Концерт Патриции Каас. 9. В космосе и ниже

Будь со мной,

будь со мной

Будь со мной

всегда ты рядом!

И снова мгновенно все меняется – и музыка, и песня, и наряд Шурочки.

В длинном, почти до пола, красивом закрытом платье нежного персикового цвета она пела:

Мы с тобою

встретились

весною

Улыбаясь,

тихо ты сказал:

Осенью,

весною,

летом

и зимою

Будь со мною рядом.

И снова буйство музыки и танца

Будь со мной,

будь со мной,

Будь со мной

всегда ты рядом!

Будь со мной,

будь со мной

Будь со мной

всегда ты рядом!

Будь со мной,

будь со мной,

Будь со мной

всегда ты рядом!

Будь со мной,

будь со мной,

Будь со мной

всегда ты рядом!

Будь со мной,

будь со мной

Будь со мной

всегда ты рядом!

Будь со мной,

будь со мной,

Будь со мной

всегда ты рядом!

Зал неистовствовал!

Шурочка Беляева могла спеть все, что угодно, хотя и предпочитала протяжные русские лирические песни …

ЗВУКОЗАПИСЬ

«Мальчик» Олег в студии звукозаписи во время записи пения Шурочки заставил звукооператоров – сотрудников Потаповича – снять спектрограмму ее голоса.

И, удивившись и насладившись удивлением кандидатов и докторов наук в драных джинсах, сидящих за пультом звукорежиссера, Олег пошел к Владику Медякову и показал ему эту спектрограмму.

Владик понял Олега сразу, и без объяснений и без понуканий взялся за паяльник.

Несмотря на высочайшую квалификацию программиста свои схемы он всегда паял сам.

И голос Шурочки с коррекцией Олега и Владика зазвучал так, что амбициозные и заслуженные кандидаты и доктора наук встали и в пояс поклонились мальчишкам и стали называть их на «вы» и по имени и отчеству.

А Шурочка пела

Плесните колдовства

в хрустальный мрак бокала,

В расплавленных свечах

мерцают зеркала.

Голос Александры Беляевой, и без того высокий, чистый, звонкий, зазвучал удивительно завораживающе и заполнял собою весь зал.

А в зале стояла такая тишина, что было слышно, как за стеной Дома культуры проехала машина – тихая, с электроприводом …

Напрасные слова –

виньетки ложной сути,

Напрасные слова

не трудно говорю,

Напрасные слова,

уж вы не обессудьте,

Напрасные слова,

я скоро догорю.

Казалось, что ее голос стал еще звонче и выше, хотя выше уже было некуда.

У вашего крыльца

не вздрогнет

колокольчик,

Не спутает следов

мой торопливый шаг.

Вы первый миг конца,

Понять мне

не позвольте,

Судьбу

напрасных слов

не торопясь решать …

Голос Шурочки Беляевой звенел, пел во всем объеме зала и страдал так мучительно, что у слушателей невольно навертывались слезы на глаза.

В зрительном зале творилось что-то невообразимое.

Даже тетки из колхоза, которых побаивался даже сам Свиридов, которые «я и лошадь, я и бык, я и баба и мужик», которые прошли в жизни все возможное и невозможное, рыдали белугами …

А преподнося цветы Шурочке мужчины становились на колено перед этой девочкой-девушкой, еще нескладной, но удивительно красивой …

Потом, с концерта ее провожал скромный и тихий мальчик, он нес цветы и Шурочка держала его под руку …

НЕОБЫКНОВЕННЫЙ КОНЦЕРТ

ПРИГЛАШЕНИЕ

Это было персональное приглашение с предупреждением о повышенной секретности.

– Мы решили собрать вместе некоторых наших ветеранов, – сказал Владимир Владимирович, – и мне кажется, что ваше присутствие будет весьма уместным. Вы не возражаете? Новые знакомства и неожиданности я вам обещаю.

– Конечно, Владимир Владимирович. Я могу встретить там кого-нибудь из знакомых?

– Возможно …

Отвозил Свиридова на эту встречу знакомый ему генерал из ФСО, поэтому он получил более или менее достоверную информацию.

– Знаете, Анатолий Иванович, эта идея многим не понравилась, но … Собрали самых разных по значимости и заслугам ветеранов разведок, некоторые просто недавно были вытащены из своих постелей из-за предательства … сами знаете, кого. Некоторые даже толком языка-то не знают! И вот собрали их – в неформальной обстановке, а поскольку все они уже вышли в тираж, то и секретности особой – для них самих – уже нет. Старинная барская усадьба, старинный зал, еще цыган пригласили …

– «Ромен»?

– Нет, нашли каких-то таборных, гастролирующих по ресторанам. Я их не слышал, но группа проверенная, утечки не будет. А какие они артисты – сейчас сами увидите …

– А какую роль вы предназначаете мне?

– Никакой особой роли для вас не предусматривали, но … Вы можете встретить знакомых, но это не главное … Посмотрите кругом …

СКОРАЯ ПОМОЩЬ

Усадьба пряталась в старом лесу – видимо, когда-то это был парк. Но здание хорошо сохранилось, за ним ухаживали. Сохранились – или были отстроены заново? – кое-какие надворные постройки, и было видно, что машин приехало много.

В зале с роскошной люстрой – новодел! – за накрытыми столиками расположились разновозрастные и разномастно одетые люди – чаще всего пары, особенно в возрасте.

Зал был высокий, в его заднем – от света – торце висел занавес над невысокой сценой. На него были направлены софиты, но занавес был еще закрыт.

Свиридов уловил какое-то сильное беспокойство и подключился – кому-то было плохо, и он сразу прошел за сцену. Там, за задником, было какое-то подобие гримерной с зеркалами и лампочками, и на диване лежал и хрипел смуглый мужчина в расстегнутой до пояса рубахе. Около него суетились женщины, одетые со всем богатством цыганского таборного обряда. Уловив говор Свиридов спросил их – на их языке, мысленно успокаивая женщин – что произошло.

– Он захрипел и упал! – почти хором ответили ему.

– Спокойно, женщины!

Это опять было сказано по цыгански с учетом говора окружающих, и Свиридов приложил руки к вискам лежащего.

Дело было плохо – у мужчины развивался обширный инфаркт, и Свиридов насколько мог снял напряжение с сердечной мышцы и успокоил лежащего.

– Степан Сергеевич! – позвал он сопровождающего его генерала. Тот был в штатском, но женщины относились к нему с некоторым подобострастием, странным для цыганок.

– У него инфаркт, необходима срочная госпитализация!

– А они без него не смогут выступать! Он и руководитель, и солист, и старший муж …

Пока лежащего укутывали и уносили Свиридов установил контакт со старшей из цыганок – это была жена руководителя. Он объяснил ей ситуацию.

– Теперь давай мне сценическую одежду Степана и какой-нибудь кучерявый парик! Быстро!

Уверенность и командирский тон Свиридова подействовал на всю группу – это были несколько женщин и двое юношей с гитарами. Все засуетились, а Свиридов взял гитару.

Все смолкли и внимательно смотрели на Свиридова, а потом облегченно вздохнули – Свиридов справился с гитарой цыганского строя, и все поняли, что играть он умеет в совершенстве.

Его одели в шаровары и цветастую красную рубаху, расшитый стеклярусом жилет оказался несколько велик, нашли кудрявый черный парик.

– Слушать меня! Работаем так, как вы работали со Степаном! Понятно?

Свиридову пришлось приложить немалые усилия – во-первых, чтобы его слушались, и во-вторых, снять информацию о программе из сознания Глафиры – жены Степана.

– А петь ты сможешь? – тревожно спросила Глафира, уже подчиняясь воле Свиридова.

– Еще как! По местам!

РАБОТАЕМ

Цыгане выстроились перед задником, заиграли на гитарах, занавес пошел вверх, и Свиридов ударил по струнам …

Он играл так, что все артисты небольшого ансамбля мгновенно успокоились и включились в представление.

После первых слов Свиридова, запевшего на гортанном цыганском языке именно ту песню, с которой должен был начать Степан, члены небольшого ансамбля окончательно успокоились, хотя и не понимали, что происходит …

Но Свиридов быстро перешел на русский.

Всюду деньги, деньги, деньги,

Всюду деньги, господа,

А без денег жизнь плохая,

Не годится никуда.

Ай, не, не, не,

А без денег жизнь плохая -

Не годится никуда.

Двое молодых цыган аккомпанировали Свиридову на гитарах, цыганки пританцовывали, размахивая цветастыми шалями …

Соколовский хор у Яра

Был когда-то знаменит,

Соколовского гитара

До сих пор в ушах звенит.

Цыгане подхватили припев и им даже стали подпевать в зале …

На последнюю пятерку

Найму тройку лошадей,

Дам я кучеру на водку -

Погоняй брат веселей!

Среди цыган выделялась молодая девушка, она солировала в очередь с более старшей Глафирой, но зрители смотрели только на нее. Она была стройна, гибка, музыкальна, двигалась легко и ее тонкие руки, казалось, жили самостоятельной жизнью …

Коль цыгане соберутся -

Снова струны зазвучат,

Громкой песнею зальются,

Снова бубны зазвенят.

У большинства женщин в руках были бубны, создающие звонкий аккомпанемент …

Перехода от одной песни к другой практически не было, менялась только мелодия …

Две гитары зазвенев

Жалобно заныли.

Эх, с детства памятный напев

Друг мой, это ты ли?

Эх, раз, еще раз, еще много-много раз,

Эх, раз, еще раз, еще много-много раз.

К голосу Свиридова присоединялись голоса цыганок …

Поговори-ка ты со мной

Гитара семиструнная,

Душа полна одной тоской

И ночь такая лунная …

Голос Свиридова менялся удивительным образом, но он прилагал немалые усилия и цыгане не слышали разницы между его голосом и голосом их отсутствующего руководителя …

Что-то грустно.

Взять гитару,

Да спеть песню

про любовь.

Иль поехать лучше к Яру,

Разогреть

шампанским

кровь.

Там цыганки молодые

Будут петь, плясать всю ночь.

Раздарю им золотые,

Отгоню тоску я прочь …

Гортанный голос Свиридова полностью отвечал многовековым традициям цыганского пения ..

Эй, ямщик, гони брат к Яру!

Лошадей, брат, не жалей -

Тройку ты запряг, не пару,

Погоняй брат веселей!

Рисунок танцев цыганок менялся от пенсии к пенсе не особенно, но это не меняло общего впечатления …

Темной ночью,

Снежной вьюгой

Все тропинки заметет.

Сяду в сани я с подругой,

Тройка быстро понесет.

А когда приедем в табор -

Разожгут костер друзья,

И под звонкие гитары

Будем петь мы до утра.

Эта песня несколько отличалась и по словам и по мелодии от других …

Москва златоглавая,

Слышен звон колоколов.

Царь пушка державная,

Аромат пирогов.

Конфетки, бараночки,

Словно лебеди саночки.

Ой вы, кони залетные,

Слышно трель с облучка!

Гимназистки румяные,

От мороза чуть пьяные,

Грациозно сбивают

Рыхлый снег с каблучка.

Немногие отметили, что голос Свиридова довольно далеко ушел от традиционной цыганской манеры …

Помню тройку удалую,

Вспышки дальних зарниц,

Твою позу усталую,

Трепет длинных ресниц.

Конфетки, бараночки …

А Свиридов играл, пел, танцевал – один и с Глафирой, и сидящие в зале с удовольствием слушали и смотрели.

Среди песен на русском языке то и дело звучали песни цыганские, таборные, непонятные большинству, но воспринимаемые подсознанием, музыкальностью …

И с недоумением и растерянностью на все это смотрел привезший Свиридова генерал …

Цыганки отплясали, размахивая юбками, а за это время …

Полина привычно восприняла передачу от Свиридова, передала все заказанное им Тоне и Воложанину, а потом внезапно появившийся Свиридов забрал к себе в кокон двоих офицеров в штатском, Тоню и сверток. Это происходило во время краткого антракта в концерте.

После антракта цыгане вышли снова на сцену, но молча …

ПРЕОБРАЖЕНИЕ

Вышел и чернявый цыган с гитарой и двое штатских.

Они прикрыли Свиридова куском ткани, тот отвернулся, и стал преображаться.

Во-первых, он снял парик, открывая короткие седые волосы, а во-вторых, он снял свою ярко-красную рубаху и остался в тельняшке-безрукавке. А еще, когда убрали прикрывающую его ткань, он оказался в обычных темных брюках, а не в расшитых шароварах.

Повернувшись в залу он стал перестраивать гитару и вдруг запел.

Клен ты мой опавший,

Клен заледенелый,

Что стоишь нагнувшись

Под метелью белой?

Зал был ошеломлен трансформацией стоящего на сцене, его удивительно проникновенным голосом, а он пел, и с ним вместе пела гитара.

Ах, и сам я нынче

Чтой-то стал

нестойкий,

Не дойду

до дома

С дружеской

попойки.

Даже не особенно хорошо владеющие русским языком были покорены пением Свиридова.

Сам себе казался

Я таким же

кленом,

Только

не опавшим,

А вовсю

зеленым.

И, утратив

скромность,

Одуревши

в доску,

Как жену

чужую

Обнимал

Березку …

Ошеломленный зал молчал минуту или больше, а затем дружно зааплодировал.

Свиридов переждал аплодисменты и поднял руку.

– Я благодарю вас за такой теплый прием. Здесь, в этом зале, сидят очень разные люди. Я имею в виду, что у совсем немногих родным языком является русский …

Он переждал легкий шумок в зале.

– Но я постараюсь, чтобы вы все, или почти все смогли вспомнить что-то очень дорогое и близкое вам …

И он запел, чуть-чуть пританцовывая:

Одесский порт

В ночи простерт.

Огоньки

Над Пересыпью

Светятся.

Тебе со мной,

И мне с тобой

В этот день

Интересно

Бы встретиться.

И вот это «интерэсно» сразу взяло всех в плен, и не только одесситов, и повело за собой.

Хотя б чуть-чуть

Со мной побудь -

Я иду

В кругосветное

Странствие.

В твой дальний край

Идет трамвай,

Весь твой рейс

До шестнадцатой станции.

Свиридов не повторял концы куплетов, но зато за него это делала гитара, и все слышали, что играет мастер, профессионал.

Я буду ждать

И тосковать,

Если ты

Не придешь

На свидание.

Свиридов легко перемещался по сцене, и его шаги граничили с танцем.

Даже не дожидаясь конца аплодисментов Свиридов начал следующую песню, и она зазвучала на французском языке, на настоящем, хорошем французском языке.

И вдруг:

Я так люблю в вечерний час

Кольцо Больших бульваров

Обойти хотя бы раз!

Там столько пищи есть для глаз, -

Весело сверкая

Там течет река людская.

И снова гортанный грассирующий французский.

И опять:

Там, встретив пару черных глаз,

Чтобы их узнать поближе

Провожу на край Парижа.

А следующая песня была на украинской мове, и тоже классической и чистой.

Затем немецкий, идиш, английский – британский и американский – испанский, датский, фламандский, португальский, литовский, парагвайский и снова русский …

После очередного шквала аплодисментов Свиридов опустил гитару.

– Спасибо! Я вижу, что вам нравится мой выбор произведений, которые я вам предлагаю.

Свиридов перешел на английский.

– Но я знаю много таких шлягеров на многих языках, но если я буду выполнять … все ваши пожелания, то мы с вами не выйдем отсюда несколько недель. Значит, я буду выбирать …

Свиридов «слушал» зал, «слышал» родные языки слушателей …

НО НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Теперь он пел на русском языке.

Я гитару настрою

На лирический лад,

И знакомой

Тропинкой

Уйду в звездопад.

Быть счастливой,

Как песня,

Попрошу я ее,

И гитара

Взорвется

Как сердце мое.

Слушатели уже привыкли, что стоящий на сцене таинственный незнакомец не берет на гитаре заученные аккорды, а играет музыку без дураков.

И струны послушно создавали музыку, и незнакомцу по мере сил помогали двое молодых цыган за его спиной.

Ведь бывают гитары -

Они зазвучат,

И большие оркестры

Покорно молчат.

От зари до зари,

От темна до темна

О любви говори,

Пой гитарная струна.

Снова русский язык сменился другим, но мелодия оказалась немолодым слушателям знакомой. И снова короткий куплет на русском:

Листья желтые

Над городом

Кружатся,

Легким пологом

Нам под ноги

Ложатся.

И от осени

Не спрятаться,

Не скрыться,

Листья желтые

Скажите,

Что вам снится?

А затем неожиданная классика:

Был день осенний,

И листья грустно опадали.

В последних астрах

Печаль хрустальная жила.

Грусти тогда

с тобою

мы не знали,

Ведь мы любили

И для нас

весна

цвела.

Менялись не только слова, но менялся голос, интонация, чувства исполнителя.

Ах, эти черные глаза

Меня пленили.

Их позабыть

нигде

нельзя,

Они горят передо мной.

Ах, эти черные глаза

Меня любили,

Куда же

скрылись

вы теперь,

Кто близок

вам

другой?

И слушатели вновь с удивлением видели – и слышали – совершенно иного исполнителя, а цыганки с удовольствием демонстрировали свою национальную принадлежность.

Очи черные,

Очи страстные,

Очи милые

И прекрасные:

Как люблю я вас,

Как боюсь я вас,

Знать увидел вас

Я в недобрый час.

Этот старинный романс был очень тепло принят слушателями и их аплодисменты долго не смолкали. Поэтому Свиридов продолжил:

Так поздней осени порою

Бывает день,

бывает час,

Когда повеет

вдруг

весною

И что-то встрепенется в нас.

Когда повеет

вдруг

весною

И что-то встрепенется в нас.

В зале стояла удивительная тишина …

Тут не одно

воспоминанье,

Тут жизнь

заговорила

вновь.

И то же в ней

очарованье,

И та ж

в душе моей

любовь.

И то же в вас

очарованье,

И та ж

в душе моей

любовь.

НОВАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ

Снова на сцену вышли двое мужчин и загородили Свиридова – он снова переодевался.

Только теперь он надел зеленую армейскую рубашку, прицепил галстук, и надел свои военные брюки вместо обычных черных. Переодеваясь он негромко сказал Глафире о том, что состояние Степана стабилизировалось и его уже можно навестить.

– А где он?

– Он в военном госпитале, но я проведу тебя туда …

Свиридов обернулся к залу и наиболее внимательные разглядели красные генеральские лампасы на его брюках …

Старинный романс был очень тепло принят слушателями и их аплодисменты долго не смолкали.

Свиридов продолжил на французском языке, а потом вдруг:

Мне так легко с тобой

и сердце так бьется,

И снова в нем солнце,

как весной.

Пусть была разлука –

мы нашли друг друга,

Мы оба верим в любовь,

счастье будет вновь.

Наше чувство гордо

мы несли сквозь годы,

Знали мы невзгоды,

встречу второпях.

Этот дождь осенний

смоет все сомненья,

И ты придешь

в этот дождь,

скажешь мне любя …

Одни воспринимали французский оригинал, другие не очень точный русский перевод, но все одинаково чувствовали всю полноту чувств, которые им передавались от певца.

А он продолжил, резко сменив мелодию и строй песни:

Лупят зенитки

три ночи,

три дня,

А в гимнастерке на снимке

Ты

обнимаешь

меня.

Ах, эти тучи

в голубом

Напоминают море,

Напоминают

старый дом,

Где кружат

чайки за окном,

Где мы с тобой

танцуем вальс,

Где мы с тобой

танцуем вальс,

Где мы с тобой

танцуем вальс

В миноре …

В зале для очень многих это было что-то новое, они слышали это в первый раз.

Стоящие у задника цыганки даже не пытались подпевать Свиридову и очень сдержанно двигались под мелодии песен и подтанцовывали.

Вальс захватил и слушателей в зале и в нескольких местах даже появились танцующие пары.

Если останусь

живым на войне -

Встречусь с тобой я

В родной стороне.

Только

пока я

воюю -

Не позабудь обо мне.

Не все хорошо понимали, что именно он пел, но мелодия светлого и ласкового вальса была всем понятна, и даже те, кто не понимал слов и не танцевал, раскачивались в такт мелодии.

Как же тебя

я увидеть хочу,

Скоро все юнкерсы

доколочу.

Скоро прижмусь

не к зенитке,

А к дорогому плечу.

Ах, эти тучи в голубом

Напоминают море,

Напоминают

старый дом,

Где кружат чайки за окном,

Где мы с тобой

танцуем вальс,

Где мы с тобой

танцуем вальс,

Где мы с тобой

танцуем вальс

В мажоре.

Вальс еще некоторое время продолжался в музыке.

Искрометный вальс сменил старинный романс:

Сияла ночь,

В окно врывались

гроздья белые,

Цвела черемуха,

но как цвела она!

Тебя любил,

Тебе шептал

слова

несмелые,

Ты в полночь лунную

Мне сердце отдала.

Рояль раскрыт,

Ты подошла

и ты промолвила.

«Твоя любовь

запала

в сердце глубоко.

И вот когда

пройдут года -

Ты вспоминай меня,

Не забывай

мое весеннее

танго».

ЭТО ДЛЯ ВАС

Небольшой антракт – на несколько минут Свиридов покинул сцену, материализовался дома и вернулся вместе с Тоней и двумя капитанами в камуфляже.

Но он быстро вернулся на сцену, взял гитару.

Каждый шаг

В неизвестность

И секунд бесконечность

Остановит

Один лишь миг.

Но пока что мы вместе,

Братья крови и чести,

Будем дальше идти.

Незнакомая слушателям мелодия, незнакомые слова.

Ордена и медали

Найдут нас едва ли -

Мы не герои газет.

Будем делать работу,

Даже если устали,

Даже если не спали мы

Тысячу лет …

Гитаре Свиридова вторили гитары цыган, а в зал летели такие простые слова.

Невидимый фронт -

Мы солдаты твои.

Невидимый фронт -

Ни секунды покоя.

Невидимый фронт -

Дни и ночи мои.

Невидимый фронт

Стал моею судьбою.

Как обычно с окончанием слов мелодия не заканчивалась, она немного продолжалась, постепенно переходя в другую. Это было знакомо большинству присутствующих.

День Победы –

как он был от нас далек,

Как в костре

потухшем

таял уголек.

Были версты,

обгорелые,

в пыли -

Этот день

мы приближали,

как могли.

Этот день Победы

порохом пропах,

Этот праздник

с сединою на висках.

Эта радость

со слезами на глазах -

День Победы,

день Победы,

день Победы.

Судя по движениям губ некоторым из сидящих в зале были знакомы слова – они подпевали.

Здравствуй,

мама –

возвратились мы не все …

Босиком бы пробежаться по росе.

Пол-Европы прошагали,

пол-Земли -

Этот день мы приближали,

как могли.

Этот день Победы

порохом

пропах,

Это праздник

с сединою на висках,

Эта радость

со слезами на глазах,

День Победы,

день Победы,

день Победы …

И действительно, у многих на глазах выступали слезы.

Свиридов не разглядывал зал – он каким-то образом видел отдельные столики, отдельных людей, причем крупным планом. Он даже не пытался понять, как это происходит – просто он так видел.

И новая мелодия.

Было

много

трудных дней,

Будет

много

трудных дней,

Значит

рано

поводить

итоги.

Вот и встретились

мы с ней,

Вот и встретились

мы с ней,

На простой

проселочной

дороге.

Опять малознакомая большинству мелодия, но принимаемая всеми сердцем и душой – уж об этом позаботился Свиридов и его гитара.

Два молодых гитариста цыгана старательно помогали ему, подстраиваясь под мелодию.

Только

несколько

минут,

Только

несколько

минут

Между нами

длилась та беседа.

Как, скажи,

тебя зовут,

Как, скажи,

тебя зовут

И она ответила –

Победа.

Повторяя последние строки Свиридов видел – и даже слышал – что ему подпевают.

Как, скажи,

тебя зовут,

Как, скажи,

тебя зовут

И она ответила –

Победа!

Под шинелью

на груди,

Рядом с сердцем

на груди

Скромные

солдатские

медали.

Но и ты не уходи,

Но и ты не уходи -

Мы тебя

в окопах

долго ждали.

А это пели уже хором, пусть нестройно, но от всего сердца.

Многие пели с ощутимым акцентом, и именно те, для которых Свиридов пел не на русском языке.

Только

несколько

минут,

Только

несколько

минут

Между нами

длилась

та беседа.

Как, скажи,

тебя зовут,

Как, скажи,

тебя зовут

И она ответила –

Победа!

От задника, раздвигая ряд цыганок, вышли двое мужчин и подошли к Свиридову.

Тот отвернулся, встал спиной к залу, отдал гитару.

Было видно, что ему помогают надеть китель. Вот он застегнулся, одернул китель и повернулся к залу.

Общий дружный выдох и сидящие за столиками начали вставать.

На кителе с генеральскими погонами кроме четырех Золотых Звезд был целый «иконостас». На правой стороне – красной эмалью два старых, советских ордена «Красной звезды», звезды малоизвестных орденов, ряд ромбиков «поплавков» и ряд значком Государственных премий. А слева … В пять рядов поблескивали ордена и медали, они покачивались и, наверное, звенели …

А Свиридов снова взял гитару.

Здесь птицы

не поют,

деревья не растут.

Это было знакомо всем без исключения.

И только мы,

плечом к плечу,

врастаем

в землю тут.

Горит и кружится планета,

над нашей Родиною дым.

И значит

нам нужна

одна победа,

Она на всех –

мы за ценой

не постоим.

Зал начал подпевать не дожидаясь припева.

Нас ждет огонь

смертельный,

но все ж бессилен он.

Сомненья прочь,

уходит в ночь

отдельный

Десятый наш,

десантный

батальон.

Десятый наш,

десантный

батальон.

Едва огонь угас,

звучит

другой приказ,

И почтальон

сойдет с ума,

разыскивая нас.

Взлетает

красная ракета,

бьет пулемет,

неутомим.

Так значит,

нам нужна

одна победа.

Одна на всех –

мы за ценой

не постоим.

Ему даже показалось, что цыганки отбивают такт своими каблуками.

От Курска и Орла

война

нас довела

До самых вражеских ворот,

такие, брат,

дела.

Когда-нибудь

мы вспомним это,

И не поверится самим.

А нынче

нам нужна

одна победа.

Одна на всех –

мы за ценой

не постоим.

В зале хор усиливался и последний куплет пели все вместе и Свиридов и все сидящие и стоящие в зале.

Нас ждет огонь

смертельный,

но все ж бессилен он.

Сомненья прочь,

уходит в ночь

отдельный

Десятый наш,

десантный

батальон.

Десятый наш,

десантный

батальон …

Раздвигая строй цыганок от задника к генералу шла женщина, с короткой стрижкой седых волос – таких же седых, как у Свиридова.

Плечи ее закрывал цветастый цыганский платок, она держала его за концы руками.

Подошла к генералу и отпустила платок.

И даже за грифом гитары стало видно, что на скромном черном платье красуются награды – справа две «Красных звезды», а слева ордена и медали – орден «Мужества», два ордена «Красного Знамени» (боевого!), «Знак Почета» …

Зал снова дружно выдохнул.

А Свиридов запел – и, казалось, что голос его неузнаваемо изменился.

Ты спеши,

ты спеши

ко мне,

Если я вдали,

если трудно мне.

Если я

словно

в страшном сне,

Если тень беды

в моем окне.

В зале хор усиливался и последний куплет пели все вместе и Свиридов и все сидящие в зале.

Ты спеши,

когда обидят

вдруг,

Ты спеши,

когда мне нужен

друг,

Ты спеши,

когда грущу

в тиши.

Ты спеши,

Ты спеши.

Голос Свиридова непонятным образом менялся, но слушатели воспринимали это как должное.

Не спеши,

не спеши

тогда -

Мы с тобой

вдвоем

и вдали беда.

Скажут «да» листья и вода,

Звезды,

и огни,

и поезда.

Не спеши,

Когда

глаза

в глаза,

Не спеши,

Когда

спешить

нельзя,

Не спеши,

Когда весь мир

в тиши,

Не спеши,

не спеши.

Женщина прислонилась к спине генерала и охватила его руками.

Зал мочал, и пока они не повернулись и не пошли к заднику, в зале стояла мертвая тишина.

И только потом раздались аплодисменты – бурные, долгие, не театральные …

ВЕТЕРАН

На сцену, за задник поднялись пожилая пара – поддерживаемый женщиной седой исхудавший мужчина.

– Господин генерал! Товарищ генерал!

– Ну, что вы, полковник! Наша с вами служба не имеет чинов – это все внешнее, на публику …

Нивесть откуда взявшийся полковник Воложанин принес стулья, а Тоня с пожилой женщиной заботливо усаживали пожилого мужчину.

– Юра, не уходи! – сказала Тоня когда все уже сидели.

Свиридов подтвердил это легким кивком головы.

– Слушаюсь, командир!

Это были полковник Степан Михайлович Иванов (Стива Мануилович) и его супруга Генриетта Федоровна (Гретхен Францевна).

Полковник уже почти оправился от американской тюрьмы, но все же пытки и годы сделали свое дело – он был еще очень слаб.

Но тем не менее он пришел на встречу ветеранов и решил еще раз поблагодарить своего спасителя.

Разговор пошел на английском языке – Степан Михайлович и помыслить не мог, что кто-то из сидящих рядом его не понимает.

И ему на таком же чистом бруклинском отвечала Тоня, излишне правильно выговаривая слова отвечал молодой полковник в ладной камуфляжной форме, и даже когда Генриетта Федоровна – задумавшись – сказала фразу на немецком языке Свиридов столь же чисто ответил ей на берлинском диалекте, если эту дикую берлинскую смесь можно назвать диалектом.

Разговор шел о том впечатлении, которое было вызвано только-что завершившимся концертом, и вспомнив некоторые вещи, исполненные Свиридовым на близком им языке полковник произнес несколько коротких фраз на идиш.

И настороженно ждал – выучить текст песни можно и не зная языка.

Но Свиридов ответил ему без задержки на чистом, без местечковых словечек языке этой древней нации, и при этом говорил свободно, не подбирая слова и выражения.

– Сколько языков вы знаете, генерал?

– Этого не знает никто, даже я сам. Мадам Грета, не сильно ли мы утомили вашего супруга? Не лучше ли будет перенести его домой?

– Я этого почти не помню, но вы владеете некой способностью перемещения в пространстве? Не так ли?

– Эта способность позволила мне вытащить вас из тюремной камеры. Давайте воспользуемся этим, тем более, что все присутствующие в курсе этих моих особых способностей …

И старый, слабеющий разведчик мгновенно очутился около своей кровати, и обе женщины и молодой полковник, не обращая внимания на его возражения, осторожно и бережно раздевали и укладывали его.

– Если вы скажете мне номера ваших орденов, то я смогу сказать о вашей службе …

– Что вы, Степан Михайлович! Мои номера так далеки от ваших …

Через несколько минут гости откланялись и неизвестным образом исчезли …

А отзвуки необыкновенного концерта распространились мгновенно, как это бывает в замкнутой системе, и некоторые знакомые звонили Свиридову …

Например, его старый куратор – генерал Ефремов и некто Владимир Владимирович …