Япония. История и культура: от самураев до манги

Религия и верования эпохи Хэйан

Религиозность и вера в сверхъестественное буквально пропитывали классическое общество. У аристократа не проходило и дня, когда он не совершал бы какого-либо ритуала с обращением к религии или потусторонним силам. Тэндай и Сингон, две буддийские школы, пришедшие в Японию в этот период, предлагали аристократам набор конкретных шагов по пути добродетели для достижения духовного совершенствования. Однако в повседневной жизни придворные не реже, а то и чаще руководствовались различными верованиями и практиками, например геомантией и гаданием, чем собственно буддийской доктриной. Повседневная жизнь управлялась верой в благоприятные и неблагоприятные дни, представлениями о «запрете на направления», запрете на выход из дома и прием гостей, а также ритуальной нечистотой и очищением.

На протяжении периода Хэйан буддизм из монастырей стал распространяться также в резиденциях аристократии, где их обитатели занимались благочестивыми делами для улучшения своей кармы: переписывали сутры, создавали статуи, заказывали постройку храмов и создание произведений искусства. В 804 году император Камму, перенесший столицу в Хэйан-кё, чтобы избежать влияния мощных буддийских школ в Наре, послал в Китай двух молодых монахов, чтобы те приняли там учение других школ буддизма, которые могли быть привнесены в Японию и защищать новую столицу. Монахи входили в состав одного посольства в империю Тан, но плыли на разных кораблях. Монах Сайтё (767–822) доплыл в Китай напрямую, а корабль второго монаха по имени Кукай (774–835) отнесло далеко к югу. Сайтё и Кукай прошли обучение и посвящение в двух разных школах буддизма

Сайтё провел в Китае около года, изучая разнообразные буддийские учения и течения школы Тяньтай (яп. Тэндай) в монастыре на одноименной горе. Буддийская школа Тэндай, которую он основал в Японии, проповедовала смесь монашеского послушания, медитации и традиционного учения, основанного преимущественно на «Лотосовой сутре», признавала первичность учения Будды, не отрицая при этом остальные школы и сплавляя их во всеохватывающий синтез, и предоставляла последователям все необходимое для спасения. Тэндай подчеркивает, что интеллектуальный и созерцательный подходы к религии равно необходимы человеку, как два крыла птице: для достижения просветления нужны и обучение, и медитация. В целом же Тэндай был сосредоточен на экзотерических учениях и практиках, то есть открытых, общедоступных и приписываемых историческому Будде, а не на эзотерических, то есть тайных учениях и ритуалах, связанных с Буддой Дайнити, которые пропагандировала Сингон – буддийская школа, основанная в Японии Кукаем, соперником Сайтё.

Вернувшись в 805 году в Японию, Сайтё основал монастырь с храмовым комплексом под названием Энрякудзи на горе Хиэй. Он располагался к северо-востоку от столицы, то есть в самом неблагоприятном направлении. Храм должен был защищать столицу от злых сил, идущих с этой стороны. Буддизм Сайтё был явственно ориентирован на охрану государства и верность государю. Школе Тэндай благоволили император и двор, что позволило комплексу со временем вырасти до более чем 300 зданий. Чтобы отделиться от старых школ Нары, Сайтё настоял, чтобы монахов Тэндай посвящали в духовный сан на горе Хиэй, причем заповеди, правила и наставления Тэндай были куда более просты, чем для монахов, принявших постриг в Тодайдзи в Наре, и, кроме того, отражали китайские нормы. Сайтё разработал схему тщательного 12-летнего обучения монахов. Лучшие ученики оставались на горе Хиэй в качестве религиозных лидеров; остальных же отправляли в провинции в качестве наставников и для содействия управителям провинций в таких делах, как освоение новых земельных участков или строительство мостов.

Как и великие храмы Нары, Энрякудзи получал от двора угодья, освобожденные от уплаты налогов. К XII веку у Энрякудзи были сотни поместий сёэн, разбросанных по разным провинциям, которые поддерживали широкую сеть провинциальных храмов. Все влиятельные монастыри этого периода устраивали собственные армии из монахов-воинов (сёхэй) для защиты своих интересов, а также земель. Когда храмам Тэндай казалось, что их интересы ущемляются, сонмища боевых монахов спускались с горы и угрожали столице. Соперничество между монашескими армиями монастырей Нары и Энрякудзи, а также между Энрякудзи и частными отрядами, охраняющими поместья вельмож, умножало жестокость и хаос в поздний период Хэйан. Говорили, один император XI века заметил, что есть три вещи, которые не подчиняются его власти: наводнения в реке Камо, азартные игры и монахи горы Хиэй.

Другим монахом дипломатической миссии 804 года был блистательный молодой человек Кукай, один из самых почитаемых деятелей японской религиозной истории. Легенды приписывают Кукаю создание японской письменности кана и способность находить горячие ключи и другие водные источники при помощи прорицания. Самый известный в Японии паломнический маршрут связывает 88 храмов на острове Сикоку, в которых, по легендам, побывал Кукай. Этот маршрут длиной в 1200 километров и в наши дни ежегодно проходят до 100 000 пилигримов. Пешком он занимает 30–60 дней, но большинство современных паломников проезжают этот путь на автобусе.

Как и Сайтё, Кукай предпочитал для Японии универсальную и общую буддийскую традицию абстрактным доктринам учений Нары. Кукай учился в Чанъане, столице империи Тан, где китайский учитель буддизма Хуэйго посвятил его в эзотерическое учение и ритуалы, которые позднее станут известны в Японии под названием Сингон («Школа истинных слов»). Сингон строится вокруг идеи трансцендентного всеобъемлющего Космического будды Дайнити, полагая других будд и бодхисаттв его воплощениями.

Для полного понимания эзотерического учения Сингон недостаточно было просто изучать тексты; последователи воплощали слова, действия и мысли Дайнити через мантры, мудры и мандалы. Мантры – это тайные заклинания, составленные из священных слогов, которые необходимо было распевать и повторять; само название «сингон» появилось от этих практик. Мудры символизируют действия Дайнити при помощи последовательности особых жестов рук, каждый из которых имел собственное значение, как и в буддийской скульптуре. Мандала же – это картина для медитации, символизирующая центральное место Дайнити в мироздании и его превращение в мириады форм и сущностей. Кукай привез из Китая две мандалы: мандалу «Мира-ваджры», символизирующую неизменность принципов Будды, и мандалу «Мира-чрева», изображающую активную манифестацию Будды. Помимо медитаций, мандалы также использовались для выбора буддийского божества-хранителя, вроде святого покровителя для новопосвященных, которые с завязанными глазами бросали цветок на одну из мандал. Место, куда упал цветок, помогало выбрать, какое божество будет сопровождать новообращенного в его обучении.

Тайны учения Сингон, значения мантр, мудр и ритуалов можно было передавать только устно, напрямую от учителя к ученику. В этом смысле Сингон был, вероятно, первой в Японии традицией, подчеркивавшей важность прямой передачи знаний. Позднее эта практика распространится в Японии с религии на искусство и даже на хозяйственную деятельность, когда разные школы и гильдии будут ревностно охранять тайны своего мастерства.

Ритуалы и практики Сингон, будучи сложными, многоцветными и изысканными, весьма привлекали аристократов эпохи Хэйан, так ценивших красоту и искусность. Кукай снискал большую славу при дворе, и император назначил его главой двух крупнейших храмов – Тодайдзи в Наре и Тодзи в Хэйан-кё (совр. Киото). Обзаведясь такими прочными связями, Кукай основал собственный монастырь к югу от Хэйан-кё на горе Коя. Этот храм соперничал с Энрякудзи за религиозное, политическое и экономическое влияние.

В середине периода Хэйан в рамках школы Тэндай начала развиваться новая молитвенная практика, которая предлагала надежду на спасение, не требуя усердного обучения и медитации. Новое движение восхваляло будду Амиду и предлагало спасение в Чистой земле Западного рая. Перерождение в Чистой земле было уготовано последователям, которые уверуют в будду Амиду, выразив свою веру в «памятовании о будде», нэмбуцу, в котором просто говорилось: «Слава будде Амида!» («Наму Амида-буцу!»). Таким образом, подобная практика предлагала простым людям немонашеского звания довольно простой доступ в Чистую землю. Эти практики постепенно развились в буддизм Чистой земли, чьим ответвлением является Истинная школа Чистой земли – крупнейшая буддийская школа в современной Японии (см. главу 4).

Амида стал популярным персонажем в произведениях искусства, заказываемых вельможами. Райго – изображения Амиды, сходящего на землю в пурпурном облаке в сопровождении бодхисаттв и иных божественных сущностей, – были частью похоронной обрядности эпохи Хэйан. Райго приносили в дом, где находился умирающий, чтобы Амида забрал его с собой в Чистую землю.

Одной из причин растущей популярности культа Амиды было верование в то, что в XI веке Япония вошла в маппо – Последнюю эпоху буддийского закона, которая, согласно ранним буддийским текстам, начнется через 2000 лет после смерти исторического Будды и продлится следующие 10 000 лет. Тексты утверждали, что это будет эпоха упадка и заката буддизма, времена темные и мрачные. Сайтё говорил: «В Последние дни Закона не останется никого, кто соблюдал бы заповеди Будды. Если же такие и останутся, они будут встречаться не чаще, чем тигр на рыночной площади». В течение эпохи маппо нельзя было надеяться только на собственные силы, ища спасения или благого перерождения: необходимо было верить в могущество сочувствующих будд, таких как Амида, которые могли гарантировать спасение.

Что же касается повседневной жизни, то аристократы эпохи Хэйан чаще руководствовались популярными верованиями и обрядами, чем доктринами официальной религии. Тем не менее многие такие верования зачастую вырастали из более глобальных философских учений, таких как даосизм или буддизм. Народные практики, в свою очередь, влияли на ритуалы, проводимые официальными буддийскими школами. Это видно, в частности, в «Повести о Гэндзи», где буддийские священники нередко занимаются экзорцизмом или прорицаниями.

Палата Темного и Светлого Начал (яп. Оммёдо) занималась астрологией, толкованием добрых и дурных знамений и другой деятельностью, направленной на достижение согласованности между государственной политикой и окружающим мирозданием. Их вердикты влияли также на повседневную жизнь: придворные распределяли свои дела и поездки в соответствии с вычисленными благоприятными и неблагоприятными днями и направлениями. Одни запреты были постоянными, другие временными. Северо-восточное направление было неблагоприятным всегда, однако иногда некоторые другие направления также считались вредными: так, для 16-летних неблагоприятным был северо-запад. Нельзя было чинить ворота летом, а колодец – осенью, поскольку считалось, что в это время там живут ками. Также существовали запреты, основанные на китайском 60-летнем цикле, и по нему специально вычисляли, когда безопаснее остаться дома, а когда лучше стричь волосы и ногти.

Ритуальная нечистота, особенно связанная с болезнью или смертью, распространялась на всех домочадцев пострадавшего, также делая их нечистыми. В такой дом не ходили гости, а на ставни вешали специальные таблички, предостерегавшие от того, чтобы заходить внутрь. Если сановник из нечистого дома был вынужден присутствовать на каком-то официальном мероприятии или иным образом выполнять свои обязанности, он прикреплял на свой головной убор специальный знак, чтобы люди не приближались к нему.

Мир человека эпохи Хэйан был густо населен чудищами, демонами, духами и прочими сверхъестественными существами. Например, тэнгу были птицеподобными существами с клювами и крыльями, обитавшими в горах и лесах и обладавшими волшебной силой. В более поздние эпохи образ тэнгу изменился: их стали изображать краснолицыми и длинноносыми. Лисы также ассоциировались со сверхъестественным: они могли колдовать, вселяться в людей или принимать человеческий облик. Так, лиса могла заманивать к себе доверчивых юношей, обернувшись красивой девушкой. Тануки – японская енотовидная собака, иногда называемая барсуком, – также менял свой облик и вселялся в людей, однако его считали более зловредным, чем хитрую лису.

Если тэнгу и лис хотя бы можно было увидеть, то масса других духов и демонов, способных принести всяческое несчастье, была невидима. Мстительные духи покойников, считавшие, что с ними при жизни обращались плохо или несправедливо, могли навлечь на живых болезнь, смерть и другие беды, как показано в легенде о Сугаваре-но Митидзанэ. Даже живые души могли перемещаться и наносить серьезный ущерб. В «Повести о Гэндзи» душа Рокудзё, мучимая ревностью, выходит из живого тела и убивает свою соперницу, снискавшую расположение Гэндзи. Люди отгоняли опасных духов от своих домов при помощи чар, заклинаний и заговоров. Особые меры безопасности предпринимались для охраны Императорского дворца: через равные промежутки времени дворцовые стражники дергали тетиву своих луков, отгоняя при помощи этого звука злых духов, летающих в воздухе.

Одним из основных способов лечения болезней было изгнание злого духа, вызвавшего недуг, при помощи экзорцизма. Процедуру проводил шаман либо буддийский священник. Люди говорили о том, что кто-то «подхватил злого духа», примерно так же, как мы сегодня говорим «подхватил простуду». В одном эпизоде из «Гэндзи» Кумои обвиняет своего мужа в том, что их ребенок заболел. Поздно вернувшись домой после любовных приключений, супруг открыл окна и тем самым впустил в дом злых духов, из-за которых и заболел ребенок. Муж принимает это объяснение как само собой разумеющееся и извиняется.

Чтобы излечить болезнь при помощи экзорцизма, шаман или священник читал заговоры, призванные вывести духа из больного в медиума, которым обычно была женщина. Если это удавалось, дух называл себя, и тогда экзорцист изгонял его уже из медиума. Литература эпохи Хэйан изобилует драматическими сюжетами такого рода. Вот, например, отрывок из «Записок у изголовья» Сэй Сёнагон:

В комнату на коленях вползла служанка, высокая и сильная, в светлом платье из шелка-сырца и длинных штанах. В нее-то и должен был переселиться злой дух.

Она села позади небольшого занавеса, отгораживающего часть комнаты.

Повернувшись к девушке, монах протянул ей небольшой блестящий жезл и начал нараспев возглашать заклинания.

Собралось множество придворных дам, чтобы следить за ходом исцеления.

Они пристально глядели на девушку. Вскоре ее начала бить дрожь и она потеряла сознание. Все почувствовали священный ужас при виде того, как молитвы обретают все большую и большую силу.

В покои были допущены родные и близкие девушки. Исполненные благоговения, они все же были встревожены. «Как смутилась бы девушка, – думали они, – будь она в памяти».

Сама она не страдает, это они знали, но все же терзались жалостью, слушая ее стенания, плач и вопли. Подруги служанки, полные сочувствия, сели возле нее и стали оправлять на ней одежду.

Тем временем больной женщине, из которой изгнали демона, стало заметно легче. Монах потребовал горячей воды. Юные прислужницы бегом принесли из глубины дома кувшинчик с горячей водой, тревожно поглядывая на больную. На них были легкие одежды и шлейфы нежных оттенков, сохранившие всю свою свежесть. Прелестные девушки!^[47]

Даже в таких непростых обстоятельствах аристократы Хэйан умудрялись находить эстетику.

Таким образом, аристократы эпохи Хэйан для усиления своей власти использовали интриги и брачную политику, а для поддержания репутации им служило чувство прекрасного. Доходы от частных имений предоставляли им возможность вести роскошный образ жизни, освобождая придворным время для занятий литературой, музыкой и другими искусствами и демонстрации своих талантов в ходе поэтических турниров и игр-соревнований, а также посвящать себя многочисленным любовным приключениям. Они тщательно разработали эстетические стандарты для различных сфер повседневной материальной культуры – одежды, убранства помещений или переписки.

В отличие от периода Нара, в котором основным покровителем буддийских монастырей выступала императорская семья, буддийское искусство и практики, ассоциировавшиеся с новопривезенными в Японию школами, начали появляться и в усадьбах аристократов. При этом в повседневной жизни аристократы руководствовались верованиями в сверхъестественное, например в геомантию, астрологию, духов и знамения.

Аристократия Хэйан радовалась появлению дочерей, поскольку те могли своим удачным замужеством улучшить статус семьи. Аристократки, часто запертые в своих особняках в ожидании мужей и любовников, создали многие из лучших литературных произведений своей эпохи. Хотя женщины считались ниже мужчин по положению, у них тем не менее были известные экономические права и сексуальные свободы, которые с течением времени исчезнут, когда к власти придет патриархальное сословие воинов, почитавшее право первородства.

Дальнейшее чтение

Adolphson, Mikael, Edward Kamens, and Stacie Matsumoto, eds. Heian Japan: Centers and Peripheries. Honolulu: University of Hawaii Press, 2007.

Emmerich, Michael. The Tale of Genji: Translation, Canonization, and World Literature. New York: Columbia University Press, 2015.

Goodwin, Janet. Selling Songs and Smiles: The Sex Trade in Heian and Kamakura Japan. Honolulu: University of Hawaii Press, 2007.

Heldt, Gustav. The Pursuit of Harmony: Poetry and Power in Early Heian Japan. Ithaca, NY: Cornell East Asia Series, 2008.

Hurst, Cameron G. Insei: Abdicated Sovereigns in the Politics of Late Heian Japan, 1086–1185. New York: Columbia University Press, 1976.

LaMarre, Thomas. Uncovering Heian Japan: An Archeology of Sensation and Inscription. Durham, NC: Duke University Press, 2000.

Shikibu, Murasaki. The Tale of Genji. Translated by Royall Tyler. New York: Penguin, 2001.

Shirane, Haruo. Japan and the Culture of the Four Seasons: Nature, Literature, and the Arts. New York: Columbia University Press, 2012.

Wallace, John R. Objects of Discourse: Memoirs by Women of Heian Japan. Ann Arbor: University of Michigan Center for Japanese Studies, 2005.

Winfield, Pamela D. Icons and Iconoclasm in Japanese Buddhism: Kukai and Dogen on the Art of Enlightenment. New York: Oxford University Press, 2013.

Рекомендованные фильмы

«Колдун» (2001) – художественный фильм Ёдзиро Такиты, изображает народные верования в магию и духов. В центре повествования – придворный астролог Абэ-но Сэймэй, который, по легендам, владел тайным знанием.

«Расёмон» (1950) – художественный фильм Акиро Куросавы. Рассказ об убийстве придворного и изнасиловании его жены, переданный с точек зрения четырех разных свидетелей. Фильм считается мировым шедевром.

«Повесть о Гэндзи» (2011) – художественный фильм режиссера Ясуо Цурухаси. Последняя по времени экранизация классического романа.

«Сказание о принцессе Кагуя» (студия «Гибли», 2013) – анимационный художественный фильм режиссера Исао Такахата. Вольный пересказ народной сказки о резчике бамбука, который находит в бамбуковой роще клад, а также маленькую девочку родом с Луны. Резчик с семьей переезжает в столицу Хэйан, чтобы вырастить девочку настоящей аристократкой.

«Повесть о Гэндзи» (1987) – анимационный фильм режиссера Гисабуро Сугии, добротная адаптация классики.

4 Подъем и расцвет сословия воинов

XII–XV ВЕКА

Период с конца XII века до конца XVI века считается японскими Средними веками. В эту эпоху наибольшую власть и богатство приобрело сословие воинов, которое смогло получить высокую степень независимость от двора. Переход власти от придворных к воинской аристократии начался в конце XII века с установлением первого военного правительства – бакуфу («полевая ставка»), или сёгуната, который был создан в 1185 году Минамото-но Ёримото (1147–1199) в восточной части страны, в Камакуре. Ёримото обеспечил воинскому сословию возможность, дарованную двором, на сбор налогов со всех общественных и частных поместий в обмен на поддержание порядка и законности. Получив от императора титул сёгуна, Ёримото стал считаться военным хранителем придворных привилегий. Однако воинское сословие начало прибирать к рукам богатства и привилегии не только двора, но и буддийских монастырей.

Тем не менее нашествие монголов в XIII веке разорило режим Камакура и низвергло его власть, что привело, в свою очередь, к установлению в XIV–XV веках в Хэйан-кё (совр. Киото) сёгуната Асикага, известного также как сёгунат Муромати. Идея вассалитета появилась именно во время этих двух сёгунатов. Буси, или самураи (от глагола «служить», яп. сабурау), были воинами, несшими службу за материальное вознаграждение и продвижение в иерархии, – иначе говоря, наемниками. Минамото усилили их власть, наделяя семьи воинов прибыльными должностями или земельными владениями. Вассалы служили своему сюзерену не из абстрактного чувства преданности или чести, а за вполне конкретные блага.

Военная аристократия, поднимаясь по социальной и политической лестнице, пыталась конструировать собственный культурный и религиозный капитал для поддержания своего правящего статуса. Воины стали покровительствовать дзэн-буддизму, который, в свою очередь, влиял на эстетику различных художественных форм, появившихся в Средние века. Другие школы буддизма, возникшие в этот период, успешно распространили идею спасения, ранее доступную только элитам в Наре и Киото, на все слои общества по всей Японии.