Погибель Империи. Наша история. 1913–1940. Эйфория

Текст
5
Отзывы
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

После поражения в Русско-японской войне Россия преодолела комплекс проигравшего. И вновь становилась великой военно-морской державой. Однако отставание ее в военной области от Германии было фатальным.

Странное дело. Несмотря на отменный фон, связанный с экономическим подъемом, несмотря на спад террористической волны, последним в которой было убийство премьера Столыпина, несмотря на нехудшую, скажем так, редкую для России ситуацию, празднование 300-летия династии оставило у Романовых невеселое впечатление.

Сестра Николая Ольга говорит: «Все было вымученным».

Действительно, императрица настолько выбилась из сил в череде мероприятий, что на балу в петербургском Дворянском собрании чуть не упала в обморок.

По Волге государь поплыл без нее. И все вроде бы было как надо. Действительно, толпы крестьян выходили поглазеть на царя, некоторые от любопытства даже заходили в воду и стояли чуть ли не по пояс в воде.

Действительно, отдельные неуравновешенные люди падали на колени, чтобы поцеловать тень императора, когда он проходил мимо. Но великий князь Гавриил Константинович, наблюдавший все это, пишет: «Да, приглашенная публика на улицах и в театре кричала „ура», но настроения не было. Все по-казенному».

Императорская семья в Костроме жила на двух пароходах. По утрам пили кофе в столовой. Великий князь Сергей Михайлович был все время не в духе и мрачно сидел за столом в старой генерал-адъютантской фуражке. Он вообще плохо одевался. Сергей Михайлович – сын двоюродного деда царя, Михаила Николаевича. И он представлен на репинском «Госсовете».

В 60-х годах прошлого века его правнуку князю Давиду Чавчавадзе, капитану армии США, работавшему в ЦРУ, после очередного развода хотели сосватать одну даму, недавно покинувшую Советский Союз. Трижды разведенный князь отказался от знакомства. Дама, которую ему сватали, была Светлана Сталина.

В 1913-м в Москву государь прибыл поездом на Александровский, ныне Белорусский, вокзал. Дальше по Москве верхом. Перед государем шел взвод собственного Его величества конвоя в конном строю. Войска стояли шпалерами. Государыня ехала с наследником, волновалась, лицо все в красных пятнах было. Великая княгиня Елизавета Федоровна ехала с великими княжнами.

Тверская улица, по которой двигалось шествие, была посыпана желтым песком, столбы – украшены цветами и флагами. Московское дворянство в Благородном собрании дало бал. Для императрицы был специально сделан лифт, потому что из-за больного сердца ей было трудно подняться по лестнице.

Великий князь Гавриил Константинович в воспоминаниях резюмирует:

«Не чувствуется, что Россия празднует юбилей своей династии. Я вынес впечатление, что юбилей Романовых прошел без подъема, и объясняю это тем, что революция уже начинала чувствоваться в воздухе».

На самом деле последним беззаботным романовским праздником был так называемый исторический бал в январе 1903 года в Зимнем дворце. Все последующее – после бала. Началась война с Японией, потом революция, террор, потом война и конец. Так что бал 1903 года можно действительно считать официально последним и в силу этого историческим. Хотя название свое он получил по иной причине. Дело в том, что 416 приглашенных должны были явиться в Зимний дворец в придворных костюмах XVII века. И они в этих костюмах явились. Мысль о костюмированном бале пришла в голову императрице 29 декабря 1902 года, во время завтрака с сыном поэта Жуковского Павлом Васильевичем и министром двора бароном Фредериксом.

Сам Фредерикс будет в костюме Богдана Хмельницкого.

Между ними затеялся спор о целесообразности петровской реформы русского костюма. Жуковский говорил, что русский костюм эстетически приятнее дворцовых мундиров. Тут-то и решили превратить один из балов в исторический. Высший свет в полном составе ринулся в петербургские и московские картинные галереи, всматривался в фамильные портреты, листал исторические труды. В эти дни отмечена рекордная посещаемость музеев.

Сто человек сразу отказались от участия в бале. Стоимость изготовления костюмов была очень высока. По решению министра двора часть костюмов шилась в мастерских Императорских театров. Кроме того, у гвардейских офицеров, особо стесненных в деньгах, администрация Императорских театров обещала выкупить костюмы после бала. Так как разнообразные исторические балы в России не были редкостью, приглашенные извлекали многое из сундуков и одалживали друг у друга. Так, барон Теофил Егорович Мейендорф собрал свой костюм воеводы из армии князя Пожарского по знакомым: желтые сапоги, шлем с подшлемником – у Шереметева, блестящую кольчугу и воротник – у Бобринского, парик с буклями – у некоей Ольги, а меч был его собственный.

Костюм графа Шереметева весил два пуда. Он записал это в дневнике вместе с проклятиями.

Великая княгиня Ксения Александровна рыдала: «Все утро прилаживаю алмазы к кокошнику. Больше никаких сил нет. Я как загнанная лошадь».

Все участники после бала по желанию императрицы были сфотографированы.

Может показаться грубым, но в исторической ретроспективе этот безумный и красивый бал в Зимнем – не что иное, как Последний Кабак у Заставы. Да и нет тут ничего грубого. Это словосочетание уже было к тому времени введено в русский культурный обиход художником-передвижником Перовым, к сыну которого так ревновал свою жену Репин.

1914

Принято считать, что убийство австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараеве в июне 1914 года было лишь поводом для мировой войны. Причины же войны заключались в жесточайшем экономическом соперничестве между Англией и Германией, в борьбе за рынки и во внутренних противоречиях капитализма.

А вот хороший русский писатель и блестящий историк Марк Алданов говорит: «По случайности, в 1914 году судьбы мира были в руках двух неврастеников». Первый из них – германский император Вильгельм, второй – министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Леопольд Бертхольд фон унд цу Унгаршитц. Когда в Сербии убили австрийского эрцгерцога Фердинанда, граф Бертхольд, который славился честолюбием, лично написал Сербии ультиматум. И не показал его своему патрону – австрийскому императору Францу Иосифу, которому было 84 года, который больше всего боялся пожара от короткого замыкания и который слышать не хотел о войне. Честолюбие Бертхольда тут уж явно было удовлетворено, потому что именно его ультиматум стал первым шагом к мировой войне.

С честолюбием первого европейского неврастеника кайзера Вильгельма все было в порядке и без войны. Германия процветала, он выдал замуж дочь, на свадьбу приезжали английский король и русский царь. Свадьба прошла весело и без политических разногласий.

28 июня 1914 года, когда Вильгельм был на регате в Киле, к его яхте подошла шлюпка. Стоящий в ней адмирал Мюллер держал в руках какую-то бумагу, но так как причалить не мог, он положил ее в портсигар и бросил на борт. В ней было сообщение об убийстве эрцгерцога.

Вильгельм любил эрцгерцога и его жену, к тому же он был всемогущ и по сравнению с австрийским министром иностранных дел мог позволить себе все. Кроме того, ему сказали, что 12 сербских террористов поехали в Вену, чтобы убить его во время похорон эрцгерцога. Кайзер на похороны не поехал. Он сказал, что с сербами надо покончить немедленно. Это само собой разумеется.

Никто не сказал ему, что это не совсем само собой разумеется и войной с Сербией действия сербских террористов не прекратить. Но, может быть, и не было желающих ему это сказать. Многим образованным людям в то время в Европе казалось, что ничего страшного не произойдет, если случится война. Другое дело генералы. Они думали, что будет беда, если войны не случится. И не только германские генералы, но и французские союзники русских генералов. К тому же германский канцлер сказал британскому послу, что договор о нейтралитете Бельгии – это клочок бумаги. А значит, путь на Францию открыт. Посол сообщил об этом в Лондон, добавив, что кайзер «в большой ажитации от вина и говорил безостановочно 20 минут подряд».

В эти дни ходил анекдот: ключник потустороннего мира, апостол Петр, встречает эрцгерцога Фердинанда: «Ваше высочество, за вами сюда ожидается большая свита».

Особенно много народу ожидалось из России.

В фильме «Дом, в котором я живу» есть знаменитый кадр – главные герои идут по улице, а в конце ее встают цифры «1941». Мы всегда эмоционально реагируем на этот кадр. На самом деле с ничуть не меньшим, а может быть, и большим правом на нашу трагическую память могут претендовать цифры «1914». В 1914-м начались события, после которых рухнула огромная страна Россия. Первая мировая война начинает и возглавляет эту череду событий.

Первую мировую войну называют еще Великой войной. В этом названии – масштаб трагедии, количество жертв, перекройка карты Европы, страшная цепь последствий – большевизм, фашизм и, наконец, Вторая мировая война.

В самой комбинации цифр «1914» и «1941» есть что-то мистическое.

Император Николай Александрович Романов, к 1914 году уже двадцать лет как царствующий в России, был склонен к мистицизму. Число современников, свидетельствующих о его мистицизме, может конкурировать только с теми, кто пишет о нем как о глубоко верующем человеке. Мистицизм и христианская вера, казалось бы, несовместимы друг с другом. Но точкой их пересечения в душе российского императора оказалась его непостижимая убежденность в том, что он, Николай Александрович, действительно помазанник Божий на российской земле.

В течение двадцати лет правления Николая Россия отказывалась с этим соглашаться. Ходынка, разгром в Русско-японской войне, 1905 год, испуг до полного безвластия, тотальный эсеровский террор авторитет Николая не укрепили. Затем Столыпин шесть лет вместо царя осуществлял управление страной в качестве кризисного менеджера. Потом Столыпина убили. Николай не воспринял это как трагедию, тем более как национальную трагедию. Но исчезновение с российской политической сцены такого сильного персонажа, как Столыпин, также не повысило самооценку Николая. Его личные впечатления от первого десятилетия российского XX века были кошмарными и настолько подавляющими, что мысль о себе как о Божьем помазаннике должна была отступить.

 

Однако соблазн пришел с самой неожиданной стороны. Благодаря внятной экономической и финансовой политике нелюбимых Николаем премьеров Витте, Столыпина и Коковцова Россия была на мощном экономическом подъеме. Так вот, оказалось, что экономический подъем – это невероятное испытание для лидера страны, задавленного комплексами собственных неудач. В особенности если речь идет о самодержце гигантской страны со стремительно растущим населением. Женщины рожают детей, то есть солдат, доходы страны растут, инстинкт государственного самосохранения ослабевает. К тому же государь прежде всего человек военный. Он ценит свое военное образование и говорит, что свободнее всего чувствует себя среди военных.

В 11 часов утра 29 января 1914 года к премьер-министру с двухлетним стажем и уже десять лет как министру финансов Владимиру Николаевичу Коковцову явился курьер и передал небольшого формата письмо от государя.

Это было увольнение с должности в следующих высочайших формулировках:

«Владимир Николаевич!

Не чувство неприязни, а давно и глубоко осознанная мною государственная необходимость заставляет меня высказать Вам, что мне нужно с Вами расстаться.

Быстрый ход внутренней жизни и поразительный подъем экономических сил страны требуют принятия ряда решительных мер, с чем может справиться только свежий человек».


Кстати, о свежести. На место Коковцова был поставлен Горемыкин, ему в этот момент стукнуло 75 лет, в премьерское кресло Николай сажает его по второму заходу. Первый раз он его заменил Столыпиным. Так что если осетрина по-булгаковски, как известно, бывает только одной свежести, то по-царски у премьер-министра легко может быть две свежести и более. Горемыкин известен как крайне несамостоятельный чиновник, находящийся в постоянном ожидании указаний от Николая.

Но вернемся к отставке Владимира Николаевича Коковцова.

В 11 утра в пятницу 31 января 1914 года он вошел в кабинет государя.

Государь, только вернувшийся с прогулки, быстро пошел навстречу Коковцову, подал ему руку и, не выпуская его руки, стоял молча и смотрел ему прямо в глаза.

Современники отмечали, что, когда Николай бывал взволнован, он беспрерывно курил и смотрел себе под ноги. Коковцову Николай смотрел в глаза.

Потом он обнял его, два раза поцеловал и пожаловал графский титул. Потом опять поцеловал. Далее государь объявил, что назначает бывшему премьеру в виде заботы 300 тысяч рублей для единовременной выдачи. Коковцов отказался. «Ну, что же делать», – сказал государь, обошел вокруг стола, опять взял Коковцова за руку. Глаза его были полны слез. Коковцов поцеловал ему руку, он поцеловал Коковцова в губы и прибавил: «Так расстаются друзья».

Такова эмоциональная составляющая воспоминаний Коковцова о прощальной аудиенции. Теперь об эмоциях несколько иного свойства. Премьер-министр, он же министр финансов, был убежденным противником войны и единственной преградой на пути возрастающего влияния военного ведомства. Когда Николай 31 января 1914 года со слезами и поцелуями сдавал Коковцова, он не мог не отдавать себе отчета в том, о чем он плачет. В ином случае самообладание не покинуло бы его. А его самообладание стало легендой еще при жизни Николая, вызывало толки об «азиатском фатализме».

На самом деле это выдержка, которая давалась воспитанием. Вроде бы неуместное сравнение, но так выпускницы Смольного института в сталинские времена, стоя с передачей мужьям в тюремных очередях, умели на людях скрывать свои чувства. Вероятно, именно по причине внешней сдержанности и фотографии Николая не оставляют какого-то определенного впечатления. Он хорошо выглядит, аккуратен, нельзя представить себе, чтобы он повысил голос. Кажется, что он должен быть педантичным, должен любить свежий воздух и порядок. На этом фоне чем-то из ряда вон выходящим кажется привычка Николая запивать портвейном не только сыр и десерт, но и горячие блюда.

Так что слезы при отставке премьер-министра – это однозначно ЧП, чрезвычайное положение.

Мать Николая, вдовствующая императрица Мария Федоровна, прочитала 30 января в газете об увольнении Коковцова. В тот же вечер, встретившись с сыном в театре, задала ему вопрос: «Зачем ты это сделал?»

И получила ответ государя:

«А ты думаешь, что мне это легко? Когда-нибудь в другой раз я расскажу тебе все подробно, а пока я и сам вижу, что не трудно уволить министра, но очень тяжело сознаваться в том, что этого не следовало делать».

Мария Федоровна рассказала об этом разговоре при встрече Коковцову и добавила:

«Мы идем верными шагами к катастрофе. Государь слушает только льстецов. Я сама скорее чувствую инстинктом, но не умею ясно представить себе, что именно нас ждет».

Председатель российского правительства считал гонку вооружений опасной до последней степени. Гонка вооружений вселяет в массовое сознание мысль о том, что война неизбежна. Волна нервного возбуждения при этом поднимается так высоко, что захлестывает даже самых убежденных противников войны. Все это российский премьер-министр излагал еще в июне 1912 года германскому канцлеру Бетману-Гольвегу во время встречи в верхах между российским и германским императорами. Канцлер в свою очередь заметил, что Россия еще в 1910 году приняла так называемый мобилизационный план номер 18, рассматривающий Германию в качестве потенциального врага. Это было чистой правдой. Государь подписал этот план с подачи военного министра, и вероятный противник был высочайше утвержден. Суть плана в следующем. Мы не бьем врага сразу. Мы заманиваем его все дальше и дальше в глубь нашей территории, там, в глубине России, армия пополняется призванными из запаса и тогда уже переходит в наступление и гонит врага с родной земли. Подобный план, во-первых, несомненно, дает представление о том, что российский царь владеет огромной территорией, ему есть куда заманивать.

Во-вторых, лавры Кутузова с его вынужденным маневром образца 1812 года не дают покоя. При этом о сдаче Москвы Наполеону никто не вспоминает. А в-третьих, Германия ответила в 1911-м введением чрезвычайного военного налога и новой могучей программой вооружения.

В 1912 году российской военный министр, в свою очередь минуя председателя правительства и Думу, которая утверждает военный бюджет, напрямую выходит на Николая с требованием денег. Ввиду быстрого вооружения Германии нам нужен единовременный кредит в 350 миллионов рублей плюс добавлять министерству 100 миллионов рублей ежегодно. Имя министра финансов Коковцова, который считает, что гонка вооружений подрывает финансовую стабильность страны, – синоним врага народа. Министр финансов отвечает военному министру: «Хорошо, у меня есть свободные 450 миллионов рублей, я отдам их, но я попрошу помощи у государя. Пусть государь повелит своим именем всем гражданским министрам, чтобы они не просили денег». Это означало – деньги пойдут только на войну. Государь ответил очень просто: «Представьте мне завтра проект моего повеления об этом всем министрам, и я подпишу его с большой радостью».

Через год в Петербурге, во время встречи начальников генеральных штабов России и Франции, генерал Жоффр в светской беседе с российским министром финансов Коковцовым не без ехидства заметил, что завидует русскому военному министру Сухомлинову, потому что тот всегда может получить денег столько, сколько хочет. В ответ Коковцов показал Жоффру один финансовый документ, и генерал Жоффр собственными глазами увидел, что у русского военного министра налицо 200 миллионов рублей, то есть 500 миллионов франков, неиспользованных кредитов. Раскланиваясь с генералом Жоффром, Коковцов заметил: «Если должностное лицо не крадет деньги – это еще не достижение, потратить их вовремя и на дело – вот искусство».

В 1913-м на совещании у государя по вопросам внутренней и внешней политики с участием премьер-министра, министра иностранных дел, министра внутренних дел, начальника Генштаба и пары великих князей военный министр поставил вопрос об увеличении призыва. Премьер, он же глава Минфина, был против: «Призыв составляет у нас 570 тысяч человек. Увеличение на 120 тысяч гладко не пройдет». Тут от силовиков поднялся министр внутренних дел Маклаков. Его речь свелась к следующему: не следует бояться увеличивать призыв, наоборот, надо стремиться к тому, чтобы все молодые люди проходили через армию, потому что армия воспитывает и возвращает народу окрепшие физически и морально кадры.

К лету 1914 года, то есть к началу войны, Россия пришла с армией мирного времени в 1 миллион 423 тысячи человек. После мобилизации она составила 5 миллионов 338 тысяч человек. У Германии до объявления войны армия насчитывала 761 тысячу человек, после мобилизации – 2 миллиона 415 тысяч. У России на момент войны было 7088 артиллерийских орудий, а у Германии – 6528. Винтовок у России – 5 миллионов штук, у Германии – столько же. У России – 263 аэроплана и 4100 автомобилей, у Германии – 232 и 4000. Если сравнивать экзотические средства ведения войны, то у России – 14 дирижаблей, а у Германии – 15. Правда, у Германии 12 000 пулеметов, а у нас – 4100, да тяжелых орудий у Германии 2076, а у нас – 240. Но это пустяки. Нагоним.

Мысль о военном паритете с Германией создавала ощущение государственного благополучия. Хотелось чего-то дерзкого и великого. Масла в огонь подливали союзники: «Россия – европейский паровой каток». Кавалерийская лава казаков производит сильнейшее впечатление на европейские умы. Газетные художники рисуют казаков в подробнейших деталях. «Русские ресурсы настолько велики, что Германия будет истощена без нашей помощи России», – сказал министр иностранных дел Великобритании сэр Эдвард Грей в апреле 1914 года президенту Франции Пуанкаре.

Надо сказать, что сэр Эдвард Грей в это время уже катастрофически быстро терял зрение и к тому же находился в глубокой депрессии после смерти жены. Российский лидер Николай Романов был бодр, жена была рядом, но политическое зрение было никудышным. Из всех возможных целей он сфокусировал его на мысли, что Россия – великая военная держава. Эта мысль была очевидна и его отцу, императору Александру III, но тот 14 лет своего правления не втягивал страну в военные конфликты. Как-то раз, когда Александр III ловил рыбу на берегу Финского залива, адъютант принес ему телеграмму из Европы, на что государь кратко и емко ответил: «Когда русский царь ловит рыбу, Европа может подождать». По наследству вместе с троном своему сыну Александр не передал выдержку рыболова.

Экс-премьер Витте высказал крамольную мысль: «В интересах России не следует пытаться играть лидирующую мировую роль, целесообразнее отойти во второй ряд мировых держав, организовывая тем временем страну, восстанавливая внутренний мир». Но уж чего не было у Николая, так это связи между внутренней и внешней политикой. В остальном все просто:

26 июня в Сараеве убит австрийский эрцгерцог Фердинанд.

20 июля – во Франции прекращены отпуска командного состава.

23 июля – Австро-Венгрия предъявляет ультиматум Сербии.

25 июля – Сербия объявляет мобилизацию.

Все еще надеются на мирный исход, а Ленин 25 июля уже пишет Инессе Арманд: «Мой дорогой, очень дорогой друг, все мои помыслы – о революции, которая начинается в России». В тот же день, когда Ленин написал это письмо, а французский президент Пуанкаре находился с визитом в Петербурге, свое письмо бабушке Марии Федоровне, жене Александра III, написал ее внук Алексей, сын Николая II: «Милая бабушка, президент Пуанкаре подарил мне чудный письменный прибор. Сегодня все – мама, папа, сестры – на параде. Любящий тебя Алексей».

28 июля – Австро-Венгрия объявляет войну Сербии.

29 июля – бомбардировка Белграда.

29 июля – Россия объявляет частичную мобилизацию.

31 июля – начало всеобщей мобилизации в России и Австро-Венгрии.

31 июля – Германия предъявляет России ультиматум: не прекратите мобилизацию – будет война. Ультиматум истек 1 августа в 12 часов дня. Николай не дал Вильгельму никакого ответа.

1 августа 1914 года Николай и его сестра великая княгиня Ольга присутствовали на смотре войск в Красном Селе. Ольга спросила у брата, следует ли ей остаться, чтобы в случае объявления войны лично проводить на фронт Ахтырский гусарский полк, шефом которого она была.

«Не беспокойся, душка, – ответил император. – Войны не будет. Поезжай домой».

 

Великая княгиня Ольга уехала в Петербург. Она принимала ванну, когда от Николая прибыл курьер и сообщил, что Германия объявила войну.

В 19:10 германский посол Пурталес явился к российскому министру иностранных дел Сазонову и от волнения вручил ему два варианта германского ответа. В случае, если Россия прекращает мобилизацию – мир, если не прекращает – война. Российский министр иностранных дел ответил:

«Я имею мужество взять на себя ответственность за войну, которая сделает Россию сильнее, чем когда-либо».

В ночь с 1 на 2 августа Николай вызвал к себе английского посла Бьюкенена и работал с ним с 11 вечера до часа ночи. В его присутствии он составил длиннейшую телеграмму английскому королю Георгу. Во втором часу ночи Николай зашел к императрице выпить чаю, после чего принял ванну и направился к себе, когда его догнал камердинер Тетерятников с телеграммой от императора Вильгельма. Через несколько часов после объявления войны России Вильгельм все еще в последний раз пытался убедить Николая не втягивать Россию в войну.

Судьба под видом камердинера Тетерятникова окликнула Николая в момент, когда он взялся за ручку двери своей спальни. Почему же фаталист Николай не прислушался к судьбе, когда она схватила его за рукав? Он же обязан был знать, что армии Самсонова и Ренненкампфа, которые пойдут в Восточную Пруссию для отвлечения германских сил с Западного фронта, то есть для спасения Парижа, так вот, эти две русские армии пойдут без координации, без связи. По радио сообщения будут посылать открытым текстом, что называется клером, чему немцы крайне удивятся и будут черпать из них полную информацию. Генералы Самсонов и Ренненкампф не разговаривали друг с другом еще со времен Русско-японской войны. Николай лично остановил дуэль между ними. Николай должен был знать, что связь между командующим Северо-Западным фронтом Жилинским и командующими армиями будет осуществляться невероятным образом. От Жилинского адъютант на автомобиле едет на почтамт в Варшаву, отправляет телеграмму генералу Самсонову, потом опять за сотню километров едет туда же за ответом. Великий князь Олег Константинович, воевавший у Ренненкампфа, напишет в дневнике:

«Обоз далеко. Все остались без кухни, без ничего. 14 дней в одном белье. (Это великий князь!) Я сам зарезал 20 кур. У солдат нет табака, папирос. Делюсь с ними тем, что присылают из дома».

Из дома, то есть от великого князя Константина Константиновича. У него, помимо Олега, в гусарском эскадроне воюют еще два сына – Гавриил и Игорь. Из воспоминаний Гавриила:

«Кони бредут по брюхо в вязком болоте, падают, затягиваются топью, исчезают. Гусары без коней ползут по болоту, некоторых больше не видно на поверхности. Игоря затянет до самого подбородка, над топью только голова и поднятые руки. С трудом вырвал его. Немцы, увидев, что мы тонем, ушли дальше».

Великий князь Олег будет смертельно ранен и скончается 22 лет от роду. Похоронен в Осташеве, на высоком берегу Рузы.

Многие приезжающие с фронта говорят о мародерстве. Солдат за мародерство секут. Ренненкампф мародеров нещадно расстреливает.

В газету «Киевская мысль» была прислана корреспонденция о безобразиях казаков в Галиции. Напечатали. Везде вместо слова «казаки» поставили «немцы». Когда редактору задали вопрос по этому поводу, он ответил: «Живем мы в России, и все знают, что под немцами надо подразумевать казаков».

Армия Самсонова в Восточной Пруссии будет окружена и разбита к 30 августа. 30 тысяч солдат будут убиты, 92 тысячи попадут в плен. В Германию отправят 60 поездов с трофеями. Генерал Самсонов покончит с собой, хотя война предоставляет другие возможности расстаться с жизнью.

Ренненкампф все это время будет бездействовать. Командующий фронтом Жилинский не будет координировать действия армий. Ренненкампф начнет самостоятельное отступление. Потеряет 145 тысяч человек, значительную часть армии все же сбережет.

Самсонов и Ренненкампф – лучшие генералы, которых сможет выставить русская армия.

С августа по декабрь 1914 года Россия потеряет 1 миллион 350 тысяч убитыми, ранеными и военнопленными.

В октябре Николай с наследником, десятилетним Алексеем, на месяц отправится из Петербурга в поездку по прифронтовой полосе. Раздача Георгиевских крестов, посещение перевязочных пунктов. Под Ровно, стоя перед строем солдат, Николай попросит поднять руку тех, кто на войне с самого начала. Поднимутся несколько рук. Будут целые роты, в которых не поднимется ни одна рука. Это означает: те, кто ушел на войну в августе, – все убиты.

Николай в 1914 году вручит третий Георгиевский крест знаменитому герою-казаку Кузьме Крючкову. Между прочим, полный Георгиевский кавалер в России имел 136 рублей золотом в год, 100 десятин земли, потомственное дворянство, первый офицерский чин и освобождение от налогов. Советская власть такой социальной защиты своим героям не дает. Провоевав всю Первую мировую, после революции, в начале 1918 года, Крючков создает белый партизанский отряд. Последний свой бой хорунжий Крючков ведет уже в составе Донской Белой армии. Красную армию в этом бою у станицы Островской представляют китайские наемники. Георгиевский кавалер Крючков ранен наемником пулеметчиком-китайцем. А ночью в хату, где умирал Крючков, явится пьяный командарм Буденный и заорет: «Встань, белая гнида!» Крючков плюнет ему в лицо. Буденный лихо зарубит лежащего перед ним смертельно раненного Крючкова.

С конца августа 1914 года в Большом дворце Царского Села открыт лазарет, названный «Собственным Ея Величества лазаретом». Императрица со старшими дочерьми Ольгой и Татьяной проходят курс сестер милосердия военного времени. Им преподает главный врач царскосельского госпиталя, хирург-орденоносец, специалист по полостным операциям княжна Вера Игнатьевна Гедройц.

В обязанности женской части семьи Николая входят перевязки и обработка ран, смена постельного белья раненым, они присутствуют на операциях, уносят ампутированные руки и ноги.

Позже для тяжело раненных солдат был открыт лазарет в Зимнем дворце. Под него отведены все парадные залы, за исключением Георгиевского. Снята часть картин и статуй, полы покрыты линолеумом.

Раненых вносили по Иорданской лестнице. В Николаевском зале – раненные в голову и позвоночник. В Восточной галерее – ранения в конечности. В Гербовом зале – ранения в брюшную полость и тазобедренный сустав. Самые тяжелые – в Петровском зале за ширмами. Операционная – в комнате за Александровским залом. Перевязка – в Фельдмаршальском. В каждом зале – до 200 человек. Работают отличные специалисты.

Сестрами милосердия руководит баронесса Икскуль. Большинство женщин русского высшего света честно вынесли на себе все тяготы работы в лазаретах. Потом они говорили, что нищая жизнь в эмиграции после работы в лазарете уже была не страшна.

Честь и хвала им. Но в государственном военно-санитарном ведомстве царит полный хаос. В 1914 году верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич настаивал на снятии с должности начальника этого ведомства некоего Евдокимова. Его не удаляли, так как он пользовался расположением военного министра Сухомлинова и императрицы. Говорили, что Александра Федоровна желала просто поступить наперекор свекрови.

23 августа в Москву привезли 9000 раненых. Валили на солому в лазарете университета Шанявского (теперь это РГГУ). Без пищи. Без врачей.

В военных госпиталях полная нехватка всего, раненые лежат полуголые. Земский союз присылает белье – военное начальство запрещает им пользоваться.

Когда в госпиталь приезжает царь, возникает полная мешанина.

В Лефортовском госпитале во время приезда царя построена стена, отделявшая тяжелобольных, чтобы царь их не видел. Госпиталь переполнен. Лишних быстро вывозили, несколько тысяч человек лежали неделю в вагонах на запасных путях.

Распоряжение военных властей: если русский офицер вовремя не оказался в палате, с него приказано снимать штаны. Мера о штанах прививается. В некоторых госпиталях сняты штаны с военнопленных врачей, которые помогают нашим врачам. Ходят в подштанниках. Сестры сжалились и сшили им теплые штаны за свой счет.

Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»