Читать книгу: «Янина», страница 5

– Дайте мне коня, – попросил спортсмен, – Я его поймаю.

– Не надо, он вас разнесет на куски, я сам пойду, – сказал пожилой конюх.

– А можно, я пойду, – предложил Алик.

– Не надо, не надо, – дружно закричали все разом.

Но, Алик их криков уже не слышал, он бежал к табуну, что-то громко насвистывая. Табун было видно. Все вышли за ворота и стали наблюдать, чем это кончится. Видно было, как он крутится между лошадей, стараясь подойти к жеребцу спереди. Но вот он поймал коня за уздечку и попытался вскочить на него. Не удалось. Тогда Алик, держась за уздечку у самой морды, вдруг ухватил коня ногами за шею и через минуту оказался в седле. Конь затанцевал на месте, а потом пустился бежать прямо на сад, но Алик его удержал от этого маневра. Тогда конь рванул в направлении хозяйства, выделывая по дороге кренделя, но Алик и этого не допустил. Перед самыми воротами, он круто развернул коня на месте и пронзительно крикнул: “Ги-га, ги-га!” Конь стрелой помчался в чистое поле. Женщины завопили:

– Пропал хлопец! И что теперь будет, что скажем начальству? – запричитала пани Агата.

– Успокойтесь, пани, с ним ничего не случится, – сказал конюх.

– Как не случится, его уже не видно, – не унималась пани Агата.

– И хорошо, что не видно. Так и надо. Он из него дурь выколачивает. Главное, чтобы конь не сбросил седока на землю, – объяснил старик.

– А если сбросит? – спросила пани Агата.

– Не сбросит, – убедительно сказал старый конюх, – Тот парень держится на лошади, как клещ. Я его сегодня видел, как он на норовистой кобыле гарцевал в поле. Вот бы он нам в хозяйстве пригодился, всех лошадей объездил бы.

Алика с конем не было добрых полчаса. Ожидавшим они показались вечностью. И вот, наконец, вдалеке показался всадник, лошадь бежала ровно, мелкой рысью, и вдруг послышалась песня. Алик задорно ее пел:

В чарным ляску пташек сьпева.

Там Касенька травки збера.

Ку-ку-ля, ку-ку-ля

Ой, ку-ку, ку-ку, зазуля!

Назберала, наскладала,

И Ясенька заволала

Ку-ку-ля, ку-ку-ля

Ой, ку-ку, ку-ку, зазуля!

Ходзь Ясеньку, травки завдай,

Тылько до мне ниц не гадай

Ку-ку-ля, ку-ку-ля

Ой, ку-ку, ку-ку, зазуля!

Хиба бы серце скаженяло

Жебы до цебе не гадало

Ку-ку-ля, ку-ку-ля

Ой, ку-ку, ку-ку, зазуля!

– Вот задавака, как самодовольно распевает песню, – сказала Янина, скорчив гримасу.

– Он не задавака, а просто веселый парень, – заступился дед.

А Зося ничего не сказала, только подумала: “Чего-то нашей барышне не понравился сержант. Наверно потому, что на нее не обратил особого внимания”.

Песня оборвалась. Алик подъехал ближе к обществу. Рубаха на нем была расстегнута, фуражки на голове не было, волосы взлохмачены, но на губах играла улыбка. Его засыпали вопросами: “Ну что, наелся страху? А где твоя фуражка? А как он себя вел? Где ты с ним гонял?”.

– Вот вам. Взял зверя, а привел тихого ягненка.

– А как он себя вел?

– О, уж гак вел, то там, за этим селом, есть отпечаток его поведения. Кто хорошо лошадей знает, тот прочтет. Он так танцевал, такие выделывал кренделя, что в цирке акробаты так не смогут.

– После такой сумасшедшей дрессировки тебе еще хотелось петь?

– Я, дедушка, от радости пел, что укротил такого буяна. Он не ходил, а летал по земле, и я на нем летал. Мне кажется, я не сидел, а только руками за гриву держался.

– А где твоя фуражка?

– А кто ее знает. Где-то в поле. Если бы не пуговицы, Буян раздел бы меня догола.

Лошадь была вся в мыле, пожилой конюх водил ее, чтобы остыла, а покупатели внимательно смотрели на ее поведение. Женщины тоже смотрели и слушали, что про нее говорили. Зося вдруг вспомнила, что Алик рассказывал что-то интересное про свою лошадь, и напомнила ему:

– Алик, а вы вчера говорили что-то интересное про своего скакуна.

– Хорошо, расскажу, только сначала Буяна надо отвести в его клетку, а то у него и так нервы напряжены.

Буяна отвели в клетку. Тогда Алик вывел своего коня и велел ему стоять на месте, а сам отошел немного дальше и стал командовать:

– Марсик, смирно! – скомандовал он, и конь застыл на месте, – Марсик не спеши, идет офицер, надо его поприветствовать. Осторожно, правую ногу к козырьку, правильно. Теперь поприветствуй меня, – конь сел на свой зад и поднял переднюю ногу вверх, стараясь приложить копыто к уху, – Вольно, Марсик, встань. А теперь сделай “Мерси”, – и лошадь очень комично скривила морду, приподняв верхнюю губу.

Когда все отсмеялись, Алик продолжил показывать, что ещё умеет его лошадь:

– Марсик, ты меня любишь? – лошадь заржала, – Если любишь, поцелуй, – лошадь полизала Алику щеку, а потом подставила свою и застыла в ожидании, – А, ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал? – лошадь согласно заржала, – Ну, хорошо, – и Алик поцеловал коня, приговаривая, – Мой ты хороший Марсик, мой ты друг дорогой. А теперь стой, и жди меня, – лошадь замерла на месте, не двигаясь, и только глазами поводила за своим хозяином.

Алик, меж тем, сбегал в свою временную квартиру и принес в бумажке несколько кусочков сахара:

– Кто хочет угостить моего Марсика?

– Я хочу, – первой сказала Зося.

– И я хочу, – повторила Янина.

– А я боюсь, чтобы ваш Марсик не укусил меня за руку, – сказала пани Агата.

– Дай мне, – попросил дед Матвей.

Раздав всем сахар, Алик сказал лошади:

– Иди, Марсик, к барышням, они дадут тебе сахару. Вот к этой, – Алик показал на Янину, – Панна Янина, положите сахар на ладонь, Марсик возьмет, но вас не укусит.

– Я знаю, как лошадей кормить, – ответила Янина.

– И я тоже знаю. Я свою Норку из рук кормлю, – добавила Зося.

Лошадь подходила к каждому по очереди и нежно, одними губами, забирала сахар.

– Ну, что, съел? Ах, как вкусно! Теперь поблагодари барышень, поклонись, – лошадь встала перед девушками на одно колено и опустила голову до самой земли.

– Молодец, Марсик! – обняв коня за голову, сказал Алик и добавил, – Вот тебе еще кусочек сахара, ешь на здоровье и иди в конюшню клевер есть.

– Ну, пан сержант, вы настоящий дрессировщик, а как он бегает? – поинтересовался спортсмен.

– Вихрь, не лошадь.

– Да, верю. Из ваших рук может выйти вихрь. Пан сержант, продайте мне вашего Марсика. Я торговаться не буду, заплачу, сколько скажете.

– Что вы сказали? Чтобы я продал своего лучшего друга? Ни за что и никому его не продам.

– А если я вдвойне уплачу?

– И вчетверо, и впятеро, не отдам.

– Напрасно вы к нему так пристрастились, это же не человек.

– Он лучше многих человеков.

– Ну, это уже напрасно, это уже сентиментальность. Разве можно поставить животное на уровень человека?

– Может и нельзя, но я свою лошадь ценю выше многих людей. Люди обо мне не плакали, если б я умер, а он плакал.

– А вы, что, уже умирали и видели, как он плакал? – спросила чуть насмешливо Янина.

Но остальные слушатели перебили реплику Янины и попросили Алика рассказать, как это было.

– Тут нечего рассказывать. Я однажды спрятался от него, хотел узнать, будет он меня искать или нет. Сначала он стал меня звать. Ржал-ржал, а потом начал оглядываться по сторонам. Не увидев меня, опустил голову к самой земле и стал нюхать, как собака, мои следы.

– И нашел? – спросил спортсмен.

– Да, нашел. Но я притворился, будто неживой. Он меня обнюхал, а потом мордой постарался меня перевернуть, потому, что я лежал лицом вниз. Когда ему это не удалось, стал переворачивать ногой, как это делают кошки или собаки.

– И что? Перевернул? Он же мог вас копытом прибить, – недоумевал спортсмен.

– Да, конечно, но я незаметно ему помог. Когда он меня копытом греб, я сам чуть поворачивался. И когда я уже лежал на спине, он опять стал меня нюхать и смотреть в лицо. А когда он меня переворачивал и нюхал, то все время тихо гудел. Убедившись что я не двигаюсь, иначе говоря, неживой, он свесил надо мной голову так, что его морда легла мне на грудь и замолчал. Я открыл глаза, смотрю, а у него из глаз катятся слезинки. Я не могу выразить своих чувств к этому животному. Вы меня поняли? Могу ли я его продать после этого?

– Да, действительно, лошадь очень умна и к вам очень привязана. Продать ее жалко. Но если бы, например, так получилось, что ваша невеста поставила бы ультиматум: или я, или твоя лошадь. Кого бы вы себе оставили, любимую лошадь, или невесту, тоже любимую?

– Знаете, пан спортсмен, Ваш вопрос звучит как-то бестолково.

– Я знал, что вы так ответите. Но, все же?

– Хотите моего ответа? Хорошо, отвечу. Если мне девушка поставит такое условие, или, иначе говоря, приревнует к животному, я оставлю лошадь, а глупую невесту отпущу на все четыре стороны.

– Браво-браво, сержант. Разве можно ревновать к животному, – улыбаясь, отметил Бондарик.

Женщины тоже улыбались, одобряя ответ Алика. Только Янина стояла недвижно, молча нахмурив лоб.

– Ты что, не одобряешь ответ пана Алика? – спросила Зося.

– Что тут одобрять. Пан Алик, наверно, долго мучил своего коня, пока довел его до такого ума. А теперь взялся за моего жеребца, и даже не спросил, хочу я его дрессировки, или нет.

От этих слов все как будто проснулись и с удивлением посмотрели на Янину. Покупатели, все трое, подошли к ней и наперебой стали спрашивать:

– Так это ваш жеребец?

– Да, мой, – коротко ответила девушка.

– Вы его нам продадите?

– Нет, не продам. Буду на него любоваться. Есть же люди, что любят животных, а почему я не могу любить?

Янина обернулась и пошла в дом, а за ней и все остальные. Во дворе остались только дед Матвей и Алик.

– Что случилось с девкой, я еще такой ее не видел, – удивляясь, сказал дед, – Тут какая-то причина есть. Ты посиди, а я пойду. Узнаю, и тебе скажу.

– А зачем мне, дедушка, знать? Но, мне поделом, чтобы в другой раз, не спросив, в чужие дела не лез.

Дед ушел в большой дом, а Алик пошел в конюшню, оседлал своего Марсика и позвал пожилого конюха. Вынул из кармана деньги и дал старику.

– Вот вам, дядюшка, два злотых за уход за моим Марсиком, а вот, еще десять отдайте панне Янине. Скажите ей, что дал ей за то, что кормила меня и моего Марсика. Только обязательно отдайте ей деньги.

– Я-то ей дам, но она обидится. Пани Агата и Павлина не брали с солдат денег.

– Ну, а с меня панна Янина возьмет. Она ведь здесь хозяйка.

– Ну, какая она хозяйка! Тут хозяйничают трое: Бондарик, Агата и Павлина. А Янина пока нет.

– Дядюшка, какое мне дело до ваших порядков. Панна Янина сказала, что она здесь хозяйка. Так, пожалуйста, пойдите и позовите ее во двор, а я за воротами постою и посмотрю, дали вы ей деньги, или нет. А вот эту записку дадите панне Зосе, только так, чтобы никто не видел. Вы меня поняли?

– А, теперь понял. Тут что-то кроется, и вам так надо сделать. Иду.

– Вот именно. Спасибо, что поняли.

Алик подождал, пока Янина ни вышла на крыльцо. Старик отдал ей деньги, объяснив, что это за деньги, и зачем он их дает. За Яниной вышла Зося и удивленно слушала старика. Янина сначала взяла деньги, а когда во всем разобралась, велела немедленно вернуть их сержанту.

– Кому я отдам? Его уже нет, он уехал на службу.

Но, будто бы что-то припомнив, он повернул голову в сторону ворот и закричал:

– А вот он сам здесь, за воротами. Что-то делает у седла.

Янина повернулась в сторону ворот и помахала рукой, призывая Алекса к себе. Но Алик на неё не смотрел, он следил за Зосей и стариком, когда тот отдавал ей записку. Лишь убедившись, что записка в Зосиных руках, он посмотрел в сторону Янины, поприветствовал её по-военному и помчался прочь. Через секунду повернул голову в сторону крыльца, но Янины там уже не было. Только Зося стояла и глядела ему вслед. Алик придержал лошадь, послал Зосе три воздушных поцелуя, а старику помахал рукой, и лишь тогда ускакал по-настоящему. Когда Алик скрылся, Зося забралась в кусты и начала читать записку:

“Уважаемая панна Зося! Я так хотел еще погостить, поехать с вами в лес, где вы устраивали пикник. Но сделал большую ошибку, вызвавшись самовольно укрощать Буяна. Я думал, что хорошо сделал, укротив лошадь, потому что она и по характеру капризная. Кто не знает, как к ней подойти, тот от нее же может крепко пострадать. Но это второстепенное, а главного я не учел. Это то, что с первого знакомства панна Янина почему-то меня невзлюбила. Но, я не понял, почему. А еще главное из главного то, что я лишился вашего общества. панна Зося. Если можно, напишите мне, что я плохого сделал панне Янине. До свидания. Целую ваши ручки. Преданный вам, Алекса.

Р.S. Панна Зося, письмо для вас я пришлю на имя дедушки Матвея, и вы тоже пишите мне через него. Дедушке передайте мои извинения.

Мой адрес: Лодзьское воеводство. Застава №22/5762”.

Прочитав письмо, Зося заплакала от радости и обиды:

“Зачем она мне позавидовала, разве ей мало кавалеров? Я-то ей никогда не завидую. И говорит, что я ей сестра. Да какая я ей сестра. Только языком треплет, а при удобном случае высказалась, что только она здесь хозяйка. Хорошо же, теперь я напишу ему письмо, а ей ничего не скажу. И если выйду замуж за Алика, то уеду к нему жить и маму заберу. Здесь я не останусь. Не надо мне ее милости”.

Так Зося рассуждала сама с собой. А в гостиной разыгралась другая сцена. Когда Янина вернулась, она швырнула деньги Алика Бондарику на стол и сказала:

– Вот вам деньги. Сержант уплатил за ночлег.

– За ночлег? Я с ним не договаривался.

– Я тоже, – ответила Янина.

– Но раз он вам их дал, то берите, – сказал Бондарик.

– Вы хозяин, Вы ведете счет, значит, и деньги должны быть у вас. А с Буяном делайте по вашему усмотрению, продайте или оставьте, как найдете нужным. Мне лично он уже не нужен. До свидания,– высказавшись, Янина вышла, оставив и своих, и чужих в недоумении.

Она вошла в свою спальню и посмотрелась в зеркало. Щеки ее пылали ярким румянцем. Осмотрев себя как бы со стороны, вдруг застыдилась своих поступков, отвернулась от зеркала и, хлопнув с досады дверью, отправилась искать Зосю. Понапрасну обойдя все хозяйство, пошла искать в саду:

– Зося! Зося! Где ты? Ты слышишь? Зося!

А Зося сидела в кустах и сквозь листья наблюдала, куда пойдет Янина. и когда та ушла в противоположную сторону, Зося выскочила из засады и помчалась во весь дух в конюшню. Оседлав свою Норку, она помчалась в село прямо к деду. Не доезжая села, увидела у моста через реку сидящего Алика. Сердце забило тревогу, не случилось ли с ним чего недоброго. Она подъехала к нему поближе:

– Пан Алик, что случилось? Что с вами?

Поднимаясь и оправляя на себе форменную одежду, сияющий сержант, ответил:

– Со мной-то ничего не случилось, а вот с вами случилось. Чем объяснить, что вы здесь одна?

– Да нечего объяснять. Просто еду к своему дедушке.

– Как же вы едете к нему, если он еще у вас?

– А откуда вы знаете, что он еще у нас?

– Потому знаю, что я его жду, а он еще не проезжал по этой дороге. Но, я, видно, счастливый человек, что увидел вас сегодня еще раз. Не правда ли, Зося?

– Может, и правда, – краснея, ответила Зося.

– Так давайте поедем куда-нибудь подальше, чтоб нам никто не мешал. Поговорим немного. Вы мне верите? Я так рад, что еще раз вас вижу.

– Кто его знает, может и рады.

– Вы сомневаетесь? Почему?

– Потому что, все говорят, военные обманывают.

– Это неправда, обманщики есть везде не только военные.

Неподалеку виднелась зеленая рощица, к ней-то и направилась наша пара.

– Вот и хорошо, лошадки пусть пощиплют травку, а мы здесь посидим, и вы мне расскажите, за что меня панна Янина так невзлюбила. По-моему, я ее ничем не обидел.

– Я и сама не знаю, но мне кажется, за то, что вы плохо говорили про вашего поручика, а капитана хвалили.

– А что, она к нему неравнодушна?

– Вот именно.

– Вот оно что! Ну, и выбрала же себе счастье. Лучше бы выбрала нашего капитана, а то такую злюку. Панна Зося, а если я вам что-то скажу, Вы не осудите меня за наглость? Не посмеетесь?

– Зависит от того, что вы скажете.

– Например, что я вас полюбил с первого взгляда. Ну, что вы скажете?

– Этого не может быть, так не бывает.

– Бывает. Более того, так оно и есть. Скажите, а вы могли бы подождать меня два года?

– Два года это не вечность. Но могу ли я быть уверена, что вы меня не забудете, или другую с первого взгляда не полюбите?

– Ваш ответ очень резонный, но так не будет. Я вам докажу.

Вдали по дороге катилась телега. Алик первым ее заметил.

– Вот, я вижу, дедушка едет. Но, вы не вставайте, он не один, его кто-то везет. О-о! Телегу догоняет всадник. Да это панна Янина.

– Тогда поедем и мы к дедушке.

– Нет, не надо. Пусть они вернутся домой, тогда мы поедем к дедушке. Панна Зося, подарите мне еще немножко вашего общества. Я ведь нескоро вас увижу, только весной, или на Новый год. Но, я буду очень стараться, чтобы начальник был мною доволен и поскорее отпустил бы меня домой на побывку. Тогда я к вам приеду.

Через полчаса, телега, которая везла деда Матвея, возвратилась, и Янина тоже. А наша пара влюбленных, как ни торопилась – девушка домой, а сержант на службу, – засиделись до сумерек, и лишь тогда отправилась к дому деда.

– Ну, теперь нам пора с визитом к деду. Прощай, моя любимая Зося, я чувствую, ты будешь меня ждать.

Парень обнял девушку и нежно поцеловал в губы.

– Ох, как не хочется расставаться, а надо.

Они постучали в дверь.

– Кто там? Заходите, дверь не заперта, – послышался голос деда.

Алик и Зося вошли.

– Свят-свят-свят. А вы откуда взялись? Ты что сержант, ездил с ней на границу и уже проверил посты? – шутя и подмигивая, спросил дед, – Где вас носило? Там с Зосей целые поиски. Говорят, ты с сержантом удрала. Ну, говорите, где были?

– Совсем недалеко от моста, в зеленой роще. Когда ты ехал, мы видели тебя и Янину, но не хотели, чтобы она нас видела. Потому и не поехали вслед за тобой. А теперь заехали к тебе для совета.

– Я вас слушаю. Что же там у вас стряслось?

– Дедушка, я полюбил вашу внучку, и она меня тоже. А теперь ждем, что вы нам скажете, – выпалил одним духом Алик.

– Так скоро? И уже окончательного ответа ждете?

– Я, дедушка, должен сейчас уехать. Мне некогда медлить, и завтра или послезавтра ждать ответа.

– Но, не навек же ты едешь, и вообще, мы не знаем, кто ты и что из себя представляешь.

– А что мне из себя представлять, я весь налицо, скрывать ничего не умею, за что мне порою и плохо бывает. Дедушка, скажите, стараться мне заслужить скорый отпуск или нет?

– На этот вопрос пусть тебе Зося ответит. Ну, Зося, что парню скажешь?

– Пусть старается, только и здоровья своего не подрывает.

– Ги-га! – закричал Алик от радости и пошел плясать от вприсядку, потом схватил деда в объятья и давай целовать и просить деда, – Смотри же, дедушка, за Зосей, чтобы ее другой не подхватил, пока я приеду. А теперь прощайте. Разреши девушке Зосе проводить меня за село.

– Пусть провожает, только недолго. Сам знаешь что позорно девушке ночью наедине с парнем, да еще с военным, шататься.

– Хорошо, дедушка, я долго не буду. Я сама хочу, чтобы он уже ехал, хотя бы ради лошади, а то мечется вся.

Зося была недолго. Дед ещё сидел на скамейке у ворот, когда она вернулась. Глаза у Зоси были мокрыми от слез.

– Ты что, плачешь?

– А так, дедушка, жалко, что уехал.

– Нечего плакать, жив будет, приедет. А вот ты мне скажи, как это у вас получилось, что вы за одни сутки уже готовы идти к венцу.

– Я и сама не знаю, дедушка, как это все произошло.

Вдруг они услышали:

– Тпр-р-р, стой! Эй-эй, есть там кто живой?

И кто-то сильно постучал в ворота. Дед вышел.

– Кто такой? – спросил он.

– Это я, Бондарик, ищу Зофию Вишневскую. Она к вам не заезжала?

– Я тут, – отозвалась Зося за спиной деда.

– Ух, ты! Где же ты, барышня, была целый день? Люди уже с ног сбились, разыскивая тебя. Ты поверишь, дед, сегодня сумасшедший день и все из-за этого сержанта. Он, как тот вихрь, налетел, закрутил и исчез. А где он сам девался, ты дед, не знаешь? Там сегодня панна Янина Раевская дурит. Зачем-то объявила, что она персональная хозяйка в своем имении, как будто и так никто этого не знает.

– А ты жеребца продал, Петро?

– Да, продал этого бешеного жеребца. Тоже за бешеные деньги, и отдал их молодой хозяйке.

– И что, она взяла?

– Нет, не взяла. Сказала, чтобы я ей не морочил голову, а хозяйничал, как хозяйничаю. Вот уж дела. Явились в наш тихий уголок военные, и все в доме пошло вверх дном. А бабы сделались ненормальными.

– Ха-ха-ха! – засмеялась Зося потому, что почувствовала, что это и ее касается.

– Хи-хи-хи, панна Зося, – передразнил ее Бондарик, – Тебе хорошо смеяться. У тебя одна дорога, а у меня двадцать. До сих пор шатаюсь, не обедал, не ужинал, а она своё хи-хи-хи.

– Дядюшка Петрусь, не сердись, – целуя пана Бондарика то в одну, то в другую щеку, говорила панна Зося, – Если с тобой что-либо приключится наподобие моего, я тоже буду тебя искать целехонький день. Не буду обедать, ужинать и капельки воды в рот не возьму.

– Ну, что ты ей скажешь? Коза козой. Знать бы, что недаром где-то пропадала.

– Недаром, дядюшка, недаром. Поймала зайца. Вот потому и пропадала.

– А где он? Какой он?

– Обыкновенный, дядюшка. Поймала, бросила в сумку, а завтра будем есть его на обед.

– Ага, понял. Пока девица про зайчика не хочет говорить. Ладно, не буду спрашивать и другим не скажу. Так?

– Именно, так.

– Тогда спокойной ночи, дед Матвей, мы едем, а то матери ее жалко, волнуется.