Читать книгу: «Историчка», страница 5
Глава 4. Последняя любовь
Ни одно из миллионов озер, разбросанных по бескрайней России-матушке, не сравнится своей красотой и величием с Байкалом, со всех сторон окруженным сопками, похороненными под зеленым саваном бархатной травы, и горными хребтами. Вода здесь настолько прозрачная и чистая, что зимой сквозь метровую толщу льда можно разглядеть шустрых обитателей глубинного мира. Озеро стало родным домом для сибирского осетра, сазана, налима и, конечно же, омуля ― короля байкальских вод. Человек, хоть раз в жизни насладившийся вкусом этой нежнейшей и сочной рыбы, вряд ли когда-нибудь его забудет, сколько бы заморских кушаний он не перепробовал. Принимая дорогих гостей, сибиряки считают своим долгом поставить на стол копченого или жареного омуля. Но истинным деликатесом считается сагудай ― блюдо из сырой рыбы, щедро приправленное луком и специями. И даже принятый не так давно запрет на вылов не стал препятствием между жителями Сибири и их легендарной любовью к омулю: в регионе орудуют многочисленные браконьеры, обеспечивая местное население рыбой, а доблестную полицию стабильной работой.
Федор Курин смотрел на фотографию пробуждающегося Байкала с встающим над ним прозрачным туманом и мечтал переместиться на берег вместе с холстом и красками, чтобы увековечить красоту холодного сибирского утра. Художник не видел других водоемов, кроме родной Камы, сейчас же он влюбился в озеро с первого взгляда. Конечно, он слышал рассказы о Байкале от Михаила Ивановича, сослуживца покойного деда, несколько раз приезжавшего в гости к Куриным с гостинцем в виде копченого омуля. Но тогда мальчик даже не мог подумать, насколько живописное зрелище представляет собой главное озеро России. Федор перешел на страницу пользователя, опубликовавшего изображение. С фотографии профиля на него смотрела ничем не примечательная женщина с короткой стрижкой и потухшим раньше времени взглядом, пытающаяся натянуто улыбнуться. На белоснежном столике перед ней стоял нетронутый бокал, до половины наполненный белым вином. Проницательные читатели догадались, что это была никто иная, как наша старая знакомая Елена Алексеевна Соколова.
Федор не увидел красоты, но почувствовал необъяснимое притяжение, исходящее от всего ее облика, недоступное для обычного человека, но понятное художнику. В глазах женщины читалась трагедия ― не целого человечества, но отдельной его дочери. До этого момента Курин общался в интернете исключительно с оппозиционерами, сейчас же рука его неведомым образом потянулась, чтобы написать незнакомке одно простое слово, с которого зачастую и начинаются все великие истории: «Здравствуйте!».
За сорок пять лет своей жизни Федор не имел с женщинами практически никаких отношений. Вопреки первому впечатлению, возникающему у людей при взгляде на художника, он не был девственником. Мы уже говорили, что в юности Курин поступил в художественное училище, где не окончил и одного семестра, умолчав при этом об истинной причине его отчисления.
В училище Федя держался особняком. В самом начале обучения ребята все же предпринимали попытки общения со странным молодым человеком и старались заманить его в свою компанию, но Курин предпочитал не заводить дружбы. Он видел своих однокурсников бездарностями, а их работы ― образцами безвкусицы. Разумеется, Федя считал недостойным занятием обсуждение искусства с лицами, обделенными талантом, поэтому держал свое мнение при себе, лишь иногда бросая презрительные взгляды на картины и скульптуры, созданные руками своих ровесников. Но все изменилось в канун Нового года, когда будущие художники все-таки уговорили Федора прийти на одну из студенческих вечеринок.
Заводилой в компании была Надька Егорова ― красивая блондинистая девица развратного вида. Студентка обладала пышными формами, более характерными для созревшей женщины, и провоцировала желание у сильной половины целого училища: от робких первокурсников до преподавателей предпенсионного возраста ― ни один мужчина не мог пройти мимо красотки, не задержав на ней вожделенного взгляда. Надя не имела никаких предрассудков относительно секса, будучи крайне раскрепощенной в половых вопросах. Девушка любила парней спортивных, но сегодня решила разнообразить привычное сексуальное меню свежей девственной кровью. «Спорим, я его трахну!» ― тихонько сказала она подруге Любе, едва Федор показался на пороге съемной квартиры, где веселилась молодежь. Любка покраснела, а Наденька лишь заливисто рассмеялась.
Курин молча сидел на старом диване и смотрел в пустоту. Он не принимал участия в обсуждениях студенческой жизни и не смеялся над шутками одногруппников. Молодой человек нервно теребил пальцами сигарету, не решаясь закурить и сожалея о том, что пришел на вечеринку, вместо того чтобы остаться дома и посвятить время рисованию.
Федя вздрогнул от неожиданности, когда ощутил на себе прикосновение мягкой и теплой женской руки. Повернув голову, он увидел Надьку, склонившуюся над ним в облегающем красном платье с неприлично глубоким декольте. Художник почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он скрестил кисти рук и положил их на колени, пытаясь скрыть нарастающую с каждой секундой эрекцию.
За последние три года онанизм стал любимым увлечением Федора, оспаривая пальму первенства лишь с рисованием. Стоило Курину взглянуть на женщину ― живую или же запечатленную на фотографии, картине или в кинематографе, как он тотчас же испытывал половое влечение. Ночами Федя читал эротическую литературу, выбирая самые извращенные ее образцы, и предавался рукоблудию. Развитое воображение позволяло художнику живо представлять себя на месте главных героев, совершающих половые акты наивысшего разврата, на которые он никогда бы не осмелился в реальной жизни.
– Скучаешь? ― Надежда мило улыбалась, виляя бедрами перед выразительным носом смущенного одногруппника.
Федор опустил глаза. Он не знал, как себя вести в присутствии женщин. Но опытную Надю этот факт нисколько не смущал. Девушка открыла бутылку водки, терпеливо ожидавшую своего часа в центре стола, и разлила горячительный напиток по рюмкам, одну из которых протянула Курину. Федор залпом опустошил содержимое хрустального сосуда. Огненная вода ударила по внутренностям художника, и он почувствовал, как тошнота подступает к горлу.
– Закусывать надо! ― рассмеялась Надька и поднесла молодому человеку бутерброд, сооруженный из ржаного хлеба, тощей шпротины и ломтика соленого огурца. Федор быстро проглотил угощение и неожиданно для себя отметил, что ему стало лучше. Надя же продолжила спаивать художника, чередуя порции водки с кулинарными изысками скромного студенческого застолья.
Курин никогда не ощущал себя таким свободным. Водка развязала ему руки и язык. Он уже не стеснялся своих желаний, обнял девицу за талию и даже отпустил в ее адрес несколько пошлостей.
– Пойдем! ― девушка взяла Федю за руку. Он повиновался. Мгновение спустя парочка оказалась в тесной комнатушке, где из мебели присутствовали лишь старенький шкаф и узкая кровать, над которой красовался плакат с изображением Виктора Цоя, прикрепленный к стене с помощью канцелярских кнопок.
Надя легким движением руки смахнула волосы, скрывающие широкий лоб Федора. Курин, опьяненный водкой и запахом женского тела, не сопротивлялся, даже когда девушка уложила его на кровать и крепко поцеловала в губы. Художник не понимал, что происходит, но, несмотря на затуманенный разум, осознавал, что ему еще никогда не было так хорошо.
Студентка стащила с Федора брюки и, восхитившись размером, которым природа щедро одарила парня, перешла в наступление. Большая доза алкоголя, принятая девицей, привела к тому, что она перестала отдавать отчет своим действиям и проявила излишнее старание. Курин закричал от острой и внезапной боли, сознание его покинуло. Надька же резво оседлала художника, не обращая никакого внимания на кровь, хлеставшую из раны, образовавшейся в результате порванной уздечки…
…Федор открыл глаза и тотчас же зажмурился, ослепленный лучами утреннего зимнего солнца. Он не сразу сообразил, где находится, ибо был не в силах припомнить события прошедшей ночи. Обжигающая боль, рождающаяся в области паха, растекалась по всему телу. Голова ныла так сильно, что казалось, будто череп вот-вот взорвется, разбрызгивая по стареньким обоям гениальные мозги. Водка и месиво из дешевой закуски, устав вести в желудке художника ожесточенную борьбу и заключив перемирие, вырвались наружу зловонным потоком, в котором можно было различить плохо переваренные рыбьи хвосты и куски огурца. Федя почувствовал, что простынь под его задом увлажнилась, пропитавшись коричневой жижей, самопроизвольно покинувшей кишечник в количестве одной чайной ложечки.
Раздался громкий смех. Курин поднял голову и увидел, что лежит абсолютно голый в луже собственной крови, рвотных масс, подсохшей спермы и фекалий. Рядом стояли одногруппники, в чьих глазах читалось плохо скрываемое злорадство, смешанное с презрением. Со стены осуждающе смотрел Виктор Цой. Мобилизовав последние силы, Федя вскочил с кровати, собрал с пола вещи, разбросанные в ночном порыве страсти, и побежал прочь из злополучной квартиры, одеваясь прямо по ходу своего перемещения. В училище он не вернулся. Родители тщетно пытались выяснить причину отказа сына получать образование: Федор, как и следовало ожидать, ничего им не объяснил.
После этого неприятного происшествия Федя возненавидел женский пол, обвиняя прекрасную половину человечества во всех смертных грехах. Даже такие недопустимые явления, как терроризм, национализм и фашизм, накладывающие клеймо позора на весь людской род, он связывал исключительно с женщинами. Федор считал, что любой диктатор, несущий в мир разрушение и смерть, появился от матери, которой был впоследствии выращен и воспитан. Этот неоспоримый факт объявлял женщину основной причиной всех войн и катастроф, что видел свет с первого дня своего существования.
Переехав в собственный дом, Федя получил полную свободу. Теперь он мог рисовать обнаженных женщин, не опасаясь, как в юности, что мать увидит и отругает его за чересчур откровенное творчество. Художник изображал не просто раздетых красавиц, как это делали Кустодиев или Рубенс. Дамы на полотнах Курина подвергались жесточайшим унижениям, кои автор вычитывал в эротических романах и подсматривал в порно. Одни стояли на коленях, руки у них при этом были связаны за спиной, лица же выражали страх и немую боль. Другие же были просто подвешены за ноги вниз головами, а на нагих телах расцветали свежие кровоподтеки, свидетельствовавшие об истязаниях, через которые прошли несчастные. Федор испытывал мучительное наслаждение, изображая женские страдания. Будучи неспособным причинить их в реальности, он отыгрывался на бедняжках посредством достаточно специфического таланта.
Зимними вечерами Курин погружался в кресло, расположенное прямо посередине мастерской, таким образом, чтобы сидящему были хорошо видны все присутствующие вокруг картины, и занимался самоудовлетворением. Летом же свидетельницей и невольной партнершей его одинокого полового акта становилась Кама ― щедрая кормилица, потчующая Федора ворованной рыбой, ласковая любовница и неиссякаемый источник вдохновения, запечатленный на множестве полотен, рожденных из-под куринской кисти. Отдаваясь во власть прозрачных речных вод, художник представлял, что тело его обнимают не быстрые волны, а теплые руки любящей женщины. В такие моменты Федю покидало прежде неотделимое от его сознания чувство одиночества, а завершение отработанных за долгие годы манипуляций приносило ни с чем не сравнимое удовольствие.
Увидев сообщение от незнакомого человека, Елена Алексеевна подумала, что кто-то из учеников решил над ней подшутить. В первую очередь ее смутило отсутствие на странице каких-либо фотографий. Учительница не могла допустить и мысли, что может привлечь внимание противоположного пола. После предательства Гии Арчиловича женщина дала себе клятву больше не иметь с мужчинами никаких дел, кроме исключительно профессиональных. Сейчас же она она хотела проигнорировать Курина, но какая-то неведомая сила подтолкнула историчку написать ответное: «Здравствуйте!».
Разговор завязался сам собой. Елена рассказывала Федору о красотах Байкала, о его главном сокровище ― омуле и способах приготовления главного местного деликатеса. Художник в ответ описывал ей природу своего родного края, само собой, умалчивая об извращениях, коим он предавался в камских водах. Соколова настолько увлеклась общением с незнакомцем, что не заметила, как наступила полночь. Попрощавшись с оппонентом, женщина отправилась спать, пообещав непременно вернуться к разговору завтра, сразу же по возвращении с работы.
С тех пор Елена Алексеевна, едва закончив занятия, стремглав бежала домой, не задерживаясь даже на традиционное чаепитие с Ольгой Ивановной. Все ее мысли занимал Федор. Не зная, как он выглядит, учительница представляла внезапно ворвавшегося в ее размеренную жизнь собеседника непременно красивым. Курин, ненавидевший женщин и считавший их недостойными существами, проявил расположение к одинокой сибирячке. Ему нравилось, что она с удовольствием слушает его рассказы, восхищаясь глубиной и неординарностью творческой натуры. В душе Федора рождалось незнакомое ранее ощущение, сравнимое с эрекцией, но не с той, физической, что художник испытывал при взгляде на подвешенных женщин, запечатленных на полотнах. То была эрекция духовная, поднимающая чувства, спавшие в самых темных уголках его сознания до этой благословенной минуты.
Устав от переписки, уже не молодые люди договорились созвониться. Елена Алексеевна дождалась момента, когда родители уехали на рынок за продовольствием, и набрала Федора. Специально для данного мероприятия она купила новые наушники и даже приняла успокаивающее средство. Услышав голос Курина, женщина почувствовала, как потоки воздуха застыли где-то в пространстве ее легких, не в силах вырваться наружу и причиняя боль при каждой попытке освобождения. Нет, это определенно не школьник, решивший разыграть учительницу истории! Такого голоса, нежного, словно тончайший шелк, и глубокого, будто черный бархат, не может быть у простого человека. Федор ― избранный, отличный от людей бесталанных, поцелованный Небом, он ― дар Божий!
«Единственная причина прийти в жестокий мир ― любовь, ― говорил Федор Соколовой. ― Это не просто одно из чувств, испытываемых человеком, а настоящее жертвоприношение. По природе каждый из нас задуман так, чтобы любить лишь себя самого. Но иногда случается, что мы начинаем любить кого-то другого так сильно, что становимся готовыми отдать за него жизнь. Однако происходит такое крайне редко. Это и есть магия, странная и необъяснимая, дающая смысл бытия и надежду на бесконечность этой любви…»
Елена Алексеевна слушала художника и тонула в звуках его голоса, боясь встряхнуть телефон. Несколько раз она даже невольно перекрестила экран. Женщина пыталась нарисовать в своем сознании образ Федора: его глаза, губы…
«Дарю тебе красоту и чистоту Байкала! ― тихо шептала учительница, прощаясь с собеседником. ― Целую холодным и свежим бризом…»
С каждым днем Елена все больше привязывалась к Федору, при этом ни разу не увидев его лица. В сердце учительницы расцветало неведомое чувство, имеющее иную природу, нежели то, что она когда-то испытывала к Гие Арчиловичу. Если грузин завоевал расположение женщины благодаря внешней привлекательности, то Федора она полюбила за чуткую родственную душу и тонкую натуру. Историчка поймала себя на мысли, что она не откажется от Курина, имей он даже ярко выраженное природное уродство.
Но все же женское любопытство давало о себе знать. В одном из разговоров Елена Алексеевна попросила Федю отправить ей фотографию. Художник ответил, что не имеет такой возможности. Курин пользовался старым кнопочным телефоном, не оснащенным камерой. Разумеется, фотоаппаратом он тоже не располагал.
Квартальная премия в размере двенадцати тысяч рублей пришлась как нельзя кстати. У Федора не было банковской карты. Елена Алексеевна целых полчаса простояла в очереди из беснующихся бабок, чтобы отправить перевод в прикамскую деревню.
Купив современный смартфон, Федя долго не мог разобраться с техникой. Наконец, после продолжительной возни с аппаратом, он все же сумел сделать фотографию, зайти с устройства в интернет, установить необходимое приложение и отправить изображение Соколовой.
Получив сообщение, Елена Алексеевна облегченно выдохнула. Несмотря на безразличие к внешности Курина, она все-таки таила надежду на его привлекательность. Женщина не ошиблась. Федор позировал среди полотен с запечатленной на них Камой. В кадр попала и верная Патрисия, свернувшаяся клубком возле старого кресла. Ни сальные волосы, ниспадающие на высокий лоб, ни отрешенный взгляд, устремленный в пустоту, не смогли затмить выдающихся природных данных. «Очень идейное фото! ― подумала сибирячка. ― Федор ― потрясающе красивый мужчина!». Соколовой захотелось перенестись за тысячи километров, в скромный домишко на речном берегу, навести в нем чистоту и обнять хозяина, чтобы больше никогда не выпускать из рук своих. Стать для художника источником вдохновения и дарить любовь. Любовь чистую и бескорыстную, не требующую взамен ничего, даже чувства ответного. Но пока одинокая учительница пребывала лишь на расстоянии мечты…
Елена не решалась говорить о встрече. Несколько раз она думала намекнуть Федору, но всегда отступала перед страхом неизвестности. «А что, если он меня не любит? ― сомневалась женщина. ― Если я для него ― всего лишь очередная знакомая из интернета? Да и заслуживаю ли я любви, раз за сорок с лишним лет никто так и не проявил интереса? Да, не красавица. Но разве отсутствие красоты ― препятствие на пути к личному счастью? Взять хотя бы Анну Владимировну, учительницу рисования: низкорослая, невзрачная, коренастая ― как есть гном. Так ведь уже десять лет замужем, и ребятишек трое…»
