Хочу сны. Игра уравнителей

* * *

Пустыня дышала сухим жаром. Казалось, под толщей солончака, редко поросшего верблюжьей колючкой, черти разжигали костры для грешников, и пламя этих костров обжигало стопы сноходцев даже сквозь толстые подошвы ботинок. Ньютону хотелось разуться и облить стёртые ноги ледяной водой. Но толку от этого было бы мало, да и воды оставалось немного – целая бутылка ушла на рану Корвича, который теперь шагал в абсолютно поникшем молчании и с щедрой белоснежной повязкой на половине лица.

Ньютон оглядывался, выискивая признаки жизни, о которой говорил пленник. Но ничего, кроме мутной ряби на горизонте, в этом месте не двигалось.

Ему хотелось расспросить Корвича о тех двоих, упомянутых в недавнем споре, о Жаке и Броме. Но пустыня изматывала. К тому же не хотелось снова провоцировать Гуру, который теперь почти не оставлял пленника без собственного надзора. Оставалась лишь Аня. Она могла бы пролить свет на прошлое учителя и ученика, но она шла слишком далеко. И Ньютон, по привычке ощупывая пустоту на месте левой руки, в глубине души радовался, что девушка не шла с ним бок о бок.

Когда солнце склонилось к закату, на горизонте показались карликовые деревья, а в трещинах под ногами зазеленели травинки. Вскоре крохотные кривые силуэты оказались невысокими песчаными соснами.

Сноходцы достигли подлеска, когда небо уже разделилось на две половины: красно-оранжевую и тёмно-синюю с проступившими звёздами. Гуру сбросил поклажу с плеч. Корвич сел под деревом, а Хосе повалился на сладко пахнущий ковёр из сухих иголок и шишек, не отпуская верёвку из рук, и легонько застонал.

– Я схожу за хворостом, – сказал Ньютон и бросил свой рюкзак на живот равнодушного от усталости Хосе.

– Я с тобой, – неожиданно сказала Аня и, встретившись с Ньютоном глазами, добавила. – Хочу прогуляться.

Хосе истерически захохотал:

– Ну, конечно! День пути по этой вонючей пустыне – это ж не прогулка!

Аня только скромно улыбнулась. Из всех она одна не выглядела измотанной. Только загоревшей и чуть взмыленной.

– Я лучше сам, – сказал ей Ньютон.

Девушка достала из рюкзака бутылку с водой и сделала пару маленьких глотков, не сводя с Ньютона пристального испытующего взгляда.

– Я сам справлюсь, – мягче повторил Ньютон и направился в ту сторону, где деревья сгущались.

– Конечно, справишься, – Аня оставила бутылку и пошла следом.

Ньютон остановился, когда она обогнала его и зашагала впереди.

– Так ты идёшь? – бросила она через плечо.

* * *

Остановившись с охапкой хвороста в руках, Аня глубоко вдохнула сладковато-терпкий запах хвои и смолы.

– Почти как дома, – блаженно произнесла она, и Ньютон невольно улыбнулся, вспомнив их первую встречу в яблочной роще.

– Здесь есть шишки, – он пнул маленькие бурые шишки под ногами и посмотрел на зелёные, висящие на ветвях. – Может, в них есть орехи?

– Ты ведь шутишь?

– Нет, – серьёзно ответил Ньютон. – А что смешного? В шишках же есть орехи?

– В кедровых шишках – да, – девушка подняла с земли пустышку, подошла к Ньютону и демонстративно расшелушила её. – А это песчаные сосны. В их шишках орехов нет.

– А зачем тогда они вообще нужны?

– Для размножения, – Аня хитро улыбнулась и отошла на несколько шагов в сторону. – Ну, или чтобы делать так.

Она неожиданно обернулась и бросила шишку в Ньютона. Та совершенно не больно отскочила от его груди, и он с недоумением уставился на девушку.

– Ну, давай! – озорным голосом попросила Аня.

Её глаза игриво мерцали в полумраке.

– Что «давай»?

– Брось в ответ.

– Зачем? – Ньютон нахмурился, и, не дожидаясь ответа, вновь принялся за сбор хвороста, каждый раз кладя скудную охапку на землю, чтобы подобрать ещё одну ветку.

Аня обречённо выдохнула:

– Зануда.

Она шла параллельно с Ньютоном и через какое-то время спросила:

– Ты что, правда, никогда не кидался шишками?

Ньютон молчал.

– Родители тебя не водили в лес в детстве?

– Нет, – буркнул он себе под нос.

– Что, и даже с друзьями не играл в лесные войнушки?

– Нет.

Ньютон остановился и сердито посмотрел на Аню, но, не заметив на её искреннем лице ни доли усмешки, смягчился.

– У меня не было друзей, – неожиданно для себя признался он, глядя под ноги. – Мы жили с мамой и с… С братом. В общем, мы часто переезжали. Так что нам было не до походов в лес.

– Прости, – тихо произнесла Аня и грустно улыбнулась в пустоту. – Тяжёлое детство значит?

– Да нет, – спокойно ответил Ньютон, продолжая идти. – Я вовсе не это имел в виду.

– А что же ты имел в виду? – с неожиданно глупым и озорным тоном спросила девушка, и Ньютон почувствовал, как его вновь окутывает раздражение.

Он замер и рассерженно посмотрел на неё, затем покосился в сторону лагеря и заговорил тише:

– Я слышал, что ты говорила Гуру обо мне. Слышал, как ты сказала, что не хочешь видеть меня.

Улыбка сошла с Аниного лица. Девушка сделала шаг к Ньютону.

– Ну, слышал, и что? – спросила она с открытым ясным взглядом.

– Почему ты так разговариваешь со мной?

– Как «так»?

– Так, будто мы друзья.

Девушка словно слегка смутилась:

– Но мы ведь сейчас в одной лодке, верно?

– И что с того? Это значит, что мы теперь должны кидаться друг в друга шишками и рассказывать друг другу о своём детстве? – Ньютон нервно скривился. – Может, и Гуру с Корвичем пригласим, коль на то пошло?

– Я не против, – Аня пожала плечами и неожиданно оживилась. – В самом деле, было бы неплохо! Может, тогда они меньше будут хотеть убить друг друга.

От нарисованной воображением картины, Ньютону вдруг тоже стало смешно, однако он не подал виду.

– А насчёт того разговора с Гуру, – внезапно серьёзно сказала Аня. – Прости, если мои слова тебя задели.

Ньютон посмотрел на девушку. В её глазах отражался звёздный свет, отчего они походили на два мерцающих аметиста. В них можно было заметить раскаяние.

– Я сказала это сгоряча и, как бы глупо ни звучало, но лично к тебе это отношения не имеет. Всё что я говорила – это только обо мне и Гуру.

Ньютон отвёл взгляд, глубоко вдохнул бодрящий смолистый запах, и вновь посмотрел на недвижимую Аню.

– И ты прости, – с улыбкой сказал он. – За то, что явился к тебе со своими нравоучениями тогда… Я хотел извиниться раньше, но всё не удавалось. Мир?

– Мир, – чуть погодя ответила Аня и тепло улыбнулась.

Набрав хвороста, они двинулись к лагерю. Когда впереди уже послышался голос Хосе, Ньютон опомнился и торопливо заговорил:

– Послушай. Пока мы не вернулись, расскажи о Корвиче и Гуру.

– Что именно ты хочешь знать? – спросила Аня.

– Что между ними произошло?

Девушка пару секунд молчала.

– Гуру рассказывал, что Корвич был его учеником лет пятнадцать назад или около того. Они отправились за артефактом: Гуру, Корвич и ещё двое опытных охотников, тоже из Ордена, – Жак и Бром. План был как всегда: трое делят артефакт и разбегаются. Гуру остался прикрывать отход. Когда Жак и Бром поделили артефакт, Корвич вроде как струсил, бросил свою часть и сбежал.

Ньютон вспомнил, что сам едва не поступил так же, и почувствовал как жар стыда приливает к ушам.

– Из-за этого Жака поглотил «улей», а второй, Бром, едва уцелел, но вроде как лишился рассудка, пока бежал от хранителей. Гуру сказал, что он так и не выбрался из Эдема.

– А что Корвич?

– Корвич выжил и, как видишь, цел и невредим. После охоты Гуру сразу всё понял и прогнал его из Ордена. Тогда Корвич и переметнулся к Лиге Весов, рассказал им о Гуру, о его охотах за артефактами, об Ордене Уравнителей, – Аня замолчала, подбирая россыпь крупных ветвей под высохшей сосной. – Так и началась вражда между Лигой и Орденом. Это всё, что я знаю.

– А ты уже встречалась с Корвичем раньше? – спросил Ньютон, чуть погодя.

– Да, и не раз. Война была в самом разгаре, когда я, – на секунду Аня словно замешкалась. – Когда попала в Орден. Так что да. С Корвичем мы уже встречались. Но это было давно. Честно говоря, я не могла его вспомнить, пока он не начал угрожать там, на башне, – девушка хихикнула.

– Но ведь война окончена, а Лига пала, ведь так? – спросил Ньютон.

Аня утвердительно кивнула.

– Так что же Корвичу и его людям нужно было теперь?

– Кто их знает? Может, у них и правда поехала крыша. Может, всё ещё фанатично верят в то, что Орден – великое зло, которое нужно остановить.

– Ну, если честно, мне так совсем не кажется, – признался Ньютон и, перехватив вопросительный и заинтересованный взгляд Ани, добавил. – То есть, как по мне – Корвич совсем не похож ни на какого фанатика.

– Может и так, – сказала Аня. – Тогда, может он попросту всё ещё мстит Гуру за то, что тот не дал ему второго шанса.

Ньютон скептически ухмыльнулся.

– Ну, больше у меня нет предположений, – словно оправдываясь, с улыбкой сказала девушка.

– А может, – несмело стал предполагать Ньютон в полголоса. – Лига вновь набирает силу?

– Всё может быть, – равнодушно согласилась Аня так, словно они беседовали о погоде. – Но это вряд ли. Их бывший предводитель – Абиас – погиб. Как вся его свита. А Корвич всегда был лишь мальчиком на побегушках. Кому далась эта Лига, эта война? – она глубоко вздохнула. – Безумия в мире снов поубавилось с тех пор. Да и если бы Лига набирала силу, Гуру знал бы об этом.

– С чего такая уверенность?

– Это же Гуру, – Аня важно улыбнулась. – Великий и ужасный!

До лагеря оставалось всего несколько десятков метров.

– Постой, – шёпотом попросил Ньютон, и они замерли друг перед другом. – Как думаешь, – прошептал он, чуть склоняясь к Ане. – Корвича всё ещё стоит опасаться?

– Пока он в руках малыша Хосе? Хм, – Аня изобразила задумчивость. – Не думаю.

– А если серьёзно? – не отступал Ньютон.

– А если серьёзно: Корвич – трус. Но трус очень хитрый и скрытный, – ответила она. – Никогда не знаешь, чего от таких ждать.

– Почему же тогда Гуру оставил его в живых?

– Что? – внезапно на лице Ани повисло искреннее удивление. – По-твоему, нужно было убить его?

– Не знаю, – Ньютон пожал плечами. – Остальных же Гуру убил.

– Одного из них, – поправила его Аня, и взгляд её похолодел. – И только чтобы тебя спасти.

Ньютон почувствовал укор совести где-то у горла и напряжённо повёл челюстью.

– Но Гуру сказал, – неуверенно заговорил он снова. – Что Корвич нам нужен как заложник, на случай нападения. Но мы здесь уже почти три дня…

«И что с того?» – читалось во взгляде девушки.

– Я думаю, если бы где-то здесь были ещё люди Лиги, то они бы давно пришли на помощь Корвичу. А если бы они шли за нами по следу, то мы бы узнали об этом ещё в пустыне – там ведь невозможно скрыться. Разве не странно, что Гуру всё ещё возится с ним? Как думаешь? То есть, я хочу сказать, неспроста ведь Корвич всё ещё с нами, как думаешь?

Аня удручённо закатила глаза к небу. Затем снова посмотрела на Ньютона.

– А может, – снисходительным тоном заговорила она. – Гуру просто не хочет лишний раз убивать без крайней необходимости?

– Тогда бросил бы его где-нибудь и дело с концом. Ну, или отпустил бы на все четыре…

– Может, он не хочет его бросать, потому что сам чувствует вину за то, что случилось с Жаком и Бромом?

Аня с насмешливой вопросительностью посмотрела на Ньютона, и тот понял, что действительно не подумал об этом.

– Или он не хочет бросать здесь раненного Корвича на смерть, потому что тот всё же был его учеником, пусть и никудышным? – Аня подмигнула задумавшемуся Ньютону. – Попробуй смотреть глубже.

Девушка поудобнее взяла охапку и зашагала к лагерю, где за деревьями послышался тихий вой Хосе, отдалённо напоминавший пение. Ньютон пошёл за Аней, задумчиво глядя в щёлкающую темноту под ногами.

– А с чего ты так уверена насчёт чувств Гуру? – спросил он.

– Это же очевидно.

– Но как? – Ньютон не понимал. – Он же весь поход либо злится на Корвича, либо вообще ничего не говорит.

Аня хитро улыбнулась.

– Это и так понятно, Ньютон, – важно протянула она. – Есть вещи, о которых вслух не скажешь, но этого и не нужно! Ведь это вещи очевидные, – она посмеялась. – Я ничего не упустила? Твои слова?

Ньютон не сдержал улыбку, от которой пересохшая обгоревшая кожа на щеках растянулась до боли.

– Это не мои слова, – признался он. – Я их в книжке какой-то прочитал.

– Хорошая книжка, однако.

– Скажу название, если вспомню.

Глава 22. Воспоминание

Ньютону досталась первая смена. Воодушевлённый радостью примирения, он надеялся, что Аня разделит караул с ним, но она легла спать сразу же, как только разожгли костёр.

В Эдеме никто не видит снов, а если и видит, то поверхностные и абстрактные, лишённые смысла, как те, что снились Ньютону во время лихорадки. Гуру как-то сказал, что пробуждение – это погружение в глубокий омут. Поэтому в Эдеме невозможно пробудиться. Глубже этого уровня только забвение. А значит, находясь здесь, и на секунду заглянуть в свою комнату невозможно. Жаль, думал Ньютон, размышляя об этом и ломая голову над тем, где же он вычитал ту красивую фразу, которая понравилась Ане. Если бы он мог хотя бы одним глазом заглянуть в свою башню-библиотеку, то сразу бы отыскал ответ. Там, на дубовых стеллажах, хранились абсолютно все прочитанные им романы, сказки, учебники и энциклопедии.

Костёр убаюкивал теплом и треском. Лес пребывал в тихой прохладе и бдительной тьме.

Вороша палкой угли, Ньютон с досадой думал о том, что все его представления о мире с самого детства формировались из книг. Он читал романы о бравых героях и беззащитных леди. В юности, втайне от брата, он представлял, как однажды совершит что-то доблестное. Например, спасёт милую девушку от преступников. Или пусть не от преступников. Пусть хотя бы от дождя. Просто вовремя предложит ей место под своим зонтом.

В правильных историях мужчина всегда знает, что сказать женщине. А если не знает, как бывает в неправильных историях, женщина берёт инициативу в свои руки. И всё у них ладится. А если поначалу не ладится, то точно наладится в конце.

В жизни сложнее, а с Аней – тем более. Эта девушка не была похожа ни на одну из героинь книг, которыми Ньютон восхищался юнцом.

Она не вопит и не зовёт на помощь при виде чудовищ, но боится порезаться о край консервной банки. Она говорит, что не хочет знаться, а сама беззаботно швыряется шишками, как дитя. То она затворничает в собственном подсознании, то теперь, оказавшись на дне, говорит, что чувствует себя здесь как дома. Ну как вести себя с такой девушкой? Почему ни в одной из сотен книг об этом не упоминалось?

Ньютон улыбался, глядел на мирно спящую Аню, а когда она переворачивалась, старательно и вдумчиво ворошил угли, боясь, что девушка заметит его взгляд и подумает что-нибудь дурное. А когда она затихала, он снова поглядывал и воображал, какой могла бы быть её реальная жизнь. Что её интересует? Ходит ли она в лес так же, как во сне? Есть ли у неё друзья? Мама, папа? Что она любит есть? Учится ли в институте или уже окончила его и где-нибудь работает? И какие она видит сны, когда спит так крепко, что не пробуждается.

Когда зашевелился Корвич, Ньютон даже понадеялся, что тот сейчас попросится погреться и они смогут поговорить о Гуру, Эдеме, да о чём угодно, лишь бы скоротать время. Но пленник только перевернулся на другой бок, подставив пламени деформированную лилово-зелёную щёку, и болезненно нахмурился.

Ньютон долго смотрел на его лицо и думал о том, что в книгах сразу понятно кто герой, кто злодей. С первых страниц ясно, где зло, а где добро, и где граница между ними. И все порядочные злодеи либо сразу выкладывают карты, либо всё вокруг само намекает на нечистоту их мыслей. И если они врут, то сразу понятно, что врут. Ньютону всегда казалось, что в случае чего, он легко распознает негодяя. Но теперь, когда это «в случае чего» настало, он чувствовал себя слепцом, который не может определить, что там нащупалось под тростью – камешек, или чей-то череп. С какой стороны не тронь – везде разное.

Незнание мира людей злило, навевало скверные мысли и сомнения. Ньютон бесполезно томился в этом вареве, пока Хосе не сменил его.

Вопреки усталости, он долго лежал с чугунными закрытыми глазами и никак не мог «отключиться». «Варево» не отпускало. И вместо забвения он оказался в прошлом, где-то на задворках памяти.

В детстве и то было проще, чем теперь – думалось ему. Ясно было, кто герой, а кто злодей…

Совсем ребёнком, не достигшим и девяти, он замер на краю котлована, со дна которого на него смотрела мутная стоячая вода.

– Ну, давай же! – звучали озорные крики мальчишек за спиной. – Чего ты ждёшь?

Он зарывался пальцами ног в горячую глинистую почву.

– Он трусишка!

– Тру-сиш-ка! Тру-сиш-ка!

– Все прыгнули, один ты остался, Нытя!

Витя считал про себя до пяти, но не слышал внутреннего голоса из-за колотящегося сердца, и никак не решался сделать шаг. Под коленками ослабло, в потных ладошках кололо. От прохладного ветра всё тело покрылось «гусиной кожей».

– Докажи, что ты не девчонка! – раздался неожиданно громче прочих голос, похожий на его собственный, только более резкий и уверенный.

Витя обернулся и увидел среди десятка мальчиков однорукую копию самого себя. Артур зло смотрел на него и, в отличие от остальных, совершенно не смеялся. Его грубо постриженные волосы блестели на солнце, по всему крепкому однорукому тельцу стекала вода.

– Я же прыгнул, – сквозь зубы проговорил Артур. – Прыгай и ты.

– Нет, – жалобно пискнул Виктор.

– Девчонка! Девчонка! – хором закричали остальные мальчишки, все в плавках и мокрые.

– Я плавать не умею, – Витя едва не плакал.

– Умеешь, – рявкнул Артур и обратился к остальным. – Всё он умеет. Хорош ржать, кони!

Окружающие его мальчуганы слегка притихли. Однорукий вышел из толпы, на шаг приблизился к своему брату и прошипел:

– Витька, не позорь меня. Не будь девчонкой. Прыгни уже, и покончим с этим!

Виктор переметнул взгляд вниз, где из воды торчал ржавый нос потонувшего катера, затем вновь обернулся на Артура:

– Там лодка. Если я расшибусь об неё?

– Наоборот. Нырнёшь рядом и ухватишься за неё, если вдруг начнёшь тонуть.

– А если я не смогу? Если я начну тонуть по-настоящему, ты меня вытащишь?

Мальчишки взорвались смехом. Однако ни один мускул на лице Артура не дрогнул.

– Вытащу, – твёрдо произнёс он, глядя в глаза брату.

Виктор повернулся к обрыву. Он часто дышал, смотрел в пропасть и пытался вывести тело из оцепенения. Но всё, что он смог, это лишь в последний раз отрицательно покачать головой и сказать:

– Нет. Я не…

Но не успел он договорить, как что-то резко и больно толкнуло его в спину. Под ногами посыпалась глина. Виктор вскрикнул, но не успел развернуться, чтобы посмотреть на хохочущую толпу, взглянуть в глаза брату, всё ещё стоящему за спиной, и полетел вниз.

Восторженные крики и рёв за секунду словно стёрлись свистом в ушах, дыхание перехватило, а перед глазами теперь была только мутная вода, к которой он приближался так долго, что успел подумать и о падении, и о том, что наверняка не выберется, если Артур не сдержит обещание, и об устрашающем ржавом катере…

Оказавшись в тёплой мутно-зелёной тьме, Виктор попытался всплыть. Он неловко дёргал рукой, пытался перебирать ногами, но не смог сдвинуться с места. Что-то крепко и больно держало его за ногу. Он запаниковал, забился в истерике. Но нечто незримое и острое только сильнее врезалось в кожу. И за миг до того, как отключиться, Виктор ощутил земельно-солёный вкус воды.

Когда грязный омут сомкнулся над одноруким «Нытей», напряжённое ожидание среди мальчишек превратилось в споры, а затем в – стадный страх. И когда внизу, на противоположном берегу, показались взрослые рыбаки, бегущие к месту Витиного падения, мальчишки в спешке убежали прочь. Артур стоял над обрывом чуть дольше других, но, когда его окликнул кто-то из «соучастников», тоже поспешил с «места преступления».

Глава 23. Органические останки

Пустыня осталась позади. Теперь путь сноходцев пролегал через холмистую долину, усеянную песчаными соснами. Впереди возвышались скалистые горные отроги. Окутанные утренним туманом, они морили путников своей недосягаемостью. И всё же к обеду сноходцы вошли в тенистое ущелье.

Жару единогласно решили переждать у небольшого озера, которое гостеприимно встретило их в полукруглом скалистом кармане. Озерцо походило на колодец, выдолбленный прямо посреди ровной каменной площадки, окружённой серыми стенами, состоящими из наваленных друг на друга булыжников и спрессованной земли. Вода в нём была пресной, однако мутный коричневый цвет и странный тугой запах немного отталкивали путников.

Лишь Аня, оставив вещи, принялась расстёгивать пуговицы на шерстяной рубашке. Она многозначительно посмотрела на удивившихся спутников и сказала:

– Наверное, глупо просить вас оставить меня здесь минут на десять в полном одиночестве.

– Ты права, милая, – ответил Гуру, разгружаясь. – Но мы не будем смотреть. Купайся.

Ньютон с Хосе обалдело переглянулись, и на лице малыша возникла озабоченная улыбка. Лицо Корвича не выражало ничего.

– Ну и ладно, – произнесла Аня. – Кто желает избавиться от песка в ушах – присоединяйтесь.

– Будь осторожна, – сказал ей учитель – Не поскользнись.

Хосе продолжал ухмыляться. Ньютон неодобрительно покачал головой ему в ответ, чувствуя, что сам краснеет. Хосе сдавленно хитро захихикал, затопал на месте и покосился в сторону раздевающейся Ани, но тут же отвернулся, получив от Ньютона лёгкий подзатыльник.

– Ай! Чего ты?

– Не глазей, – тихо потребовал Ньютон. – Давай лучше Корвича развяжем.

– А он дёру не даст? – с высокомерной озабоченностью спросил Хосе, будто речь шла не человеке, а животном.

– Слушай, амиго, – с усталым дружелюбием заговорил Корвич. – Куда я денусь?

– А кто тебя знает, серый чёрт! – ответил ему Хосе, смачно плюнул под ноги, и повернулся к Гуру. – Эй, маэстро! Может не стоит его развязывать после вчерашнего, а?

Ньютона внезапно одолела злость и желание врезать малышу посильнее и напомнить, кто на кого набросился. Но вместо этого он только серьёзно посмотрел на учителя, стоявшего в стороне с флягой в руках, и сказал:

– Под мою ответственность.

Гуру равнодушно промолчал и едва заметно кивнул. Тогда Ньютон расстегнул наручники, малыш развязал путы.

– Спасибо, – не ясно кому конкретно сказал пленник, потирая запястья.

Раздался плеск воды. Воспользовавшись моментом, Хосе бросил верёвку Ньютону и удрал раздеваться.

Сматывая верёвку вокруг ладони, Ньютон, словно против воли, покосился на озеро и увидел Аню. Она блаженно лежала на поверхности воды и с улыбкой смотрела в небо, изящными движениями рук разгоняя ленивую коричневатую муть. Её лёгкое тело обволакивала мокрая белая футболка. На лице, в свете солнца, сияли капли воды. Чёрная коса утонула в темноте. Белые бёдра чуть показывались из воды, дразня наготой. Ньютон отвернулся и от волнения стал накручивать верёвку ещё усерднее.

– Как я мечтала об этом, – блаженно произнесла Аня. – Спасибо тебе, создатель этого места! И прости, что проклинала тебя вчера целый день, – говорила она проплывающему над скалами облачку. – Просто я думала, что кроме песка и солнца ты в жизни ничего и не видел.

Гуру посмотрел на девушку открыто и смело, как отец на купающуюся дочь, от чего Ньютона даже кольнула глупая зависть и ревность.

Аня запрокинула голову и полностью скрылась в воде. А затем вынырнула, приняла вертикальное положение и окинула взглядом молчащих отдельно друг от друга мужчин: задумчивого Гуру, устало сидевшего на камне и почесывающего бакенбарды, раздевающегося Хосе – малыш помахал ей чёрной рукой и подарил «обольстительную» улыбку, поникшего Корвича, и усердно возившегося с запутанной верёвкой Ньютона.

– Вы чего? – удивлённо спросила Аня. – Хотите сказать, я одна чувствую себя так, словно три дня шла по пустыне и совсем не мылась?

Все промолчали. Только Гуру снова улыбнулся девушке и устало потёр лоб. Раздевшийся до трусов Хосе побежал к берегу с криком:

– Бегу к тебе, Энни!

Но Гуру без труда поймал его своей огромной рукой, точно щуплого цыплёнка.

– Обожди, – тихо, но внушительно, сказал он.

Хосе обиженно надулся и всё же отступил от берега.

– Ну вот, – снова заговорила Аня. – Теперь я чувствую себя свиньёй среди благородных белых рысаков. Обидно, – она отвернулась и поплыла к противоположному берегу, одновременно распуская волосы.

– Боюсь, – произнёс Гуру ей вслед. – Толку от этой купальни будет чуть, если все мы начнём плескаться в ней одновременно. Так что, мы пока подождём. Купайся на здоровье.

Ньютон оглядел себя с ног до груди и прислушался к тактильным ощущениям. Не воспользоваться шансом смыть с себя грязь действительно глупо. Рубашка, пропитанная потом, то и дело вгрызлась в кожу. Песок был везде – в голове, в стёртых до крови и горящих огнём промежностях. Пальцы ног находились в плену окаменевших носков. Собственного запаха Ньютон не чувствовал, но был уверен в его «сногсшибательности».

Пока Аня мыла голову на другом берегу, придерживаясь одной рукой за камни, Гуру вскрывал консервы, Корвич помогал Ньютону разжечь костёр, а недовольно причитающий Хосе ушёл за хворостом.

В какой-то момент Ньютон снова скользнул взглядом к озеру и увидел, как Аня ловко сняла футболку, обнажая играющие на солнце лопатки, острые плечи и тонкую шею. Корвич заметил, как лицо юного сноходца налилось пунцом, и, поджигая сухую траву, понимающе улыбнулся.

– Окунись, – произнёс пленник над самым ухом. – Тебе нужно остыть.

Но Ньютон опустил взгляд и, поняв, что имел в виду пленник, лишь пристыженно отвернулся.

Скоро Аня вылезла из воды и прошла к своему рюкзаку, оставляя мокрые следы на камнях. Она отыскала в рюкзаке сухие вещи и ушла переодеваться за деревьями.

Поставив жестяные банки с тушёнкой на огонь, Гуру тоже оголил покатый от возраста, и всё же могучий торс, и пошёл к воде. В этот же момент вернулся Хосе и, небрежно бросив скупую горсть сухостоя возле костра, рванул к берегу, обгоняя учителя, резво оттолкнулся и с визгом и плеском ушёл в мутную воду.

Ньютон посмотрел на поверхность озера с внезапно замершим сердцем. Его словно отбросило в прошлое, в давно забытый сон, который когда то держал его взаперти, не давая пробудиться и выйти в мир снов. Лишь когда малыш вынырнул, струйкой выпустил воду изо рта и захохотал, наваждение ушло, и Ньютон задышал свободнее.

Корвич подложил ещё пару дровишек, поднялся на ноги и осторожно, чуть кряхтя от боли, стянул свитер. Ньютон тоже стал торопливо раздеваться, надеясь успеть до возвращения Ани и стараясь не смотреть в сторону «ожившего» стараниями счастливого Хосе, озера.

Пленник осторожно отодрал бинт от шрама вместе с кусками засохшей крови, встал на колени над водой и принялся осторожно умываться.

Гуру остался в одних трусах и, осторожно держась за скользкие камни, медленно погрузился в воду с головой несколько раз.

– Давай, Ньютон! – завопил Хосе. – Я тебе не дам утонуть, если что!

Ньютон хотел бросить ему «заткнись», но промолчал, с болью стягивая обувь. Он раздевался быстро и неуклюже, нервно поглядывая на кусты и думая, что в мире снов он бы не только отрастил руку, но и непременно преобразил своё тело до атлетических форм. А здесь, в этом дурацком месте, ему грозит предстать перед Аней худосочным дылдой с торчащими ото всюду костями. Изуродованный Корвич и тот выглядел лучше – под свитером оказалось крепкое спортивное тело. Кто бы мог подумать, что на дне мира снов можно попасть в ещё одну дурацкую, не поддающуюся метаморфозам реальность.

Ньютон прошагал к воде, ощущая неуютную шершавость камня под ногами, затем присел у берега и на примере пленника стал черпать воду и обмываться. Из-за того, что он не мог толком склониться над тревожной тёмной рябью, почти вся вода утекала сквозь пальцы раньше, чем он доносил её до тела, и всё же, это было лучше, чем ничего. Влажная прохлада приятно успокаивала стёртую кожу, синяки на коленях и ключицах, опухоль на лбу. Можно было бы взять флягу или кружку для удобства, но Ньютон слишком торопился.

– Эй, гринго, – Хосе подплыл к нему и посмотрел снизу вверх хитрыми выразительными глазками, чуть прикрытыми мокрыми ресницами. – Боишься намочить пёрышки?

Тощая загорелая рука малыша неожиданно прыгнула из воды в попытке схватить трясущегося на берегу Ньютона, но тот успел отклониться назад и неожиданно громко выпалил:

– Отстань!

Остальные бросили на них недоумённые взгляды.

– Да чего ты? – Хосе словно обиделся, но тут же снова рывком преодолел метровое расстояние, цепко схватил Ньютона за голень и потянул так сильно, что тот больно шлёпнулся на землю.

Ньютон впился в камни побелевшими пальцами. Ногу, обхваченную Хосе, поглотила холодная вода. Лёгкие вдруг сжались, и по всему телу пронёсся болезненный заглушающий импульс.

– Купаться, гринго! Купаться! – довольно протянул Хосе, продолжая тянуть, и лишь когда Ньютон заорал, словно ошпаренный, малыш отпустил его и ошеломлённый отпрянул назад.

– Пусти! Пусти! Пусти! – прокричал Ньютон, даже когда Хосе отплыл от берега на несколько метров.

– Ты чего, друг?

Ньютон подскочил на ноги и почти бегом вернулся к вещам. Он дышал так глубоко и часто, словно только что две минуты просидел под водой. Во рту откуда ни возьмись появился привкус тины.

Гуру, обтирающийся коротким полотенцем, озадаченно посмотрел вслед ученику. Корвич промолчал.

– Я просто… я же пошутил, – растерянно заговорил Хосе. – Чего такого то? Это же просто вода… Эй, Ньютон. Ну, прости, друг.

Вместо Ньютона ему ответил учитель, спокойно и одновременно сочувствующе:

– Давай вылезай, лягушонок.

Переодетая и посвежевшая Аня вернулась, когда мужчины покончили с водными процедурами, и с улыбкой спросила:

– Ну, как проходит банная вечеринка?

– Было бы лучше, если бы вода не воняла, – ответил Хосе, лежащий на нагретых солнцем камнях.

– Не думала, что ты такой чувствительный, – Аня сняла одну из банок с тлеющих углей.

– Я то – нет, – протянул Хосе. – Но вот мой нос… – он поглядел на озеро. – Кстати, почему вода стала такой… мутной и ароматной?

– Вы перебаламутили её, вот и всё. Со дна поднялись ил, тина, и прочие органические останки, – девушка насадила на вилку кусочек говядины, объятый паром, и с аппетитом отправила его в рот.

– Какие-какие останки? – малыш напряжённо нахмурился.

– Эй, Ньютон, – обратилась Аня к сноходцу, понуро сидящему в стороне ото всех. – Может, ты объяснишь?

Ньютон отрицательно покачал головой. Он мог бы объяснить, но сейчас ему совершенно не хотелось ни о чём говорить.

– Ну ладно, – девушка повернулась к Хосе. – Это озеро-колодец, по сути – затопленная пещера. Так что в её недрах наверняка немало перегнивших трупиков летучих мышей и каких-нибудь грызунов. Отсюда и специфический запах.

Хосе рывком приподнялся и брезгливо всмотрелся в коричневатую муть озера.

– Да ладно тебе, – усмехнулась Аня. – В давние времена такие озёра считались волшебными и даже полезными. А некоторые любители народной медицины и сейчас ими не брезгуют. Считается, что такая вода лечит травмы, благотворно сказывается на регенерации. Говорят, даже переломы заживают быстрее, если пару дней посидеть в таком вот озерце, – Аня посмотрела на Корвича, сидящего на берегу. – Правда, от приёма внутрь лучше воздержаться.