Достигая крещендо

Глава VII

– Миш, какие комментарии мы даём о назначении генпрокурором Сергея Смолова? – спрашивала пресс–секретарь у Божесова, входя в его рабочий кабинет.

– Ну, как думаешь? – спросил её ласково Михаил Александрович, не отрывая глаз от монитора. – Я сенаторам такие субсидии наобещал за Сергея Васильевича, что придётся сокращать лапинские расходы на здравоохранение… Конечно, самые положительные комментарии! Скажи, что лично я знаю его по Лимской области, что он профессионал и прочее… Хотя добавь, что у нас с ним были разногласия в вопросе, ну, например, эвтаназии. Но покажи, что мы с ним друзья.

– Поняла, – Мари не собиралась уходить. – Но, Миш, он знает меня, как подозреваемую по делу «Четырёх» 2018 года. Это не опасно?

– О тебе он и без поста генпрокурора знает, молчит же?

Мари скептически кивнула.

– Мари, для меня очень важен свой генеральный прокурор. Смолов тоже грешный, поэтому, если начнёт пасовать, мы его быстро закроем. А пока он мой.

– И он наверняка не знает о компромате?

– Абсолютно, – прошептал коварно Божесов.

Мари молча сидела на одном из диванов кабинета Божесова. Он продолжал смотреть в монитор погружённым взглядом.

– Ты правда хочешь предложить Лапину устроить выборы с твоим участием? – задала наконец Мари давно интересующий вопрос. Михаил Александрович оторвался от компьютера и улыбнулся, не показывая зубов. Его взгляд не выражал ничего, но внутри шло обдумывание ответа.

– Это был бы прекрасный сценарий с легальным переходом власти. Ясно, что я выиграю у него. Особенно, если выборы фальсифицировать…

– Но ведь это не твой путь. Твои планы масштабны и потому требуют какой–то социальной встряски… Как ты сам говорил. Что это будет? – робко спросила Мари.

– Ну, радость моя! Прости, но никто, кроме Орловой, не знает план. Я бы и рад рассказать все тоталитарные подробности, – улыбался Божесов. – Но это тайна. Поэтому просто жди, когда мы выиграем. А пока иди в свою чудесную квартиру в Хамовниках, отдохни в китайских интерьерах и наберись сил, впереди много работы.

Мари сказала что–то в ответ и вышла из кабинета, простившись с Михаилом Александровичем. Он посидел ещё несколько минут, пролистывая какие–то документы, и достал телефон.

«Всё по плану?» – написал Орловой Божесов.

«Потом расскажу. На ужине у епископа, – пришёл ответ. – В целом, ничего».

«Завтра чтобы была у Лапина. Он будет объяснять стратегию освещения реформы в СМИ».

– Машину мне, – немного грубовато сказал он в селектор.

***

Через двадцать минут Божесов инкогнито приехал в Управление Собственной безопасности, а именно к своему человеку – Екатерине Алексеевне, занимавшей пост начальника Управления. Со Службой безопасности у Божесова не складывались отношения со времён его работы прокурором, поэтому свой человек на ключевом посту организации был для него безумно полезен. Если директор Красенко напрямую подчинялся Президенту, и влиять на его решения Божесов не мог, то должность Екатерины Алексеевны давала доступ ко всем сотрудникам, всем данным и, в некотором смысле, ко всем операциям.

– Здравствуй, здравствуй моя Императрица! – мурлыкал Михаил Александрович, входя в кабинет к Екатерине Алексеевне.

– Привет, Миш, – не отрывая взгляд от стола отвечала Екатерина.

– Я, представь себе, по делу…

– Даже знаю какому.

Михаил Александрович, словно кот, молниеносно расположился на диване в комфортной для себя позе.

– Ну–с, что можешь поведать интересного?

Екатерина Алексеевна отложила бумаги и посмотрела на Премьера.

– Что вы все смотрите так, будто вас от любимого дела отрывают, – пошутил он.

– Что ты, вовсе не отвлекаешь.

– Тогда рассказывай о наших проблемах.

– Ну в общем. Под тебя Лапин копает.

Божесов смерил её презрительным взглядом и засмеялся.

– Ну, могу только пожелать ему удачи! Я абсолютно чист.

– Да всё проще. Они фальсифицируют, – заметила Екатерина Алексеевна.

– Так… И что именно? – уже озаботился Божесов.

– Посмотри, – кинула она папку на диван. – Это копия дел «Дальнобойщиков» и бюджетного финансирование «True liberals». Меня отстранили, но как обычно, пока приказ прошёл через канцелярии, я успела заказать копии.

Божесов с азартом пролистывал дело, почувствовав в себе тягу к прокурорскому прошлому. Он внимательным взглядом читал каждую страницу, улыбаясь в определённых местах.

– Мило, мило, – сказал он, оторвавшись от папки. – Они на основании моего присутствия на дискотеке «True liberals» хотят установить тайный сговор? Сказать, что деньги к ним отправлял я? Третьекурсник в суде всё это развалит.

– Не скажи. Я не знаю, что им удалось нарыть кроме этой папки.

– То есть установление моей причастности к финансированию возможно?

– Конечно. Любой министр и его замы могли проворачивать эти операции, даже в счёт своих бюджетов. Всё равно по договорённости это повесят на тебя. А там и полноценное уголовное дело, и отставка в связи с утратой доверия.

– Кать, – задорно улыбнулся совершенно спокойный Божесов. – По Конституции Премьер уходит отдельно от Правительства. Поэтому даже со статьями 278, 279 и 283, к которым они наверняка меня и подводят, возникнет серьезный политический кризис. Сейчас такая ситуация, что перед поправками в Конституцию расчищать министров и будоражить их воспалённое сознание опасно, к тому же с такой формулировкой против их руководителя. А вот после или во время… Здесь можно и шоу устроить.

– Им будет не до веселья.

– Зато мне! Представляешь, что можно на этом уголовном деле построить?! Какую мощную пиар–компанию. Да они сами себе яму выкопали, зайка моя! – его глаза загорелись демоническим блеском.

– Удивлена, что ты радуешься этому, – заметила Екатерина Алексеевна спокойным, почти безучастным голосом.

– Это удача, – протянула сладко Божесов, раскинувшись на диване и потянувшись. – Теперь мы год ждать не будем до выборов! Теперь мы устроим всё раньше и с новыми, более крутыми перегибами!

– Для начала надо будет найти крысу в Правительстве, того, кто совершал переводы «True liberals», – оборвала восторги Екатерина Алексеевна. – Я понимаю, что ты желаешь встряхнуть систему, чтобы строить свою, но нужно ведь готовиться.

– Ну, да. Ну, да… – задумался Божесов. – Только я вижу, что способов практически нет.

– Так надо было меня делать директором Службы, – не без обиды прошептала Екатерина Алексеевна.

– Ха! А кто дела эти ведёт? – не обратив внимание на её слова, спросил Божесов.

– Капитан Мирович и капитан Клёнов занимаются. Мирович вёл финансирование с самого начала.

– Ну–с. С ними можно договориться? Компромат, угрозы?

– Ты что хоть! Я так рисковать не буду. Они же и закроют всех нас за шпионаж и госизмену. С силовиками так не надо!

– Я и сам своего рода силовик, – пожал плечами Божесов. – Прокурор вообще–то… Говоришь, Мирович занимался финансированием?

– Да, и его как раз можно подкупить через третьих лиц.

– Нет, нет. Это скучно и опасно. Я другое придумаю… Нам нужно максимально затормозить дело в части связи «True liberals» со мной. То есть, чтобы этот момент начали заново рассматривать… – он задумался.

– Клёнов, кстати, летал в Ниццу, – сказала Екатерина Алексеевна. – Сегодня прилетел, так что можно использовать его поездки, как своеобразный компромат… Да и молодой он ещё, всё хочет делать справедливо, поэтому под либералов копает весьма вяло и посредственно…

– Так убьём его, – спокойно произнёс Божесов.

– Клёнова?!

– Да нет! Ты меня вообще слушаешь? Мировича. Тогда Клёнову придётся формировать уже собственное мнение о финансировании и, возможно, связываться с нашей крысой.

– Но…

– Семейное положение у кого какое?

– Мирович не женат, родители в Твери работают правоохранительной системе… Клёнов проще, семья, жена, ребёнок. Родители в Лимске, бизнес.

– Лимске? – переспросил Божесов. – Так это наш с тобой родной город, Катенька. Точно Мировича грохнем, – он встал и решительно пошёл к выходу.

– Кстати, тебя–то я слышал. Клёнов справедливый. Отлично, значит, будет копать против Лапина. Я подтолкну. Спокойной ночи, я поехал обмывать нового Генерального прокурора. Точно пригодится.

Глава VIII

В гостиной особняка епископа было четыре человека, бурно беседующих между собой. Все были одеты довольно торжественно. Появление хозяина остановило разговор, и заставило гостей повернуться.

– Добрый вечер, дамы и господа, – поклонился им епископ, говоря на русском. – Позвольте представить вам Елизавету Орлову, Заместителя Руководителя Администрации Президента России по связям с общественностью.

Елизавета Николаевна гордо кивнула.

– Мадам Лимазо, государственный секретарь при министре социальной политики Франции, – представлял гостей Евгений. – Месье Бийон, первый советник французского еврокомиссара…

При представлении месье Бийона глаза Орловой хищно заблестели, когда ей представили этого человека.

– Сергей Авраамович Нарьевич, – продолжал епископ, – Предприниматель, меценат и просто хороший человек. Учредитель «AnnaBank»… Преподобный отец Дирош, священник этой деревни…

Все сказали пару формальных шуток и дежурных фраз, сказали на хорошем русском языке, что немного позабавило Орлову… Улучив свободный момент в беседе на особенности внутренней политики Франции, Елизавета Николаевна шепнула Евгению:

– С Бийоном у меня и не состоялась встреча в Казино! Вам спасибо огромное, Ваше преосвященство… Вы мне Богом посланы!

– Все мы Богом посланы, – позволил себе профессиональную шутку епископ.

Плавно переместились из гостиной в просторную столовую с окнами, из которых открывался вид на побережье и надвигающиеся с моря тёмные тучи, подсвеченный последними лучами солнца. Два молчаливых официанта бесшумно скользили между стульями, подливая в бокалы местное Белле и принося новые блюда.

Разговоры были различные и велись по непонятной Орловой причине на русском языке. От проблем здравоохранения Франции и бюджета Евросоюза на 2036 год до проблем Католической Церкви, фонда Русской Церкви «Благословение» и политической жизни России.

Елизавета Николаевна не отставала ни от одной темы обсуждения, развёрнуто высказывая своё мнение по каждому вопросу. Разумеется, о России спрашивали в основном её.

– Как Родина поживает? – прожорливо спрашивал у неё Нарьевич.

– Как будто вы не знаете, Сергей Авраамович? Только две недели назад уехали, – бодро отвечала Орлова.

– У нас за это время произойти может всё что угодно, сами понимаете! Сергей Николаевич активно Конституцией занимается?

– Всё у нас тихо, мягко, стабильно и системно… Ваш университетский друг Лапин занимается пиаром. Правительство Божесова его всячески поддерживает, хотя сам Божесов не в восторге. В нём говорит прокурор, понимающий истинную причину изменений в Конституции.

– Так почему премьера не выгоняют? – интересовался старичок–священник.

– Что вы, святой отец, – отвечала за Орлову мадам Лимазо, – После его борьбы с инфекционным кризисом 2024 года он народный герой! Не правда ли? Кстати, он против упрощённого представления о семье, как союза мужчины и женщины?

– Ну, абсолютно точно, его неформальность обожают… Но по поводу семьи и вообще этих специфических ценностей у него своё мнение.

– Да? И какое же?

– Божесов не любит семьи. Он считает, что родительский контроль и воспитание должны быть минимальными, что и реализовал в своей образовательной реформе.

– Ах, да… В некоторых местах он скопировал образцы английской частной школы–пансиона. Что ж…

– Статистически, это очень взвешенная система, – добавил Бийон. – Мне Божесов очень нравится, у всех Европейских Комиссаров о нем положительное мнение. Его борьба за снятие санкций действительно прекрасна.

– Согласна, – улыбнулась ехидно Елизавета Николаевна. – Не каждый русский политик смог отобрать базы НАТО в Прибалтике и успешно блефовать военными действиями. Хах!

Месье Бийон сконфузился от неприятного воспоминания из истории Европы.

– Да, тогда он был хорош…

– Так что о правах человека? – повторила коварно мадам Лимазо.

– В России все равны в своих правах, – констатировала Орлова. – Но Божесову нравится говорить, что у нас нет прав мужчин и прав женщин, а есть права человека, которые едины для всех.

– Здорово…

– Но он в своём мнение о социальном устройстве непоследователен и нелогичен, – спешно сказала Орлова. – Он не умеет взвешивать и измерять все риски от решений таких вопросов…

– Il n'y a pas de logique en Russie, mais je n'ai jamais pu prédire les actions de Bozhesov. Par conséquent, il est le meilleur leader pour elle ⁷, – произнесла по–французски мадам Лимазо, поднося бокал с хихиканьем.

– А я Лапиным доволен, как Президентом, – заговорил Нарьевич. – Для меня, бизнесмена, всё отлично. Просто всё, понятно и стабильный доход с гарантиями… А у Божесова подход! «Собрать–поделить», никакой поддержки крупным, экономикообразующим корпорациям, да ещё и непонятно, что он говорит, зачем, для чего?.. Фашист в экономическом плане, да и профан, если честно. Совершенно не ценящий рыночную экономику. Вообще удивляюсь его свободе, хоть премьерские полномочия предельно малы…

– Просто Михаил Александрович идейный человек, – вступилась Орлова. – У него много разных мыслей и на счёт экономики тоже… К тому же вы прекрасно понимаете, он популярен и любит брать на себя ответственность – Лапину больше и не надо…

– Monsieur Naryevich, savez–vous quelle est la particularité du système politique russe?⁸ – скромно спросил Евгений, подключаясь к разговору только в третий раз. – Исторически сложилось так, что в России существуют три чередующиеся стадии политического строя: самодержавие, олигархия, опричнина. А между ними существуют смуты. Опричнина, то есть чрезвычайные меры, несомненна нужна стране в нынешние времена, чтобы избавиться от олигархии, которую вы в том числе представляете, и прийти к единственно возможной форме власти – самодержавию.

– А как же демократия? – спросил Бийон, уплетавший пасту лингуине с крупными креветками.

– Она не живёт в России, лишённой логики, – ответил епископ. – В идеале, всему миру нужна справедливая социально ориентированная диктатура, при которой диктатор будет честен, благороден и справедлив. Разумеется, нужны и демократические институты, но при этом диктатор (или царь, как угодно) стоял бы выше этого и мог вмешиваться в антинародную политику властей. Как в Великобритании, но чтобы король был более значимой персоной.

– Ну, для этого ещё надо эту диктатуру установить! – сказала мадам Лимазо.

– Конечно, для этого в России нужна смута, а потом самодержавие через опричные меры. Просто власть царская – она совершенна, а остальные так или иначе строятся на популизме и игре с большинством. Царь же (или диктатор) не отвечает ни перед кем и ни с кем не договаривается – он правит, служит народу, а его пребывание в этой должности контролируется законом. Если он совершает что–нибудь неправомерное, тогда, здесь можно и всенародно, выбирают нового на неограниченный срок.

– Вы просто опошлили демократическую систему в европейских конституционных монархиях, – фыркнула в ответ на это мадам Лимазо.

– А вы что думаете, Елизавета Николаевна? – спросил Нарьевич у Орловой, которая должна была отстоять действующую систему. Но Елизавета Николаевна посмотрела на епископа взглядом, в котором читалось согласие. Будто он думал также, как и она.

– На самом деле, Его преосвященство, во многом прав, – сказала она. – Конечно, вы немного упрощаете и, к слову, как и Божесов, не берёте в расчёт социальную действительность и общественный настрой. Но с мыслью о перерождения страны я безусловно соглашусь.

– Вы же давно работаете в федеральной власти? – вступился Нарьевич. – Я думал вы системный человек, заставший двух разных правителей и понимающий разницу между в их управлении страной…

– Я скажу больше, свою карьеру я начала в 2011 году, сразу после вуза, поэтому застала даже Медведева, – улыбнулась Орлова, проводя ногтем по ножке бокала. – Именно поэтому с уверенностью могу судить, что ничего не меняется. Конечно, взгляд Лапина отличается от взглядов Путина, также как его отличались от взглядов Ельцина, но ничего существенного в жизни людей не менялось. Конечно, кто–то умудрялся давать социальные гарантии, осуществлять стимулирующие выплаты или повышать пенсионный возраст, – при этой фразе её голос издевательски пошёл вверх. – Но всё это не от доброго сердца, а от популизма и желания оставаться у власти. Всё это не более, чем подачки голодному и зомбированному населению… Правда, последние семь лет я занимаюсь этим зомбированием, признаю, – она с достоинством завершила.

– Вы хотите сказать, что сейчас в России олигархия? – спросил Бийон, внимательно следивший за сутью разговора.

– Разумеется, – кивнула спокойно Орлова.

– И при нынешней политической среде возможна демократизация и повышение привлекательности России?

– Знаете, месье Бийон, Россия, как, пожалуй, и любая другая страна, напоминает механические часы, – Елизавета Николаевна указала на своё запястье с часами из белого золота от Cartier. – Разные периоды характеризуют состояние часов. После Ельцина часы России были сломаны, Путин часы собрал, а Лапин завёл. Но время они показывают всё равно неправильное…

– Та–ак! Значит, вашей стране нужен тот, кто эти часы настроит.

– Разумеется, – улыбнулась Орлова. – Только есть одно «но». Ельцин, Путин, Лапин – всё это «фиксики»… Вы знаете, что это?

– Этого термина не слышал, – удивился Бийон.

– Локальный мем, – посмотрел на Орлову с улыбкой епископ. Она продолжала:

– Я имею в виду то, что эта троица живёт внутри часов, встроена в систему. А нам нужен независимый часовщик, – Нарьевич подозрительно на неё посмотрел. – Независимый диктатор, отделённый от бюрократической системы и исключительно связанный с народом.

– Ага… Вы намекаете, что после «смуты», как выражается епископ, Россию ждёт часовщик? Самдержиц? – последнее слово Бийон произнёс, сильно исковеркав.

– Не совсем, – засмеялся Нарьевич. – Возможна опять олигархия, после смуты!

– Если не будет опричнины, – тихо произнёс Евгений с загадочной улыбкой. – Будет опричнина, будет самодержавие. Вы согласны, Елизавета Николаевна?

– Ох, – вздохнула она. – Я в этих разговорах и так живу, а сейчас на отдыхе погружаюсь в такую оживлённую дискуссию о судьбах Родины… Конечно. Конечно, нужна опричнина для переделывания системы. В чём, например, была существенная разница между политикой лидеров СССР для простых людей? По сути, и не было разницы. Все годы жили с одной главенствующей идеей. И при Сталине, опричнике и самодержце, и при Брежневе с начинающейся олигархией, идея была одна, пронизывающая жизнь каждого человека. Рухнул Союз, пропала идея и до сих пор Российская Федерация со всеми своими разными правителями строится на идее «КОКБ» – кумовство, олигархия, коррупция, бюрократия.

– Sur nos canaux d'opposition, elle serait applaudie ⁹, – сделал шёпотом ремарку епископ.

– Не важно придёт ли к власти системный человек или ярый оппозиционер. Только поменяв идею, политическую структуру и перевернув вообще все сложившиеся шаблоны кумовства, коррупции и бюрократии, страна будет жить по–новому…

От таких пафосных и неожиданных для федерального служащего, занимающегося государственной пропагандой, речей о новой России все собравшиеся молчали, обдумывая слова.

– Et j'aimais Poutine ¹⁰, – мягким голосочком пропищал священник Дирош, перебив тишину и треск камина, добавив: – С ним было и ясно, и весело.

***

После завершения разговоров за столом гости перешли в залу, по стенам которой висели привлекательные картины, продукт жизнедеятельности пост–мета–модерна…

Елизавета Николаевна начала о чём–то деловито беседовать с еврокомиссаром. Епископ Евгений спорил о нравственности с отцом Дирошем. Нарьевич описывал мадам Лимазо перспективы каких–то инвестиций. В определённый момент Евгений подошёл к роялю из красного дерева и молча начал играть… Прелюдия соль минор Рахманинова со всей мощной виртуозностью и тонкой лиричностью уверенно вырывалась из–под пальцев епископа. Он, закрыв глаза, мягко гладил клавиши, получая от своих действий эмоциональную разрядку, извлекая чудесные звуки из старинного инструмента… Пробежав мягко последние ноты прелюдии, Евгений поблагодарил всех за вечер и отправился в свои комнаты.

Орлова в момент, когда мадам Лимазо, распрощалась со всеми и покинула гостиную, уехав на одной из четырёх стоявших во дворе машин, почувствовала обеспокоенность своим ночлегом. Тем более, что Нарьевич тоже уехал с двумя автомобилями. С Бийоном и священником она проболтала ещё полчаса, но чувство тревоги её не покидало.

– Вот и буря началась, – пробормотал Дирош. – Тучи дошли всё–таки.

Орлова вспомнила о чёрных тучах со стороны моря. Циклон пригнал на Ривьеру пасмурную погоду и падение температуры.

– И как нам добраться домой? – поинтересовалась она у мужчин.

– Не беспокойтесь, – сказал Бийон располагающе. – Мы переночуем здесь, нам приготовили комнаты… Мы у Кардинала не первый раз.

***

Комната, отведённая Орловой, могла называться уютной – плотные красивые шторы, симметрично висевшие картины, нежный небесный цвет стен и красивые лампы. Мягкая кровать, столь желанная после всех событий этого дня, была самым главным счастьем, но стоны ветра и топот дождя не давали Елизавете Николаевне спокойно уснуть.

«Хоть призраков нет в таком новом замке», – подумала Орлова, ворочаясь, а в окно ударил ветер, как бы спрашивая: «Откуда ты знаешь?».

– Пойду прогуляюсь, – произнесла она вслух, вставая с кровати и накидывая халат.

В коридорах дома горел тусклый свет, но из–за частоты появления ламп всё хорошо просматривалось. Орлова прошла по коридорам второго этажа модельной походкой.

«Всё же тут весело, – подумала она, – Божесову бы очень понравился Евгений…»

С первого этажа доносились звуки стучащей посуды и французская речь официантов. Из конца же коридора слабо слышался голос епископа. Елизавета Николаевна решила пойти туда. У двери она остановилась.

– …Всем трудно и все сталкиваются с проблемами, – тихо говорил епископ. – Каждому, Господи, хочется помогать, но в себе я не могу найти усидчивости для этого Не оставляй меня и благословляй мой путь… Помоги же во вразумление моих друзей, помоги Артемию вести расследование и помоги Инге уйти от ответственности, даже если и причастна она… Ради меня, прошу, помоги ей… Укрепляй и гостей моего дома, благослови Бийона, Лимазо, Нарьевича, Твоего преданного служителя Дироша и Елизавету Николаевну с Михаилом Александровичем Помоги им в их деятельности, подскажи правильные пути и избавь от провокаций… Услышь мои молитвы, укрепляй и направляй меня и всех, нуждающихся в Твоей помощи. Аминь…

На Орлову из–за дверей выскочила ушастая собака епископа, своим ласковым рычанием и активностью привлёкшая его внимание.

– Вам не спится? – невозмутимо спросил её Евгений.

– Немного, – отвечала Елизавета Николаевна, чувствуя неловкость своего вторжения.

– Значит, можно ещё поболтать, – сказал епископ, падая в кресло, собака запрыгнула к нему на колени. – Вы, наверное, недовольны тем, что я исчез после всех наших удивительных бесед?

– Есть повод для возмущений, – говорила Орлова, принимая греческую позу на диване.

– Просто мне не всегда бывает уютно на каких бы то ни было вечерах. В определённом смысле мой стиль жизнь неблагочестив и не подобает церковнослужителю, но во многом это и служебный долг…

– На вечеринке у Селини вы вели себя очень по–свойски, выступали, пели, играли, а с собственного вечера практически убежали… Как–то это неприлично.

– Селини и Ольга мои друзья, да и выступать я люблю, – улыбнулся епископ. – Ну, а вечер не совсем мой, я ведь даже не собственник.

– И чьи же это владения?

– Нарьевича. Он мне любезно пожертвовал это поместье вместе с водителем, садовниками, поварами и официантами в пользование, а платит сам, – тихим голосом отвечал епископ. – Был ещё пентхаус в Монако от одного олигарха. Я принял, но продал, а на деньги строю монастырь в Тверской области. Правда, тоже для себя…

– Да вы серьёзный коррупционер! – усмехнулась Орлова.

– Это нормальная практика, – спокойно сказал епископ. – Как в анекдоте – приходит в храм мужчина бандитской наружности, спрашивает: «Поп, гарантируешь мне спасение, если пожертвую двадцать тысяч долларов?» Священник обводит его взглядом и, прищурившись, отвечает: «Спасения не гарантирую, но попробовать определённо стоит».

Елизавета Николаевна меланхолически усмехнулась.

– Вот так и я. Жертвы принимаю, направляя их на благо Церкви, а спасение уже от жизни самого благотворителя зависит… Этот дом мне нужен ни как монаху – я вполне доволен своей квартирой–студией в Париже, напротив епархиального управления Европейского экзархата… Но должность викарного епископа по связям с Евросоюзом обязывает общаться с разными людьми из власти.

– Очень полезная должность, Бийон в вашем доме меня удивил и обрадовал…

– Да… Возможно, будущий премьер–министр Франции. Но и как еврокомиссар вполне выгоден…

– А сколько вам лет? – задала Орлова интересующий её вопрос.

– Почти тридцать, – ответил епископ с лёгким блеском в глазах.

– Не молоды для таких должностей?

– Честно говоря, я не поддерживаю омолаживание Церкви. Служители в ней должны быть с опытом… Впрочем, талантливые, без лишней скромности, люди имеют право на успех. Мне, конечно, во многом помогло знакомство с Патриархом, во время защиты моей дипломной работы… Но и мой личный проект общецерковного фонда… Я говорю о «Благословении»… Сильно повлиял на мою успешность…

– Фонд прекрасная идея, хочу вам сказать. Конечно, во власти многие со скепсисом восприняли создание церковного банка, но бесплатная юридическая помощь, денежные пособия, психологическая и медицинская поддержка, что ещё?..

– Помощь в трудоустройстве, предоставление жилья, образовательные гранты, – быстро дополнил Евгений.

– Да… Это всё вызывает уважение у многих политиков.

– Зря, – к удивлению Орловой, ответил епископ. – Таким образом Церковь уходит из–под контроля государства и в некотором смысле в перспективе становится политическим игроком… Как член Церкви не могу говорить, что это плохо. Но то, что власть не видит кризиса, наводит на мысль о её некомпетентности…

– Вы жестоки к нам, – засмеялась Орлова.

– Я жесток к людям, которые тянутся к Церкви, зная, что теперь она в состоянии решать мирские проблемы. Всё больше мы доходим до состояния, когда отношения человека с Богом строятся в рабочем формате. Как с «генеральным директором Вселенной»: молитвы услышал, помог – держи свечку; не помог – ну, значит и Тебя нет. Печально это.

Епископ немного помолчал, выдерживая внутри себя какой–то вопрос. Собака, чувствуя это, спрыгнула с его колен, подсказывая правильные действия.

– А я вот спросить у вас хочу, – решился Евгений. – Вы почему так свободно говорили в этой компании на темы, о которых вам говорить и не положено вовсе?

Елизавета Николаевна посмотрела в его глаза, обдумывая ответ.

– Ну, формально, я с этими людьми встречаться вообще не должна, впрочем, как и они со мной. Только, если во Франции узнают о встрече Бийона и Лимазо с членом Администрации русского Президента, у них будет скандал и увольнение. А я, как русский чиновник, просто отсижусь пару месяцев, не выходя в публичное пространство. Поэтому я могла хоть дух Ленина и революции призывать там, но никто бы об этом не станет распространяться за пределами этого дома… Понимаете?

– Конечно, – кивнул ей епископ.

– Но если б в таком интересном разговоре о государственном устройстве участвовал Божесов… О, он бы вёл трансляцию у себя в инстаграм!

– Вам он правда нравится, как политик? – мягко спросил Евгений.

– Ну, в первую очередь, он мой бывший муж, который хотел стать президентом в 2024 году… Конечно, он нужный для страны политик. И уверяю вас, он борется за власть, – она махнула большими ресницами, подтверждая свои слова. – Я увидела, Ваше преосвященство, что вы разделяете некоторые его взгляды… Жаль, что вы не пошли в политику.

– Я с ним встречался, – произнёс епископ.

– Да? – удивилась Орлова. – Впрочем, он встречался с духовенством часто…

– Нет, нет. Мы встречались в Лимске во время выпускного. Он приехал в город и устроил большой фестиваль для одиннадцатиклассников. А я был в Школьном парламента Лимска, да и просто выпускался.

– Вы разве из Лимска? – снова удивилась Орлова. – Вы с ним земляки?

– Да, да, конечно. В тот день парламентарии даже говорили с ним, правда речи были формальными… Мне он показался очень достойным Премьером, и, кстати, он бесподобно одевается.

– Хм, удивительные вещи происходят… Я же говорила, что он франт. Любит одежду. Особенно обожает запонки с собачками такой породы, как ваша.

– Моя? Длинноухие–то? – переспросил Евгений.

– Да, да! Любит длинноухих собак. Сразу, как из комы вышел после выстрела, так и началось у него. Даже теорию разработал политическую… «Франчизмом» назвал.

– Франчизмом? – епископ погладил свою собаку по кличке Франя. – И в чём же суть?

– Примерно в том, о чём мы сегодня говорили за столом. Социально–справедливая диктатура, демократические институты и, разумеется, переворот сознания… Он ведь диктатор, Ваше преосвященство, – сказала Орлова без оценки своего отношения к этому факту.

– Скажу, что диктатура – это очень хорошо.

Елизавета Николаевна посмотрела на него. Епископ улыбнулся, понимая всю противоречивость своего образа, составленного Елизаветой Николаевной. При этом он думал и о своей проблеме, чётко понимая, что Орлова находится на стороне Божесова, против которого, по словам Клёнова, ведётся борьба. Значит, Елизавета Николаевна может помочь…

– Вы когда в Москву? – спросил он немного неуверенно.

– Завтра ночью вылетаю. Дела, работа, страна, СМИ…

– Приходите вечером на службу в Николаевском соборе Ниццы. Я вас потом в аэропорт отвезу и скажу кое–что, важно–рабочее…

– Хорошо, я постараюсь, – уже сонно произносила Орлова.

– Тогда спокойной ночи.