Громовое колесо. Золотое перо

– Держи!! Хватай!!! – слаженный мужской вопль, полный охотничьего азарта, грянул за спиной, и я понеслась вдвое быстрее, петляя между деревьев, словно перепуганный заяц… Да, да, я снова влипла по самые уши. Впрочем, как и всегда. А начиналось все тоскливо и серо…

***

Богатая, багряная осень день за днем окутывала все вокруг. Казалось, даже высокие терема и едва видные от земли избы темнели, золотились или краснели вместе с окружающими их лесами. Небо опускалось все ниже. Дни становились короче, а ночи холоднее. Рано поутру в полях тянулись широкие полосы белесого тумана.

Я не привыкла к такой осени: пахнущей свежестью, мокрым деревом, перегноем и хвоей. И к тишине. В будущем звуки и шум городов никогда не утихали. Наоборот, с приходом холодов люди начинали прятаться от темноты и одиночества за ярким электрическим светом, громкой музыкой и гудками машин. Здесь, засыпая после захода солнца, я могла слышать, как скрипят половицы на другом конце терема или потрескивает пламя в светце, а утром, открывая глаза, вдыхала морозную свежесть и прислушивалась к шелесту листьев за окном. И мне становилось очень грустно. Я уже ничего не могла изменить.

Раньше я начала бы так: «Привет, я Ольга, здешний толмач!» Но чуть меньше месяца назад моя жизнь сделала очередной крутой поворот, и толмачом отныне никто меня не называл. Я стала княжной Изборска, богатой, завидной невестой из древнего, могучего рода словенских правителей. Моей матерью была Милорада, младшая дочь князя Гостомысла, моим отцом – князь Добронрав, владевший обширными землями к востоку от Изборска…

Но что было, то прошло. Мои родители спят в могильных курганах. Отец погиб в ту ночь, как отправил меня в будущее, а мама умерла по весне, отравленная кем-то, кто не желал, чтобы мы вновь увидели друг друга. И у меня остались лишь четверо братьев, сыновей сестер моей матери: Рарог, Синеус, Трувор и Вадим. Они князья, правят на Руси, и отныне их мечи защищают меня. Хотя, собственно, как защищают… Положим, Рарог готов за меня голову сложить, Трувору я нравлюсь, хоть он и переживает, что я Изборск себе обратно потребую. Синеус обо мне еще понятия не имеет, а Вади-им… Ну, Вадим вообще хочет от меня всего-то двух простых вещей на выбор: или чтобы я в его пользу Камень переписала, или чтобы сдохла где-нибудь поскорее, чтобы не мешала от Рарога избавляться. Если бы не мои друзья – дружинные князя, Вадим давно бы провернул один из двух вариантов. У него энергии хоть отбавляй и фантазия садистская. Хорошо хоть, Вадима Рарог временно отправил посадником в Ладогу, пока сам не вернется.

Я накинула теплый меховой плащ и села у окна, положив подбородок на руки, чтобы в очередной раз бессмысленно глядеть на золотящийся вдалеке лес. В светелку задували порывы сырого ветра с капельками дождя, но мне было все равно.

Мои друзья-воины, похоже, теперь тоже остались в прошлом. Рарог из опасения за мою жизнь повелел мне носа из терема не высовывать. Он довез меня до Новограда и умчался собирать дань и гонять разбойников перед долгой зимой, прежде наказав ключнице и паре боярынь породовитее научить меня уму-разуму. Те взялись со старанием, раз уж им сам князь приказал. И тут мне потребовалось все мое терпение. Расшитые в несколько слоев парчовые наряды, тяжелые украшения, жемчужные нитки бус… Таскать на себе столь неудобное сооружение мне быстро надоело, но плохое только начиналось. Мне отыскали самый лучший в граде станок и стали обучать ткать холсты, а заодно стежкам и петлям. О, боги, боги… Ненавистнее иголок и ниток оказались только бесконечные наставления, как мне теперь подобает себя вести. Чтобы князь радовался, на сестрицу глядючи. Чтобы муж, коего мне вскорости братья изберут, доволен остался. Если я стану такой, какой боярыни хотят меня видеть, христианские святые позавидуют моей кротости и смирению, а Рарог решит, что я спятила. Князь трезво смотрел на вещи и имел неплохое чувство юмора, в отличие от бояр и их дородных жен.

Несмотря на преотвратнейшее настроение, я не сдержала смешка. Надо же мне было княжной уродиться. Да во мне кротости столько же, сколько в охотниках диких племен, прячущихся по лесам от Руси до Китая. Ни один нормальный муж такую жену не потерпит. Хоть я и пообещала себе стать нормальной княжной и брата больше не сердить, но перековать собственные привычки и характер оказалось гораздо труднее, чем я думала.

И вновь оказался прав Сокол, когда втолковывал мне не торопиться искать свою семью. Дружинный понимал меня лучше всех в княжестве. Может быть, даже лучше меня самой. И всегда защищал. Но Сокол теперь тоже остался в прошлом, и все из-за меня. С того вечера, как он холодно пожелал мне счастья, я его больше ни разу даже мельком не видела.

Меня поедом ела тоска. Мое сердце было отдано этому смелому, спокойному воину, я безумно скучала по нему… и не могла простить. И за то, что он поверил худому обо мне, и за поцелуй, которым наградил Желанну. Я часто вспоминала увиденную сцену. Я не дождалась развязки, рванулась прочь. Порой мне казалось, что мне все примерещилось от злости и усталости, но как он держал ее за плечи, я уж точно видела. И как наклонился к ней близко-близко, тоже. И как она сладко зажмурилась в ожидании… Теперь он, конечно, женится на Желанне, а я даже не смогу подойти и попросить у него прощения – оскорбленная гордость не позволит, да и наедине меня теперь с дружинным никто не оставит – княжне на выданье так поступать не должно.

– Вдругоряд, княжна, что ль, не ложилась? – заворчали у меня за спиной.

Это ключница, баба суровая, но добрая, вошла ко мне и увидала, что постель не разложена и не смята. А что я могу поделать, если мне от тоски выть хочется и сна ни в одном глазу? И еда поперек горла стоит. Даже на самую вкусную и глядеть-то невмочь.

– Трапезничать тоже откажешься? – ключница недовольно уперла руки в бока, не дождалась ответа и рассерженно добавила. – Помереть вздумала раньше срока? Фигушки тебе!

Хлопнула тяжелая дубовая дверь. Я расстроенно вздохнула. Довела добрую женщину до угроз, она же из-за меня и головы лишиться может. Надо взять себя в руки как-то…

Дверь скрипнула вновь. Не дают одной побыть. Провалились бы они с их нарочитой заботой, трапезой и вышивкой. Будто гуся к ярмарке готовят!

– Ты что ж, дочка, – раздалось за моей спиной с легкой укоризной, – взаправду от голода порешила слечь?

– Стоян!!!

Я кинулась обниматься, уронив скамью. Стояна я тоже очень долго не видела. Он берег меня наравне с побратимами с того самого дня, как повстречались мы с ними в Ладоге, поднимал в мою защиту меч в поединке Правды, учил и наставлял, и до сих пор ласково звал дочкой, будто чуял, как ненавистно мне обращение “княжна”.

– У меня тоже имеется, что к словам ключницы добавить, – неласково произнес рядом…

– Леший! Ты жив!! – кажется, от моего вопля подпрыгнул весь терем.

Хазарин не смог сдержать ответной улыбки. Смелый воин, верный друг, умелый знахарь и прирожденный ведун оказался сыном старого Кагана и мог запросто получить весь хазарский каганат в безраздельное владение, коли б захотел. Но Леший считал Русь своим домом, а Рарога – единственным правителем, которому стоило служить. Его младший брат Бабай таких простых истин уразуметь не мог и попытался от Лешего избавиться. Кстати, практически преуспел. Леший был тяжело ранен, но сейчас стоял передо мной живой и, вроде бы, совершенно здоровый. Я думала, завизжу от радости!

Я повисла на шее дружинного знахаря.

– Натворила бед? – невесело усмехнулся тот, отстраняясь. – Предупреждал я тебя.

– Но, Леший…, – смутилась я.

– Пойдем-ка перекусим чего, – хазарин положил мне на плечо тяжелую руку, я поняла, что протестовать бесполезно. – А за трапезой и перемолвимся. Рарог повелел нам разобраться, отчего ты зачахла тут совсем. Молвил, чтоб к приезду его румянец на щеках сестры вновь заиграл, а то разгневается.

– Это шантаж!

– Что за чудный зверь такой, не ведаю, – и ухом не повел Леший. – А как знахарь могу твердо молвить – лепше ешь сама, а не то я тебе горьких настоек наделаю, не обрадуешься.

Я скривилась – отвар из мухоморов еще был слишком свеж в памяти.

Повинуясь кивку Стояна, челядь быстренько накрыла на стол. Дружинные, сложив на лавки алые плащи, шлемы и оружие, наминали за обе щеки так аппетитно, что я тоже взялась за ложку.

– Так-то лепше, – улыбнулся Леший, подавая мне кусок хлеба потолще.

– А как вы узнали-то? – между делом прочавкала я.

– Ключница гонца к Рарогу отправила, – пояснил Стоян. – Боярыни ни за что б не рискнули шеями, а она баба толковая. Оттого князь тебя ей и доверил. Написала, что гнетет тебя что-то. Не ешь, не спишь, целыми днями у окна сидишь да вдаль смотришь. Эдак и слечь недолго. Ну, князь и повелел нам поехать да помочь тебе, чем сумеем.

– А Сокола не послал? – кривовато усмехнулась я.

Дружинные понятливо переглянулись.

– Сокол молвил князю, что не желает твоей смерти от руки своей. А потому негоже ему рядом с тобой быть. Он вместе с князем всборе вернется. Может, и увидишь его.

Я расстроенно опустила голову. Все верно, Сокол не станет называть истинную причину Рарогу, но ко мне теперь и близко не подойдет – я столько гадостей ему наговорила.

– Ты из-за него тенью обернулась? – вдруг прямо и жестко спросил Леший.

– Леший! – я пораженно вытаращилась на знахаря, но того смутить оказалось непросто.

– Говорил я тебе! – рассерженно откликнулся он. – Ты ради меня в один день и его, и вольную жизнь потеряла. Стоило оно того?!

– А что, нужно было дать тебе погибнуть?! – я вспыхнула.

– Так и есть!

– Не гневайся, брат, – Стоян неспешно положил руку Лешему на плечо. – Мы не можем изменить судьбу, что ткут нам боги. Ольга сделала выбор и вряд ли о том сожалеет. Так ведь, дочка?

Я кивнула, глядя в пол. На сей раз молчание затянулось надолго. Потом заговорил Леший:

– Прости, княжна, – искренне повинился он. – Не хотел я тебя обидеть. Но я наемный воин, умру – ничто не изменится, а вот ты и Сокол – дело иное. Случится что с вами, врагам куда легче станет к рукам земли словенские прибрать. Ты здесь зачахнуть решила, Сокол как во сне ходит. Выполняет, что велено, да и только. Что меж вами случилось, сказывай давай, коли не страшная тайна. Может, и помочь чем сумеем.

Я воровато огляделась. Дружинные поняли меня с полунамека.

– Идем, – велел Стоян, поднимаясь. – Рарог молвил, с нами ты вольна идти, куда захочешь. Вот и подышим воздухом, на корабли посмотрим. Последние ведь до зимы. Любава! Принеси княжне одежу попроще, мы не на пир собрались!

Ключница молча и быстро достала одежду, теплую и добротную: расшитое серебристыми листьями платье по щиколотку, подбитый мехом темно-синий кафтан, небольшую шапочку с меховой опушкой, узорчатые сапожки. Все дорогое, но при этом не помпезное. Переодевшись, я стала выглядеть как обычная родовитая боярышня.

– Давно заготовила, – довольно проворчала ключница, помогая мне застегнуть все пуговицы. – Наконец хоть пригодилось.

– Теперь иное дело, – довольно заключил Стоян, когда я вернулась к дружинным. – А то разодели тебя, будто идола. Прикажи, и они не посмеют тебя в каменья и золото рядить. Идем, что ль.

На улице моросил легкий холодный дождь. Осень вышла ранняя и промозглая. Новоград притих, спрятался от тумана и сырости. Мы встретили по дороге к пристани всего нескольких человек, да и те спешили по делам. Потом дружинные свернули в сторону и поднялись на высокий холм у поворота реки. Здесь, кроме нас, не было ни души.

– Сказывай, Ольга, – напомнил Леший.

Я знала, что могу довериться и ему, и Стояну во всем, но сперва говорилось мне тяжело. Это чуть погодя слова полились потоком. Я начала с того момента, как Лешему всадили нож в спину. Рассказала, как оказалась у Бабая в шатре, почему от одного рывка шелк рассыпался на полотна. Как я ударилась головой и потеряла сознание, а когда пришла в себя, увидела Сокола. Как после врал лучнику Елислав, и что я наговорила Соколу в ответ на его обвинения. И как вечером в шатре он целовал чернявую дочку купца Афигена.

– Я бросила в лицо Соколу, что я его ненавижу, – горько заключила я в конце. – А он холодно пожелал мне долгих лет и счастья. И я ушла, чтобы принять волю Рарога и стать примерной княжной. Утром мы с князем ускакали в Новоград. Сокола я больше не видела.

С холма над Волховом мы глядели, как из-за поворота реки один за другим выплывали тяжело груженые корабли с надутыми разноцветными парусами. Дружинные долго молчали, я тоже притихла. Воспоминания воскресили душевную боль, но теперь я была не одна и знала, что меня не предадут.

– Елислав Соколу за унижение отмстил, – вдруг сурово проговорил Леший. – Порешил ударить в ответ, да побольнее. Почуял, что Ольга побратиму дорога, да ты еще и княжной обернулась. Из зависти на подлость пошел. Он приврал малость, но в самом главном. Оттого все с ног на голову встало. Может, он и не желал, чтоб вышло так гадко, да не ведал, что Бабай из мести измыслил подобную же ложь, а Сокол видал тебя с ним.

– Елислав не признается, что соврал, – вздохнула я.

– Верно молвишь, – зло прищурился Леший. – Потому как тогда выгонят его из дружины с позором. У парня дороги назад нет. А он ищет ведь, как поправить содеянное, сам видал. Да только что уж теперь.

– А Желанна вещицу золотую Соколу не вернула, – неожиданно добавил Стоян. – Я сам видал, как она от того шатра летела, будто злые ветры ее гнали. Раскрасневшаяся вся. В кулаке что-то сжимала, Бериславу отдала. Мельком разглядел, что небольшое что-то, блестящее, тончайшей работы. И уехали тотчас же купечьи люди.

– Коли б Сокол ее целовать удумал, она б ему не только ту вещицу тайную возвратила, но и от себя бы горячих поцелуев добавила, – невесело усмехнулся Леший. – И ни за что не уехала бы так споро.

– Так что же, выходит, я зря на него взъелась? – убито пробормотала я.

– Былой день не вернешь, дочка, – участливо вздохнул Стоян. – Коли ты ошиблась, Сокол тебе о том бы молвил. Не кручинься, утро вечера мудренее. Брат, а ежели ты поведаешь ему, как дело было?

– Пробовал уже, – нехотя ответил знахарь. – Но Сокол и слышать ни о чем не желает… Очень уж сильно княжна ему словами поспешными залепила, – он задумчиво потер переносицу и вдруг вскинул брови в сильнейшем изумлении, глядя мимо меня. – А что это Хула тут позабыл?!

Я обернулась. Леший во все глаза смотрел на реку, по которой величаво плыл огромный, покрытый золотом и парчой корабль. Словно елочная игрушка, случайно оброненная в воду.

– Глянь-ка, кто за ним следует, – негромко произнес Стоян.

Корабли шли цепочкой один за другим. Волхов имел коварный нрав. Суда скапливались у Ладоги, брали местного кормчего и далее осторожно продвигались вперед, стараясь держать нос строго за кормой впереди идущего.

Я присмотрелась. Следом за золотым кораблем шла красиво расписанная лодья с гордо изогнутым носом и изображением встающего из волн солнца на парусе. За нею тяжело переваливалась с боку на бок широкая черная посудина под темным парусом с рисунком воющего на луну волка.

– Мыслится мне, отныне мы позабудем про покой, – Стоян еще раз внимательно вгляделся в плывущие корабли и инстинктивно положил руку на меч. – Идем-ка, поближе поглядим на гостей дорогих.

Пока мы спускались к пристани, дружинные коротко объяснили, кто явился нежданным в Новоград.

– Первый корабль Хуле принадлежит, – на ходу говорил Леший. – Тот высоко сидит в Царь-граде, жесток, но ленив, и ежели в такую даль забрался, то неспроста. На зиму глядючи с Рарогом ему договариваться выгоды нет да и не по гонору его, а гляди-ка, все ж приплыл. Мыслю, ведаю я, что он здесь ищет. Коли найдет, случится беда.

– Так не пускайте его.

– Мы с Царь-градом не воюем. Нет у нас повода ему дорогу заказать, а стоило бы – василевс не прочь всю Русь под себя подмять, никакими делишками не гнушается ради столь жирной добычи. Им Рим возродить охота. Однако в том Царь-граду князья Арконы поперек горла встали. Флот у них могучий, корабли греческим не чета, воинов умелых хватает, а Черномор правит мудро. Клацнет зубами Царь-град, Аркона его не помилует. Хоть и желают хранить мир князья на Буяне, а своих тронуть не дадут. Потому Хула давно на Аркону нацелился, а Черномор и Финист во всеуслышание поклялись с людьми василевса союзов не заключать, торговых дел не вести и ни о чем никогда разговоров не разговаривать. Их клятва дороже золота. О том весь словенский мир наслышан. Торговать на Буяне цареградцы торговали, но великому князю и племяшу его на глаза старались не попадаться. Мыслю, Черномор и нынче их не жалует.

– Но Финист-то пропал…

– Пропал али нет, не нам судить, – мрачно усмехнулся Леший. – А вот ежели он к людям василевса в полон попадет, там ему конец и наступит. Хула уж подсуетится, чтоб смерть у князя была до-о-олгая.

– И погляди-ка, – кивнул Стоян. – Вторая лодья аккурат с Буяна. Неужели их случай свел? Вот уж не верится.

Леший задумчиво скрестил руки на груди и объяснил для меня:

– Вслед Хуле идет боевая лодья Финиста, самая быстрая и опасная в наших водах. В княжестве Рарога ей делать нечего. Да и без ведома хозяина своего кто бы взять ее посмел. Кто-то важный на ней сюда пожаловал, кто гнева Финиста не боится. Неспроста ведь.

– Может, сам Финист? – предположила я.

Леший расхохотался:

– Занятный вышел бы сказ, коли он разом в двух местах очутиться б сумел!

– Тогда Черномор?

– Черномор бы сюда заявился сразу с десятком лодий и войском, – хмыкнул Леший. – Нет, тут иное.

– Ну хорошо, а с волком кто? Во-он тот, третий по счету.

– Третий корабль из франкского царства, – взял слово Стоян. – Владеет им барон Хельмут, человек он скрытный и страшный. Держись от него подальше.

Мы прошли по блестящим от дождя доскам пристани. Запахи речной воды, мокрого дерева, рыбьей чешуи, многочисленных бочек и тюков с товаром буквально резали нос. А еще вокруг купеческих кораблей и боевых лодий Рарога чувствовалась свобода, которой, может статься, у меня больше никогда не будет. Я глубоко вдохнула ветер с реки и загрустила.

Корабль из Царь-града пристал к берегу первым, но как можно дальше от всех. Сходить на твердую землю из него никто не торопился.

Вторым подошло к пристани судно с Буяна. Я еще не видела таких красивых лодий. Длинный остроносый корпус неизвестные мастера покрасили в белый цвет с яркими узорами всех цветов радуги. Нос венчала соколиная голова, перья волшебной хищной птицы переходили в поблескивающую золотую чешую. На белоснежном парусе огненный солнечный шар неспешно вставал из бирюзовых волн, покрытых розовой пеной.

Едва команда закрепила канаты, на пристань сошел невысокий худенький человек средних лет в теплом тяжелом плаще. Он щурился от дождя и немного смущенно оглядывался кругом.

– Парацельс – знахарь княжеского дома Арконы, – обреченно вздохнул Леший. – Осень выдастся жаркая.

– А когда у нас, брат, выходило иначе? – хмыкнул Стоян.

Леший как в воду глядел, но даже он не мог предположить, насколько в тот день оказался прав.

Тем временем знахарь с Буяна нас заметил.

– Стрекача что ль дать, – невесело пробормотал Леший, глядя, как Парацельс быстрым шагом идет к нам. – На что спорим, что тотчас же расспросы начнет?

– Поглядел бы я, как ты убегать от щупленького знахаря станешь, – с улыбкой заметил Стоян. – Такого еще не бывало.

– Мыслю, вскорости случится, – едва слышно пробормотал себе под нос Леший.

– Здравы буди, княжьи люди, – приветствовал дружинных подошедший Парацельс с легким поклоном, посмотрел на меня. – И тебе долгих лет, девица. Уж прости, не ведаю твоего рода-имени.

– Перед тобой Ольга, княжна Изборска, младшая сестра князя Рарога, – степенно ответил за меня Стоян. – Земно кланяйся ей да немедля.

Парацельс учтиво поклонился, но глаза его хитро поблескивали при этом – знахарь с одного взгляда понял, что мне его земные поклоны вовсе не требуются, с дружинными у нас отношения дружеские, а Стоян просто-напросто следует традиции и проверяет гостя, умеет ли тот себя вести.

– А я помню тебя, храбрый воин, – обратился к Лешему Парацельс, как хазарин и предсказал, сразу же переходя к сути. – Ты плавал с князем Рарогом, когда тот заходил со своими лодьями к нам на Буян.

– Плавал, – невозмутимо кивнул Леший.

– И ты был со своим князем, когда он отправился Финиста и Радимиру из беды вызволять. С разбойниками морскими в бой вступил.

– Было и такое, – вновь кивнул Леший.

– О тебе Радимира потом хлопотала, – продолжил Парацельс, настороженно приглядываясь, чтобы не упустить неправды, коли Леший решит соврать, – когда топор разбойничий тебе по боку прошелся. Запал ты ей тогда в сердце.

– То дело давнее, – нехотя отвечал хазарин. – А тебе я благодарен буду до конца дней своих за то, что жизнь мою сохранил.

– Быть может, ты, храбрый воин, из благодарности молвишь, не ведомо ли тебе, куда после того Финист со своей сестрой исчезли? Ведь уплыл Рарог, и их след тоже простыл.

Леший помолчал, поглядел на небо, на плотные дождевые тучи. Гость его не торопил.

– Ты мне, знахарь, жизнь пять лет назад спас, – наконец неспешно проговорил хазарин. – Негоже мне тебе врать, не по-людски это. Отвечу тебе, но лишь то, что спросил. И в расчете мы будем.

– Так что ж?

– Ведомо, – коротко произнес Леший.

– Вижу, более ни слова не вымолвишь, – улыбнулся Парацельс, ничуть не обидевшись. – Сам сыщу, чего уж.

– Почто тебе наследный князь? – подозрительно прищурился Леший. – Черномор тебя за ним послал? Лодьей приманить велел?

– Не без того, – пожал плечами знахарь с Буяна. – Да только Черномор мыслит, что прикажет он, и Финист тотчас же домой заявится, коли жив. А Финисту и дядька не указ. И коли уж он бросил все, что сердцу дорого, то неспроста. Финист волю ценит всего более. Коли по приказу Черномора вернется, то, дабы жертвой в храм к Свентовиту не попасть, придется ему дядьке подчиниться всецело. Финист горд, он не станет ни перед кем спину гнуть.

– Так чего ж ты приплыл, коли ведаешь, что князь с тобой не поедет?

– Черномор голубем письмо из Новограда получил, что Финист у Рарога в княжестве прохлаждается, позабыв про род свой и долг перед пращурами. Черномор разгневался сильно и мне повелел племяша вернуть до зимы. Лодья у Финиста быстрая да к волнам устойчивая, и в непогоду обратно пройдет. Взял я ее, дабы успеть первым сюда заявиться до иных незваных гостей. И все ж почти опоздал.

– Ты о чем это? – нахмурился Леший.

– Да ты ж лепше меня о том ведаешь, воин, по глазам твоим вижу, – вздохнул щупленький знахарь. – Али догадываешься. Что Финиста защищаешь, мой тебе низкий поклон, но нынче его никто, окромя дядьки, защитить не сумеет. Письмо то до Черномора к василевсу попало. А от него к франкам. Теперича и Хула, и Хельмут здесь. Неужто торговать приплыли? Уж не головой ли Финиста? Воин он умелый, да только там, где правят подлость и золото, его сила и ловкость не помогут. А его бесстрашие лишь злую шутку с ним сыграть может.

– Хочется мне тебе верить, знахарь, – задумчиво отвечал Леший. – Да вот помню, что ты Свентовиту предан безоглядно. Почто мне знать, что правду молвишь.

– Финист с Радимирой на моих руках выросли, – казалось, даже оскорбился Парацельс. – Рази ж я им худого пожелаю? Коли встретишь их, воин, молви, не сочти за труд, что я зимовать здесь стану. Беда нагрянет – пусть помнят, что я сюда ради них приплыл.

Он откланялся и неспешно направился по улице, с любопытством и некоторой неуверенностью оглядываясь по сторонам.

– Ты ему веришь, брат? – задумчиво провел рукой по усам Стоян.

– Кто ж ведает, что у Парацельса на уме, – в тон ему откликнулся Леший. – Грек он и есть грек. Да и что он поделать сможет, коли Финист взаправду в беду попадет. Но одно он молвил правдиво – упредить князя надобно.

– Беда одна не ходит, так, брат? – вздохнул Стоян. – Коли моя помощь потребуется, не молчи уж.

Леший коротко кивнул.

По деревянным настилам затопали десятки ног. Дружинные обернулись навстречу новым гостям. На сей раз с черного драккара. У меня брови поднялись вверх – к нам со всей возможной помпезностью двигалась целая процессия.

За двумя худенькими знаменосцами шествовала приметная пара. Высокий худой мужчина с узким остроносым лицом и под руку с ним изящная девушка в европейском наряде. Девушка была красива: невысокая, бледнокожая, с классически правильными чертами лица. Ее спутник напоминал уставшего странствующего рыцаря неопределенного возраста. Мне он совершенно не приглянулся, наоборот, я поняла, что интуитивно его опасаюсь.

– Здравы буди, гости дорогие, – низко поклонились оба дружинных.

– Воины князя русов, – надменно произнес рыцарь, не удосужившись даже голову наклонить в ответ. Говорил он на словенском чисто и без малейшего акцента. – Я – барон Хельмут, верный слуга короля Людовика. Все должны быть наслышаны о его силе и мудрости.

Я едва сдержала смешок – ага, ага, я особенно в курсе. Да я даже не знаю, где в 9 веке границы Франции пролегают, а уж о мудрости их монарха и подавно не слыхала.

Хельмут неодобрительно зыркнул на меня и продолжил:

– Перед вами принцесса Гизела, средняя дочь нашего короля. Принцесса находится под моим покровительством и прибыла на Русь, чтобы стать женою князя Рарога.

– Добро пожаловать в Новоград, принцесса, – вновь низко поклонился Стоян. – Князя нынче нет дома, но вернется он всборе. Отдохните покуда в тереме княжеском. Устали, поди, с дороги дальней.

– Спасьибо, – сильно коверкая слова, лучезарно улыбнулась девушка. – Я очшень рада быть с десь. Увьерена, фаш Рарок мьеня польюбит!

Хельмут пристально глядел мне в глаза. Я разозлилась и упрямо отказалась опускать взгляд. Будто чувствовала, что с этим человеком нельзя показывать слабину – загрызет. Барон не сдавался. Молчание подзатянулось.

– Принцесса, – напрямую обратился к Гизеле Стоян, первым заметивший происходящее. – Перед тобой княжна Ольга, младшая сестра князя Рарога.

– О, дорокая сьестра! – обрадованно всплеснула руками девушка, оттолкнула Хельмута и поспешила заключить меня в объятья. Схватка взглядов прервалась, но чувство холода у меня в душе осталось. Правильно Стоян сказал: барон – страшный человек. Если он когда-нибудь найдет мое слабое место, вцепится, не раздумывая. К сожалению, слабое место у меня имелось, да такое, что не промахнешься…

Стоян, как старший, пригласил гостей в княжеский терем. Возвращаться мне не хотелось, но пришлось, что поделаешь. Принцесса болтала, не умолкая, всю дорогу. Ее радовало и удивляло все вокруг. А мне хотелось дойти до светелки и рухнуть на постель, не раздеваясь – я, наконец, ужасно захотела спать. Я улыбалась Гизеле из последних сил и только гадала, выйдет ли, и правда, за моего брата эта девушка. Ведь альтернативные историки в один голос твердили, что женою Рарога станет сестра Вещего Олега, а не франкская принцесса. Но если Рарог не бездушный чурбан, от Гизелы он не отвернется.

В тереме я оставила гостей на попечение всполошившейся ключницы, наскоро распрощалась с ними и с наслаждением плюхнулась на широченную кровать под резным балдахином. Терем обставлял Вадим, а тот любил европейский комфорт.

Утомительная вышла прогулка. А Леший, оказывается, знает, где искать пропавшего князя. Никогда бы не подумала…

Я вытащила из ящика письмо матери и перечитала его, наверное, уже в сотый раз. Письменный язык вспомнился легко, и я вновь и вновь вчитывалась в начертанные слова. Мама перечисляла мне мои права и владения, моих родных и пращуров, давала советы, кому доверять или нет, и постоянно просила прощения за то, что отпустила меня от себя на долгие годы в неизведанный мир.

«Милый мой цветочек-василек! – писала мама. – Коли читаешь ты эти строки, то ушла я в Небесный Ирий вслед за твоим отцом. Истинный воин, он защитил тебя в ночь, в коею Громовой Перунов знак спрятал тебя в неведомых нам мирах, хоть и ценой своей жизни. Прости, родная, иной доли мы для тебя измыслить не сумели. С того дня, как молвили волхвы, будто ты – толмач ведовской, тебя трижды пытались убить и несколько раз выкрасть, где бы мы ни прятались. Волхвы поклялись жизнями своими, что вернешься ты через пятнадцать долгих зим. Они обещалися, что поведают тебе все, что нужно, и сохранят тебя. Мы с твоим отцом порешили, что то к добру. Глядишь, за то время и умрет от старости враг наш докучливый, а коли нет, тебя закроют собой повзрослевшие братья. Слыхала я, что Рарог в боевых искусствах силен и сердцем чист. Трувор же по стопам брата идет. А еще тебя защитит твой муж. Наследный князь Арконы Финист тебя своей женой назвал. Дал он нам с твоим отцом слово, что приедет в Ладогу и даст вено за тебя, когда придет для того время. Он поклялся тебя защищать, как самое дорогое в жизни своей. Его слову я верю. Не откажи князю, Василек, прошу тебя. Ты полюбишь его, как полюбили мы. Прощай, Василек! Долгих и спокойных тебе лет.”

Мама подобрала мне достойную пару, чего уж скрывать, но она не могла предвидеть, что я полюблю простого дружинного. Приняла бы она мой выбор? Вряд ли. Теперь уже неважно. Сокол на меня больше не взглянет, князь Финист пропал, а кого мне в мужья выберет Рарог, оставалось только гадать.

А Сокол, эх, Сокол… Я подумала, что давно не видела его сестру и успела сильно соскучиться по доброй женщине. Нужно будет обязательно съездить к ней в гости, но завтра… все завтра… И сон окончательно меня победил.

***

Я беспробудно проспала до утра, а когда встала, поняла, что сильно проголодалась. Психотерапия, проведенная накануне дружинными, начинала давать свои плоды. Мир вокруг все еще оставался хмурым, но уже не казался лишенным даже самых блеклых красок.

Франкские гости все еще изволили почивать, и я решила пройтись до торга, поглазеть на заморские товары. Рарог должен был вернуться со дня на день, поэтому стоило поспешить. Вдруг опять в тереме запрет от беды. Гм… кстати, и правильно бы сделал, с моей-то везучестью на неприятности. То, что я стала княжной, не сыграло для последующих событий никакой роли. Как раньше находила приключения на копчик, так и теперь не удержалась. А началось все вполне мирно…

Я тихонько прокралась по пустынным коридорам терема, выскользнула в двери и наткнулась на сидящего на перилах крыльца Лешего. Хазарин задумчиво покусывал травинку и сперва словно меня и не заметил.

Я сделала шаг со ступеней.

– И куда ж ты собралась? – насмешливо раздалось у меня за спиной, Леший потянулся и спрыгнул на землю. – Проспорил мне Стоян. Он-то решил, что ты ума набралась, остепенилась и брата не ослушаешься.

– Я ж на торг только…