Читать книгу: «Ты за моим правым», страница 2

Окно с западной стороны чердака
зарисовка в продолжение рассказа Рэя Брэдбери «Запах сарсапарели»

Кора села на ступеньку приставной лестницы, ведущей на чердак, закрыла лицо ладонями. Тонкие седые прядки волос подрагивали от еле слышного всхлипывания:

– Ну как же так? Ну, не может человек взять и исчезнуть просто так! Не может!

Первое время Кора была взбешена поступком мужа. Шутка ли: сбежать от собственной жены в призрачные воспоминания! Ей даже не приходило в голову, что Уильям совершил невозможное, что-то такое, чего другие повторить не смогут. Не может и сама Кора.

Она взглянула наверх, туда, где забавлялось с людьми Время. Никто не расхаживал, обдумывая новую глупую идею, не перебирал безделушки, не посмеивался, найдя что-то особенное. На чердаке было тихо и пусто.

– Стыдно признаться, жизнь прошла, и вспомнить-то нечего! Ну, были же какие-то радости? – спросила она саму себя и пожала плечами.

Проблемы и тяжёлые времена Кора помнила хорошо, но что-то весёлое и радостное слишком быстро выветривалось из памяти. При воспоминании о лете, на ум приходили дождливые дни, когда хотелось солнца. А память о солнечных днях всплывала картиной изнуряющей жары. В прохладу снова хотелось чего-то другого, не того, что было. В этом и была вся миссис Финч. А Уильям… Кора улыбнулась. Ей вспомнились сияющие глаза мужа, его протянутая ладонь из глубин чердака, зовущая в прошедшие счастливые деньки…

Спустя полминуты улыбка на её лице растворилась, Кора снова нахмурилась. Уильям вечно витал где-то в своих иллюзиях! Когда другие мужья вечерами листали газету или дремали под звуки какого-нибудь телешоу, мистер Финч пропадал в своём кабинете, изобретая очередную штуковину. Коре постоянно приходилось возвращать мужа на грешную землю, иначе он обязательно вляпается в какую-нибудь историю!

– Может, не нужно было так самоотверженно заботиться о нём? Может, нужно было позволять ему вести себя по-дурацки, как он любил это делать? Может, тогда не сбежал бы он от меня в своё прошлое? Он был таким счастливым в тот день! И звал меня. А я не верила, не слышала его.

Кора вытерла слёзы подолом фартука. Снова взглянула вверх, в чердачный проём. Всё-таки решилась подняться на чердак.

Ступила на чердачный пол, и половицы тут же отозвались поскрипыванием, приветствуя её. Кора оглядела стены, бесчисленное количество старых вещей, паутину в углах, окно – и не увидела ничего, кроме пыли. Но Уильям видел что-то ещё. Каким-то образом он сумел запустить эту машину времени, что-то послужило ему кнопкой запуска?

Кора рассматривала фоторамки и подсвечники, сундуки, набитые непонятно чем, и книжные полки, стоявшие на полу с забытыми на них книгами. Сама не заметив как, вытянула одну из пыльного строя, перевернула несколько пожелтевших страниц. Она положила было книгу обратно, как из глубины страниц на пол выпорхнула открытка. Пожелтевшая, как и книжные страницы, с поблекшим изображением белых лилий на голубом фоне.

Кора подняла весточку от самого прошлого, села на краешек сундука и стала разглядывать. Перед глазами поплыли диафильмы того вечера, когда молодой парень по имени Уильям, краснея и смущаясь, преподнёс юной девушке Коре собственноручно собранный букет полевых цветов, а в нём простенькую открытку с изображением белоснежных лилий. Вот она, выпускница колледжа, целует молодого Уильяма в щёку и с замиранием сердца читает пожелание.

– Уильям, – ахнула Кора, и на глазах снова проступили слёзы.

Откуда-то со стороны окна раздался голос Уильма:

– Кора!

Она бросилась к окну, опрокидывая коробки, мешающие под ногами и стеклянные банки.

За пыльным стеклом чердачного окна, на зелёной лужайке стоял Уильям Финч и махал рукой.

– Уильям! – Кора распахнула окно – и в морщинистое лицо ударил холодный порыв январского ветра. Образ Уильяма растаял.

Кора затворила окно. За ним снова был январь.

Быстро, насколько могла, Кора спустилась в промёрзший дом. Метнулась из одной комнаты в другую, будто опаздывает на поезд и никак не может найти нужную вещь. Открывая шкафчики и вытряхивая содержимое письменного стола, будто отыскивая билет на самый важный рейс. Билет в один конец, и она больше не выбросит его в чердачный проём.

– Вот он! – Кора бережно провела ладонью по обложке старого фотоальбома. Прижимая его к себе, поднялась на чердак.

Когда ноги её коснулись чердачного пола, она вытащила лестницу из проёма и прикрыла люк. Она больше не собирается возвращаться в промёрзший одинокий дом. Она вспомнит весенние солнечные деньки, когда солнышко приятно греет лицо; порции мороженого в креманке, пахнущие ванилью и посыпанные шоколадной стружкой, и много-много приятного. Теперь она рискнёт оставить холодные будни ради тёплого летнего праздника с фейерверками и хлопушками конфетти… Теперь у неё появился ключ от волшебного окна, которое казалось ей обыденным.

Rx 360

На рыхлые сугробы опускается пушистый снег. Зима кутает деревья в пуховые одеяла, надевает на веточки белые перчатки. Под заснеженными крышами города тёплым светом выделяется окно. Снежинки слетаются на подоконник, сквозь холодное стекло заглядывают вглубь комнаты.

В комнате у окна стоит маленький мальчик, одетый в пижаму синего цвета с жёлтыми звёздами. Ясные глаза всматриваются в темноту зимнего вечера. Он разглядывает снежинки, прилипшие к стеклу, и воображает, будто это маленькие мохнатые существа прилетели из неизвестной галактики, чтобы посмотреть, как живут люди.

В глубине комнаты пожилой мужчина разжигает камин. На когда-то тёмных волосах белеют пряди цвета уличного снега. Мягкая улыбка, готовая простить все шалости мальчику. Узловатые пальцы рук, способные соорудить и починить что угодно. Тёплый взгляд, который, кажется, знает всё на свете.

– Садись, Rx 360, я расскажу тебе сказку.

Мальчик взобрался в кресло, казавшееся ему огромным, как космический корабль, который он видел в мультфильмах. Вечерами, похожими на этот, когда взрослые занимались своими серьёзными делами, мальчик представлял себя капитаном Кресла. Он путешествовал по планетам, названия которые выучил, а также выдумывал новые. Ещё ему очень нравился дедушкин камин. Наверное, во всём мире больше не осталось «живых» каминов, в которые нужно закладывать поленья и раздувать огонь длинной трубкой. Много ещё вещей нравилось мальчику, но он не осмеливался рассказывать об этом другим детям – они сочли бы его несерьёзным и не деловитым. Взрослые отвели бы к врачу, и только дедушка не стал бы осуждать его.

Дедушка раскрыл бумажную книжку с нарисованными картинками – тоже единственно уцелевшую в современном мире, как был убеждён мальчик, и прочитал:

– Жил-был кусок дерева. То было не какое-нибудь благородное дерево, а самое обыкновенное полено, из тех, которыми в зимнюю пору топят печи и камины, чтобы обогреть комнату. Не знаю уж, какими путями, но в один прекрасный день этот кусок дерева оказался в мастерской старого столяра. Старика звали мастер Антонио, но весь свет именовал его Мастер Вишня, так как кончик его носа был подобен спелой вишне – вечно блестящий и сизо-красный.

– Дедушка, я знаю эту сказку. Я слышал её много раз.

– Хорошая сказка, правда?

– Да, мне нравится.

– Она многим нравится, потому что в ней есть правда. Укутывайся в плед, малыш, я расскажу тебе сказку. А ты просто послушай.

Дедушка сел в кресло напротив мальчика.

– Люди так любят считать себя особенными! Каждый кричит: «Я не такой, как все! Я особенный, посмотрите на меня!» – совсем как наш знакомый попугай у тёти T-y 329, помнишь, всё время выкрикивает, что он хороший! Но всё это лишь обёртка, фантик. На самом деле люди боятся быть непохожими на других. Если они замечают кого-то, кто отличается от них, не одеждой, но самой своей сутью, они начинают его ненавидеть. Они чувствую угрозу своим фантикам и делают всё возможное для того, чтобы человек перестал быть «не от мира сего», а стал «нормальным». Нормальным роботом.

– Роботом? – мальчик удивлённо раскрыл глаза.

– Да, Rx 360, роботом. С определённой заложенной программой, с ограниченными возможностями. Все мы роботы. Гудим, пока не сгорит последняя микросхема. В процессе работы заменяем изношенные детали на новые, обновляем девайсы, хвастаемся друг перед другом: «Смотри, какие у меня крутые гаджеты!» А окружающие завидуют: «Вот это да! Хочу такие же!» и покупают такие же, потому что им сказали, что это модно, чтобы не дай бог никто не упрекнул: «Да ты не в тренде, чувак! Смени сервер!»

– А что же тот, который не как все?

– У него есть выбор. Он может сказать самому себе: «Наверное, они правы, наверное, надо быть такими, как они. Наверное, я – какая-то ошибка приложения». И он перезагружается. Всё, теперь он, как все, теперь он гонится за новыми гаджетами, он добросовестно исполняет запросы пользователей. Счастлив ли он? Нет. А где ты видел счастливых роботов? У них не прошита такая программа по умолчанию.

Мальчик скинул с себя плед, слез с кресла. Подошёл ближе к камину.

В тишине комнаты тихо потрескивали дрова. В глазах мальчика отражался огонь, танцевавший на чёрных углях в сердце камина.

– Но быть роботом грустно, – еле слышно сказал мальчик.

– Да, малыш. Это не просто грустно. Это преступление. Но я не рассказал про второй возможный выбор. Залазь обратно в кресло.

Дедушка Nw 280.1 подождал, пока Rx 360 усядется в кресле, укутается в плед.

– Что-то ещё есть в этом мире, малыш. Что-то такое, о чём не могут поведать тебе твои родители, потому как сами толком не знают, что это такое. И я, признаться честно, в этом вопросе не учёный. Расскажу, как понимаю.

Nw 280.1 помолчал, наблюдая за тем, как горит огонь в камине.

– Это как электрическое поле. Минуту назад его ещё не было в комнате, но вот появляются нужные штуки – и появилось электричество. Теперь ты сколько угодно можешь говорить, что не может такого быть, что это всё выдумки. Но электрическое поле есть, оно просто находится в комнате. Чувствовать это поле, это нечто – это как нести в руке горящий факел, когда идёшь по тёмным пещерам. Это нечто позволяет тебе делать что-то вопреки твоему программному обеспечению. Человек начинает функционировать будто бы сразу в двух измерениях одновременно. Вдруг открывается новый мир, о котором знает только он. Мир, в котором случается то, о чём другие могут только говорить, но чего сами никогда не получают. Человеку хочется улыбаться так, чтобы улыбался не только он сам, но и окружающие. Вдруг хочется делать абсурдные вещи, такие, которые когда-то было позволено делать детям. Окружающие начинают выказывать своё беспокойство: «Ты заработался, – говорят они. – Начинаешь подвисать, пойди отдохни, а завтра снова станешь серьёзным и перестанешь, наконец, улыбаться! А то стыдно за тебя становится!» Это нечто, оно так робко. В любой момент оно может покинуть человека, отвергнутое им самим. Тогда внутри обнаруживается брешь, которую уже не залатаешь, не забьёшь модным хламом. Что-то будто ноет внутри, и ты не знаешь, как от этого избавиться. Ты не можешь больше просто выполнять обязанности.

– Что это, дедушка? – мальчик удивлённо потёр свои глаза и щёки.

– Я знал! – Nw 280.1 вскочил с кресла, осторожно коснулся самыми кончиками пальцев щеки мальчика. Следы чего-то невидимого и оттого ещё более ценного остались на руке Nw 280.1.

– Это слёзы, малыш. Это проявление чувств, а на них современное общество повесило ярлык отрицания.

Nw 280.1 прошёлся по комнате, вернулся в своё кресло.

– Когда-то давно, скажу тебе по секрету, детям разрешалось плакать, разрешалось хулиганить. Детям позволяли отличаться от взрослых, позволяли чувствовать то самое загадочное нечто. Но потом люди решили, что слишком опасно позволять всё это ребёнку, ведь потом нужно ещё много лет затрачивать на то, чтобы перевоспитать человека, чтобы загнать его в общий вольер, отучить его делать что-либо ещё кроме работы. Приходилось каждый день по нескольку часов подряд заставлять ребёнка следовать строго определённым правилам, приходилось ежечасно загружать в его память большие объёмы отвлечённой информации для того, чтобы переключить его в нужный режим. Нужный для общины, конечно, не для него самого… Это был долгий путь. Решили сделать проще: наложили запрет на проявление чувств. Попробуй-ка теперь засмейся на виду у всех – подмоченная репутация гарантирована, сразу вешают осуждение: «Он несерьёзный», «Не рекомендую иметь с ним дела!»

– Ну, а как жить с этим нечто, если в обществе оно никому не нужно?

– О, ты правильно сказал «жить». Устаревшее, забытое слово, которое можно найти разве что в старых словарях. Именно это нечто и позволяет жить, а не только исправно работать!

NW 280.1 снова улыбнулся, тем самым уже в который раз за вечер нарушив правило хорошего тона современного общества.

– Расскажу тебе ещё одну сказку…

Посылка от Уильяма

Ранним утром к дверям Марселя доставили большую посылку от его друга Уильяма.

Уильям жил за чертой города, и в понимании городского обывателя был отшельником. В кругу друзей его по-доброму называли чокнутым. Уильям недолюбливал телефонные разговоры, и уж тем более, видеозвонки. Любил писать письма и читать ответные.

«Если ты читаешь это, меня уже нет», – плеснули в лицо первые строчки сопроводительного письма. В письме указывалось, что Марселю принадлежит то, что находится в коробке со льдом. «Это клад, который изменит твой собственный мир», – писал Уильям.

Посылка представляла собой прямоугольную коробку, сколоченную из досок, по краям дополнительно обитую дощечками. Открыть её сразу не удалось.

После некоторых попыток отковырять прибитые доски, у Марселя появилось желание швырнуть коробку о стену, что, возможно, помогло бы её открытию.

– Кто так упаковывает посылки? Наверняка, сам Уильям, земля ему пухом.

Наконец, верхняя доска поддалась. Марсель заглянул внутрь и увидел овощи, какие-то продукты. Выложил их на стол. На дне посылки лежал куб льда, сквозь который просвечивалась тушка курицы. Под ней оказалось ещё одно письмо, упакованное в целлофан. Марсель извлёк его и прочитал:

«Дорогой Марсель! Ты можешь не притрагиваться к тому, что находится в посылке, или попробовать и навсегда измениться. Я знаю, о чём говорю. Почему, ты думаешь, меня считают чокнутым? Я посылаю тебе курицу. Вегетарианцы забьют тебя камнями, а мясоеды съедят тебя заживо, когда узнают кое-что о ней. Её зовут Клавдия. Она жила в просторном курятнике в своё удовольствие. Пушистым жёлтым цыплёнком гонялась по зелёной травке за бабочками-капустницами. Клевала выращенное естественным образом пшено. Гуляла по осеннему огороду, выкапывая из грядок вкусности, которые выбирала сама. Клавдию не кормили порошком, вызывающим ожирение и превращающим её мясо в яд. Я возился с Клавдией и её сородичами не потому что был вынужден делать это за гроши, а потому что мне нравится этим заниматься. Я люблю каждую свою животинку. Они родились у меня в доме для того, чтобы накормить меня, чтобы у меня появились силы сделать что-то хорошее для этого мира. И я благодарен им за это. Клавдия изменит твой взгляд на мир. Каким образом? Ты не поймёшь, пока не попробуешь. Я пробовал. И если тебе захочется написать о своих впечатлениях, пиши на указанный адрес. Я уже получил несколько писем от людей, которые мне дороги. Да, я не умер, это была шутка. Можешь написать и о своём возмущении тоже. Но курицу попробуй. Она бесподобна. Особые указания: варить её нужно в два раза дольше, чем ты привык варить химическую курицу. Ни в коем случае не используй приправу или соусы из супермаркета – не порти ни её тело, ни своё. Максимум, можешь добавить – соли и овощей. Вообще, эксперимент можно считать удавшимся, если ты на некоторое время откажешься от еды, которую предлагает тебе город. Особенно от приправ и соусов из супермаркета! Несколько дней ты сможешь продержаться на моей посылке. „Так мало еды!“ – воскликнешь ты. Но поверь мне, этого хватит. Клавдия творит чудеса. Твой друг Уилл».

– Чёртов сумасшедший.

Марсель оставил курицу размораживаться в раковине и отправился на работу.

Шагая по серой плитке узкого тротуара, рассчитанного строго на одного человека, Марсель о чём-то размышлял. Если бы его спросили о чём именно, он бы не нашёл что ответить. Мысли в голове роились всё время, но о чём они были – непонятно. Также с толку сбивал несмолкающий рёв проезжающего транспорта и реклама, орущая из динамиков на каждой автобусной остановке, перекрикивая одна другую.

«Интересно, деревья убавляли общий шум улицы или добавляли шуршанием листвы?» – пришла Марселю очередная незначительная мысль.

Когда-то в городе были деревья. Потом решили, что они зря занимают бесценное место. Деревья срубили, за счёт этого расширили парковки для машин и ещё больше сузили тротуар. Говорят, когда-то небо было синего цвета. И ещё росла трава. Зелёного цвета… Теперь в городе два типа цветных зданий: супермаркеты, полки которых пестрят яркой упаковкой еды, и бары, полки которых пестрят яркой упаковкой спиртного. Всё остальное – от асфальта до неба сливается в серую монохромию.

Марсель вошёл в серое высокое здание с прозрачными дверями.

«Так, выпить кофе и сконцентрироваться на работе», – была последняя его отвлечённая мысль после того, как он переступил порог офиса.

После окончания рабочего дня Марсель чувствовал себя потрёпанной тряпкой под ногами прохожих. Он возвращался домой обессиленный, без цели, без мечты. «Есть. Спать», – завис в его биокомпьютере вирус, который требовал выполнения озвученных условий, в противном случае грозил отключить весь механизм. Сегодня Марсель не был особенно уставшим – это было привычное состояние после каждого рабочего дня.

Из последних сил добрался до квартиры. Встал под душ. Вода смыла слой автомобильных выхлопов, и тело облегчённо вздохнуло всеми своими очищенными порами. Это придало немного сил, достаточных для того, чтобы дойти до кухни и приготовить поесть.

Марсель достал курицу из раковины, положил на стол. Птица из посылки отличается от той, которую он привык видеть в холодильнике супермаркета. Клавдия намного меньше и худощавее, цвет имеет неравномерный, на кожице отсутствуют привычные следы от пресса со шприцами. При оттаивании с неё не стекает вода в количестве равном её весу. И пахнет она по-иному, ничего похожего на запах лекарств или затхлости, какие бывают у птицы из супермаркета.

Поставив курицу вариться, Марсель пошёл немного полежать. Тело после рабочего дня находиться в вертикальном положении отказывалось. Мысли преобладали депрессивные, сил совершать лишних движений не было никаких. Впрочем, всё как обычно.

Марсель уже спал, когда раздался противный сигнал таймера, оповещающий о том, что плита отключилась. Повеяло приятным ароматом. Тело, пробудившись, потребовало еды.

Марсель отрезал кусочек курицы. Жестковатая. Обычно курица из супермаркета, помещённая в горячую воду, быстро разваливается сама, её не нужно пережёвывать. Эту же приходится придавливать зубами. А вкус…

«Это невероятно!» – всё, что мог выдать мозг Марселя.

Марсель ел курицу, которую до этого никогда в своей жизни не ел. Птицу из супермаркета для того, чтобы она обрела вкус и запах, принято обсыпать горстью приправ, состоящих из усилителей вкуса «идентичных натуральному», как пишут на упаковках. Эта же курица обладает своим собственным вкусом, даже кожица у неё имеет вкус, её тоже нужно жевать, и на вкус она будто слегка обжаренная. К своему удивлению, Марсель очень быстро насытился, несколькими кусочками и чашкой бульона.

Спустя два часа, по ожиданиям Марселя, ему зверски должно было захотеться есть, ведь так действует вся еда из супермаркета. Но прошло уже пять часов, и только тогда Марсель вяло подумал о том, что, пожалуй, можно немного перекусить.

«Может, Клавдия действительно особенная?» – с какой-то внутренней улыбкой подумал он.

Овощи из посылки казались точно волшебными – каждый имел положенный ему вкус и запах. Укусив яблоко, Марсель отметил, что в комнате разлился яблочный аромат, которого никогда не бывает во фруктах из супермаркета. Помидор и огурец, когда Марсель их нарезал и присыпал солью, не утонули на дне миски в море выделившейся воды, и тоже имели вкус и аромат. Картофель при варке имел рассыпчатую структуру, вкус у него был такой, что его хотелось есть безо всяких усилителей вкуса.

Марсель будто пробовал еду с другой планеты, выращенной на другой Земле.

– Чёртов Уильям, что ты мне подсунул? – весело подначивал Марсель, готовый написать другу письмо.

Несколько дней подряд, следуя инструкциям Уильяма, Марсель питался продуктами из посылки, избегая городской еды. Настроение его с каждым днём улучшалось, понемногу спадала хроническая депрессия и сонливость.

Впервые за долгие годы после работы Марсель решил немного прогуляться – он чувствовал, что у него появились на это силы. Что-то случилось и со зрением Марселя – он начал замечать цвета в городе. Слабые, еле различимые оттенки. Оказалось, что стены у некоторых зданий бледно жёлтого и розового цвета. Некоторые машины блекло-красноватые. А небо, если всматриваться в его серость, слабо отливает голубым. Впервые, идя по городу, Марселю хотелось улыбаться. Он знал, что прохожие из последних сил бредут домой для того, чтобы рухнуть в постель, и им не до улыбок. Из развлечений после работы – сходить в бар или посмотреть фильм. И так каждый день.

«Может, так не должно быть?» – подумал Марсель. Вспомнились глупые сказки о том, что когда-то люди жили иначе, были радостными и у них были безумные мечты.

Вернувшись с прогулки, Марсель бросился писать Уильяму.

«Уилл, ты чокнутый!» – начал Марсель и по мере написания приходил к выводу, что по мнению окружающих, становится таким же. Письмо, спустя некоторое время, стало походить на дневник сумасшедшего, отказавшегося от химической еды. Больше всего Марселя мучил вопрос: что делать дальше?

В нетерпении он отложил тетрадь в сторону и набрал телефонный номер.

После длинных гудков Уильям ответил:

– Алло.