Читать книгу: «Безопасный человек. Странная история обычного города», страница 4

– Да, надо подумать… – Ещё раз повторил Митька. – Короче, Сел… жди звонка и пока не делай ничего такого… безопасного. – Он подал руку для рукопожатия. – Давай, покеда, Сел. И как доберёшься домой, обязательно звякни.

– Не волнуйся, Мить, знал бы ты, сколько раз я это проделывал. – моё дыханье восстановилось, когда я пожал ему руку. – Поверь, со мной никогда не случится ничего плохого.

– Нет уж. И хоть я тебе верю, чёрт… да что за ерунда! Конечно, я тебе верю. – Его голос зазвенел – Но думаю, давай, пока не разберёмся, ты больше не будешь предпринимать никаких скоропалительных действий. Хорошо?

Я кивнул, махнул ему рукой и побежал к метро. Конечно, я понимал. В конце концов, в тот день ему было гораздо труднее, чем мне. Его мир изменился, мой оставался таким-же, как и всегда. Но мне нужно было всё обдумать и решить, что делать дальше. Не нарушилось ли нечто в тот момент, когда я был с Митькой? Какие законы физики или биологии за это отвечали?

Не смотря на свою начитанность и рассудительность, я не был гением и не знал, в какой области наук нужно искать ответы в первую очередь.

Я вернулся домой только к девяти вечера. Родители уже ждали, и мама заметно нервничала. Я хорошо помню выражение маминого лица, когда та волновалась и сердилась. В такие моменты она обращалась Герой, глаза метали молнии, а я лишался сладкого до самых выходных.

– Мам, всё хорошо. Я был у Митьки Курьянова. Ты же знаешь, я туда-обратно… Пока допрёшь до Лефортово… – Взглядом скользнул на своё зеркальное отражение. С мыслью: «Ну и рожа у тебя, Шарапов!» увидел свои наэлектризованные, торчащие волосы, мятую рубашку и покрасневшие глаза. Моя мама была очень красивой женщиной. Отца, все коллеги прозвали «Шаляпин», за его статность и русую густую шевелюру. В кого я такой уродился, ума не приложу.

Быстро чмокнув маму в щёку, прежде чем та превратится в древнегреческую богиню, ещё раз глянул на отражение, на ум сразу пришла Кира. Но я знал, как та отнеслась бы к моему виду. Никак.

Но мысли об однокласснице заставляли моё сердце стучать чаще, а руки – становиться теплее. Определённо во мне начинала вырабатываться какая-то химия при воспоминаниях о ней.

Из омута этих мыслей меня вывела мама. Над ухом раздался, заметно потеплевший голос.

– Эй, иди уже жуй! А то, похоже, ты скоро совсем перестанешь есть и окуклишься. Кто будет набирать мышечную массу?

Долго уговаривать не пришлось. Проснулся волчий голод. Но я задержался, вспомнив про обещание позвонить.

– Привет, Мить. Я дома, всё нормально.

На том конце провода раздался треск и возбуждённый Митькин шёпот.

– Сел, я не знаю, что с тобой происходит, но у меня есть одна идея на твой счёт. Послезавтра встретимся и поговорим.

Глава 7

Всё следующее утро я размышлял, что придумал Митька. И не смотря на своё обещание, я вовсе не собирался смирно ждать, когда наступит «Час Ч». Я повалялся немного в кровати, и когда, открывая полусонные глаза, уставился в зеркало большого шифоньера, меня осенило – может я не «влиял» на человека, когда к нему прикасался и тот мог наблюдать вместе со мной за окружающим безумием? Перед глазами пронеслось воспоминание – красные следы от моих пальцев на Митькином запястье.

Но в те дни я ещё сомневался, поэтому, не дожидаясь Митькиного решения, торопливо позавтракал, выбежал на улицу, чтобы удостовериться, что вокруг меня по-прежнему ничего не изменилось.

Солнце уже нагрело асфальт. Несмотря на раннее утро, стояла жара. Я остался в одной белой футболке, которая сливалась с цветом моей кожи. Это тоже было моей особенностью, моя кожа была очень светлой, несмотря на тёмные брови и волосы. Прямо скажу, я не был похож на какого-нибудь красавца-киноактёра, по которым девчонки сходили с ума. При этом я никогда не мог загореть, хотя бы до чуть покрасневшего состояния, а тот загар, что появлялся, моментально сходил, возвращая тело к изначальной бледности. Поэтому 11 месяцев в году моя кожа была цвета любимой маминой чашки, привезённой какой-то делегацией из дружественного социалистического Китая. Та была кипенно-белого цвета.

До встречи с Кирой я даже не заморачивался по поводу как выгляжу. Но после, стал иногда приглядываться в отражение, осознавая, что мне было далеко до девчоночьего звания: «симпатичный». Я был бледным и худым. И когда в своих фантазиях я ставил Киру рядом с собой, во мне тут же включался блокиратор, который не давал фантазировать дальше. Словно это зависело не от меня.

До этой встречи я не был в восторге от разных, как я их считал, девчачьих сказок, типа «Золушки» или «Красавицы с Чудовищем». Но жизнь имеет свои планы и поставила меня в такую реальность, где подобные сказки стали возможны. Утвердив в роли нехорошей, злой стороны. Я точно был чудовищем.

Видимо, предугадывая это, в далёком детстве я просил маму читать перед сном не эти сказки, а статьи из Большой Советской Энциклопедии. Нет, не потому что я был умным и сверх-образованным вундеркиндом. Но попробуйте сами открыть БСЭ или Брокгауза и Эфрона, там действительно полно статей, которые понравятся вашим детям.

Причём, мама статьи не просто читала, а тут же интерпретировала, без изменений фактологической стороны, превращая те в увлекательные истории, полные приключений. Я обожал эти вечера, когда она, сидя на краю моей кровати, раскрывала передо мной двери в фантазию. Жаль, что это случалось не так часто, как бы мне хотелось. Родители допоздна работали в НИИ, и я засыпал раньше, чем те приходили домой. Возможно, поэтому привыкнув к моей самостоятельности, родители полностью доверяли мне.

Поэтому в ту пору, смирившись с собственной непривлекательностью, я сосредоточился на изучении своей особенности. И «Кира из Питера» вылетела из моей головы на некоторое время.

Пробежав всё расстояние до Шереметьевской улицы, я хотел успеть проверить свой план до того, как Митька позвонит и расскажет свои предположения. Словно решил попрощаться со своим одиночеством.

Я остановился в нескольких метрах от кинотеатра «Гавана», обращая внимание на его обветшалый вид и на афиши, которые в те времена ещё рисовались от руки. На глаза попалась афиша к «Двойному Удару» с Жаном Клодом Ван Даммом. Решение пришло сразу. «Пора попробовать немного сэкономить», подумал я и направился к кинотеатру за расписанием. Мне повезло, утренний прокат этого фильма был ограничен, а мне попался именно утренний сеанс.

Помню, в тот год из нашего района сформировали муниципальный округ «Марьина Роща», и я целыми днями проводил на улице, думая, что же после этого изменилось. Наш район в начале девяностых, не смотря на близость к центру, был достаточно тихим и спокойным местом. Поэтому я какое-то время беспечно разгуливал, не боясь встрять в проблемы, даже подсознательно надеясь, что в них встряну и заодно проверю свои способности без поездки к Лефортовскому рынку.

Я выбрал сеанс на одиннадцать утра. Словно какие-то внешние силы, в которых, к слову, не верил, были мне благосклонны. Я завернул за кинотеатр, и дожидался сеанса в парке через дорогу. Качался на детской качели, не скрываясь, но и не привлекая к себе внимания.

К началу фильма я начал испытывать лёгкий стыд, который отзывался дрожью в пальцах. Фильм шёл под значком – «детям до шестнадцати», но волновался я не поэтому. Мне было всё равно, что могли там показать. Мне было стыдно, что я собирался пройти без билета, хотя «мелочь» всегда была в кармане.

До этого я никого всерьёз не обманывал и не совершал каких-то действительно дурных поступков. Если не считать нарушений правил дорожного движения. Я никогда не брал чужих денег и не пользовался в корыстных целях своим «даром».

А это было сродни краже. Я сомневался и словно уговаривал себя не делать этого. Одна часть меня предлагала развернуться и уйти. Или купить билет на следующий сеанс. Но другая, более уверенная (которую позднее назвал своим «Альтер-эго» или «тёмной частью»), заставляла не отступать и проделать нечто «эдакое», нечестное. Повеселиться. Воспользоваться и обмануть всех. И эта часть меня, в то утро была гораздо сильнее той, что испытывала стыд.

Я остался стоять возле входа в кинозал, словно у меня был билет. В свои четырнадцать, по росту я вымахал на все двадцать. Поэтому в мою сторону никто не бросал подозрительных взглядов – по какой причине ребенок находится здесь. Начиналось лето, многие студенты заканчивали учёбу и ходили в кино во время перерывов в сессии. Я сливался с их толпой.

Приближалось время сеанса, я крутил головой, высматривая возможные конфликты, и вроде как оправдывался перед собой, что не стану зачинщиком, а просто воспользуюсь ситуацией. Фойе было заполнено почти до отказа, возможно, потому что всем было интересно, увидеть отличный боевик на большом экране, а я всматривался, надеясь увидеть того, кто проведёт меня в зал.

Но он не появлялся. Всё было тихо. Не сомневаюсь, что, если бы кто-то начал драку, я бы немедленно заставил его прекратить, а то и вовсе забыть обо всём. Но при этом тот человек мог дать мне шанс не совершать своё первое преступление. Но нет, как назло, все стояли тихо, и никто не создавал неприятностей. Словно сама судьба подталкивала, чтобы я взял всю ответственность на себя. Может в этом была некая справедливость, раз я пользуюсь ситуацией и наслаждаюсь бесплатным кинофильмом, то должен за это заплатить хотя бы своей совестью?

Позже я превращусь в «Шварцевского Дракона» именно поэтому. Я много раз буду совершать сделки с совестью. Но это будет потом. Тогда я не придавал этому значения. И первая из мириад последующих, настоящая сделка с совестью открыла для меня другую сторону этого «дара».

Наконец, устав ждать невольного зачинщика, я выхватил взглядом самого мощного парня. Судя по всему, тот был спортсменом. Я окинул взглядом его сложенные на груди руки, рост под два метра и стриженую голову, где заметил два маленьких косых шрама. Но выражение его лица было добродушное и какое-то совсем не боевое. Отступать было поздно, хотя стыд никуда не исчез. К своему встревоженному стыдом состоянию, добавил лишь всплеск ярости, которую научился вызывать по первому требованию.

Парень прислонился к стене, совершенно не ожидая выпада, тем более от какого-то худого верзилы. С криком атакующего индейца я кинулся к нему, схватил за грудки и заорал. Буквально на пару секунд, компания рядом стоящих парней отпрянула, а затем всё тут же вернулось обратно. Я исчез из обзора, а их взгляды заскользили по мне, не выхватывая из пространства. Спортсмен возле стены, возможно, даже не успел удивиться моей наглости.

После того случая с Митькой, когда его избили старшеклассники, я испытывал нечто другое. Результат того стыда был заслуженный, полезный, толкающий на исправление. В кинотеатре я испытал совершенно другое чувство. Я не принимал свой стыд и оправдывал себя.

Я добился своего и зашёл в кинозал безнаказанным и уверенным в своей правоте. Я изгнал свой стыд без намерений позднее что-либо исправить. В тот момент мне не нужна была справедливость. Я не хотел стать лучше или кому-то помочь. Вместо того, чтобы развернуться и уйти, я гордо поднял голову и сел на свободное место.

Ван Дамм окончательно изгнал из моей головы сомнения. Я вышел из кинотеатра с желанием стать таким как он, и слегка завидовал парню-спортсмену, на которого я наорал перед кинофильмом.

В тот день я изгнал стыд из своего мироощущения, тот скрылся под волной впечатлений и оправданий, что я имел полное право воспользоваться своей «стеклянной стеной». Я оправдывал себя, что ничего не украл по-настоящему и лишь в целях эксперимента проверил свои возможности. Поэтому, уничтожая свою человечность, в течение всего лета 1991-го я ходил в кино, только так.

В тот вечер мне позвонил Митька. Он, как всегда, на «отлично» сдал свой последний экзамен, прожужжав перед этим мне все уши, поступлением на физмат МГУ. В отличие от меня, мой друг должным образом относился к учёбе, и никогда не откладывал уроки или подготовку. Только позанимавшись, он начинал делать что-то другое. Был очень усидчивым и целеустремлённым, в отличие от меня. Пожалуй, я единственный, ради кого тот делал перерыв в своём бесконечном самообразовании.

Митька предложил встретиться на набережной Ленинских Гор. Я согласился, но гадал, почему именно там? Даже переоделся в другую футболку – всё чаще ловил себя на мыслях, что подумает Кира, увидев меня. К тому же сливающаяся с моей кожей майка, подчёркивала худобу и делала похожим на Бела Лугоши в роли Дракулы. Я переоделся в другую – чёрную, за которую меня постоянно ругала мама. Футболка была вытянутой и на два размера, больше, чем нужно. Но в ней я чувствовал себя стабильнее. Хотя понимал, что Кира одинаково проигнорировала бы меня в любой из этих футболок.

Я слышал, как мои родители переговаривались на кухне, те с утра лепили пельмени и обсуждали дела: мой отец был старшим научным руководителем, мама состояла в профсоюзе. Поэтому практически все их разговоры касались работы. Я прислушался, они, разговаривая, чему-то смеялись. Мне стало спокойно.

Я прошмыгнул мимо кухни, чтобы мама не заметила черную футболку. Крикнув с порога: «Пока! Я скоро!» умиротворённый закрыл за собой дверь.

Автобуса ждал недолго. Новенький жёлтый «Икарус» довёз до места встречи без приключений. Да и какие приключения в автобусе? Я мог, конечно, запросто проехать зайцем, но не стал даже напрягаться из-за такой мелочи.

Митька меня уже ждал. Он по случайному совпадению тоже был в чёрной футболке и неизменной синей спортивной сумке на плече. Тот постоянно таскал сумку небольшого размера, в которой лежали учебники, библиотечные книги и несколько старых тетрадей для записей. Когда мы впервые встретились тетради были почти новыми, к этому времени – те приобрели совсем «бывалый» вид.

Он постоянно в них что-то дописывал и вырисовывал на полях. После этого, объяснял мне суть своей новой идеи. Как я помню, он изобретал какой-то новый вычислительный прибор, для расчёта сложных и многозначных формул. Этот прибор в конце концов изобрели гораздо позже и известен он сейчас, как тензорный процессор. Кто знает, если бы Митька не погиб на втором курсе института, тот стал бы скорее всего кем-то типа Билла Гейтса или Стивена Джобса.

Подойдя ко мне, он прищурился от яркого солнца и вместо приветствия произнёс:

– Слушай, Сел, а что, если я тебя сделаю своим научным проектом, когда поступлю? Давай я напишу НИР, буду изучать и исследую причину твоего «дара»? Я сегодня всю ночь об этом думал. Давай мы тебя сделаем объектом научных опытов, м?

– Да, – кивнул я, – Давай. Как Кота Матроскина и Шарика – в поликлинику для опытов. – Тогда мы ещё не видели такого множества голливудских фильмов и не читали Стивена Кинга с его страшилками про «лабораторные эксперименты», поэтому я воспринял эти слова не более чем шутку, коей та и была. Он без дальнейших объяснений, взял меня за руку и подвёл к воде.

– Короче, Сел, сейчас проведём эксперимент. Ты должен будешь прыгнуть в воду.

– Стоп, погоди, Мить, вода же ледяная. – Несмотря на дневную жару, ночи были ещё холодными, вода вряд ли была теплее пятнадцати градусов. Я отошёл назад, как когда-то он сам на проезжей части. – Я не буду туда прыгать…

Он перебил, достал свою тетрадь, раскрыл сильно потрёпанные страницы в самом конце:

– Смотри, – указал на схематичное изображение человечка, который очевидно изображал меня, падающего в воду Москвы-реки. – Вот здесь. Ты должен будешь встать на камень, – он махнул рукой в сторону огромного бетонного куска, лежащего возле самой воды, упираясь прямо в ограждение, погнув его. – Я всё подсчитал, высота камня и берега будет оптимальна, вхождению твоего тела в воду. Короче, ты не ударишься слишком сильно. Так, может пара синяков на коленках. И вместе с тем, можно будет измерить твои ощущения, так как этой высоты достаточно, чтобы считать её опасной.

– Мить, с тобой всё нормально? В прошлый раз ты считал меня безумным. Но, похоже, с ума тогда сошёл ты сам. – Я понимал, что он говорит серьёзно, но не хотел верить, что мне надо сигануть в холодные, зелёно-буро-синие непрозрачные воды Москвы-реки, чтобы доказать собственную неуязвимость.

– Ну, по моим наблюдениям тебе ничего не угрожает. Ты, пойми, Сел, нужно выяснить, что будет, если опасность станет неотвратимой. – Он пристально посмотрел в глаза. – Понимаешь, когда ты выходишь на проезжую часть, то сам регулируешь уровень опасности и защиты. Машины останавливаются, ты становишься препятствием. Кстати, вот ещё один вопрос, который нужно выяснить, каким препятствием ты становишься? Судя по всему, очень заметным, раз вообще всё останавливается в видимом обозрении.

Я снова посмотрел вниз. Вода была жуткой, прыгать в неё совершенно не хотелось. Митька продолжил:

– Сейчас, когда ты прыгнешь, от тебя не будет зависеть ни-че-го. – Он произнёс это «ничего» по слогам, делая на этом слове ударение, – Не будет никакого препятствия между тобой и водой. Разве, что ты зависнешь в воздухе. Но если так случится, – он ещё раз пристально на меня посмотрел, – тогда тебя точно нужно изучать и уже явно, не мне. Такого не бывает.

Я кивнул с сомнением. Мы словно поменялись ролями. Я сомневался, а тот был уверен. Я волновался, а он был невозмутим. Я осознавал, что Митька был прав. Я до сих пор не задумывался над этим. Оставался ли я в безопасности, спрыгнув с высокого дерева, или с пятиэтажного дома? Мог ли я вообще пораниться и погибнуть? Распространяется ли мой «дар» на ситуации, если я сам выберу опасность. Если подойду к краю и как сейчас, спрыгну вниз? Размышления уничтожили зарождающийся страх, появилось любопытство, хотя сама мысль об этом казалась какой-то невозможной.

– А что будет, если я расшибусь насмерть?

Митька усмехнулся, отрицательно покачал головой.

– Нет, точно не расшибёшься. Я рассчитал высоту и скорость вхождения тела в воду. В тебе где-то пятьдесят пять килограмм, так? При этом весе и высоте ты просто сильно шмякнешься. Ну, да ладно, это же не страшно. Кто не получал синяков?

Пришла моя очередь мотать головой, – Синяков? Ты издеваешься? Да не было у меня никогда никаких синяков. Не могу даже вспомнить, что такое физическая боль.

Он тогда посмотрел на меня с сомнением.

– Да, ты какой-то реально удивительный случай. Словно из книжек Беляева. Дожил до такого возраста без единого синяка? Серьёзно, Сел? Ты, где жил до этого, на Марсе?

– Скажешь тоже. – Я ещё раз обернулся на воду. – Ну, хорошо, давай, – согласился я. – Что нужно сделать?

– Да всё просто, иди к камню. – Он указал на часть бетонного блока. – Встань на него и прыгай.

– Вода холодная, ты знаешь? Там точно хватит глубины?

– Нет, не думаю, что холодная. Жара же, она утром уже прогрелась. Если что, я рядом и вполне сносно плаваю. Мы с отцом каждые выходные раньше на дачу ездили. А там река, знаешь какая! А мы туда-сюда её переплывали. Короче, не дрейфь! Прыгай. Остальное беру на себя.

Конечно, сказать, чтобы я совсем не боялся – нельзя. Плавать я, конечно, умел, да и холода не особо страшился. А здесь ещё и сказывался адреналин. Но всё-таки было странно прыгать в тёмную воду, кто знает, если эта бетонная штуковина лежит прямо возле ограды то, что может лежат там на дне?

Мы были в стороне от основного городского пляжа, поэтому Митька постоянно озирался, опасаясь, что нас заметят. Он ещё не привык к моему умению скрываться и видимо не предполагал, что при всём желании, в момент прыжка никто бы на нас внимание не обратил. О чём я не преминул ему сообщить. Со словами: «Во, точно!» он подтолкнул меня в спину. Мы оставались лишь детьми, играющими в учёных.

Что-то тёмное мигнуло в глазах. Что это было я на тот момент не понял. Я обернулся к другу. Митька, не реагируя, поднимал свои тетради с земли, не обращая на меня никакого внимания. Сначала как-то неуверенно и что-то бормоча под нос, но постепенно его взгляд прояснился и движения стали естественнее. Он собрал тетради в сумку, и побрёл обратно к автобусной остановке.

– Мить? – Позвал я его, уже понимая, что тот впервые попал под за мою «стеклянную стену». Конечно, он не обернулся. Ещё раз окрикнув, я сделал шаг назад. Всё это время я находился на бетонном валуне и уже даже снял майку, собираясь спрыгнуть. Что-то снова мелькнуло перед глазами. Как телевизионная помеха. Вспыхнуло и погасло. Доля секунды.

Я лихорадочно размышлял, что случилось? Что подтолкнуло его к моему влиянию? И тут меня осенило. Когда тот предложил спрыгнуть в воду, я, сделав шаг по направлению к возможной опасности, «включил» свою защитную систему. Видимо перед угрозой жизни создавалось какое-то возмущение и стеклянная стена, закрывала меня ото всех. Получается мой «дар» защищал лишь меня, а остальные просто попадали под влияние этой защиты.

Разумеется, я не мог летать и зависать над водой, скорее всего, думал я, я мог разбиться насмерть при желании. Таким образом у меня появлялся некий выбор? Я мог внять этому предупреждению, а мог пойти напролом.

Я вертел головой, то провожая взглядом Митьку, то взирая на воду и меня разрывало в обе стороны. Я готов был тотчас догнать друга и готов был спрыгнуть, чтобы окончательно утвердиться в своих выводах.

Мне никогда до этого дня не приходило в голову, попытаться сделать нечто такое, что невозможно отменить. Что не поддавалось регулировке. Мой «дар» – странная штука и порождал новые вопросы, когда исчезали другие. Соблазн был велик. С трудом отрывая взгляд от воды, я спрыгнул с бетонного валуна и побежал вдогонку к Митьке, чтобы всё ему рассказать.

Гораздо позже я всё-таки спрыгнул. И узнал ответ на свой вопрос.