Япония. История и культура: от самураев до манги

Политическое и социальное развитие

На протяжении периода Хэйан, пока придворные сановники наслаждались роскошной жизнью, провинции постепенно скатывались в беззаконие и хаос. Придворным семействам империи не по вкусу были военные походы, оставаться без столичных развлечений им также не хотелось, поэтому они все более полагались на эмиссаров, управляющих их сёэнами и другими земельными владениями. Многие сановники продавали свои должности людям, выражавшим готовность жить в провинции, чтобы окупить личные вложения. Эти эмиссары осваивали новые земли, расширяя границы владений, освобожденных от налогов, и объединялись с семьями местных воинов, многие из которых имели аристократическое происхождение. Многие дети знати от связей с женщинами неподобающего ранга не могли претендовать на высокие придворные должности, поэтому им давали неаристократические имена и селили в провинциях в качестве вассалов, где они должны были сами о себе позаботиться. Там эти люди занимались в основном приращением собственных земельных угодий и совершенствованием в боевых искусствах. Искусство войны оказалось доступным только сельским элитам, поскольку требовало больших затрат на мечи и доспехи, луки и стрелы, коней и их содержание. Большие региональные воинские союзы объединялись вокруг двух провинциальных кланов, утверждавших, что происходят от императорской фамилии: Тайра, также известных как Хэйкэ, заявлявших, что происходят от императора Камму, и Минамото, или Гэндзи, называвших себя потомками императора Сэйва (850–878, прав. – 858–876 гг.). Соперничество между этими двумя знаменитыми военными родами описано в одном из величайших произведений японской классической литературы – «Повести о доме Тайра» (о ней см. далее в этой главе). Члены этих кланов приобретали земли и набирали последователей по всей Японии, формируя независимые ветви семейств Тайра и Минамото.

На протяжении X–XI веков эти кланы и их ветви разрастались, особенно в восточной части Японии, однако ни у одного из них еще недоставало мощи, чтобы соперничать с Императорским двором – пока они управляли своими непосредственными владениями. Иногда в сельской местности вспыхивали восстания, как, например, мятеж 939 года, в котором Тайра-но Масакадо захватил власть над восемью провинциями. В «Сёмонки» («Записи о Масакадо», сер. X в.) утверждается, что после военного успеха Масакадо, получив пророчество божества Хатимана, провозгласил себя «новым императором» (яп. синно). Не имея никакой военной силы для борьбы с такими восстаниями, двор всецело полагался в этом на провинциальные военные кланы. Минамото получили прозвище «клыков и когтей» клана Фудзивара. Военные семейства соглашались служить придворным в обмен на земли, налоговый иммунитет, а также почет и придворные должности, которые они ценили по причине своего аристократического происхождения. Даже став провинциальным военным сословием, военные семейства все еще нуждались в легитимации и культурном капитале, предоставить которые мог только Императорский двор.

Около 1100 года позиция воинского сословия заметно изменилась. Хотя двор по-прежнему был источником почетных должностей и наград, а центральное правительство все еще рассылало указы, за пределами столицы реальная власть над землей значила больше, чем придворные титулы, а военная сила была куда эффективнее закона. По мере того как Тайра и Минамото усиливали свое влияние, различные фракции в Киото, например отрекшиеся императоры или представители рода Фудзивара, все чаще привлекали их для вмешательства в придворные дела, такие как вопросы престолонаследования. В 1159 году споры о наследовании между действующим и монашествующим императорами привели к смутам годов Хогэн и Хэйдзи^[48], напрямую столкнув между собой два воинских клана. Тайра-но Киёмори (1118–1181), вождь клана Тайра, развившего обширные связи с китайской династией Сун, оказался более удачливым и сумел добиться контроля над Императорским двором, приняв в 1167 году титул главного министра и поселив своих вассалов в столице. Киёмори заставил своих недоброжелателей и соперников уйти с правительственных постов и занялся брачной политикой, сходной с той, что проводил клан Фудзивара, вынудив императора жениться на собственной дочери и отречься от престола в пользу своего внука, нареченного в 1180 году императором Антоку.

Придворные возмутились бесцеремонными выскочками, которые наводнили столицу и отобрали у них привилегии, и потому начали искать другие источники военной силы, которые могли бы изгнать из города клан Тайра. Глава клана Минамото Ёситомо вместе со своими старшими сыновьями был убит в ходе смуты годов Хэйдзи, но Киёмори оставил в живых младших сыновей – Ёритомо, Нориёри и Ёсицунэ. В своей твердыне в Камакуре Ёритомо собрал со всех восточных провинций остатки сил Минамото и начал войну Гэмпэй (1180–1185) за изгнание Тайра из столицы. В 1183 году Минамото подожгли дворец Тайра в Киото и вынудили их бежать и скрыться в своих наследных землях вдоль побережья Внутреннего моря. Минамото одержали окончательную победу в битве при Данноура в 1185 году – одной из самых знаменитых битв японской истории, в которой было перебито большинство членов клана Тайра, а вдова Киёмори с внуком, императором Антоку, на руках бросилась в морскую пучину.

Установление сёгуната Камакура

Минамото на протяжении долгого времени строили в Камакуре – городе на востоке равнины Канто – собственные институции военного правления. При Ёритомо начался период владычества воинов – Средние века Японии. Всего в японской истории было три сёгуната: первый, установленный Минамото в Камакуре; сёгунат Муромати, установленный в Киото сёгунами Асикага в XIV–XV веках; и сёгунат Токугава, правивший с XVII по середину XIX века в городе Эдо (ныне Токио). Однако источником власти сёгуната оставался Императорский двор. Как упоминалось выше, титул сёгуна сделал Минамото-но Ёритомо военным защитником придворных привилегий. Двор воспринимал сёгунат как своего представителя, занятого поддержанием дисциплины в воинском ордене, возглавляемом Ёритомо и его вассалами.

Поскольку контроль над вассалами и военными союзниками основывался на материальном поощрении, например конфискованными землями, Ёритомо приходилось балансировать между получением новой добычи для дальнейшего распределения между последователями и достаточной защитой и поддержанием придворных привилегий, чтобы его не лишили звания сёгуна. Таким образом, Ёритомо не пытался переделать существующую систему правления Императорского двора, а только добавлял к ней еще один уровень, чтобы удовлетворять нужды зарождающегося воинского сословия. Ёритомо выслал в столицу свою армию, чтобы «попросить» двор об учреждении двух новых должностей: военного губернатора для каждой провинции (сюго) и военного управляющего для каждого из больших частных поместий сёэн (дзито). Эти должностные лица отвечали за все военные и полицейские функции провинции или поместья и были уполномочены собирать за это налог в свою пользу. Налог распространялся на всю возделываемую землю, будь она государственной или частной. Этот радикальный шаг означал, что больше не существовало поместий, полностью освобожденных от налогов, а богатства знати и храмов начинали перетекать к воинскому сословию.

Ёритомо назначил на эти должности самых верных вассалов. С течением времени эти должностные лица расширили свои права и обязанности. Они собирали не только военный налог в пользу сёгуната, но и все налоги с порученных им земель, оставляя некоторую часть себе, а остальное передавая владельцам. Они также занимались освоением новых земель, следили за дорогами и почтовыми станциями, арестовывали разбойников и организовывали судебные разбирательства. Тем самым они постепенно замещали функции гражданского правительства, назначенного двором. Ёритомо установил в Камакуре три основные ветви власти – военную, административную и судебную, главой каждой из которых назначил верного вассала. Эти учреждения отвечали за распределение военной добычи между вассалами, разрешение споров, отправление правосудия и поддержание закона и порядка. Особенно примечательной была судебная ветвь: она тщательно разбирала свидетельства и прецеденты при рассмотрении тяжб, часто чрезвычайно запутанных из-за сложной системы распределения доходов с поместий между многочисленными владельцами должностных земель (сики) или лицами, имевшими права на долю доходов.

Ёритомо умер в 1199 году. Наследниками стали два его сына – Ёрииэ и Санэтомо, но они находились под сильным влиянием жены Ёритомо Ходзё-но Масако – могущественной женщины, принявшей постриг после смерти мужа и известной как «монахиня-сёгун». Более сотни лет в дальнейшем регенты Ходзё контролировали официальных сёгунов так же, как регенты Фудзивара управляли императорами. В правление Ходзё сёгуны сами по себе не являлись слишком уж важными фигурами. После того как линия Ёритомо прервалась, Масако усыновила ребенка из клана Фудзивара, чтобы назначить его сёгуном. Таким образом, в XIII веке управленческая структура Японии была достаточно замысловатой – своего рода двоевластием: в Киото царствовал император, но значительным влиянием пользовались и отрекшиеся государи; вторым центром являлась ставка военного правительства в Камакура, но сёгунов, в свою очередь, контролировали регенты рода Ходзё. При этом сёгунат постепенно присваивал себе функции и прерогативы двора. Ходзё были умелыми управляющими, создавшими разумный и эффективный официальный свод законов и верившими в эффективное управление, строго следя за своими военными губернаторами и наместниками. Они также учредили представительство сёгуната в Киото, чтобы контролировать двор и вмешиваться в придворные дела, например престолонаследование. Власть Ходзё распространялась не только на внутренние дела Японии: так, они организовали оборону страны от монгольских нашествий в 1274 и 1281 годах.

Одними из важных характеристик раннего режима Камакура были простота и аскетизм. Его основатель Ёритомо обосновался в Камакуре, вдали от Киото, поскольку полагал, что роскошная жизнь и дорогие культурные изыски столицы – пустая трата ресурсов. Вассалам Минамото полагалось быть экономными и трудолюбивыми. Марионеточные сёгуны назначались из членов придворных семейств и переезжали в Камакуру, привозя с собой придворные привычки, которые, однако, никак не вязались с аскетизмом воинских добродетелей, воспеваемых Ёритомо. Но, поскольку культура и искусства высоко ценились в доме сёгуна, с него начали брать пример семьи высокопоставленных военных.

Императорский двор, видя, как мало-помалу власть и богатство уплывают из рук, переходя к воинскому сословию, сделал несколько попыток вернуть себе былое могущество. В 1221 году Готоба, император в отставке, привлек на свою сторону воинов и объявил Ходзё изменниками, но был вскоре разбит и сослан на отдаленный остров. Эта победа еще более усилила позиции Ходзё при дворе: теперь они могли наказывать и даже изгонять не только вельмож, но и самих императоров, и именно им принадлежало теперь решение вопросов престолонаследования. У бывшего императора и его последователей Ходзё конфисковали более 3000 поместий, что позволило им наградить своих вассалов официальными должностями.

Монгольское нашествие

В середине XIII века монголы владели империей, простиравшейся от Кореи до Европы. Они захватили Китай, а их вождь хан Хубилай, внук Чингисхана, потребовал себе титул императора, основав династию Юань (1280–1368) – первую династию чужеземцев на китайском престоле, подчинившую весь Китай. Корея приняла верховенство монголов со смирением, поэтому хан ожидал подобного же поведения от Японии. В 1268 году он послал письмо «королю Японии», которое доставили и Ходзё в Камакуру, и императору в Киото. В письме хан угрожал войной, если Япония не покорится монголам. Сёгунат не ответил в первый раз и далее игнорировал послания со все возрастающими угрозами в течение еще пяти лет. В 1274 году монгольский флот из примерно 450 кораблей отправился от берегов Кореи с монгольскими и корейскими войсками на борту. Они добрались до Кюсю, захватив по дороге острова Цусиму и Ики. Местные воины пытались защитить свои побережья, но были жестоко разбиты. К счастью для Японии, большую часть монгольского флота разметал огромный тайфун, а остатки его возвратились в Корею. Однако Хубилай не оставлял идеи захватить Японию. Он снова обратился к японцам, дабы они отдали ему почести у него же при дворе. В ответ сёгун обезглавил ханских посланцев. Несколько следующих лет монголы были заняты собственными делами в Китае, и сёгунат воспользовался этой передышкой для подготовки к следующему нашествию: построил крепости в удобных для высадки местах, учредил прибрежный дозор, поднял боевой дух своих вассалов, обещая награды всем, кто будет сражаться, и угрожая жестокими карами дезертирам.

Второй монгольский поход начался весной 1281 года, когда две отдельные армии общей численностью 140 000 человек высадились в Японии с флотом в более 4000 кораблей. Войск обороны было несопоставимо меньше, однако интенсивная подготовка позволила им сражаться с монгольскими захватчиками около двух месяцев. На этот раз природа снова оказалась в союзниках у японцев: в августе на Кюсю зародился очередной огромный двухдневный тайфун, уничтоживший большую часть монгольского флота. Бури, спасшие японцев, сочли даром богов – камикадзе, то есть «божественным ветром». Во Вторую мировую войну так будут называть летчиков-смертников, погибавших ради спасения нации в самоубийственных атаках против вражеских кораблей.

Война с монголами разорила сёгунат. Для строительства и поддержания укреплений требовались огромные расходы. Вассалы и военные союзники, сражавшиеся против монголов, ожидали вознаграждения, но у сёгуна не было добычи или новых источников дохода, поскольку война была оборонительной. Когда Ходзё оказались не в состоянии выполнить свои обещания, многие семейства воинов были возмущены. У придворных вельмож появилась возможность устроить заговор против Камакуры с помощью этих недовольных.

Реставрация Кэмму и сёгунат Муромати

В 1318 году на императорский трон взошел Годайго (1288–1339), который сразу дал понять, что намерен сбросить власть сёгуната и вернуть императорские права себе. Он заручился поддержкой нескольких западных и восточных воинских семейств, недовольных сёгуном, включая клан Асикага. В 1333 году союзники Годайго захватили и сожгли Камакуру. Регент Ходзё Такатоки и более 200 его вассалов предпочли самоубийство капитуляции. В результате этих событий, известных под названием реставрации Кэмму (Кэмму – девиз правления), Япония вернулась к прямому императорскому правлению и Киото снова оказался единственной штаб-квартирой правительства. Однако длилось это недолго: всего через три года те же самые воины повернули оружие против императора, который не сумел достойно заплатить им за службу. В 1338 году Асикага Такаудзи (1305–1358) получил титул сёгуна и вынудил Годайго бежать из Киото, поставив на его место императора Комё из другой ветви императорского рода. Годайго со своими последователями основал Южный двор в горах Ёсино близ Нары, положив этим начало полувековой идеологической борьбе между Южным двором Годайго и Северным двором, поддерживаемым кланом Асикага, за легитимность их прав на императорскую власть.

Новый сёгунат Асикага (1336–1573) расположился в Киото, а не в Камакуре. Он также известен как сёгунат Муромати (Муромати бакуфу), получивший название в честь района, в котором третий сёгун Асикага, Ёсимицу (1358–1408), построил свой дворец, поэтически именуемый Дворцом цветов. В отличие от сёгуната Камакура, который мастерски удерживал баланс между воинами на востоке страны и вельможами двора на западе, Асикага предпочли пользоваться преимуществами придворной жизни непосредственно в Киото. Столица была буквально битком набита воинами, а военачальники сами окунулись в придворную культуру, пытаясь воспринять ее изящество. Правда, к самим придворным они относились с презрением. Таким образом, сёгуны Асикага вели роскошную жизнь, посвящая себя искусствам и хитросплетениям придворной иерархии, а не государственным делам. Сёгунам Камакура было достаточно невысоких придворных чинов, тогда как Асикага заняли самые высокие придворные должности и не собирались их покидать. Когда в 1394 году Ёсимицу уступил пост сёгуна сыну, он вернулся в свою роскошную усадьбу Китаяма, известную ныне Золотым павильоном (Кинкаку-дзи), откуда и продолжил управлять в качестве серого кардинала, так же как ушедшие в монастырь императоры предыдущих эпох.

После падения монгольской династии Ёсимицу возобновил традицию регулярных посольств в Китай к новой династии Мин. Китай вновь стал культурным образцом, а также источником дохода для Асикага, которые держали под своим контролем торговлю с империей Мин. Сёгунат построил массу новых портов для поддержания торговли с Китаем. Тем не менее власть Асикага над страной никогда не достигала уровня их предшественников Камакура: у них не было ни обширных земельных угодий, ни собственной значимой военной силы. Вместо этого им приходилось полагаться на помощь и верность сюго – военных губернаторов, которых Асикага назначили управлять провинциями. Многие из этих сюго начали властвовать в порученных им землях совершенно независимо. «Тайхэйки» («Повесть о великом мире», XIV в.) говорит о губернаторах следующее: «Теперь все дела – и большие и малые – решаются сюго, который властвовал над всеми судьбами в своей провинции, обращался с наместниками и вассалами (сёгуната) как со слугами и силой отбирал поместья у святилищ и монастырей, используя их для пополнения военных припасов»^[49].

Если сёгун Асикага был силен, ему удавалось главенствовать над своим военным альянсом, однако при более слабых сёгунах воины по всей стране занимались тем, что соперничали друг с другом за усиление политического влияния, что приводило к почти непрекращающимся боевым действиям. В 1467 году разразилась война между соперничающими альянсами губернаторов-сюго, поддерживавших разных кандидатов на освободившийся пост сёгуна. Война годов Онин-Буммэй продолжалась десять лет, и в результате большая часть Киото лежала в руинах, а в стране началась полномасштабная война, приведшая к 100-летнему периоду Сэнгоку Дзидай (эпоха воюющих провинций), в течение которого спорадически вспыхивали конфликты по всей Японии. Подробнее об этом см. главу 5.

Религия в средневековой Японии

Начиная с конца XII века новые веяния в различных буддийских школах заставили их расширить идею спасения от сугубо аристократической до массовой. Реформы и нововведения возглавили монахи, уставшие от обслуживания элиты, нарушения монашеских клятв и участия монастырей в торговле. Они верили в маппо, то есть в то, что мир вступил в эпоху духовного упадка, и полагали, что такой упадок хорошо заметен даже по монашеской жизни. В эпоху маппо даже для монахов не работали прежние пути к спасению – медитация, изучение текстов и благие деяния. Реформаторы буддизма искали новых, более легких путей к спасению, пригодных для всего общества.

«Ходзёки» («Записки из кельи») – автобиографическое произведение 1212 года, признанное шедевром японской литературы, – описывает, как некоторые реагировали на то, что живут в эпоху маппо. Его автор, Камо-но Тёмэй (1153–1216), начал свой путь поэтом при Императорском дворе. В «Ходзёки» он описывает, насколько лучше тихая жизнь отшельника по сравнению с бурной, полной опасностей и перипетий городской жизнью. В этом произведении дана как историческая, так и философская точка зрения на жизнь Японии в XIII веке. Что касается истории, то там описана череда катастроф, обрушившихся на Киото одна за другой, – масштабный пожар, смерч, голод и землетрясение, – и в процессе всего этого город дополнительно опустошала война между кланами Тайра и Минамото. Находясь в эпицентре хаоса, автор решил отречься от этого мира; однако вместо того, чтобы уйти в буддийский монастырь, он становится отшельником, строит себе хижину в лесу, где созерцает природу и смену времен года, пишет, играет на музыкальных инструментах и читает буддийские тексты. «Ходзёки» изящно прославляет удовольствия и добродетели этой простой жизни, далекой от неспокойного Киото. В тексте последовательно проводятся буддийские идеи о непостоянстве жизни и о необходимости отказаться от связей с миром, чтобы избежать страданий, свойственных всему человеческому существованию. Начальные строки «Ходзёки» – одни из самых известных в японской литературе:

Струи уходящей реки… они непрерывны; но они – всё те же, прежние воды. По заводям – плавающие пузырьки пены… они то исчезнут, то свяжутся вновь; но долго пробыть – не дано им. В этом мире живущие люди и их жилища… и они – им подобны.

В «перлами устланной» столице вышки на кровлях рядят, черепицами спорят жилища людей благородных и низких. Века за веками проходят – и нет им как будто конца… но спросишь: «Так ли оно в самом деле?» – и домов, с давних пор существующих, будто так мало: то – в прошлом году развалились, отстроены в новом; то – был дом большой и погиб, превратился в дом малый. И живущие в них люди – с ними одно: и место – все то же; и людей так же много, но тех, кого знаешь еще с давней поры, средь двух-трех десятков едва наберется один или двое. По утрам умирают; по вечерам нарождаются… порядок такой только и схож, что с пеной воды^[50][51].

 

Буддийские реформаторы установили новые традиции и новые школы: школу Чистой земли (Дзёдо-сю) и Истинную школу Чистой земли (Дзёдо-синсю), основанные на почитании Амиды; Нитирэн (Нитирэн-сю), основанную на вере в «Сутру Лотоса», и дзэн, важной частью которого является сидячая медитация и созерцание коанов – парадоксальных загадок. У новых школ был ряд общих черт. В отличие от школ Сингон и Тэндай, которые ратовали за сложное сочетание медитации, духовных практик, ритуалов и изучения священных текстов, новые учения ставили во главу угла какую-то отдельную простую практику, которая объявлялась лучшим и единственно возможным путем к спасению. Кроме того, они в основном отвергали идеал традиционной монашеской жизни в пользу образа жизни рядовых верующих, включенных в семейные и общинные связи. Сильнее всего это проявлялось в доктрине школы Чистой земли. Дзэн, наоборот, подтверждал важность монашеского сообщества, хотя поощрял и практики мирян. Другой общей чертой новых буддийских школ была сильная личность харизматического основателя. Во многих случаях основатель даже не думал создавать отдельное учение, но после его смерти умножалось число его последователей, создавались новые институции, которые со временем становились не менее влиятельными, чем старые буддийские школы Киото и Нары.

Вера, с одной стороны, в Амиду и «Лотосовую сутру», а с другой – в дзэн также характеризует два основных направления японского буддизма: веру в спасение «силой Другого» (тарики) и «своими собственными силами» (дзирики). Идея спасения «силой Другого» подразумевает чистую безграничную веру в божество или сутру, которые помогут человеку в трудный час. Читая молитву или мантру, например упоминавшееся выше «памятование о Будде» – «Наму Амида Буцу», можно переродиться в Чистой земле или достичь религиозного спасения. Вера в спасение с опорой на «собственные силы», наоборот, подразумевает, что каждый несет личную ответственность за собственную жизнь, а полагаться в этом на какую-то внешнюю силу больше похоже на бегство, чем на истинное спасение. Этот подход олицетворяет дзэн, ратующий за личное самосовершенствование, а не за служение божеству. Идея спасения «собственными силами» описана в дзэнской притче о монахе, который, страдая в старом храме от зимней стужи, поджег деревянную статую Будды, чтобы согреться. Когда его порицали за этот кощунственный поступок, он отвечал, что сам он замерзал, тогда как статуя была не более чем куском дерева. В свою очередь, приверженцы спасения «силами Другого», например школа Чистой земли, считали идею опоры на «собственные силы» примером человеческой гордыни и самолюбия в мироздании, где еще так много непознанного.

На протяжении периода Хэйан одним из направлений рамках школы Тэндай была вера в Будду Западного рая. Ее разделяли многие придворные, которые в знак своей приверженности этому учению заказывали изящные статуи, рисунки райго и даже целые храмы. В Средние века монахи-реформаторы окончательно порвали со школой Тэндай, основав учения, посвященные исключительно почитанию Чистой земли. Они полагали, что вера в Амиду – единственный путь к спасению – должна быть открыта для всех: мужчин и женщин, какими бы бедными, необразованными и греховными они ни были. Хонэн (1133–1212), основавший школу Чистой земли, верил, что самым верным путем к спасению было непрерывное повторение «памятования о Будде» (нэмбуцу). Как-то раз, пребывая на горе Хиэй в качестве монаха школы Тэндай, он обнаружил текст из китайского трактата о Чистой земле, убеждавший последователей, что самое главное для спасения – это сконцентрироваться на нэмбуцу, а также что самый верный путь для перерождения в Чистой земле – в каждый момент бодрствования думать об Амиде. В итоге Хонэн отверг все остальные положения и ритуалы школы Тэндай, посвятив себя исключительно нэмбуцу. Его революционный подход встретил весьма холодный прием у других монахов Энрякудзи, которые полагали, что в таком случае их осудят за несоответствие требованиям эпохи маппо. Хонэн ушел с горы Хиэй и поселился в Киото, где и начал набирать последователей. Влиятельные монастыри и храмы пытались запретить нэмбуцу и преследовали новую веру, но ее простота привлекла огромное количество последователей как среди монахов, так и среди мирян.

Ученик Хонэна Синран (1173–1263), также священник Тэндай, основал Истинную школу Чистой земли. В отличие от своего учителя, завещавшего читать нэмбуцу день и ночь, он утверждал, что для перерождения в Чистой земле достаточно одного, но поистине искреннего прочтения, предающего человека воле Амиды. Синран также полагал, что в эпоху маппо монахи не способны соблюдать свои обеты. Например, один из обетов запрещал есть мясную пищу, тогда как среди буддийского духовенства это было весьма распространено. Монахи обходили это запрет, снимая верхнее платье перед едой, однако Синран даже одежды не стал снимать. Также он игнорировал монашеские обеты целомудрия, женившись и зачав семерых детей. Взгляды Синрана предвосхитили буддийские практики в современной Японии, когда священники зачастую женятся и передают свои храмы и должности своим же наследникам.

Еще один монах традиции Чистой земли, Иппэн Сёнин (1239–1289), в конце XIII века основал школу Дзи-сю. Желая лично убедиться, что весть о Чистой земле дошла до простых людей, он стал странствующим священником, путешествующим по Японии с группой монахов и монахинь. Они раздавали амулеты каждому встречному и убеждали людей читать нэмбуцу, зачастую устраивая групповые моления с экстатическими танцами. Последовательницам поручали те же задачи, что и последователям, включая право проводить заупокойные службы и руководить местными молельными залами. Тем самым и Дзи, и другие проповедники традиции Чистой земли доносили до паствы идею, что не только мужчины, но и женщины могут достичь спасения. Бродячая жизнь Иппэна стала сюжетом для одного из наиболее искусных средневековых живописных свитков – «Картины со странником Иппэном».

Бродячие проповедники с XIII по XVI век распространяли веру Чистой земли в отдаленных регионах и во всех слоях общества. В отличие от богатых монастырей Нары и Киото, последователям Чистой земли, чтобы собрать милостыню, приходилось проповедовать непосредственно простым людям в их селениях. Многие из них, помимо чтения нэмбуцу и танцев, читали иллюстрированные проповеди (этоки), используя указку и большую, очень подробную мандалу, изображавшую буддийские небеса и преисподнюю или же сюжетные иллюстрации по мотивам историй о буддийских святых и чудесах. В результате к XVI веку школы Чистой земли укоренились не менее прочно, чем старые буддийские традиции, однако их паства была гораздо обширнее и разнообразнее, поскольку школы Нары и Хэйан полагались исключительно на аристократию и государственную поддержку.

Другая реформистская школа, учрежденная монахом Нитирэном (1222–1282), позаимствовала у традиции Тэндай внимание к «Лотосовой сутре». В качестве единственного способа спасения в эпоху маппо эта школа предлагала другую священную мантру – «Наму мёхо рэнгэ кё!» («Слава Сутре о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы!»). Это направление – единственное из крупных буддийских школ Японии, не заимствованное из Китая. В отличие от других основателей средневековых буддийских учений, Нитирэн не был выходцем из рода придворных аристократов либо воинов. Он родился в отдаленной восточной провинции в семье рыбака. В 12 лет Нитирэн поступил в храм Тэндай недалеко от дома и начал изучать там доктрину Чистой земли. В 17 он отправился в паломничество по знаменитым храмам в Камакуре и Киото, однако был подавлен богатством и роскошью, которыми отличался государственный буддизм, поддерживаемый элитами. Разочаровавшись в учении Чистой земли, Нитирэн открыл для себя «Лотосовую сутру» и увидел свое предназначение в том, чтобы вернуть Тэндай к его первоначальному почитанию этой сутры как единственного средства освобождения.

Нитирэн был резкой, противоречивой личностью. Он нападал на учения соперников и критиковал двор и сёгунат, за то что те поддерживали другие школы буддизма. После ряда природных катастроф, произошедших с 1257 по 1260 год, Нитирэн сказал сёгуну, что эти бедствия были вызваны растущей популярностью вредоносных сект, и предрек, что разрушения продолжатся, если только весь народ, от правителей до последних нищих, не будет почитать «Лотосовую сутру». Когда в 1268 году сёгунат получил первое письмо от монголов с требованиями подчиниться, Нитирэн объявил, что его пророчество начало сбываться. Вследствие резкости своих взглядов Нитирэн был сослан на отдаленный остров Садо. Радикальный и бесстрашный, он собрал группу преданных последователей из воинов и крестьян из Северной и Центральной Японии. Его ученики разделяли жесткую бескомпромиссную позицию Нитирэна. Между его почитателями и последователями веры Чистой земли возникали конфликты, приводившие в середине XVI века к настоящим битвам (см. главу 5). Так получилось, что учение Нитирэна оказалось предтечей одного из крупнейших современных религиозных движений Японии – «Сока Гаккай», основанного в 1938 году и получившего массовое распространение в 1950-е годы (см. главу 11).