Бесчеловечная мерзлота или жизнь как идеальное алиби

Глава 3
в которой появляются новые персонажи

МОСКВА, 1981

– А теперь, лейтенант, давай поподробнее. Я ничего не о каких ориентировках слыхом не слыхивал, – немного раздраженно проговорил Прохоров, когда мужчины остались одни в разоренной кухне.

– Александр Сергеевич, да я неправильно выразился. Это не ориентировка, а телефонограмма. Я ее сегодня утром получил, а в ней о пропавших детях – шесть человек за два месяца. Представляете? Меня, как участкового, просят провести работу с населением, чтобы родители за детьми присматривали, а дети незнакомых дядей обходили стороной, – объяснил лейтенант. – Я в отделении от ребят слышал, что всех «потеряшек» за последний год хотят объединить в одно производство, потому что нашли что-то общее. Вроде, мужик там везде засветился, без примет и без возраста.

– Как это без возраста? – следователь даже перестал складывать свои бумажки в папку.

– А вот так! Один свидетель говорит, что видел молодого мужчину хорошо одетого, а другой рассказывает о старом мужике в замшелом полупальто, – горячился участковый. – И какой у него может быть возраст?

– Я думаю, что этому мужчине лет сорок, не больше, – вступил в разговор ты. – Для двадцатилетнего свидетеля такой мужик почти развалина, а для человека в возрасте – молодое создание в расцвете сил, ведь он помнит себя в свои сорок лет. Возьмите, например, нас троих. Для нашего молодого лейтенанта я в свои тридцать еще куда не шло, но все равно уже солидный и уважаемый, а вот вы, товарищ майор, совсем, прошу прощения, пожилой человек.

Прохоров крякнул, но промолчал, сознавая справедливость такого утверждения. Лейтенант покраснел, засмущался, но взгляда не отвел и смотрел на сорокалетнего «пожилого» следователя с восхищением и преданностью.

В это время в дверях показались две колоритные фигуры, чистой воды Пат и Паташон. Один из них, типичный Паташон, невысокий, кругленький, шустрый, с веселыми глазками, заверещал с порога:

– Саш, и чего мы сюда приволоклись? Пил человек, пил и допился. У него печень до колена! Странно, что она не дала сбоя раньше. Все-таки люди – удивительные создания, могут повернуть во вред себе самую, что ни на есть, полезную вещь. Пили бы вместо сивухи, прости Господи, и политуры, благородное вино, и все было бы замечательно. Так нет же… А знаете ли Вы, что вино – один из самых распространенных напитков почти во всех странах мира?

– Ну, началось, – простонал длинный Пат, закатывая печальные глаза к потолку.

– Наверняка, знаете, – не обратив внимания на эти стоны, продолжал Паташон. – Белые, красные, игристые, сладкие, крепленые вина, разлитые по изящным бокалам, – это же праздник вкуса. И у каждого он свой. Кто-то предпочитает элитарные красные вина, благородных «вельмож» из бочек, которые пьют не глотками, а бокалами, кто-то в восторге как раз от «глотка» молодого, свежего, незатейливого вина, кого-то вдохновляют «пузырьки вдовы Клико в бокале» или легендарный сотерн… Да, поистине, бокал хорошего вина, поднятый за «твое здоровье» – это переживание, ожидание наслаждения и прелюдия чего-то большего! Но всегда надо помнить наимудрейшего Омара Хайяма: «Вино запрещено, но есть четыре «но». Кто, с кем, когда и в меру ль пьет вино? При соблюдении сих четырех условий всем здравомыслящим вино разрешено!».

Паташон обвел торжествующим взглядом немногочисленную аудиторию и остановил свой взор на тебе:

– У нас новые люди? Что вы скажете о моей оде вину? Мнение остальных меня совершенно не интересует. Прохиндеи и невежды…

Ты включился мгновенно.

– Вы знаете, я готов подписаться под каждым вашим словом, но лично меня удивляет не столько широкое распространение вина, сколько тот факт, что виноград, из которого получают этот божественный напиток, возделывается лишь на двух узеньких полосках климатических поясов на карте планеты. В северном полушарии регион виноградарства ограничивается территорией от 30 до 51 градуса северной широты, а в южном он еще уже – от 30 до 45 градуса южной широты, – ты сделал театральную паузу. – Считается, что виноградарство возникло в «золотом полумесяце», в Месопотамии, и очень быстро распространилось по всему Средиземноморью: много солнца, мало дождей и почти не бывает морозов. Затем, на рубеже старой и новой эры, виноград «перешел» через Альпы, на север. И вот здесь-то, в пограничных районах, появились впоследствии самые первоклассные вина. «Виноград должен пострадать, чтобы родить великое вино», – говорят виноградари. Им виднее.

Ты замолчал. Молчали и все остальные. Молчание прервал Паташон.

– Приятно иметь дело с таким образованным человеком, таким знающим визави. Разрешите представиться – Петр Семенович Евстигнеев, медицинский эксперт и коллега этих молодых обалдуев.

Ты не остался в долгу:

– Очень приятно! Меня, с вашего позволения, зовут Виктор Бернхардович Райс – вот так простенько… Я бы с огромным удовольствием узнал имена вашего спутника… – ты обратил свой взор на Пата. – И нашего молодого лейтенанта.

– Михаил Исаакович Горштейн, прошу любить и жаловать, – представился печальный Пат. – Я – криминалист и, следовательно, собираю, где и что плохо лежит, чтобы у остальных голова не болела…

Он очень выразительно посмотрел на Прохорова. Тот сделал вид, что выпада в свой адрес не заметил.

– А я Сережа, Сергей Челикин. Работаю на этом участке уже три месяца и кое-что могу рассказать про нашего покойника, – лейтенант подтянулся и сосредоточился. – Его зовут Евгений Аркадьевич Арбецкий…

– Кстати, Семенович, а ты уверен, что смерть не криминальная. Все чисто? Не хотелось бы вляпаться во что-нибудь перед праздником, – встрял следователь.

– На первый взгляд все чисто, и этот а-ля герой лермонтовского «Маскарада» отошел в мир иной самостоятельно, без чьей-либо помощи, но сам знаешь – вскрытие покажет. Миша, а ты все собрал? – обратился Евстигнеев к криминалисту.

– Естественно. Хотя с отпечатками будут проблемы: разных пальчиков такое количество, как будто здесь побывала половина города. Разберемся, конечно, но не сразу. Саш, ты только не торопи, – Прохоров в ответ на Мишины слова только кивнул. Было ощущение, что его мысли заняты чем-то другим.

– Слушайте, народ, а вы что-нибудь знаете о пропавших детях? Серега, наш молодой коллега, говорит, что даже дело такое завели. Я, как в пятницу с утра уехал на вызов, так и не возвращался. Вы ведь дежурите сегодня, может быть что-то слышали? Уже кому-то сосватали этот подарочек? – Саша Прохоров явно спрашивал не просто так.

Пат и Паташон, в миру Миша Горштейн и Петр Семенович Евстигнеев, переглянулись. Было очевидно, что они что-то знают, но не могут решить, кто будет озвучивать их знание. После недолгой и беззвучной перепалки одними губами, Петр Семенович откашлялся и произнес:

– Довожу, Саша, до твоего сведения, что в дежурке висит приказ, где во-о-от такими буквами, – он раздвинул руки до предела, – написано, что дело «потеряшек» выделяется в отдельное производство и вести его будет майор Прохоров Александр Сергеевич. А ты не знал?

Прохоров покачал головой, и было непонятно, как он относится к этому известию. Все присутствующие посмотрели на Сашу сочувственно, а ты спросил:

– А разве пропавшими людьми занимается уголовный розыск? Мне казалось, что для этого в вашей структуре есть специальное подразделение.

– Да, все именно так, но до той поры, пока пропавший человек не переходит в категорию «погибший» или, проще говоря, пока не находят его труп, – отчеканил молодой участковый, как на экзамене.

– А что ты знаешь про труп? Откуда? – спросил Прохоров и весь подобрался…

Глава 4
которая наполняет историю событиями

МОСКВА, 1981

– Про какой труп, Александр Сергеевич? Я ничего не знаю ни про какой труп, – Сережа Челикин обиженно шмыгнул носом. – Я же просто пересказываю определение «потеряшек». Все, как по учебнику криминалистики.

– Умница ты наша! – Петр Семенович потрепал Сережу по загривку. – Все знает! А теперь скажи, милый друг, есть ли у тебя комфортабельный транспорт, чтобы довести столь уважаемых людей до управления?

– У меня есть. Довезу вас, так и быть, – майор Прохоров уже был готов ехать, но приостановился в дверях и спросил, как бы оправдываясь. – Если, конечно, Виктор Бернхардович и его супруга возьмут на себя доставку потерпевшей домой. Сможете? У меня всего два свободных места в машине…

– Не волнуйтесь, с Ниной мы разберемся, – ты обернулся от окна, в которое наблюдал мои хлопоты вокруг Нины, сидящей, как истукан, на детской площадке. – Надо только понять, куда ее везти – к родителям и к дочке или к нам, чтобы она хоть немного пришла в себя? Как вы думаете?

Ты посмотрел на честную компанию. Честная компания, в свою очередь, посмотрела на тебя четырьмя парами глаз, очень разных, но с одинаковым выражением, описать которое можно только словами «Кто ж знает?». Ничего не ответив, все еще немного потолкались в дверях и потянулись к выходу. Ты, естественно, за ними, понимая, что в этой квартире тебе делать больше нечего.

Проходя мимо гостиной, ты невольно скосил глаза и увидел, что детский диванчик пуст, плед откинут в сторону, как будто хозяин только что встал и вышел на минутку. «Действительно, вышел, только не на минутку, а навсегда!» – подумал ты, закрыв за собой входную дверь, и стал спускаться по лестнице. Навстречу тебе поднимались участковый Сережа и еще один милиционер, которые должны были опечатать квартиру. Так положено!

Во дворе на детской площадке никого, кроме Нины и меня, не было. Дети, словно почувствовав неладное, жались к мамам и бабушкам, которые стояли плотной кучкой у того места, откуда только что отъехала скорая помощь, и громким шепотом обсуждали случившееся. У подъезда стояла милицейская машина, в которую, тихо переругиваясь, пытались взгромоздиться Петр Семенович и Миша. Прохоров, прислонившись к передней дверце и хмуря брови, внимательно слушал, что бубнила ему автомобильная рация. Когда бубнёж закончился, Саша сказал «Понял» и устало опустился на порожек машины.

– Мы поедем когда-нибудь или нет? – усаживаясь поудобнее, спросил Евстигнеев, довольный тем, что отвоевал большую часть заднего сиденья. – У меня еще масса дел в моей епархии.

– Да, сейчас поедем, вот только ребята опечатают квартиру, – Прохоров сказал это устало и как-то обреченно. – Но поедем не в управление. Мне сейчас позвонили и приказали приехать всей компанией, как сказал дежурный, на захоронение.

– Куда? – Миша высунулся из-за Петра Семеновича с вытаращенными глазами. – Братскую могилу откопали что ли?

– Могилу, но не братскую, а скорее сестринскую. Во всяком случае, сразу обнаружили три трупа девочек. И приостановились. Ждут нас. Сейчас ребята спустятся, и поедем, – сказал Прохоров, встал, отряхнул брюки и уже собрался сесть в машину, как увидел тебя, стоящего недалеко от машины и пытающегося прикурить.

Александр Сергеевич похлопал себя по карманам и решительно направился к тебе:

– Сигаретой не угостите? Неизвестно, когда в следующий раз удастся покурить. Вызвали на происшествие…

– Да, извините, но я слышал краем уха, – ты протянул майору почти полную пачку «Кента». – Возьмите все. Судя по тому, что до меня долетело, сигареты вам могут пригодиться.

Прохоров взял пачку, повертел ее в руках и положил в карман, даже не сказав «спасибо». Ты посмотрел на майора с явным участием и спросил:

– Неужели такое возможно, Александр Сергеевич? Это просто какой-то Саласпилс в отдельно взятом районе Москвы. В голове не укладывается…

– Всякое бывает в нашей работе. И вроде мы ко всякому привыкли. Нет, привыкли не то слово. Мы как будто отстранились, смотрим на события чуть-чуть со стороны. Иначе не возможно, нервная система не выдерживает, дает сбой. Но когда целью преступника становятся дети, то ничего не помогает: не чуть-чуть со стороны, не отстранились. Все становятся, как оголенные провода. Вон, посмотрите на них. Они уже искрят, – Прохоров показал на машину, где сидели Пат и Паташон.

Там, действительно, обстановка изменилась. От благостного состояния после хорошо сделанного дела не осталось и следа. Эксперты явно обсуждали план действий на новом происшествии, хотя не очень понимали, что оно им сулит.

– Я могу чем-нибудь помочь вам? – спросил ты. – Не в профессиональном смысле – тут я полный профан – а в человеческом?

– Позаботьтесь о ней, – майор кивнул в сторону Нины. – Сделайте так, чтобы она обязательно пришла завтра в управление. В свете последних событий слова, услышанные ею от неизвестного, не выходят у меня из головы.

В это время из подъезда появились участковый и водитель машины. Они что-то бурно обсуждали.

– Жалко ребят! Вот что значит обстоятельства: вроде никто не виноват, а гибнут все, все страдают, – Сережа явно что-то доказывал своему коллеге, который, видимо, имел другую точку зрения.

– Друзья, вы долго будете ходить? – крикнул Прохоров появившейся парочке. – У нас дел невпроворот, а они лясы точат. Что за ерунду вы обсуждаете?

– Александр Сергеевич, мы про фильм один классный разговаривали. «Тегеран—43» называется. Смотрели? Фильм – просто отличный! – Сережа восхищенно закатил глаза. – А вы что, нас ждете? Так мы готовы. Долетим до управления за пять минут, что тут ехать-то.

– А нам не в управление. Лучше скажи, как быстро мы долетим отсюда до Ворошиловского парка, – Прохоров озабоченно посмотрел на часы. – Нас там ждут.

– Тоже быстро, это ведь недалеко. Правда, Валер? – обратился участковый к водителю машины. – А что там случилось? Это ведь мой участок…

– По дороге расскажу. Давайте грузиться, а то наши эксперты совсем застоялись, то есть засиделись, – майор Прохоров быстро прошел к машине, устроился на переднем сиденье, рядом с водителем и в открытое окно сказал тебе. – Завтра всех вас жду в управлении, как договаривались. Не опаздывайте, видимо, будет много вопросов.

Он махнул рукой, и машина рванула в сторону Мазиловской улицы и дальше к парку. Оставшиеся зеваки стали потихоньку расходиться, и вскоре во дворе остались только ты, Нина и я.

– Надо бы вызвать такси, – ты устало присел на край песочницы. – Может от твоих соседей, Нин?

Нина не отреагировала на вопрос, и я предложила другой вариант:

– Давай поймаем машину. Это быстрее будет, а то такси мы будем ждать до морковкина заговенья. Уже хочется домой. Я правильно поняла, что Нину мы берем к себе?

Ты кивнул, встал и пошел к дороге в надежде быстро поймать хоть что-нибудь…

Глава 5
действие которой происходит в ворошиловском парке

МОСКВА, 1981

– Копайте дальше. Только аккуратно, – сказал Прохоров милиционерам и повернулся к экспертам. – Мне кажется, что будут еще трупы. Вы видите, как лежат эти три девочки? Их ножки как будто сходятся в одной точке, а головки, напротив, расходятся. Как веер. Будут еще трупы. Чует мое сердце, что вляпались мы во что-то страшное по самое не могу…

Никто не откликнулся. Следственная бригада работала молча, сосредоточенно и профессионально. Все делали свое дело, но было видно, что такая выдержка дается всем с большим трудом. А когда откопали четвертый, пятый, шестой маленький труп, а потом еще и еще, всем стало невмоготу… Собрались покурить. И те, кто курит, и те, кто давно бросил, и те, кто вообще никогда не курил – все затянулись и угрюмо молчали.

– Значит так, мужики, – начал, откашлявшись, Саша Прохоров. – Никого агитировать не надо.

Все всё понимают. Найдем подонка и… решим, что делать. А сейчас давайте сконцентрируемся.

Все покивали, и Прохоров продолжил:

– Дима, займись статистикой, скажем, за три года. Москва и Московская область. Все «потеряшки», все пропавшие и найденные – вдруг такое тоже было – дети. Будем проверять, нет ли здесь этих девочек? Миша, с тебя все улики: особые приметы, этикетки с одежды, артикулы тканей – короче, все, что есть. Хотя, что я тебя учу!..

– Вот именно! – строптиво вставил Миша.

– Петр Семенович, с вас, как обычно, результаты вскрытия, – Александр Сергеевич зыркнул глазами в сторону Миши, но не отреагировал. – Сейчас можете что-нибудь сказать?

– Конечно, основное скажу после вскрытия, но уже сейчас вижу определенную странность. Судя по степени разложения, они… – Петр Семенович запнулся, пыхнул сигаретой и продолжил. – Девочки должны были выглядеть по-другому, просто по-разному, ведь невозможно убить одновременно десяток детей, если только не расстрелять их из автомата, что исключено. Да и вообще, пока способ убийства совершенно не очевиден, ну, кроме того, что очевидно – это не огнестрел, это не ножевые. В остальном, буду разбираться. – он помолчал. – Согласен с тобой, Саша, вляпались мы, ой, вляпались. И хлебнем еще по полной…

Все опять покивали, зашевелились и стали расходиться, понимая, что только полное погружение в работу даст им возможность несколько отстраниться от того ужаса, который сейчас окружал их на месте происшествия. Надо было срочно раздробить общую картину преступления на отдельные фрагменты, распределить работу по отделам и подразделениям, перевести эту душевную боль в формальную плоскость. Иначе, каждый из присутствующих здесь мужчин, настоящих профессионалов, не задумываясь, физически уничтожил бы при встрече зверя, совершившего подобное.

На площадке, где все курили, остались только Прохоров, Петр Семенович и Сережа Челикин. На душе у всех было настолько тошно, что не хотелось даже смотреть друг на друга.

– Саш, ты понимаешь, что мы вляпались в маньяка? – Евстигнеев устало опустился на поваленное дерево. – Невозможно предположить, что бригада убийц договорились о создании мемориала, принесли сюда свои жертвы определенного возрастного ценза, красиво их разложили, захоронили и разошлись по домам. Прости, господи, мой цинизм! Или ты считаешь, что это возможно?

– Не грузи, Семеныч, и так паршиво, – Саша Прохоров затушил очередную сигарету, помянув про себя добрым словом Виктора Бернхардовича Райса с его пачкой «Кента», и стал рассуждать. – Конечно, трудно предположить описанный тобой вариант, но с другой стороны… Все двенадцать жертв надо было как-то сюда доставить – на руках не донести, нужна машина и не легковая. Это раз. Второе. Вы видели эту яму? Наши вон вшестером ее еле откопали. И последнее. Представляете, какое время требуется, чтобы фигурно, почти любовно, разложить детей? Я хочу сказать, что все это требует усилий и уверенности, что тебя не застукают. Короче, мы имеем дело с наглым, безбашенным негодяем, сукиным сыном, который считает, что до него не доберутся.

– Ладно, это – лирика. Поймаем, и все выясним, – майор развернулся к участковому. – Сережа, а что ты скажешь, если я поговорю с твоим начальством о прикреплении тебя к моей группе? Место происшествия – на твоем участке. Арбецкий – тоже у тебя. В общем, все крутится пока вокруг твоего участка, а ты его хорошо знаешь, люди тебе там доверяют. Короче, сам бог велел тебя подключить. Будешь нашими глазами и ушами в центре событий. Что скажешь, лейтенант?

– Да, я… Да, конечно! С радостью! Ой, что я говорю – с удовольствием! Ну, не знаю, какие слова надо сказать. Служу Советскому Союзу! – вдруг выпалил растерявшийся Сережа Челикин и даже приложил руку к козырьку. – Александр Сергеевич, пожалуйста, подключите меня. Я буду вам очень помогать, честно слово.

– Подключи, подключи его. Он мальчик толковый, – вступил с бревна в разговор Петр Семенович. – Глазки свежие, незамыленные. Наша грязная работа его еще не накрыла. Если надо, я свое слово тоже скажу.

Видя, как заблестели глаза у Сергея, как он готов бить копытом, Прохоров улыбнулся и сказал:

– Давай так. Включение тебя в группу – это только завтра, сегодня все начальство уже отдыхает. Но задание я тебе дам, – майор Прохоров вернулся в рабочее состояние. – Ты помнишь днем говорил о мужчине неопределенного возраста, который засветился в деле «потеряшек»? Попробуй узнать о нем все, что возможно. И как можно быстрее.

В это время начали подтягиваться члены следственной бригады: действия на природе подходили к концу.

– Ребята, давайте коротко подытожим и по домам. Все устали, а завтра начнется такая суматоха, что мало нам всем не покажется. Теперь по порядку…

Доклад коллег был сумбурным, но сухой остаток оказался таким: в захоронении оказалось двенадцать девочек пяти-семи лет, нарядно одетых, красиво разложенных в виде циферблата с полным набором всяческих улик – и материальных, и генетических. Девочек увезли к Петру Семеновичу в морг. У раскопанного захоронения выставили оцепление. Можно было ехать домой.

– Встречаемся завтра и каждый день в моем кабинете часиков в девять пока не разберемся во всей этой чертовщине. Кстати, Дима, ты, когда будешь иметь статистику по потерянным детям, то будешь иметь и много фотографий этих детишек. Сравни с нашими. Они, насколько я могу судить, хорошо сохранились. Может быть, мы что-то с ходу закроем. Хотя, мне кажется, что я льщу себя надеждой, и геморроя с этим делом у нас будет предостаточно, – голос у Прохорова был малорадостный.

Все потянулись к дороге, где стояли машины. Было ощущение, что они целый день провели в глухом лесу, хотя парк находился в оживленном районе Москвы, и в страшной сказке, хотя здесь же, у дороги, начиналась шумная московская жизнь. Прохоров оглянулся. От машины ничего не было видно, как будто там, в этом парке, ничего не случилось. Но это было не так…