Гибель Марса

– Правильно! – ткнул пальцем в его сторону Мамырин, – Правильно! Дай я тебя поцелую.

Они облобызались. После этого Жора Мамырин налил еще водки, а Федор Березин незаметно и брезгливо вытер губы и подмигнул мне.

Какой метеорит, удивился я, а как же система “Глоба” из пяти телескопов-сторожей в Доломитовых горах, которая прикрывала Столицу от подобной опасности? Что-то здесь не сходилось. Что-то, отцы мои, они не договаривают. Федор Березин по роду службы должен был знать о подобных вещах, но почему-то промолчал. Наверное, он решил морочить голову Жоре Мамырину и тянуть время.

– Я даже больше скажу. Надеюсь, ни для кого не тайна?! – Федор Березин сделал вид, что настал его звездный час. – Нам все известно об астросах. Если бы они захотели, что в течение суток захватили бы власть на Марсе.

– Молодец! – обрадовался Мамырин. – Дай я тебя поцелую.

Они снова облобызались.

Пока они все это проделывали, я вертел в руках Лехину трубу и чисто автоматически набирал номер телефона своей бывшей жены. Набирал и сбрасывал. Набирал и сбрасывал. А потом в какой-то момент сбросить забыл. К моему великому удивление труба ответила:

– Алло! Я слушаю.

– Привет… – растерянно произнес я.

Ведь я помнил, что час назад (вернее, в среду?) связь напрочь отсутствовала. Неужели заработала?

– Наконец-то, – сказала Полина Кутепова. – Я тебя пятый дней разыскиваю. Ты где был?!

– Нигде, – сказал я, потому что надо было что-то сказать. – Сижу здесь.

– Ты плохой отец – Наташка весь день прождала тебя.

– Сегодня же среда, – неуверенно сказал я. – Или четверг?

– Какая среда? Какой четверг? Ты опять напился?!

– Нет, – соврал я, – трезвый как стеклышко. На этот раз хуже.

– Что-то случилось? – она сразу изменила тон.

– Случилось, – сказал я загробным голосом. – Нам нужно встретиться.

– Хорошо, – согласилась Полина. – В пятнадцать у главпочтамта.

– Какого? – спросил я.

– Конечно, петербургского. И не опаздывай!

– Бегу! – крикнул радостно я, подскакивая.

– Ты куда собрался? – ревниво спросил Леха.

– На почтамт! Мне нужно!

– Ты спятил? – кисло осведомился он.

Жора Мамырин, как мне показалось, тактично промолчал, но я почувствовал, что он меня то ли порицает, то ли предостерегает от неверного шага.

– Ребята, мне жена назначила свидание!

– Где?! – закричал Леха. – Ты подумай! Весь центр уничтожен. Невский – сплошные развалины.

– А почтамты?

– И почтамты тоже!

Я с надеждой посмотрел на Жору Мамырина. Он развел руками. Значит, Леха прав. Нет, такого не может быть! Значит, все, что произошло за эти два дня, было нереальным. А реальность там, откуда звонила Полина Кутепова. Я запутался. Мозг отказывался верить. К тому же я так и не понял, какой сегодня день: с утра была среда, Леха заявил, что уже четверг, а Полина Кутепова – что понедельник – раз мы с Наташкой в воскресенье должны были кататься в Сокольниках на русских горках. Все смешалось именно в доме Жоры Мамырина. Какая-то сплошная парафизика. В каком бабоне она стала реалом, трудно было понять.

– Позвони жене и расспроси, где она находится, что делает и главное, что видит, – предложил Леха.

Я снова набрал номер Полины Кутеповой. На этот раз звонок был долгим, протяжным, и я уже знал, что более бессмысленного звонка не бывает.

– Связи нет, – сказал я.

– Ну вот… – покривился Леха. – Дай наберу.

Я продиктовал номер. Леха долго слушал трубу.

– Ну? – спросил я.

– Баранки гну! – зло ответил Леха и сунул телефон в карман.

– Что посоветуешь? – спросил я у Жоры Мамырина.

Надо было заканчивать разговор и под любым предлогом убираться. Является ли Жора Мамырин резидентом или нет, сейчас не имело большого значения. Потом во всем этом разберемся. Главное – убраться и подальше.

– А что советовать? Отправлю я вас, куда надо! Если вы, конечно, согласны?!

– Мы согласны! – за всех расписался Леха.

– Ну и отлично. Значит так – прямиком в другой бабон, на базу. Люди нам, конечно, не нужны. Каменов и так хватает. А черных ангелов из вас сделают. Будете жить, как у Христа за пазухой. Супероружие дадут. Попутешествуете по галактикам. Но всех отпустить я, конечно, не смогу… – Жора Мамырин почему-то поглядел на меня. – Один должен остаться.

Я ничего не понимал – ну, хорошо, я останусь, а где это видано, чтобы военный летчик переходил на сторону врага. Федор Березин явно не захочет перекодироваться. Значит… значит водку мы просто так пили, не по-русски, не по-каменски – даже не знаю как. И земной искренностью здесь не пахло.

– А зачем? – удивился я.

Жора Мамырин поморщился.

– На всякий случай.

– Какой? – спросил я, делая вид, что наивен до наивности.

– Чтобы остальные не артачились. А то разные встречаются, – он почему-то кивнул на дом, из которого мы чудом сбежали.

Тут до меня дошло: в подвалах и комнатах сидели и умирали те, кто отказались стать черными ангелами. Значит, ничего не изменилось – та же самая политика, что и на Земле – принуждения и господство одних классов над другими.

– К тому же, помнится, Лука назначил тебе свидание.

– В “Астории”, – кивнул я.

Ясно было, что через меня он хотел выйти на Луку. Но ведь Лука мертв! Тогда о чем разговор?

– А если не получится? – влез в разговор Леха?

– В смысле? – удивился Жора Мамырин.

– Ну вот он ходил, ходил, и по базам тоже… – Леха ткнул в меня пальцем в качестве дурного примера, – и хер у него что-то вышло…

– И где он был?

– Да тоже в каком-то задрипанном бабоне.

– Стоп! Стоп! – встревожился Жора Мамырин. – В каком бабоне? – Он даже, словно глуховатый, приложил ладонь к уху.

– Не знаю… – беспечно сказал Леха. – Тот, в котором пропал “Абелл-085”? – Леха невинно посмотрел на меня.

– Ты что… был на это звездолете?.. – удивился Жора Мамырин. – Он же пропал черт знает когда?!

– Был, – попытался отшутиться я. – Вместе с одним типом, – я многозначительно посмотрел на Леху, чтобы он заткнулся.

Но Леха и ухом не повел. Похоже, он так и не понял, что Жора Мамырин живет в персональной петле времени – бабоне под названием Троя. Лично для меня Жора Мамырин тоже ассоциировался с честным и неподкупным журналистом, каким он был лет тридцать назад. Но с тех про много воды утекло.

– Как тебе удалось? – поинтересовался Жора Мамырин, – Технология перемещения известная только нам одним.

Я не успел спросить – кому именно и почему монополия на перемещение принадлежит только каменам, как Леха ляпнул:

– Он еще и цекул!

Я давно подозревал, что у Лехи разжижение мозгов, но не до такой же степени. Впрочем, что знаю двое, то знает и свинья – Жору Мамырина необязательно было посвящать в подробности моей биографии. Единственное, я был благодарен Лехе за то, что в пылу откровения он не упомянул об альдабе. Хотя Жора Мамырин наверняка знал об альдабе и чоппере лучше нас с Лехой.

– Цекул?! – Жора Мамырин подскочил.

Бутыль с водкой угрожающе закачалась. Мы напряглись. Леха однако успел ее подхватить – не пролилось ни капли.

Казалось, Жора Мамырин настолько опешил, что не сразу сообразил, о чем идет речь. Моя внешность не ассоциировалась с цекулом, потому что никто никогда их не видел.

– Цекул, цекул, – многозначительно подтвердил Леха.

Наступило тягостное молчание. Соня Бергамаско замерла, как слоновая мышь, которая не знает, куда бежать. Жора Мамырин соображал, может ли цекул быть опасным прежде всего для него самого. Федор Березин с плохо скрываемой тревогой смотрел на Леху, который наконец понял, что обмишурился.

– Я хотел сказать, что мы решили, что он цекул. А он никакой не цекул…

Все пропало – сейчас нас потащат в подвал, понял я.

– Так, это меняет дело, – сказал Жора Мамырин, не слушая Леху.

С каменным лицом он поднялся из-за стола.

– Каким образом? – спросил я, делая вид, что ничего не произошло.

– Каким? А очень простым: цекулы наши враги. Вот что, ребята… – добавил Жора Мамырин, – связи я вам не дам! И вообще…

Это “и вообще…” прозвучало как приговор. Леха посерел. А Федор Березин вдруг со всей армейской прямотой бесстрашно произнес:

– Павлины, говоришь? – и хмыкнул.

По-моему, я слышал эту фразу в каком-то хотя и древнем, но тем не менее отличном боевике, где в песках наши предки воевали примитивным оружием.

– Павлины, не павлины, а пойдете снова в подвалы. Петрович!

Не успел он произнести эти слова, как словно из-под земли выскочил Петрович со своей берданкой и прицелился в нас. Вслед за ним из тех же кустов вывалили примерно два десятка каменов во всем черном и со штурмовыми автоматами в руках. Их плащи развивались, как крылья черных ангелов. Один из них мне показался знакомым. Где-то я его видел. Это была реакция на подсознательном уровне: взглянул и забыл. Дело в том, что у меня не было знакомых среди каменов и черных ангелов, поэтому я решил, что ошибся.

– Петрович! – злорадно объявила Соня Бергамаско, – пора гостям и честь знать.

Я не успел пошевелиться, как мне заломили руки, а мой пистолет перекочевал к Петровичу. Он радостно завопил, размахивая им “Ага-а-а!..” Соня Бергамаско с тихой, безотчетной радостью на лице: “Я всегда права!”, протянула к нам свои кровавые пальчики с не менее кровавыми ногтями. Жора Мамырин, окончательно уверовав в свои силы, скомандовал: “Тащите гадов! Тащите!” Наконец камены сделали то единственно, что к чему были готовы – прицелились в нас из всех своих автоматов и щелкнули затворами.

В результате произошло то, что и должно было произойти: мы все впятером переместились. Леха с Федором Березиным – потому что от страха вцепился в меня. Ну а Петрович с каменом за компанию, потому что держали меня за руки. И, конечно, если бы я не испугался, ничего бы не свершилось.

В общем, выкинуло нас назад – под красную черепицу и ажурные водостоки Староконюшенного переулка – назло врагам и недругам. Ни Жоры Мамырина, ни его сумасшедшей подруги – Сони Бергамаско рядом не было. Не было и каменов в черных плащах. Остался лишь один Петрович, который, оказавшись в одиночестве, мгновенно утратил всю свою безнаказанную наглость.

Камен, показавшийся мне знакомым, словно испарился, а Петрович, с перепугу бросив на дорогу пистолет и берданку времен царя Соломона, задрал руки. Он был ошарашен.

– Вот видишь, – злорадно сказал Леха, – власть переменилась, – и лягнул Петровича в зад.

Петрович ойкнул. Зная Лехину натуру, я не особенно удивился.

Леха как бы невзначай поднял ружье и стал его разглядывать, между делом направляя ствол в сторону Петровича.

Петрович отбежал на пару шагов, потирая задницу.

– Э-э-э… поосторожней!

– Ты над нами издевался? – желчно осведомился Леха.

Петрович что-то промычал и жалобно посмотрел на меня, ища защиты.

– Издевался? – спрашивал Леха, в открытую направляя на Петровича ружье.

– Пока, отец, – сказал я, быстро поднимая свой огромный черный пистолет с вычурной скобой и ожидая преследования то ли со стороны Жоры Мамырина, то ли – каменов, то ли еще бог весть кого. – Оставь его, – велел я Лехе.

– Нет, я с ним разберусь! – распалялся Леха.

– Надо сваливать, – сказал я, с тревогой оглядываясь в обе стороны Староконюшенного переулка.

– У… гад… – прошипел Леха.

– Сынок, вы куда?.. – жалобно спросил Петрович, обращаясь ко мне и к Федору Березину как к единственному спасению.

– Домой!

– А как же я?

– И ты тоже домой, – я показал на филенчатую дверь, в которую мы с Лехой недавно ломились.

– А куда идти, детки? Я здесь ни разу не был…

– Туда иди, – сказал я, показывая на дверь.

– Отсюда войти невозможно, – произнес он странную фразу, – если ее не открыть с той стороны.

– Иди! Иди! – злорадно крикнул Лека.

– Братцы! – бухнулся Петрович на колени, – не бросайте!

И он в двух словах объяснил, что всю жизнь провел в бабоне – вначале садовником, потом – тюремщиком, что он – раб Сони Бергамаско и что никогда в жизни не был за стенами, исключая того случая, когда я его вытянул из-за двери.

– Я самая распоследняя сволочь! – покаялся он.

– Вот это да! – изумился Леха Круглов. – Никогда не думал, что в центре Столицы вражеское гнездо!

– Иди, папаша, с глаз долой, – сказал я, – нам некогда с тобой возиться.

– Зря ты его отпусти… – с сожалением произнес Леха.

– Пусть идет, – сказал Федор Березин. – Не убивать же его в самом деле?!

– Спасибо… – поклонился Петрович до земли, – век не забуду!

– Топай, топай, – сказал Леха. – Наши из тебя все равно пельмени накрутят.

Эта минутная задержка спасла нам жизнь. Не успели мы расстаться с Петровичем, который потерянно побрел в сторону Пречистинки, и сделать пару шагов по направлению к легкомысленной Лехиной “тигвере”, которая стояла напротив клуба “Африканда”, как она взорвалась.

Вначале пыхнул бензобак и одновременно крышка багажника подскочила выше крыш, и, вращаясь, как в кино, с грохотом упала на мостовую. Одновременно последовал настоящий взрыв: я помню красную вспышку, удар и решил, что мне оторвало голову. А когда через несколько секунд открыл глаза, у меня все еще звенело в ушах.

“Тигвера” горела жирным пламенем. Колеса разлетелись в разные стороны. Столб пламени и черно-белого дыма взметнулся выше третьего этажа. Одно кресло забросило на фонарный столб, второе, разорванное пополам – в окно клуба.

Я так и не понял, что это было: то ли проделки Жоры Мамырина, то ли сбежавшего камена. Но еще не успели стихнуть звуки взрыва, как в переулок со стороны Старого Арбата и со стороны Ситцевого Вражека, визжа тормозами и завывая сиренами, влетели с десяток полицейских “жигулей”, которые развернулись как по команде, и нас взяли на прицел. С минуту мы оглядывались, оцепенев. В довершении ко всему, в небе появились два длинноносых патрульных “джива”, которые заходили над кварталом, как шершни над врагами.

– Всем лечь! Руки на затылок! – раздался голос из мегафона.

Как только мы уткнулись мордами в асфальт, к нам бросились со всех сторон с таким напором, словно мы были самыми главными врагами во всей вселенной и за ее пределами.

Через мгновение мне надавили коленом в области почек, уперлись в затылок дулом пистолета, надели наручники и обыскали. Сделали все это очень быстро и профессионально.

– Фамилия! Имя! Год рождения!

Леха от страха забыл собственное имя. Его начали хлестать по лицу и топтать ногами.

– Да Алексей он! Круглов! – громко произнес я, за что был награжден тычком рукояткой в спину.

Потом нас поставили на ноги и куда-то потащили. Единственное, что я успел заметить в тот момент, когда меня поднимали – группа “кальпа” штурмовала филенчатую дверь в бабон, стреляя для острастки в воздух. Но почему-то я был уверен, что они там ничего не найдут.

Еще догорала наша несчастная “тигвера”, еще гремели выстрелы, а меня усадили в машину и какой-то офицер без знаков различия сунул в лицо удостоверение, причем так близко, что я не успел разобрать, что в нем было написано. Пришлось поверить на слова.

– Метаполиция!

– Наконец-то!.. – воскликнул я. – Вы как всегда опаздываете.

– Сейчас будет не до смеха, – заверил офицер.

Если он мечтал меня чем-то удивить, то зря старался. На Земле я не раз попадал в лапы полиции. Однажды мне едва не сломали руку, пристегнув к наручником к ножке стола. Сделал это никто иной как самый огромный и пузатый человек в Солнечной системе – комиссар Пионов по кличке Бык. Мир его праху. По сравнению с ним офицер был даже не щенком, а голым и розовым крысенком.

– Чем я вас так расстроил? – спросил я.

– Мы за вами давно следим. Вы прилично наследили!

Похоже, он решил меня уличить во всех смертных и несмертных грехах.

– Естественно, не по своей воле, – заверил я его, – а исключительно по необходимости.

– Вот мы это сейчас и узнаем, – многозначительно бросил он. – Вы убили комиссара Ивана Михайловича Балицкого?

– Чего? – спросил я.

– У него еще такая глупая присказка: ё-моё.

– А… этого… Нет, он остался в космосе, – пояснил я, глядя на офицера честными-пречестными глазами.

– В космосе? – удивился он.

Видно, мои слова не согласовывались с его версией.

– Свидетели есть?

– Есть. Виктор Ханыков, – сказал я, забыв, что он мертв, да и какое это имело значение после всех наших приключений, – и Дуракон сорок пять.

– Дата пропажи? – спросил он.

– Тот день, когда пропал звездолет Абелл-085”.

– Проверим…

Офицер, несомненно, был знаком с Виктором Ханыковым, потому что сбавил обороты. Да и Сорок пятый был не последним юмоном в их епархии. И вообще, офицер как-то сразу стал попроще, словно признал меня своим – марсианином, а не каменом, хотя они тоже были марсианами.

– Покажите зубы.

Я показал. Он разочарованно покривился.

– А сюда, зачем явились?

Я собрался было рассказать ему всю свою жизнь, с того момента, когда родился, крестился и женился, но в стекло двери вежливо, но настойчиво постучал никто иной как Лука Федотов собственной персоной. Офицер переменился в лице и быстро опустил стекло. Признаюсь, и мне стало не по себе.

– Майор, это по нашему ведомству… – скучным голосом сообщил Лука, кивая в мою сторону.

В Луке было что-то такое, что заставило майора суетливо снять с меня наручники и вернуть документы, а за одно и большой черный пистолет с вычурной скобой.

– Я должен связаться с начальством… – заартачился было он, но увидел за спиной Луки приплясывающего Леху и Федора Березина, который массировал кисти, открыл дверь и гробовым голосом сообщил: – Вы свободны…

Федор Березин, подмигнул и заметил, трогая свою болячку на лбу:

– Везет нам сегодня.

– Как утопленникам, – согласился я.

Леха от радости не мог произнести и слова, но присмотревшись, я понял, что он успел напиться.

– Лука, – спросил я, когда мы отошли на пару шагов. – Чем обязаны своим освобождением?

– Ну во-первых, по старой памяти, – он помолчал, словно припоминая наши приключения на Земле в канализационной системе Санкт-Петербурга, – как-никак мы все еще друзья, а во-вторых… во-вторых… – он многозначительно помолчал, – контрразведка…

Странное подозрение возникло у меня. Во-первых, мы никогда не были друзьями, а во-вторых, что-то он проникся странной любовью, чего раньше не замечалось. В чем же был его интерес?

– О-па! Так ты еще на Земле этим пробавлялся?! – воскликнул я.

– Много будешь знать, скоро состаришься, – произнес он вполне миролюбиво.

– Вот почему тебе все время фартило! – догадался я с немалой долей зависти. – А я-то думал, что тебе просто прет! А?!

Когда-то рядом с ним я чувствовал себя полным ничтожеством, потому что Лука был заместителем главного редактора – Алфена, и самое главное, умел добывать информацию буквально из воздуха, что сделало его легендарным даже при жизни. Но Лука Федотов скромно держался на вторых ролях, предпочитая быть серым кардиналом при Алфене, который в свою очередь обладал прекрасными дипломатическими и административными способностями и умел отбивать все атаки в адрес газеты и ее сотрудников, а также улаживать конфликтные ситуации практически любого уровня.

– Ладно тебе, – проявил скромность Лука, – тебе тоже везло.

– В смысле? – спросил я не без тайной гордости.

Услышать похвалу из уст самого Луки Федотова – это кое-что значило – хотя бы то, что во мне еще не умерло тщеславие.

– В бабоне…

– Подожди… подожди… – снова изумился я. – Так это ты?! То-то я гляжу, знакомые черты. А ну?.. – я снял с него фуражку.

И тогда я понял, почему не сразу узнал Луку в бабоне Троя. – теперь у него была другая прическа. Причем, насколько я помню, он всю жизнь маскировался под инфантильного юношу – носил волосы, которые падали на лоб в виде локонов, хотя эти локоны уже на Земле были седыми. Теперь же Лука был подстрижен по благородной армейской моде – то есть бритые виски, бритый затылок, даже макушка была коротко стрижена, а вокруг нее оставлен венчик серебристых волос. Чуб выглядел, как клочок шерсти из драной кошки. Усы он тоже изменил, сделав их маленькими и аккуратными, как и у всех военных, как и у Федора Березина. Надо еще добавить, что с возрастом физиономия Луки заметно округлилась, появился второй подбородок, а глаза выцвели. К тому же я привык видеть Луку в его знаменитой марсианская шапочка под названием “карапуза”, а теперь он предстал передо мной в офицерской фуражке с орлом, в соответствующей форме с позументами и в полковничьих погонах.

– С-с-с… – приложил к губам палец Лука. – Потом расскажу.

Он остался верен себе и явно не хотел выдавать никому, даже майору метаполиции ни толику своих секретов пребывания в бабоне Троя под личиной камена. Возможно, метаполиция не обладала такими возможностями и имела все основания для ревности.

– Вот это да! – воскликнул я. – А как же… – но вовремя прикусил язык.

Я хотел спросить о том Луке, который погиб в высотке, и о том Луке, которого я видел в переулке. Но запихнул этот вопрос до поры до времени так глубоко внутрь себя, что на некоторое время забыл о нем.

– Не торопись задавать вопросы, которые могут тебе навредить, – назидательно произнес Лука, тыча пальцем меня в грудь. И тут же признался: – Впрочем, если бы не ты, я бы остался там навсегда. У меня не было никаких шансов – из сада нельзя было попасть в дом, а из дома сюда. Зато теперь на один вражеский бабон меньше.

Позднее я понял, на что он намекал. Но ни о чем не решился спросить, кроме:

– А как же люди в подвалах? – Их там из не меньше сотни!

– К сожалению, это издержки профессии, – ответил Лука Федотов.

Я понял, что живу в мире, где человеческая жизнь ценится не дороже бананов, которые произрастали в тропических садах бабона Троя.

– А теперь идемте, я кое-что вам покажу, – сказал Лука, обращаясь не только ко мне, но и к Федору Березину, которому уже обработали и залепили рану пластырем, и к Лехе Круглову, который проявлял все признаки сильного опьянения и качался, как тростник под порывали ветра.

Филенчатая дверь, в которую мы давеча ломились, была выбита. “Кальпа” уже проникла внутрь. Однако вместо длинной лестницы, ведущей наверх, и комнат с мертвецами, мы увидели помещение клуба “Африканда”. Второй и третий этажи занимали клетки для стриптиза и площадки для музыкантов. Теперь же здесь, конечно, царил бардак. Сотрудники “кальпы” дисциплинировано расслаблялись только пивом.

– А где?.. – выказывая недоумение, вопрошал Леха Круглов. – Где?.. Жора!.. Жора-а-а!!! – звал он.

– Вот и весь бабон, – констатировал Лука. – Вы уверены, что прошли этим путем?

Почему он искал со мной встречи в “Астории”, я так и не понял. Может, хотел сообщить, что вернулся на Марс? Но почему им тогда заинтересовался Жора Мамырин. Это так и осталось тайной. Одно несомненно, между ними была какая-то связь, о которой я догадался гораздо позднее.

– А были и другие? – в свою очередь спросил я.

– Э… хитрец, – погрозил пальцем Лука.

– Мы шли к Жоре Мамырину, – сказал я, – и не знали другого хода, кроме официального.

– А я сразу все понял! – заявил Федор Березин. – Если бы не вы, – он по-дружески обнял меня, – они бы меня рано или поздно на крюк повесили.

– Вам здорово повезло, – сказал Лука. – Жора Мамырин – он же Мишка Кораллов, он же Джон Кебич, он же Владислав Полуэктов, и еще много-много имен и фамилий. Мы охотились за ним лет десять.

– А как вы вышли на него? – снова задал я некорректный вопрос.

– Это тайна. Немного помогли вы с Кругловым, немного повезло. В общем, операция прошла удачно.

Между тем сотрудники кальпы минировали не только клуб и здание, но, как сказал Лука, и все кварталы до Гоголевского бульвара.

Леха воспользовался суетой и залез в буфет, из которого вернулся, груженый алкоголем под самую ватерлинию. Одну из бутылок он опорожнил до половины, а другую прижимал в груди, как любимую женщину.

– Будете?.. – он сунул нам с Федором Березиным початую бутылку, а сам направился за новой.

– Леха, уходим, – сказал я, направляясь к выходу.

– Ты что!.. Ребята!.. Я не могу это оставить!.. – он пьяным движением показал на витрину с напитками и полез прямо через стойку.

Короче, мы с Федором силком вытащили его из буфета, где он хозяйничал, как слон в посудной лавке, что-то бормоча, рассуждая и с восторгом разглядывая незнакомые этикетки. Видно, Лехе нравилось вдыхать пары алкоголя, потому что его морда разгладилась и на ней исчезли следы тревоги от пребывания в бабоне.

В машине Леха тут же уснул. Не успели мы доехать до казино на Новом Арбате, как кварталы словно поднялись в небо, а затем рухнули на город, испустив клубы пыли и дыма. Почему-то я был уверен, что таким способом было невозможно уничтожить бабон под названием Троя.