Перейти к аудиокниге
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
Но может, родитель вообще не способен по-настоящему разглядеть ребенка. Мы видим лишь отражение собственных ошибок.
Но может, родитель вообще не способен по-настоящему разглядеть ребенка. Мы видим лишь отражение собственных ошибок.
Сотню поколений я ходила по земле вялая, сонная, жила в праздности и покое. Не оставляла следов, не совершала поступков. Даже те, кто немного любил меня, легко со мной расставались. А потом я узнала, что могу мир изогнуть своей волей, как стрела изгибает лук. И готова была трудиться сколько угодно, лишь бы сохранить эту силу в своих руках. Я думала: вот что чувствовал Зевс, впервые воздев молнию.
Сотню поколений я ходила по земле вялая, сонная, жила в праздности и покое. Не оставляла следов, не совершала поступков. Даже те, кто немного любил меня, легко со мной расставались. А потом я узнала, что могу мир изогнуть своей волей, как стрела изгибает лук. И готова была трудиться сколько угодно, лишь бы сохранить эту силу в своих руках. Я думала: вот что чувствовал Зевс, впервые воздев молнию.
Но мужество покинуло меня. Какова моя истинная суть? Этого знания ведь можно и не вынести.
Но мужество покинуло меня. Какова моя истинная суть? Этого знания ведь можно и не вынести.
Таков был мой первый урок. За спокойным, знакомым обличьем всего сущего скрывается нечто иное, готовое разорвать мир на части.
Таков был мой первый урок. За спокойным, знакомым обличьем всего сущего скрывается нечто иное, готовое разорвать мир на части.
Так просто. Я сделаю что хочешь. Поеду с тобой, лишь бы ты была довольна. В такие минуты, наверное, отворяется сердце? Но отворенного сердца мало еще, и я достаточно поумнела, чтобы это знать. Я поцеловала его и покинула.
Так просто. Я сделаю что хочешь. Поеду с тобой, лишь бы ты была довольна. В такие минуты, наверное, отворяется сердце? Но отворенного сердца мало еще, и я достаточно поумнела, чтобы это знать. Я поцеловала его и покинула.
Таков был мой первый урок. За спокойным, знакомым обличьем всего сущего скрывается нечто иное, готовое разорвать мир на части.
Таков был мой первый урок. За спокойным, знакомым обличьем всего сущего скрывается нечто иное, готовое разорвать мир на части.
Это великая цепь страха, думала я. Наверху Зевс, мой отец – следующий. Потом братья, сестры и дети Зевса, затем мои дядья, а дальше божества всякого старшинства – речные боги и владыки морей, эринии, ветры, грации и, наконец, в самом низу, – мы, нимфы и смертные, – наблюдаем друг за другом.
Это великая цепь страха, думала я. Наверху Зевс, мой отец – следующий. Потом братья, сестры и дети Зевса, затем мои дядья, а дальше божества всякого старшинства – речные боги и владыки морей, эринии, ветры, грации и, наконец, в самом низу, – мы, нимфы и смертные, – наблюдаем друг за другом.
Вот что я поняла: колдовство не божественная сила, приводимая в действие мгновенно, одной мыслью. Его нужно творить, нужно трудиться – замышлять и искать, выкапывать, сушить, крошить и растирать, готовить, приговаривать и припевать.
Вот что я поняла: колдовство не божественная сила, приводимая в действие мгновенно, одной мыслью. Его нужно творить, нужно трудиться – замышлять и искать, выкапывать, сушить, крошить и растирать, готовить, приговаривать и припевать.
Он исчез. Я приникла лбом к морщинистому стволу оливы. Грудь моя вздымалась. Меня трясло от возмущения и обиды. Когда наконец я усвою урок? Каждое мгновение моего покоя – обман, ведь оно наступает лишь по воле богов. Чего бы я ни делала и сколько б ни жила, они всегда смогут спуститься сюда, если вздумается, и поступить со мной как угодно. Небо не посинело еще. Одиссей по-прежнему спал. Я разбудила его, отвела в зал. О пророчестве ничего не сказала. Он ел, а я смотрела на него, ощупывая собственную злость, как пробуют пальцем острие ножа. Нельзя было дать ей притупиться, я ведь знала, что произойдет дальше. В видении он вернулся на Итаку. Остатки моих слабых надежд умерли.
Он исчез. Я приникла лбом к морщинистому стволу оливы. Грудь моя вздымалась. Меня трясло от возмущения и обиды. Когда наконец я усвою урок? Каждое мгновение моего покоя – обман, ведь оно наступает лишь по воле богов. Чего бы я ни делала и сколько б ни жила, они всегда смогут спуститься сюда, если вздумается, и поступить со мной как угодно. Небо не посинело еще. Одиссей по-прежнему спал. Я разбудила его, отвела в зал. О пророчестве ничего не сказала. Он ел, а я смотрела на него, ощупывая собственную злость, как пробуют пальцем острие ножа. Нельзя было дать ей притупиться, я ведь знала, что произойдет дальше. В видении он вернулся на Итаку. Остатки моих слабых надежд умерли.
Я не рассказывала Телегону, каким он был в младенчестве, как злился и упрямился. Не рассказывала о жестокости богов и его собственного отца. Надо было. Шестнадцать лет я удерживала небо, а он даже не замечал. Надо было заставить сына собирать со мной травы, спасавшие ему жизнь. Стоять со мной у печи и слушать, как я произношу магические слова. Он должен был понимать, сколько всего я несла на себе молча, сколько сделала для его защиты.
Я не рассказывала Телегону, каким он был в младенчестве, как злился и упрямился. Не рассказывала о жестокости богов и его собственного отца. Надо было. Шестнадцать лет я удерживала небо, а он даже не замечал. Надо было заставить сына собирать со мной травы, спасавшие ему жизнь. Стоять со мной у печи и слушать, как я произношу магические слова. Он должен был понимать, сколько всего я несла на себе молча, сколько сделала для его защиты.
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке: