Между Западом и Востоком

– Сейчас. Она сосредоточится.

Не глядя, Катя гавкнула 4 раза.

– Умница! А сейчас сколько?

Два пальца. «Гав, Гав!»

– Отлично! А теперь? – пальцев нет.

Катя молчит.

– Вот так! Мы ее возьмем в специальный кинологический отряд при Главном Управлении. Кстати, Родион там тоже может пригодиться.

Люди говорили, а в сторону Кати уже идет серо-палевая собака с Родионом.

– Катя! Знакомься. Это моя мама!

Ах вот оно что.

– Очень приятно. Альма.

– Здравствуйте, меня зовут Екатерина Балт… ова. – Катя хотела сказать «Балтфлотовна», но мать Родиона не назвала свое отчество, значит, свое тоже не стоит называть.

– Вы работаете в области контрразведки?

– Да, мы участвовали во многих таких операциях. Но моя первая специальность – уголовный розыск.

– Мамочка! Мам! – Родион не стоял на месте – Мы столько всего пережили! Столько преодолели! Мы официально работаем в паре, и командир говорит…

Он стал шептать ей на ухо.

–…, нужны кадры. А у нас как раз…

– Что? – сказала вдруг Альма. – Милый, я не расслышала. Повтори, пожалуйста: кто у вас будет?

Родион произнес едва слышно.

– Так, понятно. Родион, отойдем. Извините, Екатерина.

– Ну ма-ам!

– Отойдем. – голос был спокойный и вместе с тем решительный. Родион покорно пошел за матерью вдоль платформы. Катя стояла с Солодовым. Она слышала, как на расстоянии Альма говорит.

– Роденька, ты мне что обещал?

– Мама, я…

– Нет, скажи: что ты мне обещал?

– Мамочка, прости. Так получилось. Я забыл.

– «Забыл!» Есть вещи, которые мужчина не должен забывать. – сказал Альма твердым голосом и стала ходить из стороны в сторону. – Но ладно. Ладно. Очевидно, это должно было произойти – наверное! – но, знаешь, такая поспешность…

Катя вдруг сделалось стыдно и она опустила голову.

– Впрочем, тебе достался далеко не худший вариант.

Катя навострила уши.

– … но и не самый хороший.

– Почему? Она такая умная, и красивая!

– Красивая! Ты видел ее лицо? У нее явно кто-то есть из дикой природы – среди близких родственников. Такие бегают лишь по захолустьям.

– Мама, нет, она же из Владивостока. Это большой город.

– Там все… полукровки. Все, кто с такими лицами. Роденька, не думай, что я из вредности сомневаюсь. Я просто боюсь за тебя! Понимаешь, те, у кого в роду есть такие, могут что-нибудь сотворить. Сколько я знала случаев, когда помеси, рожденные от волков, приходили в бешенство.

Катя фыркнула и отвернулась.

«Буду лучше с людьми. Они по крайней мере считают меня красивой. Как мама Женя». Она стала думать о родителях.

– Я сейчас еду в управление. Родиона можете сейчас взять. Он ведь соскучился? Соскучился!

Родион пошел с Колокольцевым – и Альма пошла вместе с ними. Катю повели в служебный автомобиль, и он двинулся через Москву.

Все кругом привлекало внимание: дома, вывески, ограды, даже люди, которые, казалось, выглядят особенным образом. Солодов ездил по разным адресам, занимался необходимым делом; Катя каждый раз выводили из машины, и она могла смотреть во все стороны. Солодов принес Кате покушать. Катя удивлялась: все дома в Москве разные, но вместе они создают стройную композицию. Большое разнообразие форм и оттенков. Она заглядывалась на верхние этажи. Солодов поехал на север. Ворота были уже не деревянные, а металлические, с гербом. С обеих сторон стоят очень солидные стены. Катя мельком заметила, что есть и другие выходы, но не успела рассмотреть. Внутри много корпусов, углов и поворотов. Дальше стоит деревянная. Солодов сказал, что там живет служебная команда.

Кате стало не по себе. Она нисколечко не боялась, но представила: вот сейчас ее приведут к незнакомым и очень взрослым псам (Родион говорил, что в этом Отделе работают только самые опытные); ее начнут расспрашивать, но отчего-то совсем не хочется говорить. А молчать нельзя. Это значит показать себя невежливой или неразвитой. Судя по признакам, рядом есть общежитие для молодых. Она увидела деревянные домики, облицованные досками.

В «главной» комнате собрались псы-командиры. Подвижный и лохматенький пес Борис увлеченно говорил о своей недавней поездке в Ярославль.

– На шинном заводе мы провозились долго. Но все же обнаружили – целый мешок махорки! И не где-нибудь, а прямо в химическом цехе. Мы сначала думали, диверсия. Потом, оказывается – сторож – старый упаднический тип – затащил это все сюда, поскольку из химического цеха материал так просто не выбросят. Этой махорки у него было – апчхи! – как и в прочих местах. Представляете, друзья, он имел целую плантацию на поляне в лесу, и никто не замечал. Думали, просто так трава растет. Наверное, местные сами пользовались. А еще… Да! Платон, мы установили, что тот тип есть в картотеке! Еще при НЭПе он спекулировал махоркой и папиросами, причем даже в Москве. И хоть трава не расти, никто его не вычислил.

– Ага! Укольчик в мою сторону! – безо всякой обиды сказал самый опытный пес. – Но ведь и в то время я не работал с мелкими спекулянтами. Мы искали добычу крупнее. Кстати, как там насчет вредителей?

– Полевых?

– Нет, человеческих.

– Ну вообще-то…

– Товарищи, нас зовут.

Псы выскочили из комнаты и построились в шеренгу по росту. Солодов сказал:

– Катя, знакомься. Слушайте, братцы, я на час отстал. Мне надо бежать. Я приду потом. Привет!

Солодов считал, что собаки тоже общаются друг с другом. Не путем лаянья, а по-настоящему, как люди. Он допускал, что даже рыбы общаются.

Катя сделала шаг вперед.

– Здравствуйте, меня зовут Екатерина, я работала в паре с Родионом у товарища Солодова. Мы проводили рекогносцировку южных границ, участвовали в операциях, в том числе – боевых. Скажите, пожалуйста, как часто здесь нас могут атаковать?

Все удивились.

– Да как же… Мы ведь не на войне пока. А вы сражались где-то?

– Мы искали бандформирования в районах… – Катя стала перечислять. Все слушали, замерев, и не сводили глаз с нее. – Несколько раз нам пришлось участвовать в ближнем бою. А здесь возможны такие случаи?

– Да, враги и здесь встречаются.

– Но я заметила, на улицах нет патрулей и везде порядок. Во Владивостоке служебная команда постоянно ходит с патрулем.

– Вы из Владивостока?

Катя опять начала рассказывать. Платон и остальные с жадным вниманием смотрели на Катю. Катя говорила и спрашивала, и рассказывала очень интересно.

«Прелесть что за девочка! – подумал Платон. – Но что я болтаю. Девочка! Как не стыдно так называть ее». Он задвигал ртом и сказал:

– Так Вы в паре с Родионом? Мы его хорошо знаем, еще когда он был маленький! Представляю, какой он теперь… взрослый! Катенька – простите – Екатерина, вы здесь будете работать?

– Да, наверное. Товарищ Солодов сказал.

Все замахали хвостами.

– Тогда пройдемте, пройдемте, что мы стоим? Это наш дом, комнаты. Прошу Вас сюда. Здесь самое чистое место. У нас иногда убирают, но само собой сыпется. Туалет вон там! Еще… – Платон вертел головой.

– Спасибо. Спасибо! Простите, я не знаю вашего имени-отчества.

– Я Платон, а отец мой был Ярс.

– Платон Ярсович, спасибо Вам. Спасибо, товарищи!

Катя легла и очень быстро заснула.

А командиры еще целый час шептались.

– Как же мы не спросили?

– Вот ты бы и спросил!

– Я? Я не самый главный!

– А что, надо все на главного валить? Как маленькие, честное слово. Ничего-ничего-ничего, мы завтра же узнаем, как зовут ее отца. Это просто безобразие – она обращается к нам по имени-отчеству, а мы… Кстати, мы даже не представились. Тоже еще джентльмены!

– Но ведь мы не джентельмены! – сказал Боря. – Мы не они. Мы наши.

До вечера командиры говорили. Боря от волнения ворчал даже во сне. Платон также долго не мог заснуть. Весенний луч разбудил Катю. Она встала, выглянула во двор – только-только рассветает. Она осторожно прошла вперед и стала рассматривать здания. Они такие же как во Владивостоке, но выглядят солиднее, во дворе меньше деревьев, а из досок не глядят концы гвоздей. Катя подумала и стала делать зарядку (без тех упражнений, где надо много бегать. Вдруг здесь это запрещено). Он пошла в сторону дома служебной команды. За ним видны хозяйственные постройки, заборы, сарайчик. На крыше сидит толстый голубь. Кровля вся в белых кляксах. Голубь очень важен, но ему не хватает ума посмотреть подальше. Катя замерла. Голубь клюнул во что-то, заковылял по крыше, словно хозяин. «Слетит вниз или нет? Он умеет разговаривать? Если он как все, его можно и не беречь…». Голубь издавал лишь птичьи звуки и медленно гулял по крыше. Кате надоело за ним следить. Но она тут же подумали, что для нее, раз она совсем недавно приехала, на кухне может ничего не быть. Катя прижалась к стене. Затаилась.

Медленно голубь дошел до угла крыши. Покрутил головой. Внизу он рассмотрел крошки и решил поклевать. Можно? – Можно. Голубь соскочил.

В тот же миг Катя налетела. Она чуть не расшибла голубя о стену.

– Фу! Какой грязный! Глотать такой пух неинтересно. И негде его разделать. Может быть, отойти подальше в кусты?

Катя понесла голубя, и увидела Платона.

– Здравствуйте, Платон Ярсович!

– Здравствуйте! А Вы уже… Вы его что, поймали?

– Да! – не стала скрывать Катя. – Я решила немного съесть, что не создавать проблемы снабжению. Голубей нельзя здесь ловить?

– Да что Вы! Голубь – это же тьфу! Но – Вы одна его поймали!

Катя удивилась.

– Мы всегда ловили голубей. Еще в детстве. Папа научил нас отлично, и не только этому. Очень многому.

– А кто Ваш отец?

– Он сейчас работает с мамой. – Катя рассказала о Балтике.

Из домика вышел еще один командир – Аркадий. Он поздоровался, спросил о самочувствии и тоже принялся слушать. У Аркадия гладкая шерсть, но он немного досадовал, что не причесал ее заранее.

Еще не было семи часов. В семь все командиры на ногах.

– Вы дрыхните – а Екатерина… Балтфлотовна – правильно? – Екатерина Балтовна рассказывает потрясающие вещи! Ее отец поймал главного владивостокского рецидивиста.

– Правда?

– Да! – сказал Платон. – Катя, ведь и здесь такие есть. Мы их ловим чуть иначе. Очень много зависит от старших товарищей, от людей. Часто их смелость и мастерство оказывается решающим. Эх! Пошли тренироваться.

На площадке за забором бегали несколько молодых псов, домики которых стоят за Отделом. Они тоже не отрываясь глядели на Катю. Скоро появились инструкторы (все в форме). Но сами занятия были точно такие же, как во Владивостоке.

– Если есть заявка, нас тут же вызывают – объяснил Платон. – Угрозыск, контрразведка, экспедиционная деятельность – мы занимаемся этим. А Ваш отец. Он Вас обучил сражаться?

– Да.

День пролетел незаметно, хотя никакой работы не было. По словам Платона, вызвать могут в любой час, в том числе ночью. На следующий день пришел Солодов.

– Катя, сходим. Ты нам поможем.

Он также вызвал Платона. Автомобиль поехал куда-то далеко, явно за пределы Москвы. Всю дорогу Платон сидел с очень сосредоточенным видом и смотрел только в одну сторону. Поэтому Катя не решалась вертеть головой, хотя ей очень интересно было знать, что вокруг. Подмосковный городок был весь опутан зарослями лохматой сирени и жасмина. В некоторых деревянных домах окна заколочены досками; в кирпичных – напротив, окна распахнуты широко. Солодов привел Платона и Катю в местное отделение милиции, где им дали понюхать очень странные пестрые бумажки. От них идет резковатый запах, как от банкнот, но это явно не деньги. Катя поймала еще один тонкий след. После осмотра улик Платона и Катю отправили в комнату, где сидели немолодые мужички. При виде вооруженной охраны они все встали. Нужно было проверить, нет ли среди них того же следа, что на бумажках. Катя внюхивалась, но не могла ничего различить. Платон без церемоний тыкал всех носом, наступал на сапоги, а все лишь сконфуженно опускали головы. Нужных следов ни у кого не нашли. Тогда Солодов приказал ввести следующих. Они мало чем отличались от тех, что только что были. Катя разглядела двух человек, похожих на спекулянтов, но, поскольку те были в наручниках, она решили, что их уже раскрыли.

– Едем дальше! – сказал Солодов.

Автомобиль был уже не американской, а советской конструкции, и произведен в Москве. На ходу Кате казалось, будто он рычит голосом морского котика. Катя видела котиков несколько раз, когда их возили на север Дальнего Востока. Автомобиль подъехал к Мытищам.

Опять собрали людей. У одного дрожат колени, он будто хочет упасть. Катя прошла мимо, не чувствуя основного следа. Но вдруг она вспомнила про другой, более тонкий след; она заволновалась, и почти побежала. Ее что-то дернуло. Она остановилась перед человеком, который имел совершенно обычную внешность. Катя подала сигнал.

– Платон! – позвал Солодов.

Платон вошел следом, стал всех проверять и вдруг яростно закричал – в сторону того же человека, которого указала Катя. Платон разошелся; его пришлось хлопнуть по плечу, чтоб успокоить.

Платон обнаружил сочетание, которое было спрятано под основным следом. Катя нашла нечто похожее, но другое. Косвенных следов бывает довольно много, подумала Катя. А человека уже окружили. Он шпион? Или аферист?

Только одного нашли. Но Солодов, судя по виду, был очень доволен.

– Катя, гуляй. Платон, со мной.

Платона оставили на поводке. Вышагивая рядом с Солодовым, Платон видел, как Катя легонько ступает по немощеной земле и пристально смотрит на город. Очень больших и сложных конструкций рядом не было. Но Катя видела и понимала красоту простого. Она пробежала немного вперед, остановилась на повороте и смотрела на купола, стоящие над сиренью. Рядом подворотня.

Из темноты выполз серый пес, явно без определенных занятий. Он потряс головой и завопил в сторону Платона грубыми словами. Платон хотел ответить (еще крепче); он уже открыл широко рот. Но Катя уже подскочила к серому и наотмашь врезала ему по голове. Пса отбросило к стене. Катя ударила еще раз, в нос (это проверенный прием Балтика и Полкана). Если даже нос не разорвется, он будет долго болеть. Тип захрипел. Катя хотела еще раз ударить, но вспомнила: субординация! – и отбежала обратно к Солодову. Солодов подмигнул и сказал только:

– Молодец! – и больше ничего.

Катя думала, Платон сделает ей замечание. Он долго молчал; затем, уже в автомобиле зашептал:

– Катя, где Вы так здорово научились?

– Нас папа научил.

– Вы его по стене расплескали! Это потрясающе! – в юности Платон много дрался, и все мечтал овладеть тайными приемами. Это не очень удалось; кроме того, специфика работы требовала от него других усилий и способностей. Специально драться их в Отделе не учили. Через три дня после возвращения всем командирам разрешили гулять без поводков. Отдел был расположен на северо-востоке Москвы, недалеко от усадьбы Останкино. Рядом находится пруд и храм Спаса Живоначального. Его узорчатые своды, двойной ряд кокошников очень понравились Кате. Она рассматривала их издалека и вблизи. Храм был закрыт, как и многие другие церкви в Москве. Катя вспомнила рассказы Балтика о том, как они с Полканом впервые увидели подобные здания и были уверены, что это дворцы или терема. А на самом деле это церкви. Рядом с усадьбой работает парк культуры имени Дзержинского. Туда служебные собаки могут заходить в любое время, но обязательно с сопровождением. По одному и тем более толпой не пустят. Но Катя сразу заметила пути, проходы в зарослях, через которые можно пробраться и в усадьбу, и в парк. Уходить из Отдела не разрешается никому, никогда; другое дело, что командиры всегда пристально следили за графиком работ, и могли сказать, в какое время тебя, скорей всего, не будут спрашивать. У людей и без того полно работы, чтоб контролировать команду непрерывно. Командиры умели найти время, когда можно незаметно ускользнуть – с тем, чтобы обязательно вернуться. Молодые псы обязаны «отпрашиваться» у командиров. Если кто-нибудь сбежит без спроса, ему устроят показательную порку.

Платон показал Кате тайный выход из Отдела. Он расположен рядом с тренировочной площадкой.

– И у нас во Владивостоке было так же! Но там официально позволяли уходить иногда.

– Катя, и неужели никто не сбежал?

– Дядя Полкан говорил, в первые годы несколько лиц дезертировали, но им не повезло. С ними обязательно что-нибудь происходило.

– И правильно! – заметил Борис. – Так им и надо! А то выдумали – с государственной службы бегать.

– Несознательность подчиненных часто провоцируется несознательностью руководства. – сказал Аркадий. – Если бы люди внимательней относились к подбору кадров и лучше занимались их воспитанием, то и эксцессов бы не возникало.

– Сбил экспресс! – сказал пес Степан. – Екати, скажите, а он был маневровый или курьерский?

– Я не разглядела. – Степан закивал, Аркадий спрятал улыбку в шерсти.

– А он быстро прошел?

– Я еще не родилась тогда!

– А, понятно. – Степан и Борис работают давно, почти так же долго, как командир Платон. Оба они поджарые, невысокие и шерсть у них в завитках. Разница лишь в том, что у Бори она светлая, а у Степана – рыжеватая. Лица у них похожие, хотя они не являются родственниками. Аркадий и Платон родились от брака овчарок с высокими породами, поэтому они сами высокие. Но самый большой среди командиров Рэм – огромный пушистый пес, похожий и на волкодава, и на сенбернара. Его раньше держали на границе, а потом перевели сюда. У Рэма густой голос. Но он сам очень добродушный и практически не умеет драться. Это ему и не требуется. Достаточно увидеть его солидную фигуру, чтоб все претензии отпали. Прошла еще неделя, и Катя уже стала задумываться о Родионе. В субботу организовали всеобщий смотр. Все ребята выстроились рядами в ожидании руководства. Катя тоже встала и увидела Родиона – он выбежал из-за щитов, промчался, перепрыгнул и ушел обратно. Катя почувствовала и другой след. Очень скоро появилась Альма. Она и Родион встали у дальнего щита, куда приходят дежурные офицеры.

– Родион, привет! – кричали молоденькие псы. Пришли люди и стали командовать. Все как во Владивостоке. Но некоторые упражнения были настолько сложными, что даже командирам требовалась вторая попытка. Катя ждала, когда ее вызовут. Не зовут.

– Платон Ярсович, я могу тоже принять участие в занятии?

– Да! Почему же нет?

Катя подождала – и едва Рэм перевалился через высокую перекладину, она побежала к ней и с разгона перескочила, затем перескочила обратно, залезла на узкий брусок, сделала сальто, побежала.

– Во дает! – прошептал Боря. Молодые в нетерпении крутили хвостами. Они хотели сделать все как Катя. Сразу так не получается, особенно сальто. Катя вернулась в строй. Родион по-прежнему стоял возле Альмы. Она ему о чем-то сказала. Родион дернул плечами и стал упрашивать, не отходя. После завершения занятий, он пошел было с Альмой, но затем опять стал просить.

Альма сказала.

– Ладно. Но жду тебя у ворот! – и ушла.

Родион побежал к Кате.

– Родя, добрый день! – сказала Катя.

– Екатерина, зачем ты встала здесь? И застыла. Как Снегурочка!

– У нее же другой наряд. Я не стояла, я бегала.

– Мама сказала, что ты вышла из строя, когда тебя не вызывали.

– И что? Кто-то умер от этого?

Это подход Балтика. Если из-за чего-то мелкого, пустякового, начинались споры и крики, он всегда спрашивал «Разве кто-то умер от этого?». И все прекращали спорить. Поэтому Катя так сказала.

Родион покачал головой и сообщил, что он и Альма сейчас работают у Колокольцева. Он привел какие-то сведения из большой науки. Потом он стал перечислять, что сказала ему Альма.

– Мама заметила. Мама думает. Мама сказала. – в подобном стиле он говорил минут 10. Все уже ушли с площадки.

– Ма! Ма! Малина! – сказала Катя.

Родион поморщился:

– Что за воровской жаргон!

– Почему же воровской?

– Потому что они всегда так говорят. Катя, а ты зачем?

– Я… имела в виду другое. Малина у вас там растет – рядом с домом? Ты говорил, у вас там везде малиновые кусты. Вот я и хотела спросить, цветет ли она?

– Малина не кругом. В некоторых местах. Еще не цветет.

– Вот и хорошо.

По прибытию в Москву Родион жил отдельно от Кати и, фактически, она сразу осталась одна. Но не страдала от этого. Напротив, Кате было очень интересно. Молодые псы наперебой спрашивали Платона.

– Она будет здесь работать?! Будет?!

– Братцы, не орите так. Да. Но это не означает, что надо забыть обо всем на свете. Вы сколько врагов нашли на этой неделе? Вот видите, вам есть к чему стремиться.

Молоденькие могли видеть Катю лишь в определенные часы. Как-то сложилось, что девушек в их команду не брали, или, подержав недолго, переводили в другие места. Платон видел разных собак; некоторые на его вкус были очень даже симпатичные. В них ум сочетался с внешней привлекательностью. Но все умницы были крайне холодны и неприступны, с ними даже нельзя было толком поговорить. Даже Аркадий – один из самых эрудированных псов Москвы – не знал, чем привлечь их внимание, при том, что знает он очень много. Аркадий единственный в отряде, кто умеет быстро читать. Остальные читают по слогам или вообще не глядят на буквы. Многие псы считали, что на службе читать незачем, поскольку все равно люди читают. Аркадий умный, интересный и подчеркнуто корректный. Он обращается к Кате исключительно полным именем: Екатерина Балтфлотовна.

Вокруг нее сейчас толпа молодых. Катя охотно рассказывала о Дальнем Востоке, о работе на пограничных заставах. Для примера она показала, как хватать противника под локоть.

– Этот прием я изучила еще в 1935 году.

– Вы работаете с 35-го? Это будет, это будет… – парни считают в уме. – Это уже долго получается! А у Вас были братья и сестры?

– Они и сейчас есть.

– А у Вас были дети? – находившийся рядом Платон заворчал сквозь зубы. Он решил, если Катя сильно обидится, он немедленно всех разгонит, а самому автору вопроса надает по шее.

«Дети ему понадобились!»

Катя совершенно спокойно ответила:

– Еще нет, но очень скоро будут.

– О! Прямо тут?

– Да.

– От кого! – Платон зажмурился, чтоб скрыть негодование.

– От Родиона.

– А сколько будет детей?

– Я посчитаю сразу.

Платон задергал лапами и стал всех расталкивать.

– Мне нужно сообщить товарищу Екатерине… очень важную информацию. Секретную! Нас отправят… на Марс! Займитесь тренировкой.

Парни убежали, сообразив, что у Платона, скорее всего, нет секретной задачи для Марса; но они были очень довольны беседой. Родион работал у профессора, но иногда заходил к молоденьким. Он пришел, и все кинулись его поздравлять.

– Родя, желаю вам всего! Всего самого! Поздравляю, Родион! Это великолепно!

– Что?

– Все это! Что ты с Екатериной Балтовной!

– Такую подругу отыскал! Как ты смог?

– Спасибо, друзья, но я… не искал. Так решил товарищ Солодов.

– Ура товарищу Солодову!

Родион был смущен, но все же он вполне свободно общался с товарищами.

В начале мая Катя снова стала испытывать частые головокружения, поэтому она сердилась сама на себя, иногда испытывала волнение или грусть. Ей одновременно хотелось и поерзать телом на траве, и полежать неподвижно. Кате устроили специальный закуток с глубоким матрасом. Лежа на нем, Катя хотела как можно глубже продавить середину, а края наоборот поднять, чтобы получились бортики. Она не знала, зачем это нужно, просто испытывала такой позыв. 2 недели они провела безо всяких заданий.

***

Родион охраняет лаборатории, которые ведут научно-конструкторские разработки для очень важной цели. Планировалось создать новую отрасль производства. Это всегда неожиданно и небезопасно, потому что нельзя предсказать, как поведет себя то, что совсем новое. Случаются аварии. О каждой из них Родион подробно рассказывал Кате. В последний раз компактный взрыв едва не уничтожил комнату с чертежами. Конструкция рассыпалась, ее монтируют заново. Пропало несколько мелких, но очень важных деталей. Некоторые Родя обнаружил.

– Но другие упали под кусты. Я ходил вокруг, ощущая резкий химический привкус. Но он быстро исчез. Наверное, это был растворитель.

– Ацетон?

– Нет, у ацетона совсем другой привкус. Я бы его сразу нашел.

– Перекись?

– Нет, нет! Она бы сразу взорвалась… – Родион потер лицо. – Мама тоже ничего не увидела. Профессор сказал, что таких деталей больше нет, вернее, их делают каждый раз очень долго и трудно. К тебе приходят в гости?

– Да – и товарищи, и молодые товарищи.

– Они были в нашем районе, и ничего не смогли сделать. Как мама ни старалась. Зато они вслух говорили о тебе. Ты им понравилось.

– Это приятно.

– Мама говорит, что ты их отвлекаешь.

– Может быть, мне исчезнуть?

– Катя, Катя, зачем ты так говоришь! – Родион смущенно коснулся носом Кати.

Затем он стал рассказывать, как недавно Ярослав (молодой пес), находясь на посту возле Кремля, едва не угодил под колеса. Катя что-то рассказывала ребятам про Кремль – из того, что она слышала от людей и видела на картинках. Все слушали, высунув языки. А теперь на работе все ошибаются. «Из-за меня?» Катя не стала ничего говорить, и лишь положила голову на лапы.

Незаметно она заснула и спала очень долго, а когда проснулась, ужасно захотела есть. Чтобы пообедать, надо подойти к специальному домику, где кое-что оставляют. В Отделе все обедали организованно.

Она прошла немного, вытягивая лапы при каждом шаге. Внезапно голод исчез и возникла тошнота. Катя вернулась на матрас. Вскоре появился Родион.

– Представляешь?! Представляешь, Екатерина?

– Что?

– Представляешь – Ганцева расстреляли!

– Бандиты? Террористы?

– Нет, у нас. Наши.

– Просто так?

– В газете написано: приговор народа. Был суд, следствие, и народный обвинитель… Но мне кажется, это страшная ошибка! И что теперь делать?

– Родя, постой. А кто вообще такой Ганцев?

– Катя, ну как же. Ганцев – известнейший писатель в области фантастики! Ты разве не слышала?

– Я знаю, был Жюль Верн, Герберт Уэллс. У нас есть Беляев, Обручев. А что он написал?

Родион быстро-быстро пересказал сюжеты ганцевских историй, но от них у Кати только заболела голова. Она не могла понять, что там было красивого или умного. Родион говорил воодушевленно. Катя закашляла:

– Можно подумать, он гений.

– Вероятно, он бы достиг этого в процессе творческого роста. Он писал давно, еще в годы революции…

– Такую же чушь?

– Почему?

– Я не вижу никакого смысла в его сказках. В деталях смысл как будто есть, но все вместе – просто нагромождение…

– Катя, ты не права! Но в газете написано, что его истории безыдейные.

– Вот видишь, все поняли, что у него чушь!

– Нет, не все!

– Вот его и расстреляли за то, что сочинял ерунду.

Родион не согласился и принялся доказывать Кате глубину туманных историй Ганцева. Катя лежала в полудреме. Она чувствовала, как шумит ее живот, но не только из-за голода. Голова раскалывается, но все же нужно кое-что проглотить. Это необходимо детям.

Кате часто хотелось есть, но она не толстела, и ходила очень стройная, просто с животиком. Она была уверена, что все достается детишкам, и от этого так есть хочется. Родиону запрещали приносить кое-что из дома: он так и сказал. Однажды он под огромным секретом приволок суповую кость и тревожно оглядывался. Он боялся, что кто-нибудь из приятелей запомнит этот запах и проболтается. А мать Альма скажет…

Дети родились в конце месяца. Два мальчика и две девочки – Катя именно так и хотела. Целый месяц она не отходила от них ни на шаг. Лишь когда дети засыпали, Катя выскакивала наружу, проносилась вихрем по двору и через две-три минуты возвращалась. Еще она делала упражнения, включая сальто назад. Боль и тревога исчезли как по волшебству. Катя постоянно гладила детишек, целовала им щечки и говорила, говорила важные слова.

Дети стали разговаривать, едва у них открылись глаза. Им ужасно хотелось бегать, прыгать и спрашивать обо всем. Рэма они сперва приняли за ходячий неживой предмет и толкали его лапками. Рэм сопел и улыбался широко.

Видя, что Катя хорошо себя чувствует, ее опять стали брать на работу. Детишек поместили в просторный вольер с будочкой. Кате не нравилось, что ее детей держат в клетке, но она отлично понимала, что в ее отсутствие может случиться что угодно, поэтому детям необходимо безопасное место. Про себя она уже представляла, как будет работать вместе с мальчиками и девочками – и в Москве, и в других городах, и в дальних краях, и везде у них будут новые интересные задания. Еще она мечтала показать детей маме Жене и папе Балтику. Еще ей очень хотелось встретиться с Леночкой и Колей, а еще с Гришей и Димой, и с Полканом, и с Машей. Мама Женя всегда жалела Машу, говоря, что несмотря на постоянную близость приятелей, Маша живет одна. Катя понимала, что любой из ее близких товарищей, как и она сама, может оказаться вдруг один, потому что не они хозяева своей судьбы. Очень многое зависит от людей, но иногда даже очень хороший человек ничего не может поделать.

А тем временем дети стремительно росли и так же быстро учились. Катя занималась с ними в любую свободную минуту, но поскольку она часто была на работе, она объяснила ребятам, как можно учиться у взрослых умных псов. Аркадий обожал читать лекции, и Платон мог рассказать много важного. Боря, Степа и Рэм больше просто умилялись, глядя на маленьких; они уже не помнили, как надо правильно играть, из взрослых вещей их кругозор ограничен специальностью. Но и об этом стоит послушать.

Родион к детям почти не подходил. «Его» лаборатория заработала на полную мощность, поэтому искать и охранять нужно было особенно усердно, а в короткие свободные часы Родион почти всегда находился с Альмой. В Отдел его приводили также в сопровождении Альмы. Ее шаг настолько четкий и безукоризненный, что можно было снимать учебную кинохронику или даже фильм. Катя думала, что Альма не позволяет Роде прибегать одному.

* * *

Первого сентября Германия напала на Польшу. В служебной команде об этом могли узнать даже раньше, чем в других местах, однако со второй половины августа самых опытных товарищей постоянно возили за город, чтобы искать – Катя не могла понять, что именно. Ей давали понюхать крохотные частицы или крупицы, покрытые слабым запахом углеводородов. Это не бензин; но Катя особенно не задумывалась о происхождении частиц. Ее мысли целиком были о детях. Их должны перевести в другое отделение – недалеко от их Отдела. Через месяц их уже, наверное, начнут обучать. Ее ребята уже знают многое; все же, хотелось бы на время учебы оставаться с ними.

Платон пришел ночью и сообщил:

– Катя, Вы не спите? Катя, по подтвержденным данным, утром нас повезут верст за 100. Говорят, это возня надолго.

Катя сразу бросилась к детям. Войти в вольер она не могла и через решетку гладила ребят.

– Детки, я должны отлучиться. Будьте благоразумны. Не ссорьтесь. Помните, здравый смысл прежде всего.

Выехать пришлось очень рано. В Катину команду взяли Рэма и Степу. Поначалу Степа важно смотрел на людей и молчал, но заметив, что на него не обращают внимания, принялся шепотом рассказывать разные истории, чаще всего каламбуры. Рэму очень нравилось; смеяться неудобно, поэтому он издавал глубокие вздохи.