Читать книгу: «Город потерянных душ», страница 4
Глава 3
Женщина в рясе отвела меня, Финна и еще нескольких детей в местный приют-монастырь имени святого Лазаря. Остальных похищенных отправили в местные постоялые дома.
На входе в монастырь нас встретил мрачный охранник. Он смотрел на нас так, будто ничего не доставило бы ему большего удовольствия, чем убить нас голыми руками. Но меня волновал не его взгляд и даже не собака на его цепи, а огромные литые ворота, вбитые в толстые каменные стены, тянущиеся вдоль всего монастыря. Если нас запрут в приюте, мы ни за что не сможем перебраться через такую ограду.
Я старательно избегала смотреть на монастырь, пока он не закрыл собой весь обзор. И когда избегать факта его существования стало невозможно, я наконец подняла глаза.
Огромное белое каменное здание настигло меня. Высокие потолки и окна дарили лишь ощущения скованости, простор вызывал прилив удушения, а сладкий запах цветов – тошноту. И здесь мне предстояло прожить до семнадцати, если мне не удастся сбежать.
Финн легко тронул меня за руку, выводя из задумчивости. И мы вслед за женщиной в рясе, представившейся сестрой Августиной, прошли во двор монастыря. Целая толпа детей от пяти до шестнадцати лет уже ждала нас. Я могла смотреть лишь в их огромные глаза, которые взирали на мир с опаской и недоверием, будто ожидая скрытой угрозы.
Сестра Августина представила нас остальным детям. А после обратилась к нам:
– Правое крыло для мальчиков, левое для девочек. Сохрани вас Бог, зайти туда, где вам быть не полагается. Все, кто не достиг семнадцати, должен посещать вечернюю школу, и в конце каждого триместра сдать два экзамена по выбранным предметам. По достижению семнадцати, вы больше не можете жить на территории монастыря святого Лазаря, но должны посещать вечернюю школу, пока не сдадите экзамены.
Почти год, выдохнула я.
– У каждого крыла, – продолжила сестра Августина, – есть свои старосты. Михаил, – женщина подозвала к себе светловолосого мальчика. Он вышел вперед и сделал неловкий поклон. – Староста мальчиков. Ангелика – ответственная за девочек.
Вперед шагнула красивая черноволосая девушка со вздернутым носиком. Она не поклонилась, лишь окинула меня и другую новенькую недобрым взглядом.
– Им вы можете задавать все вопросы. Они будут координировать вас первые месяцы.
Судя по виду, Ангелика была не в восторге от этой перспективы, но промолчала.
– Все остальное вам расскажут ваши старосты. А теперь, расходитесь, – только и сказала сестра Августина. А после скрылась за одним из поворотов.
Дети с несчастным видом стали разбредаться в разные стороны.
Ангелика кивнула мне и еще одной новенькой лет десяти. Мария, так ее представила сестра Августина. Но вместо того, чтобы последовать за Ангеликой, Мария кинулась к брату. Он подхватил ее на руки и шепнул что-то на ухо. Стирая слезы с лица, девочка подошла к Ангелике. Я и Финн лишь обменялись взглядами, и я последовала за старостой.
Даже не оглядываясь на нас, Ангелика начала тихим, но властным голосом.
– Пока вы живете здесь вам будут назначать работы. До двенадцати дети работают только в монастыре. А тебя, – она наконец обернулась, – попросила к себе распорядительница кухонь. На лице у Ангелики появилась злобная усмешка. – За каждое нарушение правил, ваше имя попадет в урну еще раз.
– А Финн? Что будет делать он? – Вырвалось у меня.
Лицо Ангелики помрачнело, я бы даже сказала, что увидела сострадание у нее в глазах. И это был первый и последний раз, когда я видела это выражение.
– Шахты, – то, как она сказала это, заставило мое сердце неприятно сжаться.
– Это плохо? – выдавила я.
Презрительное выражение снова вернулось на лицо Ангелики:
– Плохо ли в катакомбах, где с потолка свисают лампочки, и отовсюду на тебя давят каменные стены? Где каждый месяц умирают несколько человек? Шахты могут сломать даже самого сильного человека.
Заметив, как я изменилась в лице Ангелика продолжила:
– Но я бы на твоем месте скорее переживала за себя.
Девушка провела нас мимо нескольких огромных общих спален. А потом мы остановились у еще одной комнаты со сплошным рядом кроватей, где суетились девочки разных возрастов. Здесь даже были маленькие кроватки для младенцев.
– Забирайте себе любые свободные койки, – Ангелика резко развернулась, толкнув меня в плече.
Я хотела шагнуть вперед, но чья-то маленькая рука крепко сжала мою. Это была Мария. Вместе мы дошли до двух свободных кроватей у окна. Мария тут же зарыла лицо в тощую подушку.
Я хотела найти слова утешения, но я не могла даже успокоить себя. К тому же все действительно было плохо.
Чтобы отвлечься от мыслей, я уныло оглядела серые стены общей спальни. Я ненавидела приюты. В похожем я прожила до семи лет, пока меня не удочерили. Но я до сих пор помнила, все эти общие спальни, общие игровые. У тебя не только нет своих родителей. Тебе вообще ничего не принадлежит.
В одиннадцать объявили отбой. В комнатах погас свет. Лишь коридоры тускло освещали лампы. В комнате было душно, так что входная дверь была открыта. Я медленно поднялась с кровати и залезла на подоконник. Слезы побежали по лицу. Я зажала рот рукой, чтоб никто не услышал моих рыданий. Я останусь в этом месте навсегда. Всю жизнь я буду носить эти длинные черные платья. Никогда не увижу родных. Я останусь здесь одна, ведь Финна отпустят через три месяца.
Меня обожгла ненависть. Если бы не он, это могла быть я. Я тут же одернула себя. Если позволю этой злости остаться хоть на минуту, эта ненависть сожрет меня изнутри. Виноват не Финн, а те, кто делал это с нами.
Сон не желал идти ко мне. И я решила, что сейчас есть лишь один человек, с которым я хочу поговорить. Мне нужно было попрощаться с Финном сейчас, пока во мне еще осталось какое-то добро и сострадание.
Я бросила последний взгляд на свое отражение в стекле. Мои глаза были красными, лицо бледным, рыжеватые волосы запутались, но мне было наплевать. Я сползла с подоконника и тихо вышла из комнаты.
Мой путь освещали одинокие лампы и лунный свет сквозь открытые настежь окна. Я снова спустилась во двор. Я внимательно вглядывалась в окна, пытаясь понять, как мне попасть в крыло мальчиков. Пока не поняла, что двор разделял эту часть здание на две одинаковые части.
Я быстро поднялась наверх, ища нужную комнату. По пути мне встретилась группа мальчиков постарше. Всех их словно тронул пепельный дождь: седые волосы, грязные руки и лица. Это угольная пыль, поняла я. Они с удивлением смотрели на меня, но не сказали ни слова.
Финн был в самой ближней из комнат. Он сидел на одной из угловых кроватей. Рука подпирает лоб, взгляд смотрит в никуда.
Я молча смотрела на него, не зная, как привлечь его внимание, чтобы он вышел. Наконец он будто почувствовал мой взгляд и обернулся. Финн тут же поднялся с кровати и направился ко мне. Он пересек комнату так быстро, что мне показалось, что кроме него никто даже не заметил моего присутствия.
– Тебя нельзя быть здесь, – он ошарашено смотрел на меня, прикрывая за нами дверь.
Я фыркнула.
– Идем вниз, там сад, – ответила я и повела Финна по широким холлам монастыря.
Когда мы вышли, в воздухе раздавался стрекот кузнечиков и пахло едва различимым цветочным запахом. Мы сели на ободранную лавку с именной табличкой посередине.
– Тебе больше не стоит приходить. Если тебя кто-то увидит и донесут… – начал он.
– За каждое нарушение, имя попадает в урну еще раз, – закончила за него я.
Финн кивнул.
– Шахты, – только и произнесла я. Мой голос был осипшим.
Финн почему-то улыбнулся и качнул головой:
– Со мной все будет в порядке, – он протянул мне руку. Но я резко одернула свою.
– Тебе нужно продержаться всего три месяца, – тихо произнесла я. – Ты ведь расскажешь обо всем, когда уйдешь? – мой голос дрогнул, и я опустила голову, чтобы собраться с силами. Я подняла глаза на Финна. – Ты ведь расскажешь? Да?
Финн отвернулся от меня, но потом внимательно посмотрел мне в глаза.
– Я отказался уйти, – в его голосе появилась сталь.
На секунду я потеряла дар речи.
– Прости? – наконец выдавила я.
– Я не уйду после трех месяцев, – перефразировал он, будто я была тупой.
Я нахмурилась:
– Почему?
– Солен, никто никогда не уходил из этого места. Ты ведь не думаешь, что я бы стал первым? – его слова были ядом для меня.
– Почему? – Повторила я, видя, что он чего-то недоговаривает.
– Ладно. Все равно когда-нибудь ты узнаешь, – кивнул он. – Потому что у те, кто вытягивает белый жребий, не только не участвует в Выборочной пятнице, они могут выбрать одного человека, который тоже не будет участвовать в ней. Из-за этого я не могу уйти.
Его слова медленно доходили до меня. Злость медленно, но верно охватывала меня. Выбирая между тем, чтобы жить здесь совсем одной или жить с осознанием того, что обрекла еще кого-то на такую же жизнь. Я выбрала бы первое, Финн должен был уйти. Я останусь здесь в независимости от его решения, но так хоть у одного из нас была бы жизнь.
– Если бы ты ушел, ты мог бы рассказать обо всем, – выдавила я.
– Не будь такой наивной, никто никогда не уходил из этого места. Почему ты думаешь всех похитили по двое? Мария и ее брат, две пожилые пары, два друга? Мы с тобой знакомы с самого детства.
– Ты мне никто, – прошипела я. Хотя в его словах была доля истины, но мне сейчас было все равно на все эти причинно-следственные связи.
– Соль, – он тронул мой локоть.
– Не трогай меня, – я резко ударила его в грудь.
– Соль, пожалуйста, – голова Финна склонилась вбок.
– Соль, пожалуйста, что? – Выдохнула я. – Я навсегда останусь здесь. Ты понимаешь? Зачем ты остался? – Выпалила я. – Почему?
– Я сказал почему, – тихо, но уверенно ответил он. – Если бы ты была на моем месте, ты бы ушла?
Я опешила от его вопроса. Я отвернулась в сторону. Жизнь в этом месте была равносильна смерти. Я ослабила свою защиту и на секунду позволила себе почувствовать все, что со мной произошло, почувствовала, как тону от осознания произошедшего, и то, как лишь спасения жаждет каждая клеточка. Но мысль о том, что это кого-то спасет. Это совсем разные вещи: идти на смерть и идти на смерть ради того, чтобы кто-то жил. Я бы осталась и мысль, что моя жертва будет не напрасна, придавала бы мне сил.
– Мы останемся здесь навсегда, ты понимаешь? – Уже спокойнее ответила я.