жизни. Прежде она там училась, теперь ездила за покупками, по административным делам семьи, встречалась с подругами в одну из суббот каждого месяца; иногда к ним присоединялся Сезар. Если бы не болезненная привязанность к поместью, женщина вполне могла бы жить здесь.

Из-за темноты и тумана, который с каждым километром все больше сгущался, видимость падала, но Алира помнила дорогу наизусть. Вскоре после выезда из Алкиларе густые леса и ломаные линии пейзажа постепенно отодвигались, а рощи падубов, каменных и широколистых дубов еще тянулись, пока не упирались в бесконечную полосу пашен, где мелкие группки кустарников ютились вдоль дорог и ирригационных канавок. То здесь, то там монотонность ландшафта разбивали свечки тополей и лип, указывая на то, что рядом есть источник. Земля все еще дремала и должна была пробудиться лишь через пару месяцев, подарив жизнь первым зеленым побегам люцерны, кукурузы и подсолнечника, желтым цветкам рапса и белым – миндаля и фруктовых деревьев.

Монгрейн был центром области и раскинулся на склоне холма у подножия внушительного замка, который притягивал взгляд, заставляя любоваться лишь собой одним, отвлекая внимание от печных и заводских труб. Но той ночью крепость сплошь затянул туман. Населенный пункт – невероятная смесь сельского хозяйства и промышленности – разросся, превратившись в городок с современной застройкой, прелестным старым центром, прежде таким шумным, а теперь тихим и полупустым, где всего лишь несколько домов были заселены, да и то стариками или иммигрантами.

В подвале одного двухэтажного домика располагалось то самое кафе, под названием «Сьемпре», в котором Алира с друзьями частенько отдыхали в юности. Там был маленький бар, заставленный столиками с коваными ножками и белыми мраморными столешницами, а внутреннее убранство и музыка – поп и рок хиты XX века – оставались неизменными с той поры. Здесь Алире казалось, что жизнь течет не так уж стремительно, годы похожи один на другой, мало что меняется, и эта мысль радовала и огорчала одновременно, как бы странно это ни звучало. Иной раз женщина сожалела, что ее жизнь застыла на месте, но в то же время ее утешала теплая компания Аманды и Ирэн, их воспоминания о студенческой «шайке» и общих друзьях, как будто не было пролетевших лет или как будто прошлое возвращалось с помощью волшебства слов.

Судя по пустым стаканам, подруги сидели в баре уже давно. Обе поднялись навстречу Алире, чтобы с ней поздороваться и расцеловаться. Потом они уже вместе сели за столик, заказали еще выпивки и принялись обмениваться новостями последних недель. Они не виделись с кануна Рождества. В отличие от Алиры, которая мало с кем виделась, у Аманды и Ирэн вторая половина декабря и первая – января были забиты делами под завязку: подготовкой к празднику, корпоративами и семейными посиделками. Так что подружкам было что обсудить. Они говорили о прошедших праздниках, о семье, отвратительной погоде, холодной и туманной, которая страшно раздражала, заставляла ежиться и постоянно потирать руки, потому что сырость липла к коже, проникала под одежду и в дома сквозь любую щелочку. Алира старалась удержать нить разговора и прикидываться жизнерадостной, но постоянно отвлекалась: проблема прочно засела у нее в голове.

– Я уже скучаю по Рождеству, – призналась Аманда. – Мне с каждым разом все труднее возвращаться к работе.

– А мне нравится, – возразила Ирэн.

Аманда беззлобно ткнула подругу локтем:

– Ну, конечно! Дети идут в школу, а родители сидят дома. Особенно политики.

– Звучит трагично, – туманно улыбнулась собеседница, так что было не совсем понятно, согласна она или нет.

Аманда смеялась, болтала, поигрывая зажигалкой, закинула ногу на ногу и наклонилась вперед, как будто хотела сообщить что-то невероятно важное. Она была красивой и немного нервной женщиной. Ее волосы, недавно еще темные и вьющиеся, теперь были идеально выпрямлены и уложены, но каждую пару секунд она убирала за ухо локон, а потом касалась пальцами виска, возвращая его на место, так что браслеты на ее руках весело звенели. Она любила облегающие платья с широким вырезом и обувь на шпильке, чтобы не казаться маленькой рядом с друзьями, а еще – и она открыто это подтверждала – быть как можно привлекательнее, поскольку в очередной раз находилась в «активном поиске». Бывший муж, адвокат из Мадрида, с которым она прожила много лет, ушел от нее к двадцатилетней девице, и женщине понадобились пара лет и несколько визитов к психологу, чтобы вылечиться от депрессии. Утешение она нашла в Монгрейне. Вскоре после этого ее уволили из мадридской газеты по сокращению штатов из-за экономического кризиса. Двое ее старших детей учились в колледже, а она сама устроилась на местное радио. Она старалась не показывать, как сильно скучает по годам, проведенным в шумной столице, но друзья знали, что она все еще ищет подходящую тематику, по которой может написать книгу или снять документальный фильм.

Ирэн была счастливо замужем за Сезаром вот уже двадцать лет. Сильная и энергичная, она признала наконец, что ее личная маленькая война с лишним весом была с треском проиграна, и приняла поражение с юмором. Она носила просторные и веселые наряды, которые резко контрастировали с ее любимым жемчугом и белым золотом, и густыми высветленными локонами с каштановыми корнями, темными, как и ее глаза. Она была искренней и полной жизненной энергии. Ее страстью были работа учителем и школе и семья. Она заявляла, что три подростка дома помогают понять учеников, поскольку могут многое разъяснить.

Алира оставалась самой замкнутой. Она привыкла к рутине и простоте, коей придерживалась и в одежде. Она носила удобную короткую стрижку и почти не пользовалась косметикой, чего подруги искренне не понимали. Как они считали, ее огромным глазам и гладкой коже нужны лишь пара штришков подводки и помада, чтобы сделать их обладательницу еще красивее. Алира никогда не любила быть в центре внимания и хотя всерьез не увлекалась поиском партнера, вынуждена была признать, что это не так уж просто. Для нее быть с кем-то вместе означало понимать ее болезненную привязанность к дому и земле. Ее главный в жизни роман потому и развалился. По иронии судьбы, продай они поместье, этой проблемы бы не возникло. Впрочем, возникли бы другие: в ее возрасте, даже если она внезапно столкнулась бы с мужчиной, с которым решила бы провести оставшуюся жизнь, она бы не смогла изменить своим привычкам.

– Алира! – Аманда так неожиданно ее окликнула, что подруга вздрогнула. – Ты вообще слушаешь, о чем мы уже десять минут говорим?

– Простите, – извинилась она. – Задумалась. Я сегодня сама не своя…

– Почему?

Алира дернула плечом. С одной стороны, она хотела поделиться новостями, с другой – не знала, стоит ли.

– Не знаю, – наконец ответила она. – Наверное, из-за тумана. Не люблю его.

Аманда созерцала ее некоторое время недоверчиво, но допытываться не стала, а спросила вместо этого:

– Слышала, что Ирэн сказала о Сезаре?

– Прости, Ирэн, – покачала головой Алира. – А что с ним?

– Да кто бы знал! – посетовала подруга. – Каждый день наши отношения охладевают. Ты меня знаешь, я «живчик». Я не могу вынести, что мой муж относится к редкому сорту мужчин, начисто лишенному сексуальной неукротимости, которому вполне достаточно любви, нежности и мира в доме. А, к черту всё! – Она прикрыла руками щеки, будто прятала смущение. – Мой стакан пуст!

Алира улыбнулась, но ничего не сказала. Обычно Ирэн не говорила с подругами об отношениях с Сезаром, потому что помнила, как тот был влюблен в Алиру в юности. Среди них не принято было говорить на интимные темы, более того, дружба – это одно, а личная жизнь – совсем другое.

– Рутина убивает, – прокомментировала Аманда.

– Точно. Но мы должны с ней бороться. Я пригрозила, что найду себе другого, а он только посмеялся, потому что знает, что я не стану этого делать, – грустно вздохнула Ирэн. – Я жить без него не смогу.

Алира не слишком беспокоилась на этот счет: брак подруги был нерушим, как скала.

– Итак, Алира. – Аманда положила руку на колено подруги и поинтересовалась хриплым голосом прожженного курильщика, совершенно не вязавшимся с ее ослепительной внешностью: – Теперь ты расскажи, что у тебя случилось. Ты все время витаешь в облаках! Скажи, что ничего серьезного! А то все кругом говорят о болезнях… болячках, бессоннице, вагинальной сухости. Чертов кризис среднего возраста! Ненавижу его. И ненавижу вести себя, как восьмидесятилетняя старушенция!

Алира сделала глоток рома с лимонадом, покрутила бокал перед глазами, наблюдая за кубиками льда, глубоко вздохнула и призналась:

– У меня серьезные проблемы с деньгами.

Она чувствовала удивление, с которым подруги смотрят на нее. Им было трудно ее понять. Они полностью друг другу доверяли, но никогда не заглядывали друг другу в карман. Женщина живо представила себе, как сотни предположений роятся в голове подруг. Они не могли взять в толк, как эта женщина, нигде не работавшая, чья семья в свое время отказалась продать поместье, потому что не нуждалась в средствах, которая могла себе позволить содержать прислугу, владеть дорогими украшениями и антиквариатом, чей бизнес не проседал ни в кризис, ни после смерти мужа Элехии, могла иметь финансовые проблемы. Но на самом деле особняк был роскошным склепом, в котором хозяйка с матерью медленно чахли. И постоянные причитания Элехии потихоньку выводили женщину из себя. Она слишком долго их выслушивала!

– Прости, Алира, – Ирэн первой обрела дар речи, – вас обманули мошенники?

– Нет.

– Игромания?

– Тоже нет.

– Тогда что?

– Да… в это трудно поверить. Но такова жизнь. Мама никогда не платила пенсионные налоги, а потому не получает пенсию. Сумма, завещанная папой, очень маленькая, ее не хватает на обслуживание дома. Налоги на собственность только растут, и на них тоже не хватает. Последний арендатор ушел на покой. Скота у меня мало. Надо было купить больше, но я не озаботилась, а теперь уже не смогу. Что же до особняка, в нем толком не закрываются окна, а поменять их я не могу, так что внутри все время холодно. Брат приносит дрова для камина, но их мало, а заказывать выходит недешево. Я постоянно мерзну. Мне пришлось снизить ставку Крины, нашей горничной, а сама я не справляюсь. И мама потихоньку выживает из ума. – Глаза ее подернулись пеленой слез. – И садовнику в этом году заплатить нечем. Мои сбережения почти на нуле.

Алира удивилась, какое облегчение испытала, излив наконец душу, как будто слова уже месяц только и ждали, чтобы слететь с языка. «Может, выражать эмоции открыто не так уж и плохо, – подумала она. – Настоящие друзья всегда выслушают и утешат, а это уже немало. Хотя советом они едва ли смогут помочь…»

Когда женщина замолчала, повисла длительная пауза. Слов поддержки и утешения ни у кого не нашлось. Аманда и Ирэн отвели глаза, с трудом переваривая информацию.

– Даже и не знаю… – наконец грустно заключила Аманда. – Не знаю, что сказать…

Ирэн вздохнула и сочувственно спросила, хлебнув пива:

– То есть ты хочешь продать поместье?

– Иного выхода я не вижу. Я столько всего испробовала! Я пыталась найти работу – любую, какую мне могут предложить в этом возрасте и без опыта, – но зарплаты все равно хватать не будет. И что мама будет делать столько времени в одиночестве, когда я ей так нужна? – Алира уронила голову на руки, спрятав лицо в ладонях. – Мой дом – это ненасытная утроба. Многие поколения долгие века владели им, а мне теперь придется продать и его, и землю. И то, и другое. Их нельзя разделять – это будет святотатство! – Ее голос дрогнул. – А я умру от горя.

Ирэн протянула руку и в жесте поддержки сжала ладонь подруги:

– Мне очень жаль, Али, правда. – Она сделала паузу, подбирая слова. Она была не уверена, что как-то сможет утешить Алиру, но очень уж хотела поддержать. – Давай поищем положительные моменты. Другие люди тоже переживали тяжелые времена, даже еще худшие, и у них не было твоих возможностей. Может быть, кто-то ищет особняк под маленький деревенский отель. Это сейчас модно. А на вырученные средства ты сможешь купить квартиру или дом поменьше здесь, в Монгрейне, и вести нормальную, тихую жизнь.

Алира промолчала. Иногда практичность Ирэн выводила ее из себя, но на сей раз обманываться не стоило: подруга была права. Месяцами – в том числе и сегодня – она размышляла об этом на руинах Алкиларе и пришла к выводу, что это логичный, разумный и обоснованный выход… который оставит незаживающую рану на ее сердце. И можно ли точно оценить ее наследие, физическое и эмоциональное достояние, которое никто никогда не оценивал? Которое ни разу не видело запустения и разрухи, как другие? Никто не сможет заплатить такую сумму.

– А что твои братья говорят? – вкрадчиво поинтересовалась Аманда. – Чем-то же они должны помочь…

Братья… Алира фыркнула. Она сама не могла взять в толк, что братья, рожденные в одном доме и воспитанные одинаково, могли вырасти столь разными. Томас был странноватым, но с каждым годом сестра убеждалась, что ему больше подходит эпитет «потерянный». Херардо привык к городской жизни и вместе с женой Тельмой уже считал дом своей собственностью. И если особняк не продадут, он впоследствии отойдет его сыну Хану, которому все равно придется сбыть его с рук и, возможно, первому встречному, потому что мальчик никогда не жил и не станет жить там. Старший брат ни во что не вмешивался, но постоянно жаловался на отсутствие средств.

– Ты же знаешь Томаса, – продолжила Алира. – Он живет в своем мире, и на него нельзя рассчитывать. Херардо – далеко. В любом случае, владелица – я, как старшая дочь. И я должна заботиться о маме до ее смерти, как и она ранее – о своих родителях, чем я сейчас и занимаюсь.

– Если честно, Али, – осторожно произнесла Ирэн, – то мне порой кажется, что ты рассуждаешь о каких-то средневековых понятиях.

– А что мне еще делать? Меня так воспитали.

– Ну… не знаю. Ты можешь измениться, поменять мировоззрение. Это ведь твоя жизнь! Наслаждайся ею. Нам ведь не так много осталось…

– Как ты только что сказала, это моя жизнь. А моя жизнь – это мой дом и мое прошлое. Ты ведь знаешь!

– Знаю. – Ирэн подняла руки в знак добровольного согласия. – И спорить с тобой не буду.

– Может, есть какой-то компромисс? – предположила Аманда. – Как сказала Ирэн, например, открыть деревенский отель. Например, ты можешь сдавать комнаты.

– Сдавать комнаты? В смысле? Пустить чужих на порог?!

– Да боже мой, Алира! – Собеседница возвела взгляд к потолку. – Понимаю, тебе кажется странным то, что для нас двоих естественно. Но взгляни на это с другой стороны. Ты можешь сперва поговорить с заинтересованными людьми. Твой дом такой старый, красивый и необычный! И ты можешь сама выбрать, что тебе больше нравится. Сколько у вас свободных комнат? Три? Четыре? Значит, гостей поместится не так много. Можно установить разные расценки на выходные и на длительную аренду. Многие сейчас мечтают жить в деревне, а Алкиларе особенно привлекательна, потому что осталась нетронутой цивилизацией! С нынешним развитием транспорта расстояний больше не существует. Только аренда спальни будет стоить как минимум три сотни в месяц. А возможность готовить или если ты сама будешь готовить – к примеру, завтраки и ужины, – это дополнительный доход! – Аманда расхохоталась. – Сама посуди, ты уже будешь получать на полторы тысячи больше, чем сейчас! И не говори мне, что тебе это не поможет!

– Отличная идея, Алира, – поддержала подругу Ирэн. – Взвесь «за» и «против» и скажи нам, что решила.

Собеседница признала, что предложение и впрямь звучит заманчиво. И как она сама не додумалась? Но она сделает все возможное, чтобы не продавать поместье.

– Обещаю все обдумать. – Женщина измученно улыбнулась. – Но пока это все. Мне придется привыкнуть к тому, что люди ходят туда-сюда по дому, трогают мои вещи… Непросто будет отказаться от семейного уединения…

«Потому что мое личное пространство не в счет», – добавила она уже мысленно. Аманда и Ирэн переглянулись, довольные тем, что подруга начала мыслить вслух. Это означало, что ее мозг снова заработал в нужном направлении. Теперь уже Аманда накрыла руку подруги своей.

– Я тебе помогу, – предложила она. – Я сама сниму у тебя комнату.

– Серьезно? – Алира не скрывала приятного удивления.