Люди, с которыми он беседовал о рассказе, тоже не верят и считают, что условия жизни батрака Егорши показаны неправдиво: «Пошли к шутовой матери, чтоб люди жили в бане, да в таком виде! Да я бы глинянку смазал».

Очерк «Об избытках и недостатках» написан по впечатлениям, которые я вынес из Орловской губернии, где в ту пору часть крестьянства жила ещё в «курных избах», то есть с печами без труб, выводящих дым; печи топились «по-чёрному», дым шёл в избу, и, чтобы не задохнуться в дыме, дети во время топки печей сидели и валялись на полу. Вероятно, по этой причине Орловская губерния изобиловала слепыми нищими.

Воронов и его собеседники живут в Горьковском крае, деревня Молебное, недалеко от Большого Мурашкина, а Мурашкнно село богатое, как большинство приволжских сёл, – особенно среднего плёса Волги: от Оки до Камы. Мурашкино почти сплошь занималось шитьём тулупов и полушубков, раздавая работу и по ближайшим деревням. На мурашкинских шубников работал весь этот край, помнится, работала на них и Молебная. Места эти я знаю, бывал и в Молебной, но особенно жуткой нищеты в этих местах не помню, мужик в них был достаточно сыт и сильно пьянствовал. А батраками у них были, в большинстве, чуваши и мордва – «эрзя». Но на полсотни, на сотню вёрст вглубь от берегов «кормилицы Волги» начинались жестокая бедность и нищета, начинались деревни, сплошь заражённые трахомой и «бытовым» сифилисом. Распространению сифилиса отчасти способствовала церковь посредством «таинства причастия», ибо после причастия одной и той же пеленою отирались губы больных и здоровых. Особенно же сильна была нищета уездов Арзамасского и Лукояновского.

Подробную критику моего очерка «Об избытках и недостатках», данную Вороновым, я считаю почти образцовой критикой литературной техники и намерен опубликовать её в поучение профессиональным критикам. Но должен сказать Воронову и собеседникам его, что, опираясь на опыт только своего курятника, петух будет ошибочно судить о жизни всех других птиц. Воронов очень плохо знает недавнее прошлое крестьянства, так плохо, как будто и не хочет знать и даже как будто изображение нищеты деревенской несколько обидело его. Можно подумать, что Воронов верует в песенку из оперы «Аскольдова могила»:

Встарину живали деды
Веселей своих внучат.

А эта песенка – кулацкая.

Скажу несколько слов о других птицах, о других песнях. Недавно были в гостях у меня рабочие и колхозники, мужчины и женщины – наши «знатные люди». За семнадцать лет до наших дней «знатью» назывались родственники и «придворные» царя, потомки феодального дворянства, помещики, банкиры, фабриканты, губернаторы, архиереи, вообще – «богатые люди». В огромном большинстве они были не богаты умом и талантами. В их среде преобладали люди невежественные и даже не очень грамотные, – именно так изображают старую «знать» в своих дневниках, письмах и «записках» те «знатные люди», которые были несколько поумнее, пограмотнее. Старая «знать» не чувствовала нужды в развитии своего ума, в расширении знакомства с жизнью страны и народа. Она сыто и спокойно жила за счёт каторжного труда рабочих и крестьян, и если мечтала о чём, так только о том, что в прошлом, вчера, при крепостном праве, жилось ей ещё лучше, спокойнее. Если же трудовой народ, потеряв терпение, бунтовал против «знати», она приказывала стрелять в народ.