Читать книгу: «Последние стражи Аарона», страница 2

– Ты – все мои печали, – грустно отозвалась она, обернувшись к нему. – Ты.

Резким поцелуем она сорвала тепло с его губ и, решительно взявшись за край его дублета, ступила назад, потянув за собой. Они нырнули в высоту, и она могла убить их также верно, как и море, с пеной поглотившее их тела.

Много зим назад Морган сам учил плавать свою маленькую строптивую ученицу, но теперь она тяжелым камнем шла ко дну. Он инстинктивно схватил ее за волосы, прижал к себе, прорвался сквозь толщу воды и закашлялся, шумно хватая воздух. Перед ним раскинулось бескрайнее море, играющее тяжелыми волнами, и он ни за что бы не отдал Мириам этим водам.

Крепко сжимая ее в руках, он двинулся к берегу, лишь молясь о том, чтобы хватило сил. Он не позволил себе прочувствовать собственное отяжелевшее тело, слышать сбившееся за двоих дыхание. Он видел только лишь бесконечно далекую линию берега и стремился к ней.

Как только Морган вынес девушку на песок, в его глазах потемнело.

– Только дыши, Мириам! Дыши! – из горла вырывался приглушенный сип, его собственное дыхание было громче шума бьющихся о берег бушующих волн. Он с тревогой приложил ухо к ее груди, желая убедиться, что она все еще жива, когда ее дерзкие пальцы коснулись его мокрых волос.

– Мы могли бы разбиться, глупая девчонка! – Морган тотчас отпрянул от нее.

– Тогда я бы умерла счастливой.

Он хотел было встряхнуть ее или даже ударить, но его ладонь замерла возле ее щеки. И он не разбирал, что она могла заслужить от него – ласку или гнев?

– Ты никогда не сделаешь этого, – прошептала девушка, с вызовом глядя в его глаза.

Капли воды, эти крохотные частицы моря застыли на ее ресницах. Морган считал ее прекрасной и это восхищение прорывалось сквозь злость. Впервые он подумал о том, какой яркой может быть красота. Он никогда не видел в Мириам женщину – та спряталась за девочкой, спасенной четыре зимы назад. Веснушчатый нос и желание биться до смерти с любым, кто нанес ей обиду, – вот что покорило его в той девушке. Дикость и необузданность, спрятанная за обезоруживающей красотой. Она ловко освободила для себя место в его черствой душе. Но это была особенная любовь. Он оберегал ее больше себя самого, когда его разум всецело принадлежал другой.

Морган замер, когда Мириам неожиданно подтянулась и ее губы с нежностью припали к шраму на его лице. Этот поцелуй был безмолвным криком, исполненным отчаяния.

– Ты не любишь ее, – шепнула она. – Она опоила тебя. Украла твою душу.

– Не смей, – Морган отшатнулся и вскочил на ноги.

Мириам же впилась в его запястья кошачьей хваткой.

– Ты не можешь быть настолько слепым. Она никогда не делила с тобой кров и хлеб. Никогда не стояла с тобой плечом к плечу, пока пела сталь и лилась кровь. Она не видела твоих ран. Знает ли она, какого цвета твои глаза? Хватило ли ей духу хоть раз заглянуть в них? Они такие черные, что в их глубине можно разглядеть саму зловещую Тьму. А знает ли она, что, когда ты счастлив, они в цвет опавшей листве несут свет осеннего солнца? Скажи мне, Морган, помнишь ли ты, как полюбил ее?

Он дернулся в сторону, крепко стиснув зубы. Горькая правда отозвалась в нем нарастающей злостью. Губы девушки дрожали от страха и холода, но в глазах не было ни капли раскаяния, лишь оголтелый вызов и обжигающий огонь, способный уничтожить весь мир.

– Ты простишь меня завтра. Когда твой рассудок вернется к тебе. Однажды ты спас меня. Теперь мы квиты.

На одно короткое мгновение все стихло. Ни завывания ветра, ни шума бушующих волн, ни крика чаек на берегу – Морган больше не слышал ничего, лишь звенящую изнутри тишину. Самое страшное, что могло произойти, уже случилось. Он вдруг отчетливо понял это и бросился к стенам города.

Время неумолимо близилось к рассвету и туман медленно отступал. Теперь Морган мог отчетливо видеть море, раскидывающее тяжелые кудрявые волны. Ему не верилось, что оно отпустило их – его и Мириам. Удаляясь все дальше от девушки, оставленной им на берегу, он задавался вопросом о том, стал бы он бороться за нее с той черной леденящей бездной, желающей заполучить ее в плен, если бы все понял еще у Стены Плача.

Ему пришлось проникнуть в замок по тайному ходу, где воздух был колким от пыли. Не оглядываясь, он бежал в те покои, где провел эту и множество других ночей. Мокрый, перепачканный в паутине, Морган ловил на себе удивленные взгляды замковых стражников, встречающихся на его пути, но нисколько не менялся в лице.

Его опасения были оправданы. Когда он оставил любимую здесь, она все еще дремала в теплой мягкой постели, что теперь была пуста. Ее силой выволокли в коридоры, в этом он не сомневался. Священному караулу было плевать кто перед ними – маг крови, нарушивший законы Дагмера, или беззащитная девушка, – они захватывали и ломали все, что попадало им в руки.

– Лорд Бранд, – за спиной мага раздался голос, полный удивления и испуга, и он без труда узнал в нем священника.

– Морган, – проговорил он, стараясь не выдать бури, разыгравшейся внутри него. – Меня зовут Морган, пастор Эйлейв. Мне казалось, мы давно отринули ненужные церемонии. Что ты здесь делаешь?

Он спросил с напускной вежливостью, скрывая за ней ураган злости и гнева, хотя сам знал наперед все ответы. У его ног лежал серебряный медальон. Дрожащей рукой он подобрал его, понимая, что тот был сорван с шеи любимой им женщины.

– Мы вынуждены были сделать это, – переходя на нервный шепот проговорил священник у него за спиной.

Морган сжал в ладони цепочку и развернулся, желая выйти из опустевших покоев, но Эйлейв преградил ему дорогу.

– Гаудана виновна. Примите это, Ваше Сиятельство, – он замялся, растеряв все слова. – Морган… Ты должен смириться.

Один тяжелый взгляд черных как ночь глаз и пастор отступил. Он был всего лишь человеком, простым смертным, и ему не было суждено понять своенравных магов, так уверенных в своей всесильности. Он давно приспособился к жизни рядом с ними, и первое, чему научил его Дагмер – отступать, если жизнь по-прежнему дорога.

– Вы созвали Совет? – догадался Морган и его лицо исказила жуткая ухмылка. – Какая великая честь для меня.

Эйлейв не поспевал за ним, Морган шел слишком быстро и совсем не слушал его напутственных предостережений. Отчего пастор чувствовал себя навязчивой мухой, но не мог молчать, боясь того, что может случиться, если ему или Совету во главе с королем не удастся достучаться до разума мага. Тот развернулся столь неожиданно, что Эйлейв едва успел остановиться и налетел на него.

– Эта женщина – моя, – злобно зарычал Морган. – Вы нарекли ее ведьмой и думаете, что я не стану за нее бороться? Неужели вы все так думаете?

– Не входи туда. Это уже решено, – в последний раз взмолился пастор.

Морган ничего ему не ответил и ворвался в зал Совета. Массивные колонны, поддерживающие сводчатый потолок, голые каменные стены и тяжелый круглый стол – вся роскошь и богатство обошли стороной место, где раз за разом решалась судьба Дагмера. Морган тихо ступал по холодному каменному полу, с любопытством вслушиваясь в происходящее.

– …никто из членов Совета больше не сомневается в верности моих слов, и ведьма будет изгнана вслед за подобными ей, как маг, посчитавший ничтожным Закон единый для всех в Дагмере, как прислужница Тьмы…

Морган явственно ощущал, как его злость обращалась в ураган, способный снести все на своем пути при звуке этого голоса, при виде этого человека, с которым их крепко связала долгая история обоюдной неприязни. Мужчина смотрел на короля и не мог видеть мага позади себя. По негласному правилу давней вражды они никогда не поворачивались друг к другу спиной. Люди Тревора, облаченные в пурпурные плащи, вынюхивали, выискивали, хватали и рвали каждого неугодного ему, сея вокруг только панику и страх. Они называли себя Священным караулом и были неприкосновенны, как и слуги Дагмера, маги в Советах других королевств, заключивших Договор о прекращении затянувшейся войны.

Медленно, с любопытством продвигаясь по залу, оставляя мокрые следы морской воды за собой, Морган почувствовал на себе изумленные и испуганные взгляды. Глава караула нарочито ленно обернулся, прерывая монотонную речь.

– Ваше Величество, – Морган склонил голову в знак почтения королю. – Верховный Совет, – он сделал это еще раз, и занял пустующее место за круглым столом. – Что сегодня обсуждает Совет? Прибытие торговых караванов с Запада? Очередное разделение диких земель? Отступники? Мор? Простите, что прервал вас, Тревор. Вы, кажется, говорили о чем-то?

Теперь весь Совет был в сборе. Король, не скрывающий обуревавшей его тревоги, Стейн, храбрейший из воинов и староста города, казначей Ульвар и Тревор – неизменный и вездесущий глава Священного караула.

– Боюсь огорчить вас, милорд, но сегодня вам не место среди нас.

– Вы огорчили меня, уже когда ваши люди схватили безвинную женщину. И теперь вы здесь, за этим столом? Это вы нарушили наш закон, живя на нашей земле. Вы забыли, что это наш король дал вам свою защиту. А там, откуда вы родом, люди живут как дикари и только факел и вилы вершат им суд.

От разносившегося по залу голоса Моргана в жилах собравшихся стыла кровь. Он резал Тревора без клинка словами, пропитанными ненавистью и угрозой, а тот упрямо сохранял спокойствие и не сводил взгляда с короля. Глава караула был простым смертным, сыном неотесанных руалийских крестьян, но в его руки после войны были вложены меч и Писание. Взбешенный маг мог бы убить его также легко, как и любого другого врага, если бы только от его жизни и смерти не зависел шаткий мир, соединивший королевства и подаривший им покой.

– Во имя Создателя, лорд Бранд! – в ярости взревел Тревор, несгибаемый, подобно отменной стали.

Морган лишь холодно расхохотался и пролил мимо кубка вино из штофа, наконец решившись смыть с губ соль моря.

– Когда вы в последний раз возносили Создателю молитвы, Тревор? Цвет вашего плаща не дает права покрывать Его именем ваши грязные дела. Так жадно упиваясь мнимой властью, вы рискуете поперхнуться.

– Власть? Не вам сыпать подобными обвинениями, милорд.

Ульвар, не проронивший с самого начала тайного Совета ни слова, едва различимо улыбнулся главе караула, одобряя его слова.

– Морган… – поспешил наконец вмешаться король, опасаясь, что маг может заплатить немалую цену за брошенные в ярости слова.

– Я предан Вам и закону, Ваше Величество! – Морган обратил взгляд на брата, носящего корону Дагмера. – Только Вам решать, могу ли я просить о честном суде для женщины, не заслуживающей кары. Ее совесть чиста.

– Гаудана нарушила Договор. Не будет никакого суда, мой брат, – вкрадчиво проговорил Аарон.

– Отступница она или нет, могу сказать лишь я. Кто посмел обвинить ее?

– Магдалина, если я правильно припоминаю. Ваша ученица, – произнес глава караула, обнажая зубы в хищном оскале. Он определенно знал, что эта правда должна была особенно ранить Моргана.

– Вы припоминаете, Тревор! – в ярости прорычал маг. – Столько лет вы точите на нее меч и не смогли запомнить ее имя? Я даже не знаю, что страшнее для нее – отступники или ваше неоправданно священное правосудие!

– Эта девочка пришла ко мне и требовала, чтобы я вступился за вас, лорд Бранд. Я думал, это какой-то обман. Как сам Смотритель может быть околдован простой ведьмой? Но она так извела меня мольбами, что я поверил ей.

– Гаудана уже признала вину, – спокойный голос короля прервал речь Тревора. Аарону не хотелось распалять злость Моргана еще больше.

– То, как действует Священный караул, может заставить любого усомниться в истинности этих слов. Только я могу сказать темна ли ее кровь.

– Ты не единственный Смотритель этих мест, – проговорил Тревор, отбросив наигранную любезность.

– Хранительница в замке? – тихо спросил маг, обращая взгляд на короля.

Аарон молча кивнул, подтвердив эту догадку. Его глаза были полны боли и надежды. Он был прикован к трону долгом, связан законами своего королевства и не мог защитить женщину брата, так много сделавшего для него. Он не мог даже приблизиться к нему в стенах этого зала, ведь должен был оставаться неумолимым.

– Она здесь, чтобы помочь тебе, – почти прошептал он, не отрывая взгляда от Моргана.

Хранительница Гудрун так и не смогла прижиться в городе – он был слишком шумным и суетным для нее. Морган не мог поверить, что из-за него она вновь оказалась в замке. Все это походило на обман. Аарон и Стейн, самые близкие ему люди, от кого он не мог ожидать лжи, прятали глаза от его пытливого взгляда. Он будто бы снова падал с утеса, чувствуя пронизывающий кожу страх. Это правда. Все, что они говорили, – правда. Он ощутил это, как только попытался услышать что-то кроме биения собственного сердца.

Неожиданно Стейн молчаливой тенью встал за спиной Моргана. Эйлейв был прав. Не стоило врываться в зал Совета, не стоило дарить Тревору возможность смотреть на себя с торжествующей улыбкой на лице. Морган поднялся и последовал за другом, оставив без внимания насмешку главы Священного караула.

– Все, что случается здесь, здесь и остается, – слова короля, обращенные к Совету перед тем, как эти двое покинули зал, звучали предостережением.

Стейн шел немного впереди. Он молчал, и Моргану это было дорого. Он едва находил в себе силы, чтобы продолжать идти, словно тяжелый камень взвалили на его плечи и заставили нести эту непомерную ношу. Он поборол волны, но пал от слова недруга. Тишина была благословенна для него.

Стейн проводил Моргана до покоев Хранительницы, пустовавших с тех пор, как она покинула Дагмер. Он вошел, не дожидаясь пока ноющее отяжелевшее сердце заставит его передумать.

Всего одна зажженная свеча стояла на столе, за которым его ждала седоволосая женщина. Гудрун неторопливо обирала нераспустившиеся бутоны собранных трав. Одарив мага ласковой улыбкой, она поманила его.

– Твоя прекрасная заступница явилась ко мне среди ночи и рассказала о беде. Бесстрашная, как настоящий воин. Она одна вела повозку в мою чащу, не боясь ни темного леса, ни разбойников, ни зверя, – голос ее успокаивал как журчащий ручей.

– Она и есть воин, Гудрун.

– Подойди же ко мне, мальчик, – темнота скрывала от нее лицо Моргана, но Хранительница чувствовала все его смятение. – Или ты страшишься старой женщины, любящей тебя подобно матери?

– Та другая девушка… – начал было он говорить, едва робкий свет свечи наконец коснулся его лица.

– Та, что опоила тебя?

– Где она?

– Тьма течет в ее крови, как быстрые воды горной реки. Хочешь ли ты, чтобы я освободила твою душу, Морган? – она бросила в чашу, стоящую перед ней, лепестки так знакомых ему цветов.

Совсем юным он собирал их дня нее. Тогда он был глуп и говорил, что Тьма не властна над ним, что Тьма не получит его в свои цепкие лапы, а она смеялась и тормошила его черные как ночь волосы. Он хотел бы стать таким же чистым, каким был тогда.

Теперь же он расстегнул и послушно сбросил на пол мокрый насквозь дублет, тяжело опускаясь на колени. Хранительница поднесла к его губам край серебряной чаши и начала молитву. Закрыв глаза, он слышал в ней пение и видел перед собой лишь облик той женщины, что посмела украсть его душу.

Покои Моргана. Королевский дворец, Дагмер

Мириам распахнула дверь и открыла ставни, давая сквозняку ворваться в покои Моргана. За окном был солнечный день и воздух звенел, напитываясь морской солью и ароматами хвои. Город дышал полной грудью, все глубже погружаясь в яркую цветастую осень. Моргану всегда нравилось это осеннее предвкушение, оттого Мириам решила подпустить его поближе к нему, раскрыв настеж окно.

Занавески метались из стороны в сторону, с улицы доносились голоса и где-то отдаленно слышалась музыка. Для Мириам все было пропитано ожиданием новой жизни, той, где любимый ею мужчина не одержим скверной. Ей нестерпимо хотелось узнать, каков он без нее.

Кровь Смотрителя тоже поет. Мириам и Морган так часто касались Тьмы, что вечно носили в себе ее след. Она была неразличима под защитой их медальонов, Мириам и вовсе почти не слышала ее, даже если прямо перед ней стоял маг, чья кровь была темна, как смола. Но однажды она заметила едва ощутимый шепот и убедилась в нем, сняв с себя медальон, пока Морган был рядом. Так звучала кровь не отступника, а его жертвы. И она стала наблюдать.

Ее наставник был крепок, полон сил, удачлив и богат. Ничто не изводило его. Ничто, кроме необъяснимого чувства к женщине, о которой он никогда не мог ничего рассказать. Мириам видела, как та следует тенью за ним, а он никогда не глядит на нее с улыбкой. Однажды столкнувшись с той женщиной в узком дворцовом коридоре, Мириам будто случайно схватилась за ее руку. И этого касания хватило, чтобы все стало ясно. Она боялась, что не расслышит скверну ведьмы, но та прозвучала отчетливо и ярко. Тогда, отбросив все сомнения, Мириам отправилась к Священному караулу.

И вот теперь, протирая лицо Моргана прохладной водой, девушка ненароком коснулась его груди, там, ближе к сердцу, чтобы знать наверняка. Она вскрикнула от неожиданности, когда он положил свои пальцы поверх ее руки.

– Клянусь, я съел бы сейчас целого вепря, – проговорил Морган, так и не открыв глаза. Он улыбался лишь уголками губ.

От этой едва заметной улыбки на глазах Мириам выступили слезы. Несколько дней он лежал в бреду, освобождаясь от скверны, и девушка почти не оставляла его.

«Я снимала такие проклятия прежде, деточка. Будет хорошо, если первым, что увидит Морган, когда очнется, будет твое лицо. Ты ведь сможешь распознать беду сама», – сказала ей Гудрун, покидая замок, чтобы поскорее вернуться в привычный ей лес.

И она была права. Это было удивительно хорошо.

– Так как? Теперь ты не слышишь ничего? – спросил Морган, все еще не выпуская ее руку.

Наконец он открыл глаза, а Мириам, не отводя взгляд, ощущала только как под кожей бьется его живое сердце. Она смогла лишь покачать головой, стыдясь, что не успела смахнуть с лица слезинки. На ее коже выступили мурашки и причиной тому был вовсе не ветер, гуляющий по покоям.

ГЛАВА ПЯТАЯ

НОВЫЙ ДОМ

Леса Айриндора

Морган очнулся ото сна на полу хижины, там же где прошлой ночью его подкосила усталость. Он лежал один в темноте, стряхивая с себя остатки видений. Снаружи до него доносился звонкий девичий смех, и он не сразу поверил, что тот принадлежит Мириам – он не помнил, когда в последний раз ему приходилось видеть тень улыбки на ее лице. Еще вчера она была так слаба, что он готов был остаться в этом месте лишь для того, чтобы она набралась сил, и он никак не думал, что ему доведется проснуться под ее радостный щебет, необъяснимо согревающий его душу.

Постепенно пробуждение овладевало сознанием Моргана, ему послышались колючий запах костра и аромат поджаренной дичи, немедленно пробудивший в нем голод. Яркий солнечный свет ослепил его, едва он приоткрыл дверь хижины. Вчерашний снег покрыл опавшие темные листья искрящейся хрупкой ледяной коркой. Небо было удивительно ясным и безоблачным, словно зима еще не пыталась укутать его своим мутным серым одеялом.

Неподалеку у дымящегося костра Хранительница чинила старый плащ из грубой шерсти. Морган оставил его здесь когда-то давно – он был изодран и стал бесполезным. Огрубевшие пальцы старухи на удивление ловко справлялись с иглой.

– Камзол мальчика слишком тонок, а ночью снова придет непогода, –проговорила она, едва заслышав шаги мага. – Я закончу, и вы сможете продолжить путь. В этих лесах нельзя терять дневной свет.

Морган оглянулся в сторону ручья в поисках Мириам и юного Бранда. Они были так заняты происходящим, что он остался бы без внимания, окликнув их. Юноша легко балансировал на трухлявом бревне, перекинутом через два берега, присел, зачерпнул в ладони немного воды, раскинул руки, и та взмыла ввысь. Он выпрямился, удерживая тонкий шумящий поток, несущийся прямо в яркое небо. На его губах затаилась улыбка и каждый его жест был пропитан уверенностью и силой.

– Как он похож на отца! Еще вчера он был его невнятной тенью. Ты видишь это, Гудрун?

– Вскоре ты увидишь в нем Мириам. Они будут следовать друг за другом как эта нить за иглой. Она отдала ему часть себя. Часть своей храбрости и преданности, часть вспыльчивости и безрассудства. Это цена его чистоты.

Мириам стояла на берегу недалеко от Ивэна, безобидно подтрунивая над ним, но, в конце концов, испугавшись, вдруг закричала:

– Прекрати! Прекрати же! Вздумал пощекотать пятки Создателя?

Юноша тут же развернул ладони к земле. Вода обрушилась прямо на Мириам миллионом искрящихся капель. Она, вскрикнув, со всех ног побежала к костру. А он снова дотронулся до водной глади, и столб воды, поднявшийся так высоко, снова с неимоверным грохотом вернулся в свое русло.

Мириам, играя, спряталась за спиной Моргана. Она тяжело дышала, разгоряченная бегом, согретая последним теплым утром. Он обернулся к ней. Ее лицо украсил румянец, а в глазах плясали яркие огоньки.

– Сегодня мы будем дома, – улыбнулась она, и повторила это медленно и тихо, будто бы желая, чтобы он прочувствовал каждое слово, разделил с ней причину ее радости.

– Мириам! – окликнула ее Хранительница. – Помоги мне, милая.

Она упорхнула, подобно птичке, склонилась над Гудрун, внимательно слушая ее наставления. На платке, расстеленном на земле у костра, быстро появился немного зачерствевший хлеб, дикие яблоки и орехи, принесенные девушкой из хижины.

Тем временем Морган спустился к ручью. Ивэн все еще был там. Он устроился на большом плоском камне, будто бы дожидаясь его.

– Твоя матушка видела нечто подобное? Если да, то я догадываюсь, отчего она отправила тебя в монастырь.

– Матушка? О, ты о той женщине… Ингритт? Она запрещала так называть ее. Мириам сказала мне, что ты – кузен моего отца. Это так?

– Чистая правда. Но мы росли, как родные братья, – Морган наклонился и зачерпнул немного воды из ручья, чтобы окунуть в нее лицо. – Скажи, что она говорила о нем?

– Ничего, кроме того, что он слуга Тьмы, – юноша в два прыжка оказался возле него. – Отчего гнев теперь так ярок во мне? Почему я должен верить вам? Вы говорите, что мой отец умер, а я должен стать ему заменой. Ради чего? Что вы сделали со мной?

– Ты хотел прожить всю жизнь в монастыре, никогда не мечтая о чем-то большем?

– Я не знал ничего другого, кроме молитв и страха. Никогда, – глубокая морщинка залегла между его бровей, сделав его лицо мрачным и задумчивым.

На одно короткое мгновение Морган снова увидел перед собой брата, но, спохватившись, отогнал от себя эту нелепую иллюзию. Будь это Аарон, и оба они были бы еще слишком молоды и беззаботны, то он взлохматил бы его светлые волосы, похлопал по плечу, сказал что-нибудь, что вызвало его улыбку – сделал что угодно, лишь бы его лицо продолжало сиять. Но перед ним стоял Ивэн. Моргану пришлось несколько раз повторить про себя его имя. Окинув юношу взглядом, он попытался найти в нем что-то особенное, что отделит его от образа брата. Он поймал себя на мысли, что смотрит на него как на воина – слишком худой, но его руки выглядели крепкими. Вот в чем он был непохож на отца.

– Твой гнев питает страх, – проговорил Морган, прерывая нависшее над ними молчание. – Но тебе нечего бояться, Ивэн. Я буду рядом.

Юноша крепко зажмурился, и Морган не сразу понял, что причиной тому стало его собственное имя, произнесенное вслух. Много лет оно скрывалось за совсем иным, угодным Пророкам и Создеателю.

– О, полагаю, я должен быть польщен? – он быстро опомнился и небрежно скрестил руки на груди.

– Или… Хотя бы сделать вид?

– Вы двое так и будете секретничать здесь до заката? – Мириам возмущенно прервала их разговор. Она была взбудоражена предвкушением от возвращения домой, и явно сгорала от нетерпения.

Ивэн, одарив ее короткой, немного нервной улыбкой, послушно побрел к костру.

– Ну а ты? – бровь девушки угрожающе дрогнула.

Морган галантно предложил ей руку, совсем так, как сделал бы желая прогуляться с ней по узким улочкам Дагмера. Ее пальчики с легкостью легли чуть выше его локтя.

– Я хочу поблагодарить тебя, – едва слышно заговорил Морган, нарочно замедляя шаг.

– Поблагодарить? – задумчиво хмыкнула она. – Думаю, платье из отменной парчи будет напоминать мне благодарность. Или флакон тех ароматов, что продаются недалеко от рыночной площади. Я буду всякий раз, открывая его думать о том, как же ты благодарен мне.

– Ты говоришь о платьях, когда Аарон за подобную смелось одарил бы титулом ил посвятил бы стражи.

– Все воины пахнут потом и кровью, а я предпочитаю благоухать розами и спать на мягких простынях, – с напускной небрежностью улыбнулась девушка. – Он никогда бы не пожаловал мне титул. Для него я всегда была только смешливой девчушкой, выделенной по твоей прихоти из десятков других.

– По прихоти? Порой я думаю, что это было провидение.

– Я так голодна! А ты?

– Постой, – Морган застыл на месте. Твердой рукой он развернул Мириам к себе лицом. Но она быстро отвела взгляд в сторону. Губы ее были сжаты, удерживая слова, решительно оставленные при себе. – Я надеюсь, ты слышишь меня.

– Будет лучше, если я сделаю вид, что нет.

– Хорошо, – выдохнул маг, опуская руки. – Будь по-твоему.

– Полагаю, ты вообразил, будто бы я страдаю. А если я скажу тебе, что чувствую себя свободной? Ты решишь, что я вконец обезумела, или поймешь?

Морган замер, наконец уловив ее взгляд. Когда-то он узнал и запомнил навсегда, что эти глаза не могут ему лгать. Теперь же он видел в них едва ли не равнодушное спокойствие. И смог только выдохнуть:

– Я отыщу самую лучшую парчу в городе и самых искусных портных. Тебе сошьют платье достойное королевы.

– Пора поторопиться, – небрежно бросила Мириам, не желая больше говорить о том, что уже осталось в прошлом для нее. Она больше не ощущала того пламени, которое носила в себе всю жизнь. Как и не хотела думать о будущем, просто не могла позволить себе эту слабость. Морган не должен увидеть ее сломленной.

Она села рядом с ним у костра. Достав нож, он под пристальным взглядом Ивэна ловко снял птицу с вертела, разделил ее на равные части, и первую протянул изголодавшемуся юноше. Тот набросился на доставшийся ему кусок – он рвал его зубами, подобно дикарю, и на его лице запечатлелось истинное наслаждение.

– Не очень-то по-королевски? – пробубнил Ивэн, замечая на себе насмешливые взгляды.

– Никто не обещал, что с тобой будет легко, – на губах старшего из Брандов застыла снисходительная улыбка.

– Не думаешь же ты, что я не помню тебя таким, Морган? Я еще не настолько стара, – проговорила Хранительница, расправляя плащ на коленях, желая убедиться, что ее работа закончена. – Но ты был скверным мальчишкой.

Морган потянулся к костру и немного разворошил угли, поддерживая затухающий огонь. Мириам небрежно склонила голову на его плечо, продолжая хрустеть ароматным яблоком. Глаза ее были устремлены куда-то вдаль, как и мысли, унесшие ее с этой поляны. Магу не хотелось тревожить ее безмятежность. Она выглядела расслабленной. Но вскоре в ее глазах вновь заиграло нетерпение. Для Моргана это значило лишь одно – пришло время собираться в дорогу. Путникам, путешествующим налегке, для этого нужно было только запрыгнуть в седло.

Ивэн, опередив его, отправился к коням, привязанным за хижиной. Он плеснул воды в корыто, чтобы напоить их перед дорогой. Серый молодой жеребец, выданный монахами из конюшен монастыря, не принял юношу, и ему приходилось быть все время на чеку, что тот не сбросил его на землю.

– В городе я отведу тебя в конюшни, и ты выберешь себе самого быстрого рысака, – пообещал Морган, наблюдая за тем, как Ивэн потуже затягивает подпруги.

– Я? Разве не он должен будет выбрать меня? Это он решит, смогу ли я прикасаться к нему.

– Что ж, ты прав. Кто учил тебя ездить верхом?

Ивэн бросил на Моргана колкий взгляд. Он не понимал, к чему эти расспросы о прошлом, больше не имеющем никакого значения.

– По-твоему меня воспитали волки? – криво усмехнулся он, и тут же обернулся, услышав голос Хранительницы.

Она подошла, чтобы набросить на его плечи плащ. Он смутился, встретив ее взгляд, полный незаслуженного обожания. Мать скрывала его от других людей, и ему не доводилось прежде видеть женщин, кроме старой кухарки и дочери мельника, что приносила в замок хлеб. Ивэн попросту не знал, как отвечать на проявленную заботу. Когда она вдруг дотронулась до его лица, он испуганно замер. Ладонь старухи была немного грубой, но в этом жесте он прочувствовал всю нежность – незнакомое ему чувство.

Вскоре все трое оставили хижину. Хранительница провожала их взглядом до тех пор, пока они не скрылись из виду.

Выбравшись на широкий тракт, Мириам первой подхлестнула коня. Следом за ней пустился Морган, решив, что дорога достаточно хороша для быстрой езды, Ивэну же не оставалось ничего другого, как последовать за ними.

Мимо мелькали высокие сосны, почерневшие земли полей, стеклянная гладь озера. Ивэн жадно вдыхал чистый лесной воздух, всматривался в мир вокруг, ведь мог никогда больше не увидеть его, оставшись в монастырских пещерах. Но он видел, слышал, чувствовал скорость и кровь, стучащую в висках, ощущая себя абсолютно счастливым.

Мириам поравнялась с ним, как только они оказались на узкой вымокшей дороге – темном месиве из грязи и опавших листьев. Им пришлось пустить коней шагом, но Морган остался далеко впереди.

– Больше не хочешь вернуться в монастырь? – расхохоталась она, увидев взволнованное лицо Ивэна.

– Вы же не проделали такой далекий путь, чтобы просто избавиться от меня? – с наигранным вызовом спросил он.

– О, поверь, мы бы выбрали для этого не такие прекрасные места и нашли бы подходящий способ. Твой дядюшка знает об этом все.

– А что ты знаешь о моем дядюшке? – Ивэн не мог упустить возможности расспросить ее о том, кто неожиданно назвался его семьей.

– Только то, что мне дозволено знать, – небрежно ответила Мириам. – Он мой наставник и учитель. Дагмер любит своих героев. Для большинства из нас Морган спаситель и заступник. Все без ума от него.

– Как и ты? – чтобы прийти к такому вопросу, Ивэну потребовалась лишь наблюдательность и смекалка. Он ничего не знал о женщинах, но этого и не было нужно, чтобы понять чувства Мириам.

– Знаешь, ты мне больше нравился хмурым молчуном, – с раздражением возмутилась она, не желая отвечать.

– Гудрун предупредила меня, что я могу стать в чем-то похожим на тебя.

– Что? Ты только что назвал меня болтуньей, наглец! Морган! – крикнула она. – Я ведь не болтунья?

– Если бы не твой длинный язык, ты бы ей не казалась, – смеясь отозвался тот.

– Любой дурак скажет, что в вас течет одна кровь! – девушка фыркнула и сморщила нос, усыпанный веснушками.

Когда тропинка оказалась слишком узкой, Ивэн пропустил ее вперед, втайне порадовавшись этому. Он заметил, что та держится в седле с достоинством знатной леди. Ее медно-золотистые локоны рассыпались по плечам, и она вовсе не стыдилась этого. Он думал о ее лукавых зеленых глазах, о точеном и немного вздернутом носике, о белой коже – она была совсем не похожа на дочку мельника. Красота Мириам была куда более изящна. Он не видел подобной девушки на скудных гравюрах и фресках, украшающих стены монастыря. И она приветливо улыбалась ему.