Деспотичная мать. Как восстановиться от семейной травмы и начать новую жизнь

Глава 2. Феномен деспотичная мать

Научный интерес к теме личности матери и того, как ее манера воспитания влияет на характер и здоровье детей, появился благодаря идеям З. Фрейда, хотя это было ясно уже в древнем мире. Идеи Фрейда подхватила и развила врач-психиатр Фрида Фромм-Райхманн. Она сделала вывод о том, что особенности личности и характера матери существенно влияют на ее отношение к ребенку.

РАБОТЫ ФРИДЫ ФРОММ-РАЙХМАНН И ГРЕГОРИ БЕЙТСОНА

На первый взгляд, Фрида Фромм-Райхманн описала совсем других матерей, не таких агрессивных и воинственных, как Агриппина Младшая. За две тысячи лет люди стали более цивилизованными, значит, и их поведение изменилось. И деспотичность приняла стертые, менее очевидные формы.

Будучи психиатром, Фрида Фромм-Райхманн лечила больных шизофренией. Она обратила внимание на то, что матери ее пациентов имеют типичные личностные особенности: это женщины холодные, доминантные (деспотичные) и незаинтересованные в потребностях ребенка. Первоначально она дала термин «деспотичная мать», но позже от него отказалась. Эти матери постоянно говорят о своем самопожертвовании, но фактически используют детей для удовлетворения собственных нужд; они умудряются одновременно гиперопекать и отвергать ребенка, что неблагоприятно сказывается на детской психике – дезориентирует.

Фрида Фромм-Райхманн высказала предположение, что действия матери «готовят почву для шизофренического функционирования ребенка» и ведут в конечном счете к возникновению шизофрении. В 1948 году она представила научному миру свою концепцию влияния матери на ребенка и впервые применила термин «шизофреногенная мать», заменив слово «деспотичная», что полнее отражало ее взгляд на проблему.

Казался парадоксальным главный тезис Ф. Фромм-Райхманн: как можно одновременно гиперопекать и отвергать ребенка?

Представьте, что в дом пришли незваные гости. Хорошо воспитанная хозяйка встретит их радостной улыбкой и пригласит на чашку чая. Так она проявит внимание и заботу.

Но чуткий гость увидит напряжение на ее лице. Истинное настроение хозяйки выдают недвусмысленные гримасы и жесты раздражения, открывая, что на самом деле она не рада гостям. Однако, чтобы соблюсти внешние приличия, хозяйка вынуждена лицемерить. Это и есть одновременное проявление заботы и отвержения.

Тогда, в 1948 году, выводы врачей звучали так авторитетно, что были похожи на приговор. Из теории Ф. Фромм-Райхманн выходило, что шизофрения развивается только потому, что к ребенку относятся «не так». Резонанс вызвал и оскорбительный термин – «шизофреногенная мать», что расценили как прямое обвинение матерей. Американское общество было взбудоражено гипотезой, которая звучала пугающе и унизительно. Раздалось много нелестных отзывов в адрес ее автора. Пресса упрекала за унизительное и оскорбительное понятие «шизофреногенная мать», обвиняла в том, что Фромм-Райхманн причинила «безмерные страдания большому числу семей, в которых есть больные шизофренией». В защиту матерей привели множество доводов: «…не учитывали, что совместное проживание с психическим больным может быть таким тяжелым и обременительным, что „нормальные“ отношения невозможны». Обличали в том, что клинические наблюдения интерпретированы слишком односторонне, хотя признавали, что они реальны.

Как и любая гипотеза, которую выдвигают впервые, теория Ф. Фромм-Райхманн нуждалась в детальной проверке. Главной ошибкой Фриды было то, что она назвала «фактор матери» главной и единственной причиной развития шизофрении, поскольку не у всех деспотичных матерей дети заболевают шизофренией и не у всех людей с шизофренией матери деспотичны. К счастью, нападки прессы и общества не погасили научный интерес к теме деспотичных матерей.

Теория двойной связи Грегори Бейтсона

Исследования продолжил американский психиатр Грегори Бейтсон, признанный ученый, известный междисциплинарными работами на стыке наук: антропологии, психологии, психиатрии, кибернетики, – а также трудами в области теорий социализации и коммуникации. На этот раз семьи больных шизофренией наблюдали детально и длительно. Общение матерей с детьми ученые фиксировали методом киносъемки, что позволяло разбирать взаимодействие в семье и анализировать покадрово.

Через восемь лет, в 1956 году, Г. Бейтсон предложил теорию двойной связи, double-bind theory. Его концепция объясняла, как особенности общения в семье больного, его детство и семейное окружение влияют на возникновение и развитие шизофрении.

Ключ к проблемам ребенка – поведение матери и ее отношение к нему

Грегори Бейтсон тоже считал мать ключевой фигурой. Она воздействует на поведение ребенка так, что он оказывается в особых условиях. Поведение здоровых детей всегда вторично и отражает отношение к нему матери и действия, которые она направляет на детей. Если же ребенок серьезно болен, то характер общения меняется, и от действий матери может уже ничего не зависеть – болезнь развивается по собственным законам.

Поведение ребенка всегда вторично – это всегда следствие, его реакция на действия матери и на ее отношение к нему.

Материалы, которые исследователи засняли на кинопленку, позволили тщательно изучить этапы общения в семьях, фрагментировать их и даже разбирать покадрово. А это оказалось очень важно, когда разбирали мимику, жесты, интонации голосов и сопоставляли их со смыслом произносимых слов.

Сын подрался. Мать отчитывает его и говорит, что драться с другими детьми нельзя. Это прямое и понятное для ребенка назидание. Затем она рассуждает абстрактно и говорит: необходимо уметь защитить свое достоинство, не давать себя в обиду и т. д. Абстрактные послания – высший уровень общения. Так ученые выяснили, что предписания матери несут сразу два смысла.

Однако из ее наставлений доходчиво ясно только одно послание: драться – плохо. Мать не объясняет, как именно сын должен защищать свое достоинство. Она дала только один понятный вариант поведения, а это значит, что исполнить абстрактное указание матери ребенок не сможет. Поэтому при следующем столкновении детей ее сын не исполнит либо первого предписания матери – не драться, либо второго – косвенного. И в любом случае будет виноват.

Кроме того, любовь такой матери – это приз, который нужно заслужить. Приз напрямую зависит от исполнения сыном ее предписаний. Если ребенок не выполнил наставление матери, она объявляет ему: «Ты недостоин моей любви».

А как мы только что видели, ребенок недостоин любви матери при любом варианте поведения.

Грегори Бейтсон точно описал механизм действия двойной связи и высказал свое мнение сурово: «Все происходящее в этих семьях плохо вяжется с обычным представлением о материнской любви: мать буквально вгоняет ребенка в шизофрению».

Конфликт между двумя уровнями общения, при котором ребенок оказывается всегда виноват, Грегори Бейтсон называл двойной связкой (или двойным посылом, или двойной связью).

Клинический случай

Г. Бейтсон привел яркий клинический случай, который объясняет его теорию двойной связи.

«В больнице молодой человек только что вышел из острого приступа шизофрении. Его навещает мать.

Когда женщина заходит в палату, сын, обрадовавшись, импульсивно тянется к ней и обнимает за плечи. В ответ на жест сына мать цепенеет. Сын отводит руку. А мать тут же спрашивает:

– Разве ты больше не любишь меня?

Сын краснеет, а мать продолжает:

– Милый, ты не должен так смущаться и стыдиться своего чувства.

Молодой человек едва выдерживает с ней несколько минут и сразу после ухода матери нападает на ассистента. Больного пришлось связать».

Конечно, этого не случилось бы, если бы сын был способен сказать:

– Мама, когда я тебя обнял, то увидел, что тебе это неприятно. Тебе трудно принять мою близость. Поэтому я убрал руку.

Психиатры утверждают, что у больного шизофренией нет такой возможности. Мешают ему глубокая зависимость от матери и его личный опыт, который запрещает обсуждать поведение матери.

Мать, напротив, истолковывает и комментирует действия сына, вынуждая его принять ее видение ситуации и всей цепочки действий.

Трудности, которые испытывает пациент

1) Реакция матери. Она не принимает чувства сына и близость с ним, поэтому виртуозно прикрывается осуждением жеста его замешательства.

Сын принимает ее осуждение – так как отрицает собственное восприятие происшедшего и вынужден доверять словам матери.

2) Фраза «Ты больше не любишь меня?» в этом контексте может скрыто означать:

а) «Маму надо любить»;

б) «Ты должен любить меня. Иначе ты плохой сын и виноват передо мной»;

в) «Ты любил меня раньше, а теперь не любишь».

Скрытый подтекст в любом случае формирует или усиливает у сына комплекс вины перед матерью. А мать скрытым подтекстом обесценивает чувство, которое сын ясно выразил, и высказывается о его неспособности чувствовать.

Мать видит, что в ответ на упреки сын краснеет – это возникло чувство вины. И мать получает основания считать, что он ненавидит ее. Поэтому она не просто реагирует, а нападает на сына:

г) «То, что ты только что выразил, не было любовью».

Что же произошло при встрече матери и сына?

В ответ на радость сына мать реагирует на невербальном уровне – цепенеет. Ее мимика и жесты прямо выражают неприязнь – истинное негативное отношение к сыну. Женщина не осознает и не понимает своих реакций. Однако совершенно недвусмысленно показывает ему: мне неприятно быть рядом; мне неприятно, когда ты прикасаешься ко мне. Больной реагирует в ответ адекватно ситуации, совершенно нормально – его настроение падает в ответ на невербальные сигналы неприязни от матери. Ей неприятно – и он разочарован, поэтому убирает руку с ее плеча. То есть относительно конкретного эпизода общения он ведет себя нормально, адекватно и последовательно.

Действия матери

Мать на вербальном уровне общения комментирует действия сына, и в ее слова вложен упрек: «Ты больше не любишь меня?» У сына мгновенно возникает чувство вины – он краснеет, остается скован и лишен эмоциональности. А мать интерпретирует это так: он не хочет помочь врачам излечить его.

Оба, и мать и сын, знают, что мать сейчас неискренна. Однако сын не может озвучить и справедливо упрекнуть ее в неискренности. Потому что мать тут же проявит агрессию: унизительно выскажется о его болезни и умственной неполноценности.

Так они живут и общаются в режиме по умолчанию, по сценарию с заранее расписанным ролям и строгими правилами.

При двойном послании, двойной связи смысл послания на разных уровнях общения не согласован, то есть вербальное словесное сообщение опровергает невербальные сигналы тела. Если послания директивны, то положение ребенка усугубляется, поскольку он не может одновременно исполнить две противоречивые команды матери. Поэтому в любом случае мать обвинит его в намеренном саботаже ее указаний и нелюбви к ней.

Кроме того, Бейтсон исследовал высокосоциализированные семьи, где по отношению к детям никогда не применяли физического насилия, крика или оскорблений. Но и в этих семьях деспотичные матери одновременно гиперконтролируют, гиперопекают и отвергают своих детей, игнорируют их чувства и потребности.

Самым неожиданным открытием стали реакции детей в ответ на двойные послания матери в виде приступов злости и гнева. Однако пациент Г. Бейтсона сдержал гнев, адресованный матери. Что говорит о его нормальной социальной адаптации. Но он не смог полностью совладать со своей агрессией и потому напал на ассистента.

В клиническом случае, представленном Грегори Бейтсоном, пациент болен. Поэтому у него нет возможности разобраться в тонкостях противоречивого, непоследовательного поведения матери. Как и нет возможности высказаться. Однако он хорошо чувствует и понимает смысл двойных посланий матери, поэтому действует в точном соответствии с реакциями ее тела – нормально, адекватно и последовательно. Грегори Бейтсон считал, что ребенок всегда «выбирает» наилучшую стратегию выживания в такой семье за счет обесценивания собственного восприятия, подавляет свои эмоции и чувства.

Исследования Фриды Фромм-Райхман и Грегори Бейтсона раскрыли детали и механизм общения деспотичных матерей с детьми. Несмотря на то что они исследовали семьи больных шизофренией, механизм двойного послания оказался универсальным способом коммуникации в обществе. Мы даже не замечаем, что именно так общаемся в семьях, на работе, в кругу друзей и знакомых.

ФЕНОМЕН «ДЕСПОТИЧНАЯ МАТЬ»

…Возможно, с моей стороны грех отзываться плохо о самом родном человеке, но я считаю, что обязана матери своей неудавшейся жизнью.

Навязчивая материнская опека довлела надо мной с детства. Мама решала за меня все: сколько и когда мне есть, как одеваться, с кем дружить, каким предметам в школе отдавать предпочтение. Заставила заниматься музыкой, хотя преподаватели в музыкальной школе в один голос признавали, что способностей у меня нет. Мама всегда упорно стояла на своем. Она мечтала, как я выступаю на большой сцене, а она сидит в первом ряду, гордится мной и утирает от счастья слезы. А получился средненький педагог, от которого не в восторге ни ученики, ни коллеги.

Однажды появился человек, в которого я влюбилась без памяти. Сережа был из простой семьи, работал в радиомастерской. У нас складывались прекрасные отношения. Узнав об этом, мать тут же приняла меры: «Он плебей, не пара тебе. Такая девушка, как ты, достойна лучшего». В доме начались ссоры, я даже грозилась уйти из дома. Но тогда мать сказала: «Если ты уйдешь, я наложу на себя руки и оставлю записку, что ты во всем виновата». Зная ее взрывной, истеричный характер, я не сомневаюсь в ее словах. С Сережей пришлось расстаться.

Сейчас мне 36 лет. Живу серой, убогой жизнью. Вдвоем с матерью. Теперь мать то и дело обзывает меня жирной коровой. Как называют нас соседи: две склочные грымзы. Да, я сама вижу, что стала на нее похожа: такая же нервная, подозрительная, презирающая всех и вся. Иногда, когда я замечаю за собой такое же отношение к людям, как у моей матери, я думаю, что если бы у меня были дети, я относилась бы к ним так же, как моя мать относилась ко мне. Неужели ничего нельзя изменить?

Жанна (из газеты «Моя семья»)

Деспотичные матери – это умные, образованные женщины и «хорошие девочки» во всех смыслах. Они очень хотят быть хорошими матерями, однако непроизвольно отталкивают своих детей и часто даже не понимают этого. Осознанное желание быть хорошей матерью и неосознаваемое отвержение ребенка порождает мощную борьбу этих двух состояний – внутренний конфликт, что обеспечивает формирование механизма двойного посыла. Об этом мы еще поговорим чуть ниже.

Давайте все же определим тип матерей, который входит в понятие «деспотичная мать». Три ключевых признака: гиперконтроль, optima mater и отвержение.

Гиперконтроль, гиперопека, слияние

Деспотичная мать – женщина властная, доминирующая, деспотичная, навязчивая, амбициозная. Требует полного и безоговорочного подчинения ее воле и не отстанет, пока не добьется своего. Она убеждена, что действует правильно и из лучших побуждений, без нее ребенок точно не справится или все сделает не так: «Ты без меня пропадешь»; «Тебе ничего нельзя поручить»; «Ты без меня никто»; «Если бы не я, то…»; «Ты сделаешь все, как я говорю!» Ей важно быть уверенной в нужном, наилучшем результате, поэтому она жестко контролирует как ребенок или взрослые дети выполняют ее предписания и указания. Она лишает их права голоса и возможности сделать самостоятельный выбор, вмешивается абсолютно во все сферы жизни своих взрослых детей – это и есть гиперопека.

Гиперконтроль и гиперопека носят тотальный, навязчивый характер и имеют негативные последствия. Так, у детей появляется неуверенность, страх действовать самостоятельно из-за возможной ошибки, боязнь подвергнуться критике, высмеиванию, наказанию. И часто это приводит к тому, что даже взрослые дети деспотичных матерей панически боятся совершить ошибку, показаться глупыми, мучительно принимают решения или предпочитают вообще ничего не делать, если не уверены в результате.

Если же ребенок сдается и полностью подчиняется, то происходит слияние с матерью. Тогда он пассивен и ждет от нее директивных указаний. Он перестает разбираться в том, что чувствует и чего хочет, неосознанно подменяет свои потребности желаниями матери. Смотрит на мир глазами мамы, через призму ее убеждений, желаний, предписаний и действует соответственно. Когда взрослые люди говорят: «Я чувствую себя сиротой при живых родителях» – это тоже о слиянии, даже если произошел разрыв из-за конфликта. Здоровая потребность в полном слиянии с матерью у ребенка заканчивается в три года с наступлением кризиса самости – «Я сам». Таким образом, у взрослого человека такая потребность считается невротической, так как исходит из его неудовлетворенных детских потребностей.

Слияние приводит к тому, что ни деспотичные матери, ни ее дети не чувствуют личностных границ друг друга, а потому матери вмешиваются в личные отношения взрослых сыновей и дочерей с супругами, дают советы, манипулируют, интригуют, требуют и распоряжаются их судьбами, имуществом и финансами. Поскольку такой порядок был заведен еще в глубоком детстве, многие взрослые сыновья и дочери воспринимают подобные отношения с деспотичной матерью как норму. И если мужья или жены взрослых детей деспотичных матерей возмущаются, то они защищают маму и устоявшиеся семейные порядки.

Optima mater и «хорошая девочка»

Быть хорошей девочкой, образцом, примером для других и казаться ею – это два разных состояния. У деспотичной матери есть два образа: публичный и домашний. И между ними пропасть. Для деспотичной матери «хорошая девочка» – это маска, фасад для общества, позволяющий ей выглядеть хорошо или престижно. Мнение окружающих, их оценки того, как она выглядит в их глазах, что они скажут, – главное. Она умеет нравиться. У нее высокие амбиции. Такая женщина успешна, тщательно следит за собой, у нее несколько образований и часто нет вредных привычек. Она умеет трудиться и занимает уважаемое положение в обществе: успешный юрист, врач, экономист, бухгалтер, учитель, руководитель фирмы или крупной корпорации.

Общество одобряет и поощряет заботу о детях, поэтому этой хорошей, примерной и успешной девочке чрезвычайно важно выглядеть в глазах общества еще и такой же образцовой матерью. И она заботится о своей репутации хорошей матери, а потому ее ребенок должен быть лучше всех! И ее дети обязаны быть убедительной живой рекламой того, насколько она хороша как мать.

Маски хорошей девочки и optima mater спадают дома. Если на людях она уверенно говорит «Я люблю своих детей!» и хвалит их, то дома: «Ты сыт, одет, обут, что тебе еще от меня надо?» Деспотичная мать не различает понятия «любовь к ребенку» и «забота о ребенке». Поэтому заботу (одеть, обуть, накормить) называет любовью (тепло, ласка, нежность). Когда она остается с ребенком наедине, то превращается в абсолютно другого человека – властного, нетерпимого, требующего безоговорочного подчинения. И не стесняется в способах, которыми добивается своего. В таком поведении нет любви – ласки матери, тепла и ее нежности к ребенку.

Эта «хорошая девочка» так критикует своих детей и высмеивает их даже мелкие оплошности, неудачи, что они до смерти боятся ошибиться, показаться глупыми, сделать самостоятельный шаг без ее одобрения. Внимание деспотичной матери полностью сосредоточено на внешних атрибутах успеха, например, на оценках или достижениях ребенка. Поэтому ее мало заботит его душевное состояние и развитие личностных качеств. Дети деспотичных матерей – это внешне успешные люди, в детстве отличники и хорошисты, а их оценки – предмет ее материнской гордости. Она болезненно реагирует на школьные отметки и неуспехи в карьере взрослых детей, потому что воспринимает их как оценку самой себя и подтверждение того, что она – хорошая мать. Самооценка деспотичной матери напрямую зависит от успехов ее детей, дает ей чувство собственной значимости и превосходства над другими родителями.

Если деспотичные матери в качестве воспитательной меры используют физические наказания, специалисты применяют еще термин «садистическая мать». Побои ребенка до кровоподтеков на теле, до синевы за такой серьезный проступок, как четверка, не дай бог тройку получить в школе! Деспотичная мать всегда оправдывает свою агрессию, нападая на ребенка: «Посмотри, до чего ты меня довел!»

Варвара Петровна Тургенева была женщина своенравная, капризная, истеричная, к детям своим относилась неровно. Порывы заботы и внимания сменялись приступами ожесточения и тиранства. По ее приказу детей наказывали за малейшие проступки, а иногда и без всякой причины.

«Мне нечем помянуть моего детства. Ни одного светлого воспоминания. Матери я боялся как огня. Меня наказывали за всякий пустяк – одним словом, муштровали, как рекрута. Редкий день проходил без розог. Когда я отважился спросить, за что меня наказали, мать категорически заявила: „Тебе об этом лучше знать, догадайся“», – вспоминал писатель И. С. Тургенев.

Деспотичная мать тщательно оберегает свой образ хорошей матери, и чтобы сохранить его, она внушает ребенку: «Ты должен быть счастлив. Не ной, не жалуйся. Смотри, сколько я для тебя делаю, я отдаю тебе все». Ей удается убедить его. Он сравнивает себя с другими детьми и, видя материальное благополучие своей семьи, верит матери, что у него есть все, что надо, не понимая даже, что отчаянно нуждается в совершено ином – в ее любви, материнском тепле и нежности». Или же она запрещает ребенку выносить сор из избы. Нельзя никому рассказывать, что происходит дома, об истинном отношении с матерью: наказаниях, скандалах, оскорблениях, насилии. Часто деспотичные матери для большей убедительности еще и запугивают детей. Угрожают их больше никогда не любить, отдать в детский дом, побить: «Иначе ты пожалеешь! Если расскажешь, я тебя тогда убью!»

Ребенок, который попал в такую тяжелую жизненную ситуацию, оказывается в полной власти своей деспотичной матери и социальной изоляции. Он не может пожаловаться. Ни в школе, ни бабушкам, ни отцу. Никому! Мало того, что деспотичная мать отлучает своего ребенка от его истинных потребностей, что часто происходит незаметно. Ситуация усугубляется тем, что в обществе семью считают успешной и благополучной, никто не догадывается, что происходит на самом деле. Деспотичная мать хорошо понимает, что ведет себя недостойно и противоправно по отношению к ребенку, и хладнокровно принимает все возможные меры, чтобы скрыть факты насилия, или отрицает их, когда открывается правда, порой ужасающая.

Отвержение

Как мы уже обсуждали, деспотичную мать раздражает собственный ребенок, он вызывает у нее отвращение – это признаки отсутствия материнской любви, пустота. Нелюбовь. Из-за того, что она не может принять собственного ребенка и отвергает его, – она неизбежно игнорирует его потребности в материнской любви и эмоциональном общении. Подчас это чувство возникает сразу, с рождения; но чаще отчуждение возрастает по мере взросления. Все больше матери отвратителен контакт с собственным ребенком, невыносимо физическое и эмоциональное сближение с ним.

Причин для этого много. Нежеланная беременность или ребенок похож на кого-то из родственников, кто неприятен матери (может быть, даже на нее саму). Или ее завышенные ожидания, которым ребенок не соответствует, не подходит под идеальные представления матери. Или мать переносит на ребенка негатив от собственных неудач (не может высказать претензии мужу или начальнику на работе, поэтому сливает негатив на ребенка, делает его «козлом отпущения». А с козлами не может быть хороших отношений). А может быть, ей не нравятся плоды собственного воспитания – мать хотела, чтобы он рос смелым и бесстрашным, однако то, что деспотичная мать постоянно критикует, жестко контролирует все действия ребенка, приводит к робости, застенчивости, ребенок становится тюфяком…

Как это выглядит в жизни? Ребенок все время «мешает» матери, раздражает ее: смеется, прыгает, вертится, поет, хочет обниматься, прижимается, все время радуется и что-то лепечет, спрашивает. Мама ему постоянно говорит: «Не шуми, не мешай мне! Отойди. Веди себя тихо». Она все время находит более важные дела, чем общение с ним.

Ребенок пытается поделиться своими переживаниями, но мать тут же объявляет их ерундой и глупостями: «Тоже мне проблема! Ничего страшного». Деспотичная мать не вникает в суть объяснений ребенка и всегда назначает его виноватым: «Сам виноват!» Ему почти всегда отказывают в просьбах: «Тебе это не нужно». Следует хотеть только то, что мама считает нужным.

Материнское отвержение влияет на все сферы ее отношений с ребенком.

Все дети деспотичных матерей признают, что отвержение и безусловная нелюбовь матери – это очень горько. Когда она не любит их просто так, только за то, что они есть на свете. Но мать не может честно этого признать, а находит тысячу мотивированных причин, среди которых первая – «Ты непослушный!». Ей кажется, что с ней все хорошо, а проблема в ее детях, маленьких или взрослых.

От материнской нелюбви и отвержения не умирают, но очень тоскливо так жить. Кто-то понимает и принимает нелюбовь матери уже в пять лет, а кто-то не хочет признавать материнское отвержение и в пятьдесят. Каждый защищается как может: «Она любила меня, но по-своему», «Да, такая у нее была любовь».

Единственный путь к исцелению – смотреть на отношения честно и так же честно называть вещи своими именами. Пусть и горько, но признать себя отверженным, и, даже если больно, признать нелюбовь матери, которая только говорит, что любит, а сама всю жизнь искусно отталкивает.

Как запускается механизм двойного посыла

Запускают механизм двойного посыла два фактора: 1) осознаваемое желание быть хорошей матерью и поддерживать с ребенком контакт, которого требуют «социальные приличия», и одновременно 2) не осознаваемое ею отвержение ребенка, когда он раздражает мать и она бессознательно цепляется за любой повод, чтобы его оттолкнуть.

Материнское отвержение ребенка бывает настолько мощным, что превосходит ее желание быть хорошей матерью, поэтому эти два состояния воюют между собой – и порождают у женщины сильнейший внутренний конфликт.

Любовь подменяется заботой

Чтобы избежать тесного контакта с ребенком, мать непроизвольно подменяет понятие любви на понятие заботы. Так вместо любви и эмоционального общения ребенок получает заботу, часто гипертрофированную и даже извращенную. Со стороны, на публике, деспотичная мать выглядит очень заботливой, примерной матерью. А дома происходит следующее:

Дочь трех лет жмется к матери, пытается ее обнять. Мать с нескрываемой досадой отталкивает ее от себя рукой со словами: «Я занята! Тебя накормили, напоили, что ты еще от меня хочешь?»

Забота в извращенной форме – это когда мать кладет на тарелку вдвое больше еды, чем ребенок может съесть. А потом принуждает его угрозами или побоями доесть все.

Подчеркнем еще раз этот очень важный момент: любовь и забота – это разные понятия. Забота: накормить, напоить, одеть, обуть, навестить в больнице, дать образование. Ребенок физически сыт, но испытывает эмоциональный голод рядом с деспотичной матерью. А любовь – то, как именно мать выражает заботу: ласковое и теплое отношение к ребенку, нежность и радость, которые мать испытывает при контакте с ним.

Деспотичная мать выдает за любовь к ребенку заботу о нем (или чрезмерную заботу) – так она невольно имитирует любовь.

Все дети нуждаются в любви матери. В безусловной любви. Когда ребенка любят не за достижения, не за то, как он выполняет указания матери. А только за то, что он есть на свете. Недостаток материнской любви приводит их к навязчивому желанию добиться любви матери любой ценой. Однажды попавшись на удочку ложного убеждения «любовь мамы нужно заслужить», даже взрослые люди всю жизнь живут с иллюзиями. Они бесконечно надеются, что однажды их мама поймет и оценит их старания, терпение и страдания. Но она сама нуждается в том, чего не может дать своим детям. Потому годы проходят, а ее недовольство и отвержение только растут.

Дело не столько в том, что рядом с матерью они становятся неуверенными, робкими и сомневающимися. Они сами научились не замечать свои потребности и интересы, пренебрегать ими. Потому что иначе обидится мама, а маму страшно обидеть… И не замечают, как теперь каждый день они обижают и отвергают себя сами.

Дети беззащитны перед деспотичными нелюбящими матерями, по крайней мере до тех пор, пока такие матери остаются главными фигурами в их жизни.

Механизм отвержения

Механизм отвержения настолько сложен, что большинство матерей не понимают и не осознают его. Он включается непроизвольно в моменты физического сближения деспотичной матери с ребенком, и она на обоих уровнях общения бессознательно отталкивает его. На невербальном уровне чувства хорошо видны – мать цепенеет, напрягается, сжимает челюсти или кулаки, делает мимические гримасы и жесты неприятия, меняет тембр голоса и др. Так как этот уровень общения слабо поддается внутреннему самоконтролю, реакции тела всегда правдивы и отражают истинное отношение женщины к ребенку. Прямое вербальное отвержение: «Не прикасайся! Отойди от меня!»

Когда мать проявляет вербальную или физическую агрессию, кричит, оскорбляет, бьет, отталкивает, то распознать феномен «деспотичная мать» просто. Трудность представляют завуалированные случаи, когда мать строго следует приличиям и не может оттолкнуть ребенка в прямой и недвусмысленной форме: «Не подходи ко мне!» Ведь такая фраза противоречит приличиям. Тогда на вербальном уровне она искусно маскируется и использует «законные» основания оттолкнуть ребенка мотивированно.

Так, как бы невзначай деспотичная мать придирается к нему, критикует по любому случайному или малозначительному поводу, выдает двойные послания. Как уже упоминалось, ребенок никогда не сможет исполнить двойного послания. Мать всегда обнаружит какой-нибудь недостаток, несовершенство. А для этого есть еще один простой и выигрышный способ – сравнить его с другими детьми. Или придраться к чему-нибудь: «Не вытер пыль – я тебя не люблю, ты виноват и наказан! Вытер пыль? Вытер плохо! Я тебя не люблю, ты виноват и наказан!» Поскольку ребенок общается с матерью постоянно, он попадает в безвыходную ситуацию. Он заранее смиряется с тем, что он всегда плохой, всегда виноват, всегда ждет несчастья – недовольства матери и ее наказания. Так деспотичная мать прививает своим детям базовое, необычайно глубокое чувство вины за несоответствие ее ожиданиям и постоянно заставляет их тревожиться.