Погибель Империи. Наша история. 1913–1940. Эйфория

Александра Федоровна вообще была строга к дочерям. Платья девочкам шила в рассрочку, хотя едва ли смогла объяснить, что этим выгадывает. Распутин ее даже попрекал: «Не скупись на одежду, невесты растут».

А потом Распутин вдруг поворачивался совсем другим боком и говорил: «Зачем им (то есть великим княжнам) раззолачиваться, одеты они чисто, лики у них ангельские. Оно, конечно, лишнего всем хочется. Только зачем привыкать. Как еще обернется».

Как-то раз Александра Федоровна, прежде чем отослать на благотворительный базар в пользу бедных сирот старые платья своих девочек, спорола дорогие перламутровые пуговицы и заменила их на костяные. Подмена обнаружилась. Самой Александре Федоровне никто ничего не сказал, но вдовствующая императрица Мария Федоровна поинтересовалась у сына Николая: «Надеюсь, Александра не сильно исколола пальцы».

А что не шло из платьев на благотворительный базар, тому императрица тоже находила применение. Приглашала во дворец старьевщика с Александровского рынка, торговалась с ним и отдавала старые или совсем вышедшие из моды наряды дочек на продажу.

Из допроса дворцового историографа Дубенского в Чрезвычайной комиссии, организованной Временным правительством, 9 августа 1917 года:

«Николай смотрел на жену как мальчик на гувернантку, она говорила за него, он молчал, в ее присутствии царь не имел собственного мнения».

Из письма Александры Федоровны Николаю 4 апреля 1915 года:

«Смирение – высочайший дар, но монарх должен чаще проявлять свою волю. Будь уверен в себе и действуй. Никогда не бойся. Ты лишнего никогда не скажешь».

Александра Федоровна отличалась от мужа несомненной волей, при этом также несомненно, что императрица была очень нездорова. Посол Франции в России Морис Палеолог в воспоминаниях писал о том, что Александра Федоровна вместе с сестрой Елизаветой Федоровной и братом великим герцогом Гессенским унаследовала от рано умершей матери нервное заболевание. Оно выражалось в хронической тоске, неопределенных страхах, смене периодов возбуждения и подавленности. Плюс тяжелый невроз сердца. Отсюда у этой красивой молодой женщины лилового цвета губы, или змеиные губы, как пишут очевидцы. Потому и спецлифт в Дворянском собрании в Москве строили к ее прибытию на празднование 300-летия дома Романовых, и даже инвалидное кресло для нее завели. С таким слабым здоровьем и уязвимой психикой Алисе-Виктории-Елене-Бригитте-Луизе-Беатрисе Гессенской было не потянуть такое мощное переживание, как Россия XX века.

Переход в православие для барышни, получившей хорошее философское образование в Оксфорде, обернулся религиозным помешательством, усилившим врожденную истерию. Русские традиционные юродивые сделались для этой молодой немки жизненно необходимыми. Николай мог легко обходиться без них, но легко к ним привыкал.

Пророчица Агинушка поила государя с государыней голубиной водой. Александра Федоровна спасалась этим от сонливости и от тоски. Рецепт лекарства несложный: одна часть святой воды, одна часть воды из колодца, добавить голубиной крови по вкусу. Что не допьешь – побрызгать на постель.

На государеву постель также брызгали вифлеемской водой из четырех бутылок четыре слепые монахини из Киева. При этом говорили: «Мама, несомненно, святая».

Потом приехала гадалка Гриппа 30 лет, очень красивая. Николай говорил про эту пророчицу: «В одну ночь она может принять три поколения царской семьи, а потом пить свой шоколад в кровати». Гриппа эта часто вела беседы с государем, называла его «прислужником цариц» и еще «футляром для приказов». Николай пересказал Александре Федоровне разговоры с гадалкой. Она отреагировала: «Ники бросает мой хлеб этой собаке. Пускай! Я не ревнива».

Петербург был охвачен ажиотажным спросом на гипнотизеров, странников и кликуш. Впечатления от первой русской революции выработали у дам русского высшего света новый стиль жизни, новую моду. Можно даже сказать, что революция привела в экстаз дамскую часть официального Петербурга. Захотелось соединить томление духа, с томлением плоти, прикрыть немного мистикой, в общем, отправиться на поиски простоты, искренности и истинности. Императрица была, как и положено, первой дамой империи, законодательницей в новой моде. И здесь уже было не до перешивания пуговиц. В общем и целом все были готовы к пришествию Распутина.

Распутин безошибочно понял, чего от него хотят. «Возили меня, – вспоминал он, – и показывали, как райскую птицу. И восчувствовал я, что и хотя и позолотилась моя судьба, но что-то подломилось. Понял я, что моей мужицкой свободе конец пришел. Что будут они все со мной в мужичка играть. И мне их хитрости постигнуть надо, а не то мне крышка. Капут».

Наконец «райскую птицу» Распутина довезли до императорского дворца. Знакомство его с Александрой Федоровной произошло в присутствии фрейлины императрицы Анны Вырубовой, в девичестве Танеевой. Феликс Юсупов был знаком с барышней Танеевой, сохранил о ней детские воспоминания: «Танеева, рослая, сильная девица с толстым, лоснящимся лицом, была напрочь лишена обаяния. Ума за ней тоже не водилось. Только хитрость и жир. Охотников танцевать с ней не было. Кто бы мог подумать, что толстуха Анна сблизится с царской семьей и поможет головокружительному восхождению Распутина».

Как-то раз сели вечером царица с Вырубовой поиграть в четыре руки Лунную сонату Бетховена. Лунная соната всегда до слез умиляла Александру Федоровну.

Время уже шло к полуночи. Императрица сидела за роялем спиной к дверям. В дверях стоял Распутин и смотрел императрице в спину. Часы пробили полночь.

«Не чувствуешь ли ты, Сана, что происходит нечто особенное?» – спросила Вырубова и повернула голову к Распутину. «Да», – ответила царица, тоже повернулась, вскрикнула и забилась в истерике. Распутин подошел к ней, начал гладить ее голову, щеки, плечи. Царица припала к распутинской груди.

Сестра Александры Федоровны Елизавета Федоровна не терпела Распутина и никогда с ним не встречалась. Царица ее категорически не понимала. «Ты брезгуешь этим человеком, – говорила ей царица. – А между тем он и есть все самое русское».

Александра Федоровна глубоко усвоила художественный и политический стиль Распутина, он проступает в ее письмах к мужу:

«В Думе все дураки, в Ставке сплошные идиоты, в Синоде одни только животные, министры – мерзавцы. Дипломатов наших надо перевешать. Поскорей закрой Думу. Думу надо прихлопнуть. Все они должны научиться дрожать перед тобой. Тебя должны бояться. Мы, слава Богу, не конституционное государство и не смеем им быть. Наш народ не подготовлен к этому, и слава Богу. Показывай свой кулак».

Княгиня Зинаида Николаевна Юсупова, зная, что императрица вся во власти проходимцев, жалела ее. Зинаида Николаевна приехала на Каменный остров, к вдовствующей императрице Марии Федоровне, и в присутствии сестер Николая, Ксении и Ольги, сказала, что единственное средство спасти государя, детей и Россию – это поместить императрицу в санаториум для душевнобольных. Изолированная, спокойная, тихая жизнь могла еще ее спасти.

По всеобщим отзывам, болезнь Александры Федоровны отступила с началом мировой войны. В годы войны внешне она была необыкновенно хороша собой. Французский посол Палеолог писал: «У нее никогда не было такого здорового вида. Императрица вся была поглощена работой в лазарете».

«В первый раз побрила солдату ногу возле и вокруг раны».

«Одному раненому пришлось отрезать три пальца».

«Мне пришлось перевязывать несчастных с ужасными ранами. Они едва ли останутся мужчинами в будущем, так все пронизано пулями. Быть может, придется все отрезать – так все почернело. Я все промыла, прочистила, помазала иодином, покрыла вазелином, подвязала – все это вышло вполне удачно. Мне приятнее делать подобные вещи самой под руководством врача».

Надо сказать, что идею поработать в лазарете подарил императрице Распутин.

«Я нахожу совершенно естественным, – писала императрица, – что больные чувствуют себя лучше в моем присутствии, потому что, гладя их, я всегда молюсь и думаю о нашем друге».

Друг – Распутин. Чистая правда, что она всегда думала о нем, потому что она умела заботиться о его детях. Распутин пожелал, чтобы его дочь Матрена получила воспитание обязательно в Смольном институте. Начальница института старая княгиня Ливен отказала в приеме Распутиной, не имевшей необходимой подготовки, и демонстративно ушла со своего поста, который занимала более 20 лет. После этого дочь Распутина была устроена в Смольный без каких-либо документов и без экзаменов. Младшая дочь Распутина Варвара училась в частной гимназии. Вырубова писала о ней: «Прелестная девочка. В ней есть что-то от отца. Те же глаза. А когда смеется, та же мужицкая хитрость».

Подруги Варваре говорили: «Счастливая ты, Варя! Твой отец все может сделать. Что бы ни попросила, все тебе дадут».

Сына Распутина Дмитрия императрица лично отмазывала в войну от армии. Императрица писала мужу: «Наш друг (то есть Распутин) в отчаянии, ведь его сын ведет хозяйство в отсутствие отца. Нельзя брать единственного сына». Указание в отношении стрелка Распутина давал не кто иной, как начальник Генерального штаба.

В 1916 году Николай в основном пребывает в Ставке. Александра Федоровна – невольно на хозяйстве в Петербурге. Она в тонусе. Это своего рода военный синдром. Николай пишет жене одно из самых знаменитых своих писем:

«Тебе надо бы быть моими глазами и ушами там, в столице, пока мне приходится сидеть здесь. На твоей обязанности лежит поддерживать единение среди министров. Этим ты приносишь огромную пользу мне и нашей стране. О, бесценное Солнышко, я так счастлив, что ты наконец нашла себе подходящее дело. Теперь я, конечно, буду спокоен и не буду мучиться, по крайней мере о внутренних делах».

 

В декабре 1916 года великая княгиня Елизавета Федоровна в очередной раз попыталась поговорить с младшей сестрой-императрицей о Распутине. Александра Федоровна прервала ее: «На святых всегда клевещут». Уходя, Елизавета Федоровна бросила: «Помни о судьбе Людовика Шестнадцатого». Французский король Людовик XVI был казнен во время революции вместе с женой Марией-Антуанеттой.

Императрица писала Николаю в Ставку: «Время великой снисходительности и мягкости кончено – теперь наступает царствование воли и власти. Потому что знают, что у меня сильная воля!» Александра Федоровна вернулась в свое детство. В самый неподходящий момент она превратилась в Spitzbube, что значит «озорница». Так ее называли в детстве, когда, замкнутая от природы, она раскрепощалась в кругу близких людей. В конце 1916 года гипнотизер Распутин оказался ее единственным компаньоном. Руководить Россией она при всем желании не могла. У Распутина также в отношении России конструктивных предложений не было. Неконструктивных предложений было множество. С середины 1915 года до отречения сменилось шесть министров внутренних дел. После Маклакова – князь Щербатов. Продержался 3 месяца, слетел за статью о Распутине. Потом Хвостов Алексей Николаевич – 7 месяцев. Слетел за интригу против Распутина. МВД пять месяцев возглавляет лично премьер Штюрмер. Его сменяет Хвостов, но другой. Александр Алексеевич. Держится 2 месяца. После него Протопопов.

Теперь военные министры: Поливанов, Шуваев, Беляев. Дальше – чехарда в Министерстве юстиции. После Щегловитова назначают Хвостова, в смысле Хвостова-второго, Александра Алексеевича. Которого потом назначат на МВД вместо Штюрмера. После Хвостова Минюст возглавит Макаров, который также раньше был главой МВД. Под конец будет Добровольский. Но это уже после убийства Распутина.

«У него хаос в голове, политический хаос». Эти слова министра внутренних дел Протопопова легко могут быть отнесены к Распутину, хотя сказаны они о другом персонаже петербургской светской, медицинской и политической жизни. Этот персонаж – доктор тибетской медицины Бадмаев – появился в Петербурге задолго до Распутина, еще при Александре III, и сохранял свой вес до 1917 года.

Вот что пишет о Бадмаеве Сергей Юльевич Витте:

«В некоторых случаях своим лечением он приносит пользу, но его лечение всегда связано с различными интригами и политикой».

А также, надо добавить, с деньгами. Бадмаев был введен к Николаю. Царь лечился у него травами и советовался с ним по государственным вопросам. У Бадмаева был санаторий. Фамилии из списка больных в его санатории перекочевывали в список кабинета министров. То есть санаторий Бадмаева – это вариант ЦКБ, Центральной клинической больницы периода заката советской империи.

Княгиня Зинаида Николаевна Юсупова пишет: «Так хотелось бы плюнуть на всех и на все и уйти подальше от этой атмосферы безумия, интриг и злобы!» И еще из этого же письма княгини Юсуповой: «Презираю всех тех, которые все это терпят и молчат! Валида – сама сумасшедшая и свела с ума своего супруга». Валидой княгиня Юсупова называет императрицу Александру Федоровну. Валида – от латинского validus – имеющий силу, действительный. То есть Валида – действительная, реальная правительница России. Николая II княгиня Юсупова в письмах называет просто Валидол.

Министр внутренних дел Протопопов как раз протеже Бадмаева, они были знакомы 27 лет. Так что Протопопову трудно не верить, когда он говорит, что у тибетского доктора в голове «политический хаос».

Бадмаев с Распутиным, да и с Протопоповым работали в царской семье рука об руку. Распутин успешно занимался внушением, Бадмаев обеспечивал комплекс успокоительных фармакологических средств, прежде всего для наследника.

На первый взгляд страх Александры Федоровны за здоровье сына – единственный рациональный мотив в отношениях императрицы с Распутиным. Материнское чувство в сочетании с комплексом вины за то, что болезнь несвертываемости крови пришла из ее, Александры Федоровны, семьи, может служить оправданием многих поступков императрицы и объяснением свободы рук лекаря Распутина.

Физические страдания сына вызывали у Александры Федоровны сильнейшие боли с лицевыми спазмами, сердечными приступами и частичным параличом конечностей.

Но в треугольнике императрица – цесаревич Алексей – Распутин интересно еще одно обстоятельство. Страх за здоровье сына ничуть не заслонял в сознании матери главной мысли: ее сын Алексей – будущий российский монарх.

Распутин этой мечтой царицы отлично манипулировал, и сейчас трудно сказать, видела ли Александра Федоровна в Алексее наследника Николая или его замену.

Императрица тяжело рожала сына. Лейб-медик Тимофеев запросил указания у Николая, кого спасать в критической ситуации: мать или ребенка? Царь ответил: «Если это мальчик, спасайте ребенка и жертвуйте матерью». Впоследствии императрице сообщили об этом высочайшем указании.

В 1916 году, в разгар Первой мировой войны, фронт жил жизнью, совершенно отдельной от всей остальной России, включая официальный Петербург. Великий князь Александр Михайлович, муж сестры Николая Ксении, тесть Феликса Юсупова, ненадолго приезжал с фронта в Петербург. Вот его впечатления:

«Война не интересует Петербург. Петербург живет слухами. Правда ли, что царь запил? А вы слышали, что государя пользует какой-то бурят и он прописал ему лекарство, которое разрушает мозг? Известно ли вам, что премьер Штюрмер общается с германскими агентами в Стокгольме? А вам рассказывали о последней выходке Распутина? И никогда ни одного вопроса об армии и ни слова радости о победе Брусилова».

4 июня 1916 года войска под командованием генерала Брусилова, прорвав позиционную оборону австро-венгров, начали наступление по всему Юго-Западному фронту и продвинулись на глубину от 60 до 150 км. Потери противника были огромны. В лице Брусилова и его армии Россия продемонстрировала собственный новый военный и стратегический потенциал. Неожиданность и широта наступления, безукоризненная связь между частями как извлеченный урок из своих поражений в 1914 году, артподготовка, обеспеченность снарядами, окопы в 75 шагах от линии обороны противника. И главное – новое качество руководства в лице Брусилова.

Русская армия развивала успех на Кавказском фронте и продвигалась в глубь турецких владений. Войска генерала Юденича взяли Эрзрум. У генерала Юденича, как и у большинства участников Первой мировой войны, впереди была Гражданская война.

Тот же великий князь Александр Михайлович в это время писал: «В нашем тылу произойдет восстание именно в тот момент, когда армия будет готова нанести врагу решительный удар».

Наступление русской армии осенью 1916 года не было развито, хотя экономика позволяла. Утверждение о том, что армия испытывала моральную усталость, можно было бы принять, если бы не знать, что дальше последует братоубийственная русская гражданская война. Она будет идти три года со страшным ожесточением и без моральной усталости.

К 1916 году, несмотря на потерянные территории, мобилизацию из городов и деревни, Россия увеличила производство снарядов на 2000 %, артиллерийских орудий – на 1000 %, винтовок – на 1100 %.

Общий рост экономического производства по сравнению с эталонным 1913 годом составил 21 процент.

Большевики унаследовали 18 миллионов снарядов. В месяц производилось 222 аэроплана. В пять раз увеличено производство телефонов. Пять автомобильных заводов производили грузовики и были готовы к производству собственных танков.

Главной проблемой 1916 года было продовольствие. Ответственным за продовольствие становится министр внутренних дел Протопопов. Россия была единственной из воюющих стран, которая с самого начала войны не ввела карточки на продукты, кроме сахара. При этом с начала войны в целях предотвращения спекуляции в России были введены твердые закупочные цены на зерно. Результаты этой правительственной меры оказались крайне неудачными. Крестьяне, привыкшие к рыночной системе отношений, резко сократили посевы и уменьшили поставки в города. Пошли очереди около казенных хлебных лавок, за очередями пошло недовольство. В 1916 году цены на зерно подняли, но оставили фиксированными. На все остальные продукты цены выросли в четыре-пять раз. Зерно на продажу из деревни не везли. Решение о введении продразверстки, принятое под давлением Думы в сентябре 1916 года, результатов не дало. Императрица 16 сентября пишет Николаю с ленинской интонацией: «Важнейшим для нас вопросом является сейчас продовольствие». Однако ленинские зверские методы продразверстки с полным изыманием зерна и массовым убийством крестьян-производителей в голову никому не приходили. Мысль о тотальном военном коммунизме больше не возникала, несмотря на то что 15 хлебных губерний были потеряны в ходе великого отступления в 1915 году, несмотря на бесчисленных беженцев, несмотря на неурожай 1916 года.

В начале 1916 года зерновой госрезерв составлял 900 миллионов пудов – треть годовой потребности России. Этот резерв – последнее, чем мог помочь своей стране после своей смерти убитый премьер-министр Петр Аркадьевич Столыпин, автор успешной, но незавершенной либеральной аграрной реформы.

В 1916 году свободному рынку правительство не доверилось и цены на хлеб не отпустило. То зерно, которое собрали, не могли довезти до городов и в действующую армию из-за обычной неразберихи в работе транспорта. За 1916 год сменились четыре премьер-министра: Горемыкин, Штюрмер, Трепов, Голицын.

Верховный главнокомандующий 15-миллионной армией российский император Николай Романов сидел в своей Ставке в Могилеве.

Большая романовская семья наконец не выдержала. В ноябре 1916 года великий князь Николай Михайлович при встрече с императором передал ему письмо, которое выражало общее настроение царской фамилии.

«Неоднократно ты мне сказывал, что тебе некому верить, что тебя обманывают. Ты веришь Александре Федоровне, что вполне естественно. Но что исходит из ее уст – есть результат ловкой подтасовки. Твои первые решения всегда верны. Но как только появляются другие влияния, ты начинаешь колебаться. Ты находишься накануне эры новых волнений, скажу больше – накануне эры покушений. Поверь мне».

Николай письмо не прочитал, а переслал Александре Федоровне. Она прочитала и написала мужу:

«Страшно возмущена письмом Николая (то есть великого князя). Он чувствует, что со мной считаются, и это невыносимо для него. Почему ты не сказал, что сошлешь его в Сибирь? Он – воплощение всего злого. Скверный он человек, внук еврея».

Насчет «внука еврея» здесь надо уточнить. Во-первых, великий князь Николай Михайлович – внук царя Николая I, а во-вторых, в данном случае мы получили представление о перле и алмазе из набора ругательств русской императрицы. Вслед за Николаем Михайловичем высказались великие князья Михаил Александрович, Георгий Михайлович, Александр Михайлович и Дмитрий Константинович. Все выразили недовольство положением дел в правительстве, вмешательством Распутина и Александры Федоровны.

Убийство Распутина в декабре 1916 года картины безвластия не изменило. Мимолетный восторг и оживление в связи с избавлением от Распутина, о необходимости которого так долго твердили все, к сплочению российской политической элиты не привели.

Николай центром сплочения быть не мог, да никого он уже и не интересовал. Даже в семье. В семье его потихоньку начали пренебрежительно называть полковником.

7 января 1917 года председатель Государственной думы Михаил Родзянко получил аудиенцию у государя и сделал ему доклад о положении в стране:

«Ни для кого не секрет, что императрица помимо вас отдает распоряжения по управлению государством, министры ездят к ней с докладом, неугодные ей быстро летят со своих мест. В стране растет ненависть к императрице. Для спасения вашей семьи вам, ваше величество, необходимо отстранить императрицу от влияния на политику. Не заставляйте, чтобы народ выбирал между вами и благом Родины».

Государь сжал руками голову, потом сказал: «Неужели я двадцать два года старался, чтобы было лучше, и двадцать два года ошибался?»

Родзянко ответил:

«Да, ваше величество, двадцать два года вы стояли на неправильном пути».