Убийство в сердце империи

«Вандерер» мягко нес своего водителя мимо бесконечной рекламы и уже открывающихся туристических кафе. В животе предательски заурчало. Мало того, что Этцель сегодня не спал, так еще и медовый раф был не лучшим завтраком. Для эльфийского метаболизма требовалось много калорий. Много больше, чем человеку, но смотреть на мертвое тело сородича на полный желудок было бы кощунством. Вздохнув он свернул после моста через Шпрее на набережную им. Райхпича, а оттуда на Аллею придворного егеря откуда открывался прекрасный вид на Колонну Победы. Этот памятник был его слабостью. Вряд ли кто-то из ныне живущих мог похвастать тем, что принимал непосредственное участие в каждой из объединительных войн Германии, да еще не в штабе при короле Вильгельма Первого, а прямо на передовой. Этцель мог. Повинуясь мимолетному порыву, он сделал дополнительный круг вокруг своей стройной «золотой Эльзы» и помчался дальше в Моабит.

Глава 2

Центр судебной экспертизы переезжал много раз, пока не вернулся на свое исконное место. Комплекс современных зданий, связанных с медициной, сейчас закрывал собой скромное одноэтажное здание. Смерти не к лицу вызывающий вид. Немногие знали, что у здания было несколько подземных этажей-лабораторий и морг, где ожидали своей участи тела представителей разных рас, смерть которых вызвала вопросы у правоохранительных органов. Парковка была прямо у входа и буквально несколько секунд разделяли уют салона машины и холодную стерильность морга. На входе Этцель показал свое удостоверение и без лишних вопросов прошел вниз, в зал для вскрытий, или в Чистилище, как называл это место доктор Эрлих.

В просторном зале, где было несколько «посадочных» мест, свет горел только над телом Онезорга. Убитый был уже омыт и готов ответить на вопрос какой же удар или какая пуля отправила его на Другую Сторону. Возле стола с телом стоял сам доктор, а рядом, горя от нетерпения, шушукалась группа младших научных сотрудников и прочих студентов. Вскрытие эльфа было делом очень редким, и Этцель даже удивился, не встретив здесь более почетных ученых, хотя, может быть, и здесь представители Дома Крупп сделали несколько звонков и посоветовали ученым не приходить на это сомнительное зрелище. Однако шила в мешке не утаишь и совсем приватным делом сделать новость о кончине бессмертного не вышло.

– Доброе утро, доктор Эрлих, – войдя в свет мощной лампы, сказал Этцель. – Дамы и господа.

– Доброе утро, старший комиссар. Мои соболезнования.

– Не стоит, доктор. Погибший был мне не знаком.

– Я думал…

– Нет, доктор. Пусть наше племя не так многочисленно, как людское, но все равно помнить всех невозможно.

– Хм, логично, – Эрлих поправил очки и добавил, – Vivere tota vita discendum est³.

– Assentio, доктор, именно так. К моему величайшему сожалению, я вынужден отказать вашим коллегам в удовольствии посмотреть на распотрошенного эльфа.

– Комиссар, прошу прощения, но это весьма неординарный случай.

– Доктор, при всем уважении я говорю это не как эльф или представитель Дома. Я говорю это как представитель полиции, расследующий это преступление. Так что, прошу всех, кто не входит в команду доктора Эрлиха удалиться, – перешептывание стало более активным. Медики явно не хотели расходиться. – Если я не совсем понятно выразился, приношу свои извинения. ВСЕ ВОН ИЛИ Я ВАС АРЕСТУЮ! – шушуканье вмиг прекратилось, все взгляды были направлены на Эрлиха. Доктор только разочарованно вздохнул: по закону Этцель был прав.

– Дамы и господа, прошу вас покинуть помещение, – шушуканье возобновилось, но группа пришла в движение и направилась в сторону выхода. Когда дверь за ними закрылась, медик попробовал зайти с «другой стороны». – Этцель, мы знаем друг друга не один год. Ты же осознаешь важность аутопсии эльфа. После войны такая возможность была, но технологии оставляли желать лучшего!

– Я понимаю ваше рвение, Эдвин, но, повторюсь, сейчас я здесь, как полицейский, а не эльф. Поэтому давайте приступим к делу, мне нужна причина смерти, остальную процедуру вы сможете провести без меня.

– Другими словами… – проблеск надежды в голосе.

– Все что я хотел сказать, доктор, я сказал.

– Да-да. Кхм… приступим. – Это был карт-бланш. Пусть всего на несколько часов, пока сюда не нагрянут другие официальные органы, но у него будет возможность изучить некоторые нюансы эльфийской физиологии.

Когда столь важный вопрос был решен, Эрлих, не теряя лишнего времени, приступил к процедуре, вызывающей у многих почти мистический ужас.

– Компьютер, начинай запись. Шестнадцатое октября две тысячи пятьдесят второго года, восемь часов двадцать семь минут. Вскрытие проводит доктор Эдвин Эрлих. Тело мужского пола, эльфийской расы. Возраст определить невозможно. Приступаю к наружному осмотру…

Этцель оставался в зале еще немногим более получаса, после чего удалился. Причина смерти была установлена: из трех пуль в груди одна пробила правое предсердие и правый желудочек («Странный калибр, точнее скажу позже»). «Всемогущее эльфийское бессмертие», а на деле регенерация клеток, ускоренный метаболизм и отсутствие плейотропных генов, не помогли Онезоргу в борьбе с куском свинца в главном насосе организма. Многочисленные порезы, оставленные ножом или другим режущим предметом («точнее скажу позже, Этцель») были получены во время борьбы и не были смертельны. Судмедэксперта смутило другое обстоятельство. Угол наклона попадания пуль в тело и пороховые следы говорили о том, что стрелявший находился близко и одновременно выше жертвы:

– Как будто убитый спокойно сидел, когда в него начали стрелять. Понимаешь, о чем я говорю, Этцель?

– Я понимаю, что вы имеете в виду, доктор, и понимаю, почему вы боитесь это произнести. Судя по всему, Мар-Ямина Онезорга поставили на колени и казнили.

– Это твои слова, Этцель, но я бы под ними подписался.

Вскрытие сдвинуло расследование с мертвой точки. Теперь обычное ограбление можно было вычеркнуть из списка возможных причин преступлений. Вряд ли обычные грабители ввязались в драку с бессмертным, чтобы потом хладнокровно всадить в него три пули. Тут было что-то другое, что-то личное. Женщина? Деньги? Политика? «Кто же ты, Мар-Ямин?» спрашивал себя Этцель, завтракая в медицинской столовой. Есть в такой момент могло кому-то показаться неуместным, но голодный эльф был малоэффективен, если не бесполезен. Яичница с копченым мясом, маринованными огурцами и зеленым салатом насыщали организм и позволяли думать. Еда простолюдинов, сказали бы все его сородичи, ну и пусть. Зато теперь комиссар был готов к длинному дню.

На пути к дому убитого, в то время как его стильный «вандерер» преодолевал километры на юго-запад столицы, Этцель пробил адреса свидетелей и был неприятно удивлен. Свидетели жили в разных районах города и вряд ли принадлежали к одному социальному кругу: Аллея Бисмарка и Аллея Космонавтов – более яркого годонимического противопоставления было бы сложно представить. Первый пункт лежал на западной окраине столицы, второй – на восточной. Однако сейчас юго-запад Берлина – Целендорф, а если быть точнее – Особая Консультационная Зона.

Сразу после Войны Германию разорвали на части народы-победители. Посрамленные и униженные эльфы Великих Династий из числа государств Оси потеряли лицо и были отстранены от влияния на международные процессы. То же произошло и во всем свободном мире. Это был золотой час стриженых и других коммунистов. На волне победы над расовой теорией и ее апологетами они смогли дотянуться до жизненно важных ресурсов вечного племени – Рудных и Каменных гор. Их не волновало, что россыпи желтых алмазов и технология их превращения в желтые бриллианты были утеряны сотни лет назад. Стриженые были уверены, что стоит только овладеть горами, как по взмаху волшебной палочки они смогут возродить производство главного элемента ритуала перерождения.

Успех был более чем скромен. Основные россыпи так и не были найдены, а те небольшие камни, которые годились для шлифовки, пришли в негодность из-за отсутствия правильной технологии. Даже гномы Гиперборейских Гор не смогли помочь. Неоправданный риск с захватом этих территорий логическим образом привел к конфликту с Новым Светом. Американский Дом, единственный союз бессмертных на североамериканском континенте, в ответ на продвижение стриженых подтолкнул человеческое правительство к размещению американских военных в Берлине.

Когда коммунисты убрались восвояси, американцы не спешили сделать то же самое. Наоборот, американцы обнесли стеной целый район в имперской столице и объявили его Особой Консультационной Зоной. Через Лигу Наций был пробит даже официальный статус этого места. Заокеанские эльфы банально выкупили всю территорию и передали в управление различным фондам и корпорациям. Если до конца холодной войны пилигримы были весьма полезны, на первых порах они помогли стабилизировать Империю и не дали ей дрогнуть под давлением коммунистов, то после все понятнее становились их истинные мотивы. Пилигримы-странники хотели вернуться домой, но не в качестве союзников, а в роли новых начальников. Поговаривали, что глава Американского Дома был изгнан еще в семнадцатом веке одним из крохотных кланов за связь со смертной и это оскорбление он не простил до сих пор. Высокие Дома попытались воспротивиться, но «коммунистическая угроза» никуда не делась и пилигримам было разрешено остаться. В зоне де факто не действовало имперское право. На нескольких КПП, через которые можно было попасть внутрь, проверяли пропуск, дающий право на пребывание.

Вот и сейчас на КПП Сиерра перед автомобилем вырос охранник, чья форма походила на военную форму США, однако это был сотрудник частной охранной фирмы, и об этом знали оба: и Этцель, и охранник.

– Сэр, добрый день! Предъявите пропуск!

– Доброе утро. Старший комиссар Мальтхоф. Поднимите шлагбаум.

– Сэр, у вас встреча назначена на территории консультационной зоны?

– У меня в руках удостоверение полицейского, этого должно хватить. Повторяю, поднимите шлагбаум.

– Увы, сэр. Это частная территория. – Последняя фраза далась охраннику уже не так просто. Он рассмотрел водителя и понял, что перед ним мало того, что полицейский, так еще и бессмертный.

– Поднимите шлагбаум, и я забуду о этом недоразумении, – перешел в наступление Этцель.

– Нне могу, сэр… эм, господин, приказ.

– Неверный ответ. Коммутатор, соединить с…

– Прошу прощения, господин! – перебил, активно замахав руками, человек. – Одну минуту, одну секунду! – Охранник отошел на два метра от машины, приложил руку к уху и затараторил. – Сэр, у нас непредвиденное обстоятельство. На территорию пытается въехать полицейский. Да, нет, сэр, он… бессмертный, сэр. Да-да, я все понял. – Охранник снова повернулся к автомобилю Этцеля и растянул губы в дежурной улыбке. – Можете проезжать, сэр. Хорошего дня!

Охранник больше не пытался встретиться глазами с посетителем, он лишь слегка поклонился и отошел от автомобиля еще на пару шагов, в этот момент шлагбаум бесшумно поднялся, открывая путь внутрь зоны. Этцеля это вполне устраивало, он плавно нажал на педаль газа и пустил свой «вандерер» по гладкой, как зеркало, дороге. Архитектура зоны в корне отличалась от столичной: за сто лет пилигримы перестроили весь район на свой лад. Приземистые, зачастую одноэтажные таунхаусы и бунгало тянулись вдоль дороги, меняясь на офисные здания ближе к пересечению аллеи им. Люсиуса Клея, Берлинерштрассе и улицы Дяди Тома, где высились два небоскреба – символы союза гражданского правительства США и Американского Дома. Честь и хвала, пилигримы. Однако, полицейский не поехал в этом направлении. Ему нужна была улица с романтическим названием «Пять Новых начал». Фешенебельная колония вилл, в которой селились только самые влиятельные, самые старые и самые лояльные эльфы Нового Света. Об этом он узнал по дороге сквозь кварталы ОКЗ через коммутатор, который связал его со своим кровным братом, единственным из всего Дома, с кем Этцель мог быть полностью откровенным. Даже со всеобщим отцом или Хильдебальдом он должен был держать ухо востро. Бледель был старшим братом Этцеля и помощником архивариуса их Дома. Коммутатор имел в распоряжении интернет, Бледель имел на вооружении кое-что получше – доступ ко всей информации внутри Дома Крупп и в интранет Совета Домов – хранилище знаний эльфов.

– А что по имени, Бледель? Имя Мар-Ямин явно не так часто встречается. Есть что-нибудь на него?

– Тут прости, брат. В системе ничего нет. Марямин – деревня в Сирии, но наших там никогда не было. Онезорг – скорее выдуманная фамилия. Ни Домов, ни Династий, ни даже Кланов Онезоргов нет. Тупик.

– В нашей базе тоже ничего…

– Не удивительно.

– Будем разбираться, спасибо, Бледель.

– Всегда рад помочь, брат. Мы увидимся?

– Наверняка.

– Когда-нибудь.

– Когда-нибудь. Коммутатор, отбой.

Специфика их общения всегда сводилась к взаимному обещанию встретиться без назначения конкретной даты. После Войны Бледель был вынужден проводить основную часть времени в своем скромном жилище или на работе в центральном офисе корпорации, а Этцель, в свою очередь, пытался близости к родственникам избежать. В перспективе бессмертия никто из них не лгал, но оба понимали, что встреча вряд ли будет скорой. Бледель помогал Этцелю в любое время, но не был сторонником либерализации отношений со смертными, и был откровенно против работы Этцеля в полиции. Старший брат не просто так выбрал путь архивариуса: прошлое занимало его куда больше, чем настоящее. Таким образом их временные линии не пересекались.

Искомый дом выглядел как в каталоге жилья для самых богатых. Три этажа, строгие линии, высокие прямоугольные окна – эстетика колониального стиля позапрошлого века, монументальность и простота. Перед домом Этцель увидел вытянутую фигуру бессмертного, праздно отмеряющую шаги у входа в роскошную виллу. Неудивительно, что Американский Дом отреагировал на приезд сородича в ОКЗ, удивительным был уровень осведомленности его представителей. Пилигримы точно знали куда направлялся Мальтхоф и успели направить ему на перехват своего агента. Стройная фигура остановилась, как остановился и автомобиль полицейского. Эльфы обменялись взглядами, и хозяин элегантно пригласил гостя выйти из машины. Этцель сделал это, но не произнеся ни слова, направился прямиком к дому, если пилигриму надо, пусть сам начинает разговор. Долго ждать не пришлось, не удалось даже пройти мимо.

– Доброе утро, прекрасное октябрьское утро Берлина. Могу я вам чем-нибудь помочь? – мягкий голос звучал мелодично, с легким ирландским акцентом.

– Доброе утро. Представьтесь, пожалуйста.

– Конечно, простите мне мое недостойное поведение. Блейр Кильдер, к вашим услугам. Консультант по работе с органами власти Германской Империи.

– Приветствую графа Кильдера, – Этцель решил, что розыгрыш эльфийской карты сможет помочь ему в коммуникации.

– Приветствую Этцеля Мальтхофа, представителя Дома Крупп.

– Вы знаете обо мне больше, чем я о вас, граф.

– Старший Комиссар, – Кильдер улыбнулся. – Давайте оставим эти старомодные титулы. Это часть моей работы – знать о том, кто без приглашения приходит к нам домой.

– Я здесь по делу, консультант Кильдер.

– И это мне известно, Мар-Ямин Онезорг не приехал вчера домой, его коммутатор молчит. С ним что-то случилось. Вы здесь для этого.

– Именно, деталями я с вами поделиться не могу…

– Отчего же? – перебил его пилигрим. – ОКЗ, наш Дом был работодателем Онезорга и мы вправе узнать, что с ним произошло.

– Стало быть, он не был представителем Дома? – Кильдер понял, что сболтнул лишнего, наморщил лоб, но уже через секунду громко, по-американски рассмеялся и поправил свое каре. Пилигриму было навскидку лет триста.

– Онезорг был очень близким другом нашего Дома.

– В таком случае, может быть вы поделитесь информацией. Чем конкретно занимался погибший в ОКЗ? – улыбка медленно сползла с лица консультанта.

– Увы, комиссар. Я и так сказал вам больше, чем стоило.

– Тогда отойдите в сторону, консультант. Не препятствуйте правосудию.

– Я снова вынужден вас огорчить. Эту роскошную виллу господин Онезорг не смог бы себе позволить, даже имея в распоряжении тысячу лет. Вилла принадлежит ОКЗ, и прежде, чем дать вам зайти я предпочел бы увидеть ваш ордер на обыск.

– Это действительно необходимо, господин консультант?

– Да, господин комиссар, и если это все, чем вы хотели заняться в ОКЗ, то я попрошу вас покинуть Целендорф. Хочу напомнить вам, что это частная территория.

– А я представитель закона и нахожусь на задании.

– Как только у вас на руках будет ордер, ОКЗ будет сотрудничать в полной мере.

– Скажите хоть, были ли у Онезорга родственники, чтобы мы могли с ними связаться?

– Боюсь, это конфиденциальная информация. – Окно возможностей закрылось, и перед Этцелем возникла корпоративная стена, преодолеть которую можно было либо с ордером от судьи, либо с резолюцией Дома. «Револьвером и добрым словом можно достичь большего, чем просто добрым словом». Молчаливая сцена затягивалась. Обоим нечего было сказать.

– Всего доброго, консультант Кильдер. До скорой встречи!

– До свидания, комиссар.

В салоне автомобиля Этцель до белых костяшек вцепился в руль. Холодная заносчивость пилигрима выбивала из равновесия. Кильдер юлил и скрывал информацию, не отводя взгляда. Даже если бы у него был ордер на руках, Американский дом и его корпорации раскрыли бы далеко не все карты. Сила пилигримов велика: чтобы заставить их сотрудничать нужно заручиться поддержкой не только всего семейства Крупп, но и представителя Совета. Решение этой проблемы существовало, но требовало немало усилий. Покамест старший комиссар решил последовать совету своей тети и познакомиться со свидетелями, указанными в анкете на ритуал перерождения. Из ОКЗ его проводила фальшивая улыбка охранника. Этцель вернулся из заокеанских территорий в германскую столицу, переехав разделительную линию КПП. Теперь его путь лежал на север.

Расстояние от Целендорфа до аллеи им. Бисмарка в Груневальде было не таким большим – порядка шести километров. Однако, как это часто случалось в Берлине, путь в десять минут перемещал путника из одного мира в другой. Если в Целендорфе Этцель находился в центре современного города США, то в Груневальде эльф совершал небольшое путешествие во времени, на сто–сто пятьдесят лет назад. Здесь не было плотного потока автомобилей, магазинов и кафе. Туристы не жаловали этот район, а туристов – местные жители. В ОКЗ царил дух работы, развития и прагматичных интересов, в Груневельде все было иначе. В конце девятнадцатого столетия лес был выкуплен у прусской короны группой банкиров, где не последнюю роль играла одна из эльфийских Династий. Это место было куплено не просто богатыми для богатых. Оно было куплено избранными для избранных. О характере этого элитарного общества лучше всего говорил тот факт, что коричневые с маленького вокзала в Груневальде с приходом к власти отправляли на смерть тысячи евреев, а жители этого фешенебельного района, конечно обо всем знали… но молчали. Война, ее бесславное окончание, разделение города и его воссоединение не сменили жизненных установок Груневальда. Это обстоятельство озадачивало Этцеля. Что могло связывать «друга» Американского Дома, чью деятельность свято охранял граф Кильдер, и жителя Груневальда по фамилии Летоу-Форбек? Хотя за своюдолгую жизнь комиссар видел и не такое. Объяснение могло быть настолько примитивным, что при выяснении могло бы вызвать широкую улыбку. Теории заговоров никогда не прельщали Этцеля.

– Коммутатор, старший комиссар Мальтхоф. Предоставить справку о Франце Даниэле Летоу-Форбеке.

– Старший комиссар Мальтхоф, полицейский доступ разрешен: «Генерал от инфантерии Франц Даниэль Летоу-Форбек, год рождения не установлен. Активный участник Великой Войны. Был обвинен в военных преступлениях нюрнбергским трибуналом, спустя восемь лет реабилитирован мюнхенским судом. Член упраздненной Династии Летоу-Форбек. Пять зарегистрированных перерождений. Девять детей, четверо еще живы. Все дети находятся на данный момент в Аргентине. Конец справки».

– Исчерпывающе, – произнес Этцель, остановив автомобиль перед въездом на территорию шикарной виллы. Октябрьская пора уже переодела листву в желто-красный цвет, и эта палитра максимально органично сочеталась с уходящим величием архитектуры начала двадцатого века. Даже классический круглый фонтан словно напоминал об ушедшем навсегда времени безапелляционного диктата Династий. Дом, явно слишком большой для одного жильца, был тем не менее в идеальном состоянии. Генерал не жалел денег на содержание своего жилища. Портрет же самого генерала вырисовывался весьма однозначный. Консервативный солдафон. «Ладно, и не с такими вели дело».

Въезду на территорию мешал кованый забор. Только у небольшой калитки комиссар увидел переговорное устройство. Небольшой зрачок камеры ожил, как только Этцель нажал кнопку вызова.

– Вилла генерала Летоу-Форбека, – сухой мужской голос мог принадлежать как великовозрастному эльфу, так и человеку средних лет.

– Старший комиссар Этцель Мальтхоф, – полицейский развернул свое удостоверение и показал в камеру. – У меня несколько вопросов к генералу по поводу его участия в ритуале перерождения некого Мар-Ямина Онезорга, – наступила тишина, которую нарушало только потрескивание старого переговорного устройства.

– Генералу неизвестен господин Онезорг и его Дом. Видимо вы опознались, господин старший комиссар, – теперь уже молчал Этцель: к такому он готов не был.

– У меня на руках официальные документы Ритуальной Комиссии, господин генерал. Ошибки быть не может.

– Может – не может. Такие канцелярские мелочи меня не беспокоят, а теперь прошу меня извинить. Генерала ждут неотложные дела, – короткий звуковой сигнал и померкнувшее око камеры оповестили Этцеля, что разговор был закончен. Первый приступ цитадели был отбит. Очень странно.

Ошибку Ритуальной Комиссии полицейский не брал в расчет, но сделал по этому поводу мысленную насечку. Надо будет посетить этот храм Закона, который чтили уже шесть веков все бессмертные. Генерала же вызовут по повестке, если это будет необходимо. Эльф без защиты Дома был досягаем для официальных органов власти, а значит и для Этцеля. На сегодня остался второй свидетель, который мог бы приоткрыть завесу тайны личности убитого. Пошлая формулировка пришлась по душе эльфу. Мало в нем осталось от венгерского романтика и стало много от следователя криминальной полиции Берлина. Перед тем как сесть в автомобиль он ухмыльнулся, втянул в легкие прохладный воздух, наполненный ароматами зрелой осени и бросил последний взгляд на виллу генерала. Когда-то он жил в похожем доме. Это было так давно, что даже государства с таким названием уже нельзя было найти на карте Европы. Как жаль, что перерождение не смывает воспоминаний, но делает их тусклыми и блеклыми, как воспоминание о чем-то, что никогда не происходило. Урчание зверя под капотом автомобиля вывело комиссара из тягостных объятий меланхолии. Надо было скорее вырваться из этого временного пузыря.

«Вандерер» мгновенно отозвался на легкое нажатие педали газа и заскользил по узким улицам Груневальда в центр города, на свободу. Произведению инженерного искусства, казалось, тоже было не в радость нахождение вне времени и пространства. Его стихия была скорость, его выгоном был автобан, в том направлении он сейчас и двигался. Малое Берлинское Кольцо или Автобан 10, было младшим собратом Автобана 100 или Большого Берлинского Кольца, построенного еще коричневыми более века назад. По городской автостраде полицейский автомобиль ехал с разрешенной скоростью в 100 километров в час, чего хватило для выветривания хандры из головы Этцеля. Утренние пробки на всех больших берлинских автострадах уже рассосались, и дорога была почти свободна. Тем не менее, дорога на окраину Восточного Берлина должна была занять почти час. Чтобы поездка не была монотонной, водитель прикоснулся к экрану бортового компьютера, выбрал нужный файл. По салону автомобиля полился каприччио Фрескобальди. Эта музыка расправляла крылья за спиной Этцеля. Мелькающие мимо автомобили, здания и вечность органной мелодии создавали интересный, облагораживающий эффект.

– Коммутатор сообщает: «Входящий звонок от комиссара Фогель. Принять звонок?»

– Дьявол! – Этцель был уверен, что Брандт сообщил напарнице о его новом назначении. – Коммутатор, принять звонок.

– Этцель, где тебя носит?

– И тебе доброго утра, Аннализа.

– К черту твою вежливость, напарник! Если через полчаса я не увижу твою лохматую голову в кабинете, я отстригу твои патлы! – от этой шуточной угрозы у эльфа по спине пробежали мурашки, но он понял к чему клонит его напарник.

– Аннализа, я не проспал.

– Тогда… где тебя носит?

– Новое задание.

– Звучит интригующе. Почему не дождался меня?

– Прости, Аннализа. Дело касается самого верха, кейс засекречен.

– То есть даже от меня?

– Увы, но да.

– Кто же будет прикрывать твою… спину? – ах эти берлинцы с их знаменитой грубоватой прямотой.

– Отращу себе глаза на затылке, – отшутился Этцель, хотя всерьез не задумывался об этом. Кто бы ни стоял за убийством, насильственная смерть бессмертного несла за собой гарантированный гнев Совета Высоких Домов, а стало быть и жесткий приговор в конце. Однако кто-то решился на это, и этот кто-то был еще на свободе. Стало быть, и для самоуверенности эльфа в полицейской форме не было оснований.

– Я серьезно, Этцель. Если дело пахнет жареным, то я должна знать, – из голоса напарницы исчезли игривые нотки.

– Не могу, Аннализа, извини.

– Черт, не хочешь ли ты сказать, что это касается Домов?

– Аннализа…

– Это касается Домов.

– Аннализа…

– Чертовы Дома с их тайнами.

– Аннализа, ты начинаешь говорить, как моя бывшая.

– Умная женщина. Ладно, что ты предлагаешь? Заниматься другими делами?

– Займись оборотной стороной нашей замечательной профессией.

– Отчеты?

– Они самые, всего пару дней, пока я не разберусь с этим делом.

– Ты режешь без ножа, – навыки офисной работы не были сильной стороной Аннализы.

– Все лучше, чем оказаться без прикрытия в трудный момент.

– Чтоб тебя, остроухий, – только напарница могла звать его так без угрозы получить по физиономии вне зависимости от пола и возраста.

– Не печалься, на наш век еще хватит мерзавцев.

– На твой точно. Коммутатор, отбой.

Было понятно, что напарнице такое развитие событий было не по душе. За последние пять лет каждодневной работы между ними появилась устойчивая связь, которую при желании можно было назвать дружбой. Этцель научился уважать смелую, отчаянную и местами даже безбашенную напарницу. Аннализа смогла пересилить себя и посмотреть на Этцеля как на равного себе, а в сегодняшних реалиях это многого стоило. Поэтому, нарушая эту хрупкую связь, эльф рисковал нарваться через пару дней на холодную стену недоверия со стороны Аннализы. Чем быстрее он разберется с этим убийством, тем меньше будет ущерб его отношениям с напарницей. Невольно комиссар придавил педаль газа.

После Нойкёльна архитектура за бортом автомобиля начала меняться. Восточный Берлин четко обозначал свои границы. Коммунисты коренным образом изменили образ востока столицы. После Войны все, что нельзя было восстановить, сносилось. Разрушалось и все то, что не подходило новым идеологическим догмам. Все плохое и хорошее, что оставалось от старой империи было уничтожено, а его место заняли целые когорты безликих многоэтажек, шлакоблочных клубов, а также тянущихся на восток, широких проспектов и транспортных артерий. Этцелю была нужна как раз одна из таких магистралей – Аллея Космонавтов. Названная в честь совместного полета в космос советского и восточногерманского пилотов семьдесят пять лет назад.

Несмотря на весьма либеральное отношение к смертным, эльфу было сложно понять человеческую природу. Людям всегда было мало того, что они имели. Всегда было мало земли, которой они владели, знаний, которыми они обладали; младшие дети земли завоевывали, забирали и продолжали рваться вперед, расширяя свое жизненное пространство. Столетие назад, когда вся планета оказалась под их пятой, люди не пожелали мириться с этим и полетели в космос. Сколь политизированным и идеологически накаченным этот шаг ни был, полет в космос был знамением начала конца эпохи эльфов. Пусть перед бессмертными пасовало само время, они довольствовались своим домом. Они любили его и не стремились покинуть родную гавань.

– Коммутатор, старший комиссар Мальтхоф. Предоставить справку о Габриэле Адлере.

– Старший комиссар Мальтхоф, полицейский доступ разрешен: «Габриэль Адлер год рождения 1817. Участник Великой войны. Ведущий IT-разработчик корпорации Цузе. Член клуба «Отринувшие». Трое детей, все погибли во время Великой войны. Два зарегистрированных перерождения. Конец справки». – Название клуба полицейскому ничего не говорило. Может быть, какая-то зацепка?

– Коммутатор, старший комиссар Мальтхоф. Предоставить справку о клубе «Отринувшие».

– Старший комиссар Мальтхоф, полицейский доступ разрешен: «Клуб «Отринувшие»: Регистрационный номер 103973 от 01.01.1976 г. Устав одобрен регистрационной палатой Берлина. Согласно уставу, клуб ведет просветительскую деятельность среди бессмертных. Конец справки».

– Интересно, – проговорил Этцель, сбрасывая скорость рядом с двадцатичетырехэтажным муравейником. Эльфы обыкновенно сторонились таких многоквартирных домов. Во многовековой культуре эльфов отдельное жилье было особым пунктом. Едва получив возможность, молодой эльф старался построить, купить или на худой конец арендовать отдельный дом с участком. После принятия Закона Дракона, ввиду стремительного роста популяции стремление жить отдельно превратилось в непростую задачу, а с ростом популяции людей и вовсе стало почти исключительной возможностью для членов Кланов, Династий и Домов. Несмотря на это, мало какой эльф поселился бы в доме вроде того, перед которым стоял полицейский. После объединения, империя постаралась очиститься от короткого, но весомого присутствия коммунистов. Люди, эльфы и даже гномы ремонтировали, красили, убирали, сносили, но все равно дух типовой индустриальной застройки был неистребим. Рядом с входной дверью Этцель беспомощно уставился на огромный щит домофона с сотней различных имен. Острые эльфийские глаза не помогли найти нужное имя сразу, Этцелю пришлось провести пальцем по строкам с именами. Весь мир на ладони – славяне, арабы, азиаты, немцы. Здесь были все. Лишь на семнадцатой строчке комиссар нашел искомое имя и нажал на круглую металлическую кнопку вызова. Несколько секунд спустя раздался заспанный голос: