Читать книгу: «Одно небо над нами», страница 3

Глава 10

Елена

Сижу в машине и пытаюсь дышать ровнее. Слишком много всего разом свалилось. Держать себя в руках становится проблематично. Решила сразу домой не подниматься, чтоб негатив не нести. Думала успокоюсь и пойду.

Черт дернул новостную ленту открыть в телефоне. На основании запросов поисковик достаточно точно подбирает события. Первая из предложенных светских новостей имеет заголовок «Олег Чарский замечен в компании шикарной дамы на набережной Сочи».

Даме, судя по фотографии, и двадцати пяти лет нет, по поводу шикарности сомнений не возникает, ноги от ушек, попка – орешек, лица не видно: со спины снимали.

Неприятно. Так можно охарактеризовать мои чувства, хотя повод для обид явно отсутствует. Сама ведь решила: не захотела к нему в Москву переезжать. Меня тут всё устраивало, а выходит – «ни себе ни людям».

Крышку подлокотника открываю, достаю шоколадную конфету: они хранятся тут именно для таких случаев. Ударная сила серотонина против плохого настроения. Ну и на случай, если сахар упадет, всё-таки возраст.

Пузырьки карамельной начинки во рту лопаются. Ужасные, как по мне ощущения, но другие Агатка вынесла подчистую. Ей, в отличие от меня, можно есть сладкое в любых количествах. С детства была худенькая, каждое ребрышко проглядывалось. У знакомых глаза на лоб лезли, когда видели, как она по три котлеты в рот запихивала, одну за одной, оставаясь при этом тоненькой, едва не прозрачной.

Улыбка сама по себе появляется. При любых сомнительных обстоятельствах воспоминания из детства дочки настроение поднимают. Один из основных плюсов материнства.

Кладу руку поверх живота, к моему великому счастью, небольшого. Пресса как у дочки нет, но жир тоже отсутствует. Если бы у нас с Олегом тогда получилось, вернее, у меня бы выносить получилось… Возможно, моё решение было бы иным. Я так хотела знака от вселенной. Он и поступил, к сожалению – печальный.

Связь у нас осталась космическая, как иначе объяснить поступающее от него сообщение:

«Я тут недалеко от тебя, на фестиваль прилетел. Всего 300 км. Заехать?»

Делаю скриншот заголовков новостной ленты. Подписываю:

«Да, уже знаю», – отправляю ему. Его вопрос сознательно игнорирую.

Ответ тут же приходит:

«Б***. *** журналисты подпольные. Не верь им».

«Мне-то какая разница?» – набираю, и только потом задумываюсь, есть ли она реально? Или просто в меланхоличный момент залетело?

«Давай увидимся. Я очень соскучился», – в конце грустный смайлик. Он всегда был милым и ранимым.

Тут же кадры воображение подбирает из памяти – грустный Олег. Апогей был, когда он ко мне в больницу приехал. Прилетел. Больше трех лет прошло, а помню прекрасно тот день.

Память – вещь поистине волшебная, утром я утюг выключить забыла, при этом спустя годы я помню, как Олег плачущим выглядит.

«Можем поужинать где-нибудь вместе».

«Завтра», – отправляю вдогонку, но не успеваю.

«Сегодня в 8. Я за тобой заеду», – за полтора часа триста километров, это лихо даже для него, значит, уже не в Сочи.

Можно поупираться рогом, мол, сегодня не могу, устала, но почему-то не хочется.

«Договорились».

Развеюсь.

Последний раз в свет выходила в Анапе. Так себе поездочка вышла.

Поднимаюсь домой, еле плетусь, настроение слегка улучшается. Для меня всегда было важно мочь себя контролировать при общении с дочкой. Дети не виноваты в нашем плохом настроении, в трудностях на работе. В моем детстве у мамы не получалось взять себя в руки, она на мне частенько срывалась, если на работе подчиненные её заводили.

Когда жили с мамой, я порой приходила настолько уставшей, что сил не оставалось ни на что, она добавляла градуса, по итогу мы с Агатой цеплялись. Нравоучения на тему «не доводи бабушку» без слез не заканчивались. После возвращения к себе в Краснодар… Не помню даже, когда мы в последний раз с ребенком ругались.

Захожу в квартиру, с порога понимаю, что Агата занимается, современная ритмичная музыка её выдаёт. Одна из комнат отведена под тренировочный зал, по большей части для неё, но если мне совсем лень идти в спортзал, то могу порастягиваться дома, всем необходимым уголок оснащен.

– Гат, я дома, – сообщаю громко.

Ноги гудят, присаживаюсь на банкетку в прихожей. Разуюсь, и точно идти никуда больше не захочется.

По натуре я вообще не тот человек, который любит наряжаться. Мне не хочется на себе взгляды ловить, я их даже не замечаю. Но когда-то давно из просмотренного видео мне хорошо запомнилось – дочки берут пример с матерей, и если хочешь чего-то от ребенка, то должна сама поступать так же.

Почти в тридцать лет пришлось меняться, стала за собой следить ответственнее: никаких пучков, про хождение абсолютно ненакрашенной тоже забыла, растянутую одежду ношу только по «праздникам».

Первые полгода трудно было, дальше втянулась, зато Агата – девочка-девочка. Даже в оверсайз она выглядит милейшим образом.

– Мам, ты рано. Есть будешь? Я блинчики испекла, мясом начинила. Сегодня в универе была, план занятий взяла, о зачетах договорилась. И рульку копченую купила. Сваришь суп гороховый? – слишком много информации за десять секунд получаю от дочки.

– Суп? Ты хочешь суп?

Агата ручки на груди в просящем жесте складывает.

– Очень хочу! За сырками зашла. А там рулька эта несчастная, – вздыхает малышка. – Поняла, что жить без неё не смогу.

– Мне с тобой груш постоянно хотелось. Рулька, так рулька. Только уже на завтра перенесем. Ты как себя чувствуешь?

– Сейчас сил полна. До обеда мутило, недолго, – отчитывается, стоя с ровненькой спинкой.

– Стёпа звонил?

Мнется немного, глаза опускает.

– Я его не разблокировала ещё, – вздыхаем с ней вместе.

Можно нравоучение выдать, но я помню себя: эмоции долбят так, что с самоконтролем прощаешься. Не важно, что глупо. Ты это и сам понимаешь. Туда-сюда в черный список абонент летает. Я, даже будучи старше неё, так делала. От осинки…

– Малыш, то, что он с тобой поговорить пытается, уже хорошо. Значит ему не всё равно.

– Она у него в квартире была! Голая! Может они вообще, —опомнившись, ребёнок мой рот рукой закрывает.

– Понимаю тебя, что такое «больно», я знаю, но, если ему не расскажешь, хуже будет только тебе и ему, – подхожу и кладу руку на живот, совершенно плоский ещё. – Сейчас цветочки, когда родится, настанет настоящее «тяжело». Постоянно хочется рядом кого-то иметь, чтоб помогли. Позаботились. Когда Дина была в декрете я с ней постоянно дома оставалась, чтоб ей грустно не было и одиноко. Андрей на работе постоянно пропадал. И с тобой я буду, но это другое, мой зай, – обнимаю крепко детеныша своего. Гладить её – целая мука. Под пальцами косточки чувствуются.

– У тебя карма такая, от детей страдать, – произносит глупость, протяжно всхлипнув.

Сестра мне двумя своими беременностями нервишки пощекотала, конечно. Везде приходилось с племянником таскаться. И с дочкой тяжело бывало. Но страданиями это не назвать.

– Не утрируй, – смеюсь ей в волосы, уткнулась мне в шею и рыдает. – Агат, сейчас легче будет, чем после тридцати, к примеру. Иногда не стоит ждать, когда деньги появятся, когда на ноги встанешь – потом уже может быть поздно. По многим причинам. Раз так вышло, значит вовремя именно сейчас. Тем более ты не знаешь точку зрения Стёпы.

В какой-то момент, достигнув высот, можно просто не смочь. Хотя и очень хочется.

– Он Олю любит, всегда её любил. Её одну. А я повелась. Дура! —очень много воды из её глаз вытекает, смоет к черту весь мой настрой.

– На меня посмотри, – уже не сюсюкаюсь, сейчас не сработает. – Не надо решать за кого-то. Он уже мальчик большой, смог сделать ребенка – сможет и решение сам принять. Не решай за него. И жизнь облегчать ему тоже не надо. Люди привыкают по легкому пути идти. Не стоит, Агат. Ты свою жизнь полностью меняешь. Сможет и он измениться – при желании.

– А если я задеревенею, – глаза, похожие на мои, только напротив, расширяются в ужасе. – Даже если быстро восстановлюсь. Больше полугода пройдет. Мышцы забьются.

Да уж, это важно, пока что. А потом будет: хоть бы сильно не срыгивал, твердый животик, частые колики, спать не уложишь, кушать хочет – не хочет.

– Тебе это в первой? – спрашиваю.

Отрицательно головой качает.

Как она плакала, когда её в девять лет тянули во все стороны… Мне уши себе отрезать хотелось. С содроганием вспоминаю то время.

– Давай решать проблемы по мере их поступления? – в нос целую, Агата сквозь слезы морщится. – Задеревенеешь – решим. Может ты вообще решишь на очное перевестись, – таю надежду.

Ну, а вдруг? Против танцев ничего не имею, если что.

Теперь открыто смеется детка моя.

– Спасибо тебе, – оглядывает мокрые пятна на моей блузке. – Прости.

– Мелочи это, – отмахиваюсь, проходя в ванную, руки надо помыть. – Ты дома одна сможешь побыть пару часов?

– Олег приехал? – на пальчики поднимается, вытягивается в струнку довольная.

– Настолько предсказуемо?

– Нет, я просто в ленте фото его видела. Он рядом. Не может к тебе не заехать. На эту девку даже не смотрел! – сама наивность. Несколько лет ни на кого не смотрел, скажи мне ещё. – Мам, я очень жалею, что тогда против была, – в отражении ловлю её пристальный взгляд. – Сейчас понимаю, как тебе плохо было. Я эгоистка. Испугалась, что у вас родится ребенок, и я тебе не нужна стану. Поэтому и сказала, что в Москву не хочу переезжать. Прости меня.

Беру полотенце для рук, капли промакиваю, как только справляюсь – оборачиваюсь.

– Агат, во-первых, ты мне всегда будешь нужна. Больше, чем кто-либо. Никто этого не изменит. Во-вторых, я сама решила не переезжать, расстаться, ты в этом не виновата. Так было надо. В тот момент так было лучше, для всех. Поэтому очень тебя прошу, не грузись. Я хоть раз тебе говорила, что из-за тебя что-то пошло не так?

Никогда не говорила, она подтверждает.

– В том, что мы не справляемся, дети не виноваты.

Пока собираюсь, Агата поглощает блины, своими руками приготовленные. Мама моя счастлива бы такому аппетиту была.

В дверь стучать начинают. Олег мог раньше приехать, но он не поднимается никогда, знает, как остро на нарушение личных границ реагирую. Дочка смотрит в глазок и бледнеет. Ясно становится кто и зачем нас посетил.

На цыпочках от двери отходит.

– Мам, скажи ему, что меня дома нет. Пожалуйста, – когда на тебя так ребенок смотрит, отказать нереально несмотря на то, что обманывать плохо. – Обещаю, что скоро ему расскажу. На следующей неделе.

– Он на соревнования в понедельник что ли летит? – немного не удерживаюсь от сарказма. Произношу, правда, с улыбкой.

Развелось спортсменов да танцоров, я себя на их фоне недоразвитой чувствовать могу, но не хочу.

Стёпа вообще отдельная тема. Первый раз его видела, когда они ещё просто с дочкой общались, уже тогда чем он только не занимался: рукопашный бой, стрельба, восьмиборье, легкая атлетика. И ещё куча всего, даже воспроизвести не могу.

Лично я по козлу пройти в школе не могла. Из увлечений – крестиком вышивать умею, но не люблю.

Открывая дверь, думаю о том, что потакаю ей в последний раз, врать в моем возрасте уже несерьезно.

Степан если и не верит мне, то скрывает это прекрасно.

– Передайте Агате, чтобы меня разблокировала. Пожалуйста, – ему явно неловко. В прошлые разы был поувереннее.

– Хорошо, Стёп. Обязательно. Извини, чай не предлагаю, уже ухожу, – меня спасает сообщение от Олега – приехал.

Выключаю свет в прихожей и выхожу вслед за гостем в подъезд.

– Вы прекрасно выглядите, – сообщает, когда в лифте едем. – Всегда. Сегодня особенно, – умничка. Быстро сориентировался. Это вот «сегодня хорошо», по самолюбию бьет молоточком.

– Благодарю. Как сборы прошли? – Гата плакала, когда он вскоре после отъезда пропал, но я ведь не из тех, кто лезет.

– Спасибо, хорошо. В плане тренировок улёт, а так не без приключений. Парни накосячили, у всех телефоны отобрали. То ещё удовольствие без связи месяц, ещё и в лес выперли по итогу.

Чудесно. В большинстве случаев, всё происходит не так, как нам кажется, но придумать историю слезливую в своей голове: бросил, надоела – для девушки это святое.

– Женя, друг мой, должен был Агате сказать, – добавляет уже на улице.

– Женю знаю, он к нам заезжал. Про телефон, Стёп, не знаю. От тебя слышу впервые.

Взгляд парня темнеет, брови хмурит, не понимая, как реагировать. Сказанное мною, его не радует, дает повод задуматься.

Кто молодец – я молодец. Всем пищу для размышлений дала, теперь и сама могу перекусить.

Прощаемся рядом с подъездом.

Евгению я не завидую. Да и мальчик наш будет знать, что у Агаты есть повод обидеться.

Мне бы такое не зашло – даже сейчас.

Олег из машины выходит. Кепка, как всегда, на глазах. У публичности множество минусов. Именно они меня остановили когда-то.

Пассажирскую дверь мне открывает.

– На малолеток потянуло? Нежданно-негаданно, – произносит, ко мне наклонившись, когда я уже на сиденье уселась.

В первую секунду не понимаю, затем бегло на Степана смотрю, так и стоит – серьёзный и недовольный.

– Фантазия твоя безгранична, – смеюсь. – Он мне в сыновья годится. И нет, я в курсе, что в твоём круге общения это нормально, но для меня неприемлемо.

Олег кладет руку на сердце.

– Отлегло. Если и тебя на молодые тела потянет – мой мир рухнет, – быть (или казаться) искренним в Щукинском Олега научили прекрасно.

Проезжая мимо, смотрю на Стёпу с вежливой улыбкой. Полностью списать его со счетов мне вера в людей не позволяет, вдруг ещё зятем моим станет. Легкомыслием от него не веяло никогда. С моей слезливой и чуточку взбалмошной Агатой они неплохо смотрелись.

– Всё, хватит пацану улыбаться, – строго Олег говорит. – Совесть имей, мы с тобой год не виделись, а ты будто не рада меня видеть. Я вот ждал нашей встречи, – мы уже выехали с парковки придомовой, он останавливается и тянется на заднее сидение, выпрямляется уже с букетом цветов – очень красивый. Протягивает цветы и наклоняется для поцелуя. В последний момент успеваю отвернуться, губ только вскользь касается. Фыркает, – Райс, ну хоть бы вид сделала, что тебе приятно, а? Надо же быть такой негодяйкой.

– Видишь, боженька тебя от меня спас, – ныряю носом в цветы, он всегда находит пахучие, даже зимой.

– Язва, – цокает с деланным недовольством. – Когда ты в Москву? Или была да мне не сказала? Раньше почаще прилетала, хотя бы по работе своей.

– Давно не была. Пока что нет необходимости. Агата скоро полетит в Нурсултан, – привычней Астаной назвать, но не зря же у меня картами кабинет увешан. – Может быть до Москвы её провожу.

– Ты не полетишь с ней? – глубоко удивляется.

– Не паясничай, тогда ей пятнадцати не было, – говорю о времени, когда мы ещё вместе были, на большинство выступлений я с дочкой летала, если работа позволяла.

– Совсем большая стала? – о, да! Не представляешь, Олежа, насколько. Ещё немного и свыкнусь с мыслью, что бабушкой стану. В сорок. Предел мечтаний.

– Да, как и Федя. Как он? С тобой или с Настей? – о сыне Олег может говорить очень долго. Слушать его всегда увлекательно.

– Радует, Лен. Хорошим парнем растет. Пока я улетел – у Насти. – Жена его бывшая. – А так со мной. Она замуж у нас собралась, ребёнка ждут.

Вау! Она меня старше на пару лет. Завидная смелость.

– Здорово!

– Есть такое. Так-то и мы с тобой можем, – отрывает взгляд от дороги и смотрит на меня многозначительно.

Голову опускаю немного и взгляд ему возвращаю.

– А кроме меня тебе не с кем «мочь» больше? – легкое недомогание накрывает.

– Я с тобой хочу именно. Только с тобой, – по-мальчишески открыто улыбается Олег.

– Девушка на фото тоже такая… Интересная, – облизываю губы в предвкушении его ответа.

– Приятно, что ты ревнуешь, – ага, конечно. Жди. – Но боже меня упаси с малолетней охотницей так плотно связаться. Уже возраст, Леночек, пора взрослеть. Снять что-то по-настоящему стоящее хочется, а не размениваться. Денег достаточно заработал, теперь можно попытаться в историю войти, – смеется. На деле – скромничает, могу сходу несколько фильмов с ним отличных назвать.

– В качестве режиссёра?

– В качестве всех. И режиссёра, и актёра, и сценариста. Будешь смотреть? – уточняет игриво.

– Ну а как же! Дома с пивом, – которое я не пью, от слова совсем. – И семечками.

– Нет, на премьеру со мной пойдешь. Я сценарий писал больше трех месяцев, полное погружение. От всех проектов отказывался, чтоб не отвлекало. По окончанию вовсе звать перестанут. – Очень сомневаюсь. На вид Олег не здоровенный, но очень харизматичный и притягательный. И камера, и зрители, таких любят. – Пофиг. Снимать у вас тут будем, неподалеку. Сможем чаще видеться, – подмигивает.

Всю дорогу до ресторана он увлеченно о предстоящих съёмках рассказывает. Каждый раз он картиной болеет. Горит. Проживает целую жизнь, меняет образ жизни. Когда мы начинали общаться, слушала его рот открыв, настолько для меня было всё далёкое, нечто сказочное. Вот и сейчас он эмоционально рассказывает, как кастинг первичный проходил, жестикулирует. Заслушаться можно, что я и делаю.

– Ресторан новый, отзывы слышал хорошие. Надеюсь понравится, – для него реально важно, чтоб окружающим было комфортно. Помогает мне усесться в кресле удобнее.

Спустя часа полтора Олег пересаживается поближе ко мне, до этого мы сидели друг напротив друга.

– Было вкусно, – сообщаю, глядя ему в глаза.

– Ты почти ничего не съела.

– Не съела, потому что чем старше я становлюсь, тем тяжелее вес на месте держать, – это боль, конечно.

– Начинается. Сюда посмотри, – Олег тянется через стол за телефоном. Галерею открывает, в ней папку находит, внутри всё сжимается, вместо названия у неё сердечко – красненькое.

Как же у него милым таким быть выходит?

– Это мой антистресс, – начинает фото показывать, видео короткие. Наши совместные. Их так много. С отдыха.

Пару раз мы с ним вдвоем выходные на Красной поляне проводили. Где-то запечатлены только наши ноги на фоне костра огражденного; на плетеном диванчике в плед завернувшись лежим; где-то пальцы сплетенные; где-то обнимаемся, так что лица моего не видно.

На одном только видно обоих: валяемся на постели, одетые, смеемся –

даже не знала, что он фотографировал. С ума сойти какой прыткий. Трогает.

В самом конце снимки находит, которые я ему отправляла в первый год знакомства, они разные, где-то дурашливые, где-то просто в моменте. Он просил постоянно.

– Зачем ты это хранишь? – разглядываю ноги свои, из прошлого, с разных ракурсов.

– Эстетика, Рай. Где я ещё на красоту такую найду? Сейчас испортила, – бесцеремонно юбку мою приподнимает повыше, открывая вид на нижнюю часть бедер, – Вот ты смотри, – пальцами обхватывает, слегка поднимает, – Куда ноги дела? Кормить тебя и кормить.

– Ты чего разошёлся? – отстраняюсь, сажусь подальше. – На кастинге поищи, – губу закусываю, чтоб не смеяться.

– Там не такие. Есть длиннее, ровнее, худее, но таких охуенных нет. Они мои музы, – в обратную сторону фото листает.

Закрываю лицо ладонями и смеюсь в голос. Его подачу просто видеть надо, устоять невозможно. К моменту нашего знакомства я килограмм пять своей боли скинула. Худышкой не была абсолютно. Килограмм шестьдесят пять весила точно, на мой взгляд – это много. Сейчас на десяток меньше. И он хочет сказать, что было лучше? Ну-ну.

Глава 11

Степан

Смотрю на фотографию и понять не могу, какого черта? На ней Агата и её мама изображены.

Полной уверенности в том, что девочка на снимке – Агата, у меня нет. Девочка на фото маленькая, лет восемь от силы. Но Елену Александровну спутать с кем-то почти нереально. Огромные выразительные серые глаза и длинные, вьющиеся волосы из толпы её всегда выделяют. На фото она полнее, чем сейчас, но узнаваема. Они дорогу переходят, за руки держась. Агата шляпку свободной рукой придерживает, семенит за мамой – видно, торопится. Такая же худенькая, как и сейчас. Ручки – веточки.

Откуда их фото у Лёхи? Почему хранит его в столе своем? Тем более старое. Версия только одна, и она меня ой как не радует.

Он брат отца. Они близнецы. Его дети фактически мне ближе, чем двоюродные. В холодный пот махом кидает.

Как назло, его в городе нет, звонить ему в Куртамыш – смысла нет.

Фотографию на стол бросаю. Пиздец. Помещение давить начинает. Хожу от стены до стены. Можно у отца спросить. Ещё пару лет назад они были близки. Отец может знать, но за спиной обсуждать – совсем не по-мужски. Падаю на кожаный диван, стоящий в кабинете. Лучше бы не искал этот долбанный пропуск, из-за которого я в стол полез.

Массируя большим и указательным пальцами глаза, стараюсь успокоиться. Плохо выходит.

Три дня думать о том, тра*л ли я свою сестру, у меня выдержки не хватит. Забиваю на то, что зол на неё, хотя она и не виновата в том, что Женя – мудак, умолчал о моей ситуации. Бегает от меня-то она! Ска…

В такие моменты не понимаю себя: зачем мне весь этот гемор с отношениями?

***

Через сорок минут спускаюсь по лестнице в подъезде Агаты. Олень, другими словами не скажешь. От мысли, что она может сидеть в квартире и тупо не открывать, пелена алая глаза застилает. Я бы, блд, всё объяснил!

– Стас, чего ты от меня хочешь? Как я могу помочь в растаможке, ответь? Приехать самой груз доставить или танкер толкнуть? – снизу, через пролет, слышится голос Елены Александровны. Наклоняюсь через перила. Она выглядит очень уставшей, к стене спиной прислонилась, голова запрокинута, глаза закрыты. – Тебе платят за организацию этого процесса, а мне за документооборот. Так какого, – она выдыхает, явно мат удерживая. – Ты мне звонишь в десятом часу? Готова поспорить из дома, а я, блин, только поднимаюсь к себе. В подъезде стою. Если не справляетесь, давай на общем собрании рассмотрим вопрос, может посоветует кто-нибудь выход.

Не надо иметь семи пядей во лбу, чтоб понять куда она клонит. Интонация свидетельствует о том, что «Стас» не справляется с возложенными на него обязанностями, так бы Лёха сказал.

Прятаться от неё не хочется, как и подслушивать, поэтому шумно продолжаю спускаться, намеренно делаю топот погромче.

Елена Александровна меня замечает – прощается с собеседником быстро.

Здороваюсь первым.

– Здравствуй, Стёп, – отталкивается от стены, выпрямляясь. С виду можно подумать, что и она балетом занимается. Для своего возраста выглядит прекрасно: можно легко десяток лет скинуть, только цепкий взгляд выдает. В нём много всего собралось с годами. – Ты к нам в гости приходил? – Киваю в ответ, она продолжает. – Агаты дома нет, она уехала с друзьями, – по выражению лица понятно: ей эта поездка не по душе. – Они в Лагонаки уехали.

Вспоминаю, точно! Слышал же сам. Забыл. Проблемы родителей сбивают с ритма.

– Я ей говорила, что ты заходил, и за разблокировку, и за Евгения тоже, – приподнимает уголок губ. Её сдержанность даже не удивляет, скорее покоряет. Моя бы мама в такой ситуации уже верещала, что происходит немыслимое! Недопустимое! – Еды дома нет, могу чай предложить, – слегка наклоняет голову в ожидании ответа

Ей же домой хочется – я задерживаю.

– Агата говорила, что вы не любите готовить, – произношу с улыбкой. Каждый раз, когда приходил в гости, она меня угощала чем-то вкусным – мамой приготовленным. При этом рассказывала, что мама не горит этим делом.

– Неблагодарные дети, – резюмирует она, по-доброму усмехаясь. —Месяц будет исключительно сама готовить. Спасибо за информацию, – заканчивает, уже начиная подниматься.

– Спасибо Вам за предложение, я поеду лучше. Давайте помогу, —только сейчас замечаю в её руках толстую папку с документами. Она отдает молча. – Домашняя работа?

– Да, не моя. Цыплят своих проверять буду.

Общаться с ней было всегда легко. Хотя «общаться» громко сказано. Виделись мы не так часто, в гостях у них так и вовсе дважды встречались. Она почти каждый день поздно возвращается, да и у меня не много свободного времени.

***

Дорога до Лагов занимает от силы часа три, количество штрафов волнует не сильно в этот момент. Тем более тачка Алексея: мою отец отобрал за то, что я Олю обидел – выгнал из своей квартиры за очередную истерику после того, как Агата сбежала.

Теоретически можно было спросить у Елены Александровны, что их с Лёхой связывает. Только вот я уверен: послала бы она меня далеко. Мама Агаты за словом в карман не полезет.

Абсурдно, конечно. Если бы Агата была дочерью дяди, Елена Александровна не стала бы ко мне хорошо относиться, фамилия-то одна. Но не зная, какие у них взаимоотношения, провоцировать не хочется.

Через знакомых девчонок – тоже балеринки – узнаю точную геолокацию. Уже на подъезде к базе слышу: музыка из домика орет сумасшедше. Пздц. Скоро час ночи. По классике – всё как я не люблю. Шумно. Темно. Бухой народ. И моя Агата там.

Дежавю.

Как бы парни не хорохорились, найти её труда не составляет: мало кто хочет со мной связываться. Весовые категории у нас – два к одному, не в их пользу.

Агата сидит поодаль от остальных, на качелях, почти у самого леса. Вздыхаю. Умница. Забралась. Инстинкт самосохранения напрочь отсутствует?

– Поехали, – стараюсь сдержаться, но не выходит. Голос грубо звучит. Агата вздрагивает, как только говорить начинаю. Подскакивает. Оборачивается испуганно. – Поговорить надо, – слова растягиваю, чтоб хоть как-то контроль держать. Противоречия разрывают. Соскучился адски и бесит ужасно своим поведением. – Задолбала бегать уже, – добавляю, когда уже тащу её к машине, почти что силком.

– У меня вещи в комнате наверху остались, – первое, что произносит, оглядывается в сторону домиков.

Начинается. Забежит в комнату и закроется.

– Подружек попросишь забрать, – обрубаю.

Не хватало ещё тут за ней бегать.