Сенсеры

Глава 21

Эллен не чувствовала тела. Она открыла глаза, но не ощутила, как приподнялись веки. Свет ослепил и резко исчез. Эллен поняла, что зажмурилась.

– Ты чувствуешь мою руку? – раздался странный голос, будто обработанный спецэффектами. Каждая буква, как мячик от пин-понга, скакала от одного уха к другому.

«Как я должна ответить?». Ни кивнуть, ни махнуть, ни рот открыть Эллен не могла.

«И вообще, кто это? Что со мной?»

Свет снова вспыхнул, но в этот раз Эллен показалось, что она намеренно открыла глаза.

– Потерпи, скоро пройдет, – заговорил загадочный робот, изменивший звуковые эффекты.

Эллен пыталась хоть что-то разглядеть. Постепенно яркие пятна, переливающиеся перед глазами, потускнели, и видимость стала четче. Светлый потолок. Справа огромная лампа. Эллен видела подобные в кино, в хирургических кабинетах.

Она почувствовала под собой опору. Хотела поднять руку, но не вышло. То ли что-то помешало, то ли не хватило сил.

– Лежи спокойно, – загремел мужской голос. – Так все чувства быстрее придут в норму.

Эллен не послушалась, завертела головой. Она хотела увидеть, кто с ней говорит, но все, что она ухватила, – вытянутое черно-белое пятно. Эллен сдалась, закрыла глаза.

Чувства постепенно возвращались. Послышалось гудение лампы, шорох шагов, шуршание пакета, звонкий стук, будто об стекло. Ладони нащупали прохладную ткань. Пальцы на ногах мерзли. Резкие запахи медикаментов забирались в нос и неприятно щекотали горло.

Эллен открыла глаза, зрение быстро сфокусировалось. Черно-белое пятно оказалось мужчиной в белом халате, из-под которого выглядывали черные брюки. Темные с легкой кудрявостью волосы доставали ему почти до плеч.

Эллен огляделась. Окон нет. Освещали огромную комнату длинные люминесцентные лампы. Несомненно, это была подземная лаборатория. Сердце забилось быстрее. Эллен дернулась, но руки и ноги крепко держали ремни.

Мужчина, услышав звуки, обернулся. Эллен испуганно застыла, глядя на него.

– Уже лучше? – Он поправил сползшие на кончик носа очки и подошел к кушетке.

– Что вы со мной сделали?

Эллен испугалась: что, если ей насильно провели очищение?! Она подумала о маме, Диме, брате, папе и Георгии Марковиче. Представила, как сильно любит их, но не почувствовала ничего чуждого. А может, безразличие к ним еще не заработало?

– Пока ничего, – сухо ответил мужчина.

– А что с мамой? Где она?

– Я не знаю.

Центра ладони коснулось что-то холодное, Эллен вздрогнула. Громоздкий прибор, притаившийся рядом с кушеткой, запищал.

– Что это? – Эллен, насколько могла, вывернула голову, посмотрела на экран.

Она боялась каждого движения мужчины: четкого, быстрого, уверенного. В его черных глазах зависла сосредоточенность. Он не смотрел на Эллен, зато она не отводила от него глаз. Казалось, стоит только отвернуться, и доктор сделает больно.

Мужчина не ответил, вернулся к столу, заставленному всякими предметами. Он был погружен в себя, что-то бурчал под нос, метался от стола к шкафу, от шкафа к стеллажам. Видно было, что лаборатория – его стихия.

– Что вы со мной сделаете? – спросила Эллен.

– Лежи спокойно.

Ничего другого ей не оставалось.

Вскоре в лаборатории открылась дверь. Эллен сжалась, увидев дядю.

– Ну что, она готова?

– Не так просто заглушить столь сильные потоки.

Доктор оставил свои дела и подошел к Виктору. Они замерли в нескольких шагах от кушетки Эллен.

– Дорогая, не надо на меня так смотреть. Я просил не вынуждать меня. Ты решила испытать мое терпение. Вини только себя.

– Где мама?

Виктор проигнорировал вопрос, спросил у доктора, как много времени уйдет на подготовку к процедуре.

Эллен смотрела в потолок, кусала губы, еле-еле держалась, чтобы не расплакаться.

«Вот он – мой захватывающий финал».

Дух так и захватывает от страха!

От разговора мужчин отвлек скрип двери. У порога замер Ральф.

– Ну? – дядя вопрошающе кивнул.

– Пока двое, но мы еще выясняем.

– Так выясняйте быстрее! Вытащите из этих предателей все, что сможете.

– Судя по всему, ваша сестра общалась с каждым в отдельности. Они говорят, что не знали, кто еще был в команде.

– А вы узнайте! Найди всех до одного!

– Да, конечно. – Парень покорно кивнул и скрылся за дверью.

– Что с формулой? – Виктор вернулся к разговору.

Доктор спохватился, прошел к столу, взял тетрадь.

– Мне не хватает некоторых записей. – Он перелистал страницы, вздохнул. – Есть еще догадки, но пока все так же безнадежно, как и шестнадцать лет назад.

– Пробуй еще.

Доктор оторвал взгляд от тетради, уставился на Виктора.

– Я уже трех ребят потерял, – зашептал он, но Эллен все равно услышала.

– Это ради благого дела.

– Слушай, Вить, – неожиданно по-дружески обратился к нему доктор, и у Эллен появилось странное ощущение, что этот факт важен. – Препарат действует внутриутробно, мы это знаем. Давай остановимся на этом. Сенсеры со сформированной способностью не выносят вмешательства.

– И что ты мне предлагаешь? Что я преподнесу на презентации? Обещания?

– Доказательства же у тебя есть, – доктор кивнул на Эллен. – И очень весомые.

– Этого мало. Мне нужно еще! Значит, мы найдем каждого беременного сенсера в стране! К марту у меня должны быть сотни таких детей, как Эллен! – с пугающей решительностью сказал Виктор.

Эллен сглотнула ком в горле. Мамины опасения подтвердились. Она не хотела, чтобы Виктор мучил кого-нибудь еще. Эллен представила десятки, а может и сотни беременных девушек, над которыми дядя будет издеваться, как он издевался над мамой. Они породят армию монстров, подобных Эллен: не контролирующих себя, способных убить одной мыслью. Все ли из них захотят бороться со своей темной стороной? Наверняка Виктор заберет этих детей у матерей и позаботится о том, чтобы в них взрастили безоговорочную преданность ему и готовность повиноваться любому приказу.

Сколько же в нем жестокости и безразличия! Он с фанатичной одержимостью цепляется за слово «семья», но при этом ценит только свою! А другие семьи топчет, истребляет, калечит!

Виктор велел доктору готовиться к процедуре и пошел к выходу. Эллен проводила дядю ненавидящим взглядом.

Как только дверь закрылась, она позволила слезам вырваться на волю. Она обреченно смотрела в потолок, а они все скатывались и скатывались…

Пленница у родного дяди. Он поймал ее, посадил в клетку, отобрал всех, кто был ей дорог, и теперь хочет забрать то единственное, что делает ее собой – чувства, рожденные сердцем.

***

Доктор подошел к кушетке. В руке у него были вата и шприц. Эллен посмотрела мужчине в глаза, и он впервые не отвел взгляда. Она видела на его лице сожаление.

– Пожалуйста, не надо, – тихо попросила она.

Мужчина зачесал назад темные с проседью волосы, вздохнул, уперся руками в край кушетки, опустил голову.

– Умоляю вас, помогите мне, – всхлипнула Эллен.

Он посмотрел на нее.

– Я не могу, Эллен, прости, мне жаль.

Она поверила ему. И в то, что не может – наверное, он такая же мышь в клетке, как и она, – и в то, что ему жаль. Это было хорошо видно в его глазах.

Они смотрели друг на друга, оба загнанные в ловушку, оба обреченные.

Эллен первая отвела взгляд, уставилась в потолок. Сдалась.

– Прости. Это моя работа, я бы рад ее сменить, но не могу, – сказал доктор.

Он тяжело вздохнул и протер ладошку проспиртованной ваткой. Эллен даже не дрогнула. В памяти зазвучали важные слова:

«Папа главный в лаборатории и друг Виктора Романовича».

«Слушай, Вить…»

«Виктор Романович не отпустил бы его на другую работу».

«Я бы рад ее сменить, но не могу»…

Игла коснулась кожи.

– Стойте! Вы папа Генриетты?

Мужчина замер, нахмурился.

– Леся чересчур болтливая девушка.

– Это не Леся рассказала. Я знаю о вашей дочке, потому что мы вместе жили в лесном доме. Она ушла от вас еще зимой и нашла место с добрыми мыслями!

Глаза мужчины округлились. Эллен решила не останавливаться, пока он отвлекся.

– Она не любила слушать мысли матери и не хотела жить в жестокости, поэтому ушла. Генриетта ненавидела «Элиту», ненавидела то, что вы делаете. Она была уверена, что вы любите свою работу больше, чем ее.

Мужчина медленно положил шприц на столешницу под прибором. Молча отошел к столу.

Эллен наблюдала за его заторможенными движениями. В них отражалась растерянность и горе. Доктор знал, что кроме них с Нелли элитовцы никого не оставили в живых. Несомненно, он думал, что его дочь убили, а Эллен не торопилась сообщать ему хорошие новости. Жестоко с ее стороны, но чем больше он прочувствует боли, тем больше шансов, что захочет помочь. Эллен на это надеялась.

Жалость к доктору билась о стену безразличия, и в итоге сломала ее.

– Она жива, – сказала Эллен, и доктор резко обернулся.

– Что? Мне сказали…

– Она ушла за день до прихода ваших убийц.

Мужчина вздохнул. Достал из кармана скомканный платок, расправил его трясущимися руками и вытер лоб.

– Вы хотите увидеть дочь?

– Конечно!

– Помогите мне, а я помогу вам. Я догадываюсь, где Генриетта может быть.

Эллен знала, как можно найти Евгения Михайловича, а через него – родителей близнецов. Семья братьев всегда была самым активным сторонником Дома. Возможно, Генриетта вернулась к ним.

– Что ты хочешь? – разбито спросил доктор. – Чтобы я отпустил тебя? Это невозможно. Я не смогу этого сделать, как и отменить процедуру.

– Может, вы можете ослабить действие? Я не хочу становиться бесчувственной!

Смирение отступило. Эллен захотела бороться, даже привязанная к кушетке, лишенная сил.

– Пожалуйста, хоть что-нибудь! Помогите мне!

– Ты не понимаешь, – мужчина мотнул головой, – все не так…

Он схватил шприц. Эллен испугалась.

Но доктор, вопреки ее страхам, отошел от нее. Он заметался по помещению, что-то бурча. Какие-то цифры, незнакомые слова, наверное, название препаратов или ингредиентов.

После он подготовил два новых шприца. Один с прозрачным содержимым, второй – с бледно-фиолетовым.

– Это все, что я могу для тебя сделать, – зашептал доктор. – Будет больно. Очень больно. Когда чувства отключаются вместе – незаметно, но я оставлю тебе слух. Сейчас тебе это не поможет, но, возможно, потом, когда-то ты вспомнишь, что слышала, и вспомнишь, что это значит…

Эллен совершенно не понимала, что пытается сказать доктор, но ловила каждое его слово, как глоток спасительного воздуха.

– Времени нет, так что приготовься.

Доктор протер ладонь и вонзил иглу прямо в центр. Тепло поползло вверх по руке. Было немного неприятно, но не больно. Телом завладела слабость, захотелось спать, глаза начали закрываться. Эллен встрепенулась, ухватилась за мутное очертание доктора.

Мужчина мельтешил перед глазами, но трудно было понять, что он делает. Потом Эллен почувствовала, как он приоткрыл ее челюсти и вложил между зубами что-то твердое. Она завертела головой, пытаясь выплюнуть чужеродный предмет, но мужчина крепко сжимал ей рот.

– Это необходимо, – пояснил он, и Эллен перестала дергаться.

Перед глазами все расплылось, она практически не чувствовала тела, но еще один укол в ладонь ощутила в достаточной мере.

В руку ворвалась адская боль.

Эллен невольно вгрызлась зубами в предмет и заорала. Доктор сжимал ей челюсти, пока тело кромсали тысячи топоров. Ее шинковали изнутри так безжалостно и так зверски! Эллен выгибалась, брыкалась и мычала, мычала, мычала.

– Тише, тише, никто не должен слышать.

Доктор прижимал ее своим телом, впивался пальцами в лицо, не давая разомкнуть челюсти.

Казалось, это навечно. Этот ад никогда не закончится.

Но вскоре удары невидимого врага ослабли. Эллен думала, что просто привыкла к его жестокости, но потом решила: ему надоело ее мучить. Он стал ласковым. Словно пытаясь загладить вину, едва касался порезов, будто целуя. А потом и вовсе ее оставил.

Эллен перестала ощущать не только боль, но и все тело.

Вокруг была сплошная темнота.

Исчезли запахи.

Ни осталось ничего, кроме звуков.

Это было страшное состояние. Мир вокруг есть, а тебя – нет. Ты словно невидимка. Тебя не заметят, наступят, растопчут и даже не поймут этого.

– Эллен?

«Я здесь! Я не исчезла, я тут!»

– Я надеюсь, ты меня слышишь, – доктор вздохнул, – это самое большее, что я мог сделать, хоть ты и не поможешь мне найти дочь.

«Я помогу, помогу! Мы найдем ее!»

– Позже я заберу и слух.

Эллен услышала удаляющиеся шаги.

Она с жадностью ловила каждый шорох, стук, вздох, хлопок.

Вскоре к привычным звукам добавился новый:

– Ну что, готова? – спросил Виктор. Как же Эллен ненавидела этот голос!

– Ее потоки слишком сильные… через полчаса, думаю.

– Отлично.

– Вить, может, все-таки передумаешь? Неизвестно, чем все кончится. С Джиллиан, сам знаешь, как вышло.

– Я давал ей шанс, но это же вылитая мать! А мне не нужны сюрпризы.

– Да, но…

– Валер, с каких пор мое решение оспаривается? – Виктор повысил тон.

– Я не оспариваю, а пытаюсь избежать ошибки.

– Ты сам сказал, что если уменьшить охват времени, то успех гарантирован.

– Да, если никакие внешние факторы не помешают.

– Вот и позаботься об этом! Чтобы не было так, как с Джиллиан. Удивительно, но она так и не поняла, что не было никакого очищения. – Виктор будто с горечью вздохнул, а потом продолжил властным и жестким тоном: – В общем, приступай. Я хочу, чтобы Эллен забыла все, что с ней произошло, начиная со дня, когда Павел позвонил мне. Каждый, кто хотя бы мимо прошел или словом обмолвился, должен быть стерт из ее памяти. Особенно эти ее лесные друзья. Все до одного! Не было никакой жизни в лесу! Не было этих настырных мальчишек!

– А как же мать, отец?

– А что мать? Она сбросилась с моста в реку, ее два года, как нет в живых. А вот воспоминания об отце стоит подкорректировать. Я хочу, чтобы она ненавидела его, а не меня. Это возможно?

Глубокий вдох. Выдох.

– Я постараюсь…

– Я надеюсь на тебя. Вытащи из этой дурной головы каждого, кто Эллен дорог. Даже если она когда-нибудь увидит их, она не должна вспомнить, как Джил.

– Я предупреждал тебя: тридцать семь лет жизни невозможно откорректировать.

– С начала июня. Всего несколько месяцев. Сотри их навсегда!

– Я постараюсь.

– Не постарайся, а сделай, – потребовал Виктор.

Если бы Эллен могла закричать, ее крик услышали бы на другой планете.

«Это нечестно! Верните мне чувства!» С ними бы Эллен могла бороться. Она бы умоляла дядю, падала ему в ноги и клялась, что больше никогда его не ослушается, не подведет. Она будет частью его семьи, будет рядом с ним, будет Тумановой…

Без воспоминаний об этих месяцах – самых счастливых в ее жизни, несмотря ни на что – Эллен будет ничем. Оболочкой с пустотой внутри.

– Почему она плачет? – удивился Виктор.

– Не знаю, наверное, реакция организма на вмешательство.

– Даже без сознания эта девчонка упрямится, – возмутился Виктор. – Ладно, приступай. Сколько примерно надо времени?

– Часов десять на погружение, ну и несколько недель на гипноз, может, месяц.

– Хорошо. Надеюсь, все получится.

Глухой звук каблуков. Стук двери.

Эллен показалось, что она слышит удары собственного сердца.

«Пожалуйста! Помогите мне! Оставьте хоть что-то! Не забирайте все, прошу!»

Совсем рядом прошелестел тяжелый вздох.

– Прости, больше я ничем не могу помочь. Надеюсь, когда-нибудь ты вспомнишь этот разговор. Я оставлю зацепку. Все, я выключаю тебя, Эллен.

«Нет! Нет! Стойте! Пожалуйста! Не надо, умоляю!»

– Мне действительно жаль…

Больше Эллен не различала слов. Они отдалялись, отдалялись, а потом исчезли. Пропали и остальные звуки, осталась лишь тишина.

Эллен понимала, что обречена, но, даже будучи ничем, готова была бороться за тех, кого любит.

Она упрямо хваталась за воспоминания о близких.

«Нет! Я не забуду, как сильно люблю папу! И не забуду, что мама жива! Я буду помнить ее объятия!»

Эллен прокручивала самые счастливые и яркие моменты из последних месяцев. Торопилась, металась от одного к другому.

Улыбка брата… гордость настоящего отца…

Лесной Дом…счастливые лица жителей…

И синие глаза…

«Теперь ты моя, и я никому и никогда тебя не отдам».

Я ни за что его не забуду!

«Теперь ты моя, и я никогда тебя не отдам».

Это невозможно забыть.

«Теперь ты моя, и я никогда…»

Я буду помнить.

«Ты моя…»

Не забуду!

…

…

***

Эллен часто снилось, что она стоит перед стеной. Настолько высокой и широкой, что не видно конца и края, но она не думает ее обходить. Интуиция подсказывает, что пройти можно только сквозь, главное вспомнить… заклинание? Пароль? Код?

Главное – что-то вспомнить.

Эллен подолгу стоит перед преградой, всматривается в кирпичи. Порой ей кажется, что на стене вырисовывается ответ: там появляются очертания деревьев, а между ними мелькают силуэты людей. Эллен думает, что должна их узнать. Каждый раз, когда это почти происходит, вокруг все становится черным, а из стены начинает сочиться кровь. Эллен кидается к преграде, отчаянно пытается сохранить подсказки. Пачкает руки в крови, злится, рыдает, но не сдается.

Вот только отчистив кирпичи, Эллен не находит подсказок. Они исчезают, а на их месте появляется имя: Генриетта.

Оно начинает звучать из пространства. Сначала Эллен замирает, услышав мужской шепот, но потом отходит от преграды и ждет.

Ждет, пока стена станет прозрачной, и сквозь нее можно будет пройти.

…

Генриетта…