Княжий сын. Отцовские долги

Сказал, а сам спохватился. Это я про блудного сына в монастыре читал, а ему-то об этой истории откуда знать. Хотя, он не отреагировал, будто и не заметил, что я сказал.

– Это когда еще будет, посмотрим, – буркнул парень. – Но в любом случае, возьмешь ты меня с собой, или нет, обратно я не вернусь. В другой отряд наймусь, или пойду к караванщикам охранником работать.

– Биться умеешь? – задал я вопрос, кивнув на топор, который парень таскал за поясом.

– Немного, – ответил парень. – Проверь меня, увидишь.

– Как скажешь, – я повернулся к Петру, которой уже успел принести из телеги три тренировочных меча, и два поддоспешника для друзей-пахарей. – Петр, с кого начать думаешь?

– С Михала, – ответил старый воин, вышел вперед и отдал поддоспешники Лехе и Богдану. – Парни, пока одевайтесь, да к весу доспеха привыкайте. Вы следующие, сразу вдвоем пойдете.

Мы разошлись в стороны, освобождая место для боя. Михал вышел вперед, принял у старика тренировочный меч, взмахнул им пару раз, привыкая к весу и балансу. Мгновение спустя, они шагнули друг навстречу другу и их клинки столкнулись в воздухе, высекая искры.

– Какой-то приют обездоленных у нас получается, а не дружина, – сказал я боярину Луке, который стоял рядом. – Последний выживший из разграбленного каравана, боярич, которого лишил наследства единокровный брат, двое пахарей, решивших сменить соху на мечи, да парень, сбежавший из отцовского дома ради того, чтобы не жениться.

– Ну, оно всегда так, – пожал плечами Лука Филиппович. – Люди – это же не просто шахматные фигуры, за каждым из них своя история. И ты, Олег, должен о каждом из них все знать. Это ты правильно сделал, что парней расспросил, теперь они знают, что тебе не все равно, что на смерть ты их просто так не бросишь.

Я хотел было спросить, что такое шахматы, но вспомнил, что была когда-то в свое время такая игра, во время которой игроки двигали по клетчатой доске разные фигуры. Правила там были какие-то сложные, так что я особо не вникал, но похоже, что кто-то сумел в них разобраться, и даже умеет играть, раз боярин об этом заговорил.

– Один раз я уже почти довел нас до безнадежного состояния, – сказал я. – Тогда многие погибли.

– Они знали, на что шли, – ответил боярин. – Даже бывшие разбойники знали, на что идут, иначе не стали бы рисковать, и просто сбежали раньше. Уж возможностей у них куча была, в этом можешь мне поверить.

Петр тем временем продолжал гонять Михала по двору. Не то, чтобы бывший охранник караванов оказался так плох, он как раз был вполне себе ничего, и позволил старику достать себя всего трижды. Просто Петр, как и любой из старых воинов в моей дружине, был выдающимся бойцом. Сколько лет они мечами машут уже? По тридцать-сорок, если начинали еще из детских.

Жаль, что и они были смертны.

Михал еще не достал Петра ни разу, но держался достойно. Наконец, старик финтом заставил мужика вскинуть меч вверх, а сам наоборот, хлопнул его плашмя по бедру, и опустил руку с мечом, показывая, что бой окончен. Ну да, бил бы он лезвием, да нормальным клинком, а не тупым тренировочным, оставил бы Михалу такую рану, что тот истек бы кровью в течение нескольких мгновений.

– Что скажешь? – спросил я у Петра.

– Годится, – коротко ответил тот, после чего забрал тренировочный меч у бывшего охранника караванов, и передал его Лехе.

– Отлично, – усмехнулся я. – Михал, ты с нами. Оплата твоя будет – две гривны в месяц, да доля в добыче, но ее у нас после каждого боя по заслугам считают.

– Согласен, – кивнул мужик, и подошел к нам, освободив двор для остальных бойцов.

Напротив Петра встали Леха с Богданом. Выглядели деревенские парни в поддоспешниках вполне ладно, только вот мечи держали, словно большие дубины. С первого взгляда становилось ясно, что держат их они в первый раз в жизни, так что ничего выдающегося от этого боя ожидать точно не придется.

Петр поднял меч, давая знак, что можно нападать, и началось избиение. Парни не то что достать его не могли, они даже толком парировать не умели. Впрочем, чего еще от них ждать, стоит вспомнить себя год назад, когда я только взял меч в руки. Уж тогда-то Игнат тоже бил меня, как ему хотелось, и куда ему хотелось, а я даже мечтать не мог о том, чтобы достать верткого старика.

– А куда мы отправляемся? – спросил у меня Михал, который присоединился к нам и стал наблюдать за боем. – Чем заниматься дальше планируем?

– Поедем мы на заставу, – ответил я и потянулся.

Посмотрел, как люди бьются, и самому захотелось попробовать. Да, соскучился я по бою, а ведь любил это дело, особенно такие тренировочные поединки. Сейчас бы тоже взять один из тренировочных мечей, да помахать им, тем более, что напарник – боярич Никита, всегда для этого дела готов был.

Да только вот нельзя, и ничего с этим не поделать. Пока пальцы и ребра не срастутся, в бой мне лезть смысла нет. Да и после того, как травмы заживут, еще долго разрабатывать суставы, чтобы движения вернулись в полном объеме.

Короче говоря, не боец я ближайший месяц точно, и как там что потом будет – вопрос большой. И это очень уж меня печалило.

– Значит, дорогу охранять будем? – продолжил спрашивать Михал. – В какую сторону хотя бы едем?

– В Молдавию, – ответил я.

– Ну, слава Богу, что не к Херсону. Значит, более-менее спокойно год прожить должны, если повезет.

– Богу? – удивился я. – Ты что же, Михал, христианин что ли?

– Ну да, – ответил мужчина, достал из-за ворота поддоспешника крест, показал мне, поцеловал и убрал обратно. – А что тебя удивляет?

– Да ничего, я тоже крестился недавно, – я почесал голову в затылке. – А что, много у вас здесь христиан?

– Не очень много, – качнул головой тот. – Всякий во что попало верует, кто в Тельца Красного, кто ближе к полудню живет, в духов лесных. Но христиане кое-где общинами живут, особенно в землях, что поближе к Польше. Ну и в Польше их, ясное дело, немало.

– А почему так? – удивился я. – У нас христиан почти нет, а в Польше их немало?

– Да, не знаю, – пожал плечами Михал. – Так получилось. Про те места говорят, что там испокон веков христиане живут. И церквей в городах немало, да и вообще.

Удивительное дело. Вот бы сейчас оказаться в Николо-Одринской обители, да отцу-настоятелю рассказать, что есть целые страны, где сплошь христиане живут. Вот только ли одной они с нами веры? Вроде бы в старые времена отличались чем-то церкви, те, что у нас были в России, да те, что в других местах. Я толком не понял, чем, но были какие-то различия. Спросить бы у отца-настоятеля, да он далеко.

– А в Киеве христианской общины нет? – спросил я.

– Да как же нет, есть, – ответил Михал. – На закатной стороне, за городом живут, так место и называется – Крестная слобода. Они отдельно живут, спокойнее им так, когда вокруг все свои.

– А их не преследуют? – мне вспомнился Белгород и погром в еврейской общине. Как бы и здесь ничего такого не случилось.

– Да с чего бы, – удивился Михал. – Здесь, в Киеве даже евреев никто не преследует. Не любят, конечно, от этого никуда не деться, но, если еврея убьешь, с тебя спросят столько же, сколько за другого свободного человека.

– Хорошо, – кивнул я, сам делая в голове заметку, что стоит заехать в местную христианскую общину.

Ну а почему нет, с людьми пообщаться, может быть, книг каких-нибудь прикупить. Хотя бы молитвослов, Игнат перед смертью говорил, что мне точно нужно один такой для себя завести. Хорошо бы, конечно, и Писание, но даже если кто-то решится мне его продать, то наверняка заломит неподъемную цену.

А что поделать, книги дорогие. Там и бумага, и переплет, и работа писца. Они же не монахи, чтобы целые дни в работе проводить безо всякой оплаты. Хотя и монахи мне книг с собой не дали бы. Хочешь читать –  читай сколько угодно, но из монастырской библиотеки не выноси. Да и упаси Господь порвать или испортить хотя бы одну страничку.

Впрочем, я ничего и не порвал, меня еще мать приучила относиться к книгам очень бережно. К единственной книге, которая у нас имелась, если точнее, к справочнику по лекарственным растениям. Так он и сейчас со мной, едет в одной из седельных сумок, завернутый для пущей сохранности в несколько слоев тряпья.

– Достаточно! – крикнул Петр, прерывая поток моих мыслей, и новики опустили мечи. Старик повернулся ко мне, качнул головой и сказал. – Это никуда не годится.

– В строю их работать научить можно? – вопросом ответил я.

– Можно, – кивнул старый воин. – Да времени уж очень много уйдет. Сначала придется учить по одному биться, чтобы они в строю своих же не поранили. А-то надо же, взяли привычку мечами махать, будто мельница.

– Так они в первый раз в жизни мечи в руки взяли, – пожал я плечами и повернулся к новикам. – В первый же, правильно говорю?

– Да, – понуро кивнул Леха. – Кто ж нам мечи-то даст?

– Я и дам, – ответил я. – В счет платы. Если хотите воинами стать, и учиться для этого готовы. А учить вас будет Петр, если, конечно, вы его хорошо попросите. Но учтите, я учился у такого же старого воина, и он в первый же день мне сказал: плохо будешь стараться, до конца обучения не доживешь.

– Мы будем стараться, – заявил Богдан, даже опередив своего товарища, который обычно говорил за двоих.

– Да, будем, – вторил ему Леха. – Возьми нас в обучение, дядька Петр, что ни скажешь, все сделаем.

– Я вам не дядька, – ответил старый воин. – Задницы вам подтирать не буду, не надейтесь. Но, если воинами стать пожелали, то научу. Но только потому что Олег сказал. И учтите, то, что он про “не доживете” сказал – тоже правда.

– Вот и ладно, – решил я. – Вы у меня получите по гривне в месяц. За мечи и поддоспешники, которые вам выдадут, рассчитаетесь из добычи. Но это позже. Петр, не устал?

– Да нет, – старый воин повел плечами. – Я не очень-то и напрягался.

– Хорошо, – я ухмыльнулся. – Тогда Савва, ты следующий. Покажи, чему тебя там научили.

Но сразу бой не начался, этому помешали Леха и Богдан, которые вместо того чтобы отойти в сторону, принялись стаскивать поддоспешники прямо посреди площадки. Был соблазн приказать Петру поучить их еще раз, но я не стал. Постепенно привыкнут к дисциплине, у нас даже бывшие разбойники по струнке ходили. Другое дело, что над ними и начальный человек был – боярич Никита, у которого не забалуешь. Мигом кишки наружу выпустит.

Наконец, парни разобрались со стеганками, и в середину круга вышел Савва. Этот меч держал правильно, хоть как мне казалось, был более привычен к топору, который и таскал за поясом. Хотя здесь, в Киеве, меч уже не был таким явным атрибутом благородного человека. Мечи таскали и богатые горожане, и торговцы, которым в родном Брянском княжестве оставалось довольствоваться только длинными прямыми тесаками.

Хотя откуда тут знать-то в торговой республике? Ни бояр тебе, ни князей, все вопросы купцы решают на собраниях.

Петр кивнул парню, предлагая атаковать и тут же отступил назад, потому что Савва бросился на него, словно коршун на добычу. Парень махнул мечом слева, тут же ударил справа, перехватил клинок обеими руками и попытался уколоть старого воина в живот. Будь на его месте я, удар непременно достиг бы цели, но старого воина на таком было не провести: каким-то неуловимым движением увернулся от удара, отбил в сторону клинок Саввы и тут же хлестнул его по плечу.

Но тот сумел оправиться и ушел в глухую защиту. Некоторое время Петр и Савва кружили по двору, периодически нанося и отражая удары. Конечно, никакой ровней старому воину парень не был, скорее всего, даже я на мечах его одолел бы, но базовые движения и несколько финтов он знал, ногами работать не забывал, да и в целом показал себя очень хорошо.

– Все, я понял, понял, – махнул я рукой, приказывая прекратить бой. – Савва, молодец, бьешься хорошо. В строю драться обучен?

– Немного, – ответил купеческий сын.

– А верхом? – продолжил спрашивать я.

– Верхом биться не приходилось, – качнул головой парень.

– Научишься, – я ухмыльнулся. – Ты с нами, жалование тебе поставлю такое же, как Михалу, две гривны в месяц. Если щит понадобится, шлем, доспех, обеспечим, но все в счет будущей добычи.

– Понял, – парень кивнул.

– Ну, теперь ты, Владислав, твоя очередь, – кивнул я смоленскому бояричу.

– Погоди, Олег, – вышел вперед боярин Лука. – Я сам парня проверить хочу, да и думаю, Петру передохнуть не лишним будет.

– Как скажешь, – пожал я плечами.

Петр передал меч Луке, Савва отдал свой Владиславу, и скоро боярин и боярич встали друг напротив друга. Лука кивнул парню, и тот мгновенно атаковал. Ударил слева, справа, оттолкнул клинок Луки Филипповича в сторону, вывернул ладонь так, чтобы самым кончиком достать его в плечо.

На самом деле такой удар обычно не наносился в плечо. Так били в шею, чтобы разрезать крупные сосуды и быстро закончить бой. Но то, как лихо начал Владислав, и как он изменил удар, чтобы не нанести боярину Луке вреда, многое о нем говорили.

Боярин отпрыгнул назад, снова поднял клинок и встал в защитную стойку.

– А тебя неплохо учили, – только и проговорил он. – Мы с твоим отцом в свое время частенько любили скрестить мечи, узнаю его школу.

Парень ничего не ответил, только снова атаковал, но на этот раз боярин был начеку. Меч Владислава оказался отбит в сторону, и тут же последовала стремительная контратака, от которой боярич каким-то чудом сумел увернуться.

Весь последующий бой только укрепил меня во мнении, что боярич очень неплох. Он не только достойно держался против такого фехтовальщика, как боярин Лука, но и умудрялся частенько атаковать. И пусть ему больше не удалось провести такой комбинации, как первая, два или три раза он боярина достал, причем очень чувствительно. Сам, конечно, тоже схлопотал с полдесятка сильных хлопков и тычков, но в этом как раз ничего удивительного не было.

– Владислав, ты принят, – я решил, что насмотрелся, и поднял руку. – Получишь три гривны в месяц. Да и еще учти, мы едем в места, где человек с деловой хваткой может неплохо заработать. А ты, как ни крути, у купца учился.

– Спасибо, – с достоинством кивнул боярич.

– Значит так, – проговорил я, после того, как новики вернули тренировочные мечи Петру и снова выстроились в ряд. – Завтра после полудня встречаемся у таверны “Медведь и бык”, и отправляемся в путь. Кто не успеет, тот может забыть о наших договоренностях. Если вам негде переночевать в Киеве, можете отправиться вместе с Петром, на ночлег вас устроят. Но завтра все должны быть. Это понятно?

Новики нестройно заверили меня в том, что им все понятно, после чего разошлись со двора. Леха и Богдан отправились с Петром, остальные ушли куда-то по своим делам. В общем-то все это более-менее увязывалось с их историями: у Михала в Киеве были друзья, а Владислав и Савва где-то ведь прятались все это время, значит и у них какие-никакие логова имелось.

– Ну, что думаешь? – спросил я у боярина Луки. – Правильно я поступил, что всех взял?

– Я бы молодых не взял, – ответил тот. – Богдана и Леху. Биться не умеют ведь совсем.  Остальные-то ладно, Славка, так вообще хорош оказался, да и Савва неплох, если немножко подучится, а эти…

– В Огибном молодых брали, и ничего, – пожал я плечами.

– И где теперь молодые те? – спросил боярин. – Ладно Камень, он до сих пор с нами, а остальные все в Небесных Полях уже.

– Да ничего, – махнул я рукой. – Тех научили, и этих натаскаем в строю биться.

– Дело твое, Олег, – пожал плечами Лука Филиппович.

– Меня больше другое беспокоит, – ответил я. – Не может ли никто из них соглядатаем от наместников оказаться. Я же потому так подробно и выспрашивал, потому что этого боюсь.

– Вот этого не знаю, – качнул головой боярин. – Но не думаю, что наместники, если бы о нас знали, соглядатаев прислали бы. Их главная цель – это ты, так что скорее отправили бы они убийц, да и все дела. Или выдать потребовали бы. Ты там не спрашивал у мэра местного, не было за нас никакого разговора?

– Не спрашивал, – мотнул я головой. – Но думаю, если бы был, он бы рассказал. Или вообще уже выдали бы нас, да и все дела. Значит, по всему выходит, что не успели наместники за нами.

– Да странно как-то, – задумался боярин Лука. – Погоню-то они организовать должны были. Мы тут в городе, пусть на рожон не лезем особо, но и не прячемся. Да и куда ты дружину в четыре десятка клинков спрячешь?

– Могли мы их опередить так сильно? – спросил я. – Ну, на неделю примерно.

– Нет, – качнул головой боярин. – А ты прав, как-то странно получается. Надо бы повнимательнее к новикам присмотреться, может быть, и правда кто-то из них засланный. Ты кому-нибудь из них рассказал уже, куда мы едем?

– Михалу, – ответил я. – Сказал, что на заставу едем. Он спросил, не в Крым ли, я ответил, что нет, в Молдавию.

– Зря, конечно, лучше бы ты не стал такого рассказывать. Хотя, никому не доверять тоже нельзя. Чернобог его задери, голова сейчас от всех этих мыслей лопнет, – решительно махнул рукой Лука. – Засланный кто, или нет, мы все равно сейчас не узнаем. Пусть Николай походит, поспрашивает, хоть так обезопасимся.

– Постой, – вдруг понял я. – Не успеть они за нами не могли. А вдруг они след потеряли? Боярина Сергея, который обычно от Брянска розыск вёл, мы убили. Другой боярин, или кого там за нами отправили, может таким опытным не оказаться.

– А ехали мы через леса, в деревни не заезжали, останавливались тоже только в лесах, – подхватил мою мысль боярин Лука. – Откуда им знать, что мы вообще в Киев поехали? Это же глупо, торгаши местные нас по первому же запросу выдали бы.

– Фух, – я вытер рукавом рубахи вспотевший от жары лоб. – Значит, зря я волнуюсь?

– Да нет, не зря, – качнул головой боярин. – Всегда нужно начеку быть. Да и люди у наместников тут есть, они тоже могут попытаться человека прислать. Это значит, что уходить нужно быстрее.

– Так завтра и выступаем, – решительно рубанул я рукой. – Завтра же с утра пойду до мэра, подпишу с ним договор и отправимся.

Почему-то после этого решения на душе сразу стало легче. Надо было сразу со старшим товарищем обсудить, а не держать все в себе.

Глава 6

Союз Торговых Городов. Киев. Середина лета 2224-го года от Рождества Христова.

После того, как мы закончили с новичками, я выспросил у Николая, где находится христианская община, и отправился туда. Крестная слобода, как ее называли, располагалась за городскими воротами и представляла собой небольшой поселок, почти ничем не отличавшийся от множества тех, что мне уже приходилось видеть.

Здесь были дома, какие-то мастерские, и даже своя небольшая кузня. И единственным зданием, которое как-то выделялось на их фоне, оказался храм. Очень скромный, построенный из дерева, с деревянными же куполами и оградой. Он совсем не походил на ту величественную крепость, которой была Николо-Одринская обитель.

Люди смотрели на меня с удивлением, но без враждебности. Похоже, что редко кто приходил в гости в эти места, однако остановить меня для разговора никто не пытался.

Я остановился перед храмом, вспомнил, что делал Игнат, прежде чем войти в обитель. Посмотрел на купол, перекрестился один раз, поклонился, повторил это еще дважды, после чего пошел внутрь.

В самом здании храма было темно, пахло деревом, свечным воском и еще чем-то незнакомым. Ни разу в жизни до этого я не ощущал подобных запахов, и с непривычки у меня на мгновение закружилась голова.

Внутри не было никого, только священник – худощавый мужчина с длинной вьющейся бородой, и одетый в черного цвета рясу. Он посмотрел на меня, и тогда я шагнул вперед, сложил руки перед собой крестом, правую поверх левой и попросил:

– Благословите, отче.

– Бог благословит, – ответил он и обвел меня крестным знамением, после чего протянул вперед руку, которую я поцеловал. – Что привело тебя в наш скромный храм?

– Мне нужно… – я на мгновение замялся, все-таки непривычно мне это было.

Я в свою бытность язычником, не сказать, чтобы особо соблюдал обряды. Участвовал, конечно, в праздниках, да, было дело, но так или иначе делал это больше потому, что так делали все. К тому же меня съедали сомнения о том, считается ли мое крещение настоящим. Все-таки Игнат не был ни священником, ни монахом, он был воином и воином же умер.

К тому же я мало знал о том, как все должно происходить. Конечно, кое-что я узнал в обители, о других вещах мне рассказал Игнат. Хотя с ним мы больше говорили о самом учении, а не об обрядах, которые, будучи христианином, я обязан буду совершать.

Попросить меня исповедовать? К Причастию я все равно подойти не смогу, нет у меня пока что ни времени, ни возможности к нему подготовиться. А может быть, просто поговорить? Могу же я просто поговорить со священником, не откажет же он мне в этом?

Нет, лучше все же исповедоваться. Может быть, на душе и правда станет легче?

– Мне нужно исповедоваться, отче, – ответил я.

– Тогда приходи на службу, – пожал плечами священник. – После исповедуешься.

– Я… – я снова замялся. – Я не могу. Мы с дружиной завтра с утра из города уходим. Далеко и надолго. До следующей встречи со священником я, может быть, и вообще не доживу, так что мне это нужно.

– Хорошо, – кивнул тот. – Я уделю тебе немного времени. Давай помолимся вместе, а потом ты расскажешь о грехах, которые ты совершил.

– Только… – сказал я. – Только я не знаю молитв. Я совсем недавно принял крест. Знаю только Символ Веры. И “Отче наш”.

– Тогда повторяй за мной, – священник улыбнулся, жестом попросил меня подойти поближе к иконам и стал читать молитву.

Я повторял за ним, а сам думал о том, что буду ему рассказывать. С точки зрения христианской морали я совершил столько грехов, что их сложно не только перечислить все, но и просто вспомнить. Если уж совсем честно, то последний год, с тех пор, как я отправился в путь с Игнатом, я только и делал, что грешил.

– Ну, – после того, как мы закончили, священник повернулся ко мне и жестом поманил меня к подставке, на которой лежала какая-то книга и большой деревянный крест. – Только помни, исповедуешься ты только перед Господом нашим Иисусом Христом. А я лишь свидетель этого.

– Хорошо, – голос сам собой сел, и я невольно откашлялся. – Прости меня, Господи, ибо я согрешил. Прости мой смертный грех, я отнял жизнь другого человека. Даже не так, я убил столько людей, что не могу и сосчитать. Но большинство из них были плохими людьми, это были убийцы, воры, насильники. Я знаю, что не в моем праве карать и миловать, но так вышло, я раскаиваюсь и прошу меня за это простить.

– Ты можешь вспомнить всех, кого убил? – спросил священник.

– Могу, – я вздохнул, на душе моей было тяжело. – Первым, кого я убил, был Федька Широкий, атаман ватаги разбойников. Эта ватага напала на нас, когда мы с друзьями путешествовали из нашей родной деревни в Брянск. Потом было еще несколько, банда Гаврилы Грача, которую мы смогли отыскать и перебить на хуторе неподалеку от Брянска. Потом были еще разбойники, ватага братьев Лисьиных, в селе, которое называется Лисицей. Там я убил главаря, а брата его приказал повесить на дереве.

Я вспоминал всех убитых мной, но лица их не представали перед моими глазами. Большинство из них заслуживали смерти, они были ворами и разбойниками. Другое дело, что меня тоже объявили вором и разбойником, пусть и не совсем справедливо, и даже пытались повесить.

– Позже, в Белгороде, во время еврейского погрома, я согласился помочь одному из местных евреев вывезти из города семью, – продолжил я. – Когда мы пришли на его подворье, на нас напали пятеро. В живых я оставил только одного, и то для того, чтобы передать послание. Потом, в Воронежских землях, мы пришли в деревню, которую терроризировал один бывший циркач. Он жил с ручным медведем и сам притворялся им. Я выследил его и убил. Позже, в тех же землях, мы наткнулись на татарскую шайку. Они пытались увести в рабство людей из одной деревни, и тогда мы напали на них и убили всех. Ну и позже, когда мы снова вернулись в Брянск, то столкнулись с дружиной одного местного боярина. Я пытался сделать все, чтобы этого боя не случилось, но не сумел. Началась настоящая резня, многие погибли с обеих сторон. Пожалуй, что об этих смертях я жалею больше всего.

– Большинство из убитых тобой действительно были ворами и разбойниками. И я вижу, что ты пытался помогать людям, пусть и таким неправедным деянием как убийство. Но было ли такое, чтобы ты убивал невиновного? – спросил священник. – Того, кто не угрожал твоей жизни, и не сделал ничего плохого?

– Было, – я вздохнул. – Мы убили жену и сына Гавриила Грача, просто потому что не могли оставить свидетелей. И еще, позже в Орле, убили одного из младших стражников, Сеньку. Я этого не хотел, собирался дать ему денег и оставить связанным, но мой товарищ, Никита, убил его. И в этой смерти виноват тоже я.

– Это очень тяжкие грехи, – качнул головой священник. – Тебе придется долго молиться, чтобы искупить их. Пусть они и были твоими врагами, но вспомни каждого из убитых тобой, и прочитай молитву за упокой его души. Расскажи еще, в чем ты хотел бы покаяться?

– Я прелюбодействовал, – ответил я. – Дома, еще в Васильевском селе, у меня была девушка, которую зовут Мария. Обычно мы ничего такого не делали, просто гуляли, но в последний день перед нашим отъездом мы… Согрешили. И еще потом, позже, в бывших Воронежских землях, как раз в той деревне, которую терроризировал циркач. Циркач хотел забрать одну из местных дев себе в качестве жены. Она пришла и отдалась мне. И потом, после того, как я убил человека-медведя, она приходила еще несколько раз. Мне не хватило твердости, чтобы отвергнуть ее, чтобы не поддаваться похоти.

– Понимаю, – вздохнул священник. – Многих стараний стоит то, чтобы противиться козням дьявола. И смирять страсти свое – первое, чему должен обучиться достойный христианин. Каждый день в течение двух недель будешь читать молитву о смирении страстей своих. Есть еще что-то, что ты хочешь мне рассказать?

– Да. И это, наверное, самый тяжкий из моих грехов,– я на секунду замолчал, думая, стоит ли говорить о таких вещах совсем незнакомому человеку, но все же решился. – Но, чтобы ты понял, о чем я говорю, мне придется рассказать немного больше. Все дело в том, что я – незаконнорожденный сын князя Кирилла. Того самого Великого Князя, что объединил под своей властью Пять Княжеств, и умер, не оставив наследников. Для этого я собрал дружину, поэтому мы и путешествовали, набирая новых бойцов и заручаясь верными сторонниками.

– То, что ты говоришь мне, правда? – спросил священник.

– Правда, – кивнул я. – Но дело не в этом. В начале лета мы столкнулись с дружиной одного из бояр, и понесли тяжкие потери. Тогда погибло много моих людей, в том числе мой наставник – Игнат. Я пытался найти утешение, в последние минуты жизни Игната мы разговаривали с ним о вере, тогда-то я и решил принять христианство. Но это было не все. Меня обуревала гордыня, я вообразил, что могу поступить как Иисус, и отправился в Брянск, чтобы сдаться наместникам. Думал, что если они покончат со мной, то не станут преследовать всех остальных.

– Нет, – качнул головой священник. – Это совсем не грех. Пожертвовать собой ради ближних, стремясь уподобиться при этом Иисусу Христу – это великое благо. Ты рассказал все, что хотел?

Я на секунду задумался. Пожалуй, самые тяжкие из своих грехов я уже перечислил. Хотя, осталось еще кое-что.

– Я впал в уныние, когда умерла моя мать, – вспомнил я. – Ее загрыз волкулак, и я ничего не смог сделать. Сейчас я наверняка сумел бы защитить матушку, но сейчас я совсем другой человек. Раньше-то я ей и слова поперек сказать не мог, а теперь под моим началом целая дружина.

– Пережить такую утрату, не впав в уныние, очень сложно, – священник кивнул мне. – Но я вижу, тебе удалось с ним справиться. Может быть, это было испытание, которое Господь отправил тебе, а возможно, он сделал это специально, чтобы ты переродился.

– Тогда все, – сказал я. – Я вроде бы все сказал.

– Тогда перекрестись, поцелуй крест и возложи голову на Евангелие, – сказал священник.

Я исполнил его указания, положил голову на книжицу, лежавшую на подставке, после чего священник закрыл мою голову куском полотна, и принялся читать молитву. Скоро он закончил, снял тряпицу, сложил ее и убрал.

– Благослови, отче, – повинуясь непонятному душевному порыву, я снова сложил руки одна на другую и обратился к священнику.

– Бог благословит, – снова перекрестил меня он, посмотрел мне в глаза и качнул головой. – Я вижу, что тебя ждет непростой путь. Много испытаний приготовил для тебя Господь, много деяний тебе предстоит совершить. Я тебе кое-что дам, может быть, это поможет.

Он отошел в сторону и скоро вернулся с небольшой книжицей, явно написанной и сшитой вручную. Я открыл ее, и принялся листать страницы, на каждой из которых аккуратным убористым почерком было написано по молитве.

– Это молитвослов, – сказал священник. – Тут написаны молитвы, их немного, но тебе на твоем пути помощь Господа может очень пригодиться. Так что бери.

Не знаю почему, но я вдруг почувствовал себя, будто окунулся в глубокую пуховую перину. Пусть я и не знал этого чувства, потому что в перине мне никогда спать и не приходилось, обычно довольствуясь жестким соломенных тюфяком, но по телу побежали мурашки от удовольствия. А на душе после исповеди действительно стало легче. Выговорился перед Богом, и все стало проще и понятнее.

– Благодарю, отче, – я кивнул, аккуратно закрыл книжицу, но убрать ее было некуда: придется нести в руке. Потом вложу ее в справочник травника, никуда оттуда не денется, не помнется, да и не зальешь случайно ничем.

Запустил руку в карман, вытащил из него все имеющееся серебро: две гривны, да один рубль, и протянул их священнику.

– Тут немного, но возьми, – сказал я. – Тебе эти деньги понадобятся больше, чем мне.

– Уверен? – спросил священник. – Две гривны – это немало денег, на них можно месяц жить.

– Уверен, – решительно сказал я. – Мы все равно завтра подписываем договор с мэром Григорием и переходим на казенный кошт. Да и негде мне скоро будет эти деньги тратить, там, куда мы едем, все равно торговать особо не с кем и ничем.

– Что, на заставу отправляетесь? – с пониманием спросил священник.

– Да, – подтвердил я его догадку.

– В Крым? – теперь в его голосе звучало сочувствие.

– Нет, Бог миловал, – качнул я головой. – В Молдавию.

– В Молдавии тоже не сахар, – вздохнул поп. – Местные смерды не любят наемников. Кое-где они смирные, кое-где сбиваются в шайки и ничем не отличаются от разбойников. Но все лучше, чем в Крым.

– А тебе-то откуда знать? – удивился я.

– Ну, я же не всю жизнь был священником, – улыбнулся тот. – Пришлось и мне, знаешь, в свое время понаемничать, мечом помахать, да.