Роман маленькой женщины

Свежая струя любопытного оживления охватила душу Елены Николаевны. Этим Балагиным были полны умы всех интересующихся литературой. Молодежь постоянно говорила о нем, каждого нового произведения его ждали все. Елене Николаевне никогда не приходило в голову представлять себе его живым, обыкновенным человеком. Таким далеким, совершенно немыслимым в их серой будничной обстановке представлялся ей писатель.

– И мы можем с ним познакомиться… через Пржемовича! – захлебываясь от волнения, трещала Валя.

– Ну, зачем!.. – смутилась Елена Николаевна.

– Как зачем! – удивленно воскликнула Валя и даже приостановилась.

Елена Николаевна и сама не знала. Просто ей стало страшно и неловко, она сразу почувствовала себя глупой и незначительной.

Еще издали они увидели за одним из столиков знакомого студента Пржемовича, возбужденно разводившего руками, и незнакомую фигуру в мягкой светлой шляпе.

– Смотри, смотри… вот он! – шептала на всю аллею Валя, зачем-то цепляясь за руку Елены Николаевны и толкая ее всем телом.

Девушки степенно прошли мимо, бросая смущенно-любопытные взгляды из-под полей своих шляп.

Писатель Балагин сидел боком к столику, довольно красиво положив ногу на ногу и сдвинув на затылок светлую шляпу. Студент что-то рассказывал ему, и по тому, как преувеличенно развязно жестикулировал он, было видно, что он смущается, чувствует себя неловко и изо всех сил старается показаться умнее и естественнее. Балагин слушал его внимательно, но хмуро. Мимо то и дело проходили барышни, студенты и гимназисты, притворявшиеся, что так себе, просто гуляют, и совершенно очевидно не спускавшие глаз с писателя. Балагин иногда взглядывал на них и чуть-чуть отворачивался. Барышни не замечали, что он украдкой следит за ними, и когда, пройдя до конца аллеи, они поворачивают назад, Балагин еще издали встречает тех из них, которые моложе, стройнее и красивее. Молодежи, наоборот, казалось, что писателю неприятно это назойливое внимание. И то же показалось Елене Николаевне.

– Ему, должно быть, страшно надоело это глазенье! – тихонько сказала она Вале.

– Мало ли чего! – засмеялась та. – Вольно же ему было делаться знаменитостью!

Из толпы выделились к ним Хлудеков и Котов, учитель гимназии, слабогрудый, озлобленный и уже пять лет влюбленный в Елену Николаевну человек. У Хлудекова был вид преувеличенного небрежения, а Котов язвительно усмехался тонкими, пересохшими от внутреннего жара губами.

– Здравствуйте, – сказал он, – и вы тут! Елена Николаевна инстинктивно обиделась.

– Что за странное замечание?.. Почему мне и не быть здесь… Я каждый вечер здесь гуляю, и вы это отлично знаете.

– Конечно, любопытно! – вызывающе вмешалась Валя. – А вам завидно?

– Удивительно! – мгновенно побледнев, процедил Котов, с ненавистью скользнув по ее лицу глазами. – Я только не понимаю этого провинциализма… смешно, ей-богу!

– Слушайте, не точите яду! – отрезала Валя. – Вы сами нам двадцать раз рассказывали о своем знакомстве с Чеховым!

– Да и что ж тут такого? – сдержанно заметила Елена Николаевна. – Это так естественно… Люди, без сомнения, интересные…

– В каком смысле? – с деланной небрежностью отозвался Хлудеков, неприятным взглядом прищуренных глаз досказывая что-то двусмысленное.

– Как в каком? – с удивлением переспросила девушка.

– Ну да… в каком?

– Я не знаю, чего вы добиваетесь! – с внезапным раздражением сказала Елена Николаевна. – Вы сами прекрасно понимаете, что для того, чтобы сделаться писателем, надо кое-чем отличаться… по крайней мере, несколько глубже понимать и тоньше чувствовать, чем другие…

– Вы, кажется, думаете, что писатели какие-то особые существа, не похожие на простых смертных? – иронически процедил Хлудеков.

– Да… пожалуй, и так! – с подчеркиванием ответила девушка, вызывающе глядя прямо в глаза Хлудекову.

«А ты как! – с угрозой подумал Хлудеков. – Ладно…» Ему страшно захотелось напомнить ей, что все-таки она слишком зависима от него, чтобы говорить таким тоном. Но Хлудеков не нашелся, как выразить это, чтобы не было слишком прозрачно, грубо, по-купечески, и промолчал. Девушка, как бы угадывая его мысли, смотрела ему в лицо горящими глазами и не опускала их до тех пор, пока он невольно не отвернулся.

Тогда отвернулась и она, с презрительной гордой усмешкой. Но это напряжение сразу упало, и девушка почувствовала себя оскорбленной, униженной и жалкой.

– Да чего вы все так взъелись? – вмешалась Валя, стремительно приходя на помощь подруге. – Неужели вам, в самом деле, завидно?.. Стыдитесь, господа! Это мальчишество!

Хлудеков принужденно засмеялся.

– Сами вы еще недавно хвалили Балагина и смеялись над буржуазией, которая его не понимает… А теперь… Надо быть искреннее!

Хлудеков смешался, но Котов, который с наслаждением видел его поражение, тем не менее вдруг вмешался. Он начал хитро и запутанно доказывать, что буржуазия, не понимающая ничего нового ни в жизни, ни в искусстве, как таковая вызывает протест, но что касается этого прославленного Балагина, безотносительно, конечно, то его погоня за новизной, во что бы то ни стало – иногда просто нелепа. Он говорил долго и даже как будто с неподдельным жаром, но все время казалось, что говорит он не о писателе, а просто о человеке Балагине, против которого у него вспыхнуло недавнее личное раздражение. Валя пыталась спорить, но Котов с чахоточной злостью ловко разбивал ее наивные доводы и наконец заставил замолчать. В голосе его звучало торжество, а Хлудеков улыбался молча и язвительно, и нельзя было понять: над кем он смеется – над Валей, писателем или самим Котовым.

Девушки ходили, потупившись, и у обеих было такое чувство, точно они участвуют в чем-то нечестном и некрасивом. Но в ту самую минуту, когда Котов уже начал снисходительно растягивать слова, как бы изрекая всеми принятые истины, Валя вдруг неожиданно вскрикнула:

– Смотрите, Пржемович нам кланяется… Вот бы познакомиться!

Студент, имея гордый и взволнованный вид, который всеми силами скрывал, действительно привстал из-за столика и кланялся.

– Елена Николаевна, Валентина Петровна! Присаживайтесь к нам. Позвольте вас…

Елена Николаевна страшно смутилась, но Валя, отчаянно зарумянившись, с каким-то жадным движением повернула к столику.

Черные глаза Балагина, которым глубокая складка на лбу придавала суровый и сосредоточенный вид, поднялись им навстречу, и в них что-то засветилось. Елена Николаевна не поняла что, но ей показалось, что это – насмешка над их наивностью. На мгновение она ощутила крепкое и довольно продолжительное пожатие теплой мужской руки. Загремели стулья, и знакомство состоялось.

Начался нудный и пустой разговор. Пржемович старался всех увеселять, был преувеличенно фамильярен с писателем и ежеминутно, довольно неудачно, острил. Хлудеков имел такой вид, точно его насильно принудили сесть к столу, и молчал. Котов пытался незаметно быть злым, но выходило некрасиво, и он уже действительно злился чахоточной болезненной злостью, от которой становилось тяжело, а барышни сидели чересчур скромно, точно гимназистки на экзамене. Елена Николаевна совсем не смотрела в сторону Балагина и все время нервно перебирала цепочку своей маленькой сумочки, а Валя, чуть-чуть раскрыв рот, не спускала с писателя глаз и хихикала каждому его слову. Балагин, видимо, чувствовал себя неловко. Говорил он мало и чересчур обдуманно, стараясь, чтобы каждая фраза была оригинальна и имела большой смысл. Это было трудно и, очевидно, связывало его по рукам и ногам.

– А вы знаете, Алексей Павлович, – любезно склабясь, сказал Пржемович, – Елена Николаевна ваша большая поклонница.

Елена Николаевна быстро взглянула на Балагина, вспыхнула, как девочка, и сделала такое движение, точно хотела отрицать это. Балагин принужденно поклонился, но видно было, что это ему приятно. После он то и дело особенно внимательно посматривал на Елену Николаевну, и глаза его неуловимо скользили по ее лицу, плечам и груди.

Это волновало девушку, она чувствовала взгляды, хотя ни разу не поймала их, и ей все хотелось уйти. Как только разговор на минуту затих, она стала звать Валю домой.

– Что вы так рано? – спросил Пржемович.

– Так, я устала… – ответила девушка, вставая и не подымая глаз.

Провожать пошли Хлудеков и Котов, и всю дорогу шел прежний, но еще более неприятный разговор о писателе. До нелепости было очевидно, что дело вовсе не в писателе, а в оскорбленном мужском самолюбии. Поэтому Елена Николаевна просто отмалчивалась. Но зато Валя с наивной откровенностью все приставала к ней:

– А правда, Леночка, какой интересный?.. Особенный какой-то… Сразу видно, что это не то, что наши кавалеры…

– Благодарю, – с притворной шутливостью, но зло ответил Хлудеков.

Валя смутилась.

– Я не о вас… – возразила она, но так неудачно, что стало совсем неловко.

Расставаясь, прощались холодно и принужденно. Когда мужчины отошли, девушки расслышали, как Хлудеков что-то сказал, а Котов визгливо и злорадно засмеялся…