Почувствуй это снова

Всё вымышлено. Любые совпадения случайны

Глава 1

– Ты скоро, Любаш? – говорю я, плечом прижимая телефон к уху.

Получается довольно неуклюже. В одной руке тяжелый пакет с витаминами и косметикой, другой перебираю аккуратно развешенные на стенде платья. Ищу свой размер.

– Только закончила, Юль. Ты уже в ТЦ?

– Да, приехала раньше, нужно было забрать посылку. И мне тебя очень-очень не хватает!

– Папа обещал подбросить, жду его. Слушай, мы кофе попьем вместе или я домой заскочу перекусить?

– Э-э, нет. Давай вместе. А то ты через два часа только приедешь.

– Договорились. Займи столик.

– Выбрали что-нибудь? – громко спрашивает подкравшийся со спины консультант.

Я вздрагиваю от неожиданности. Телефон выскальзывает, и я едва успеваю его поймать в полуметре от плитки пола! Фух, повезло!

Поспешно выпрямляюсь, прячу мобильный в пакет.

– Ой, аккуратнее! Простите, не хотела пугать, – тушуется девушка.

– Ничего, поймала. Я подружку подожду и обязательно примерю пару вариантов. У вас славные платья. Возможно, что-то мне подойдет.

– На вашу фигуру любое сядет хорошо. Какой-то особенный повод?

– Спасибо за комплимент. Да, день рождения.

Улыбаюсь девушке, после чего выхожу из отдела. Через три недели мне исполнится девятнадцать лет. Красивые цифры, не так ли? Может быть, в них дело, а может – в чем-то еще… но именно в этот день хочется быть неотразимой. Во всем идеальной, в каждой мелочи.

Я редко отмечаю свой день рождения. Так уж вышло, что мама родила меня первого января, мало кто вообще в эту дату вспоминает о моем существовании. У друзей и близких зачастую есть планы поважнее. Я учусь на втором курсе в техническом вузе, затяжные зимние каникулы у нас сменяются жестокой сессией, когда уж точно не до гулянок.

Но в следующем году все будет иначе. Абсолютно всё. Я твердо решила устроить настоящую вечеринку.

Смотрю на часы, прикидывая, чем бы еще заняться, пока жду лучшую подругу. Прогуливаюсь по первому этажу торгового центра, а потом направляюсь на фудкорт. Присаживаюсь за первый освободившийся столик, достаю сотовый и листаю страницы в соцсети.

От скуки поднимаю глаза, оглядываюсь. В воскресенье народу – пресс! Яблоку негде упасть. Повезло, что я нашла свободный стол. Пожалуй, подожду Любу здесь, она после художки голодная, наверное. Когда Люба пишет картины, она увлекается и может часами не есть.

Взгляд скользит по суетливым посетителям торгового центра. Где-то недалеко плачет ребенок, откуда-то справа доносится громкая детская песенка, слова которой я знаю наизусть, как и положено аниматору со стажем. Начинаю машинально шлепать губами, а потом резко замолкаю.

Потому что натыкаюсь глазами своими любопытными на слишком знакомые плечи. И спину слишком знакомую. Затылок, короткую стрижку… Моргаю.

Да ла-адно.

Все перечисленное, вкупе с высоким ростом и взрывным нравом, принадлежит Матвею Адомайтису, студенту медицинского вуза, самому горячему парню города. И по совместительству – любви всей моей жизни.

Кожу покалывать начинает везде, но особенно сильно – вдоль позвоночника. Это неконтролируемо. Реакция на Матвея не поддается планированию и хоть какому-то здравому смыслу. Она больше месяца такая. Хотя нет, лгу. Поначалу я, как тряпка, сразу реветь начинала, теперь хотя бы глаза сухие. Освоилась. А то ревела, дура, ревела! Едва о нем подумаю.

Думала я часто. Три года назад Матвей добился моей взаимности и мы начали встречаться. В этом ноябре страшно поссорились. Он заявил, что его любовь ко мне была больной, что он лечил ее как какой-нибудь сезонный грипп и наконец вылечил.

Больше месяца между нами ничего нет. Ноль общения. Ноль встреч. Ноль чувств.

Проголодался, значит. Зашел пообедать.

Подбираюсь вся.

Я планировала пригласить его на вечеринку по случаю своего дня рождения. Его и еще человек тридцать, чтобы было не очевидно.

Матвей об этом пока не знает. Он стоит с подносом в руках и напряженно оглядывается, ища свободное местечко.

Я же глазам своим не верю. Серьезно? Внезапная встреча именно сейчас? Когда у меня настроение было хорошим? Когда я по привычке все еще продолжаю вздрагивать от каждого сигнала телефона?

Рано.

Эту красную толстовку я дарила ему на прошлый Новый год. Матвей надевал ее от силы раза три, и то, чтобы мне приятное делать. Красный цвет ему не нравится, хотя идет безумно. И сегодня он в ней.

Глубокий вдох-выдох.

Матвей продолжает искать свободный столик, мне же внезапно хочется залезть под свой. Я не просто смотрю на него – я дышу с трудом. Матвей был моим первым. Он был моим всем. Он… сказал, что я болезнь и что он вылечился.

В следующую секунду Матвей оборачивается и наши глаза встречаются. Его брови взлетают вверх, я суетливо поднимаю руку и нейтрально улыбаюсь.

Не плачу. Умница.

Машу.

У него стрижка другая – затылок и виски гладко выбриты, лишь дерзкая полоса черных волос от лба до макушки. Если ладонью провести по отрастающему ежику, станет понятно, что он жесткий.

Глаза холодные никогда не позволят это сделать снова. А гордость не позволит попросить. Матвей чуть кивает и идет в мою сторону.

Зачем-то прямо ко мне.

Пара ударов сердца, и он рядом.

– Привет, ты одна? – спрашивает.

Голос. Я больше месяца не слышала его голос. Если бы кто-то прочитал мои мысли сейчас, решил бы, что я рассудком съехала. Мы не были семейной парой. Мы просто встречались. Никто не верил, что детская любовь перерастет в крепкое взрослое чувство. Так и случилось, мы разругались в пух и прах. Потом Матвей вылечился, а я заболела.

– Привет. Да, одна. А ты? – мой рот все это говорит, пока я посылаю телу команду «сохранять спокойствие любой ценой».

– Тоже. Не против, если присоединюсь?

Становится почему-то очень жарко в этом кардигане. Матвей все еще стоит и ждет разрешения. Я могу попросить его уйти немедленно.

– Конечно, присаживайся, – указываю на соседний стул.

– Супер. Я после тренировки только, голодный, сейчас сдохну. – Он опаляет меня насмешливым взглядом.

Внезапно вспоминаю, как мы занимались любовью. Сердце заходится. Я ничего не забыла. Ни движения его, ни поцелуи.

Матвей ставит поднос на стол, плюхается напротив и принимается вытирать руки влажными салфетками. Между нами меньше метра. Очень сильно вдруг хочется пить, в его стакане холодная кола.

Матвей тем временем берет свой бургер, откусывает огромный кусок и начинает с аппетитом жевать. Рот наполняется слюной, но я лучше умру, чем попрошу попробовать. Он делает глоток колы.

– Как у тебя дела? – спрашивает перед следующей атакой на бургер.

– Отлично. Учусь, работаю, с друзьями встречаюсь. Как ты?

Матвей понимающе кивает. Закидывает в рот картошку.

– Тоже хорошо. Разрыв пошел нам на пользу.

Это выстрел в упор. Мне требуется секунда, чтобы соскрести остатки эго с пола и обольстительно улыбнуться.

– Видимо, так и есть, – кокетничаю. У самой внутри фейерверки черно-красные, кровавые.

На пользу ему пошел разрыв со мной?! Вот, значит, как?!

Матвей оперативно доедает бургер, пьет колу. Вытирает рот салфетками. Явно спешит.

– Не торопись, подавишься. Я тебя выгонять пока не собираюсь, – говорю снисходительно. Со смешком.

Он тоже посмеивается.

– Тебе, может, взять что-то? Или ты опять на диете?

– Я никогда не сидела на диетах.

– Да? Перепутал. Забавно, что вот так увиделись, – продолжает Матвей говорить. – Знаешь, наверное, не очень хорошо, что мы расстались как враги. Давай дружить?

Он протягивает руку.

А я на секунду теряю дар речи. Во-первых, я и не знала, что мы, оказывается, расстались врагами. Во-вторых, понятия не имею, что он вкладывает в понятие «дружба между мальчиком и девочкой».

Слегка прищуриваюсь. Пожимаю протянутую ладонь. Наши взгляды пересекаются. Шпаги на соревнованиях – не иначе.

– Давай, – выдаю я с фальшивым восторгом. – Здорово!

– Тогда, может, сделаешь мне одолжение? Дружеское, – тут же подлавливает Матвей.

– Какое именно?

Он смотрит мне в глаза неотрывно. У него они хитрые, как у лиса из самых страшных сказок. По телу проносится дрожь.

– Просто скажи, согласна или нет. Это секрет пока.

Глава 2

Взгляд Матвея скользит по моим губам, подбородку. Касается шеи. Он ощутимый, от него кожу покалывает крошечными иголочками. Я гашу порыв проверить, не осталось ли визуальных следов, и невозмутимо произношу:

– Мы слишком недолго друзья, чтобы делать друг другу секретные одолжения.

Кровь ударяет в лицо, аж щеки печет.

«Секретные одолжения»? Серьезно, Юля?!

Матвей смотрит на часы. Склоняет голову набок, чуть прищуривается. Потом пытается поймать мой взгляд, но я та-ак сильно интересуюсь проходящей мимо женщиной в ярко-зеленом костюме, что его попытки смутить терпят фатальный крах.

Во всем этом флирте я мало смыслю, не хватает опыта. Но и сдаваться без боя не планирую.

– Минуты три… – тянет Матвей. – Да, для секретных и правда пока рановато. Подождем полчасика?

Я усмехаюсь.

– Ладно, рассказывай, что хотел.

– Но ты согласна?

– Нет! – Выходит, увы, с восторгом.

Он качает головой и проводит по губам, как бы застегивая их на молнию. Но ведь так нельзя делать! Я уже заинтересовалась! Не удерживаюсь и хохочу вслух, а потом краснею еще больше. Когда мы в последний раз вот так шутили? Болтали о ерунде, подкалывали друг друга? Не помню.

Последние месяцы отношений были похожи на нескончаемое кровопускание и вспарывание нутра наживую.

А ведь именно с легкости у нас все и начиналось. Матвей ходил за мной по пятам, звал куда угодно, лишь бы побыть вместе. И болтал. Постоянно, без остановки, иногда полные глупости. Мне всегда было интересно.

– Ладно, говори, – сдаюсь. – Я не могу отказать своему хищному любопытству.

– Подарок нужно выбрать. А со вкусом у меня не очень. Поможешь? – говорит Матвей запросто.

Подарок? Губу прикусываю, чтобы она дрожать не начала. У меня день рождения скоро. Первого января. О нем всегда все забывали, кроме родителей и Матвея.

Ну что за дурочка! Он только рот открыл, а я уже всё себе вообразила.

– Звучит не смертельно. – Морщу лоб, размышляя. – Хорошо, давай.

– Круто. Идем?

– Да, минуту.

Беру телефон и быстро печатаю: «Любаша, не приезжай, пожалуйста! Я с Матвеем».

Он поднимается с места, относит поднос. Мой телефон вибрирует.

«Что?!»

«Потом расскажу. Прости-прости».

Неудобно получилось, но Люба поймет. Она моя самая лучшая подруга, мы с десятого класса не разлей вода. А с тех пор как поступили в один вуз и попросились в одну группу, так и вовсе всюду вдвоем. Люба была свидетельницей зарождения наших с Матвеем отношений. И разрыва. Наверное, никто не знает о нас с ним столько, сколько она.

Я поднимаюсь, беру сумку, пакет свой тяжелый.

– Помочь? – Матвей протягивает руку.

– Нет, спасибо! – отказываюсь нервно. Прижимаю к себе витамины. – Мне нормально.

Он не настаивает. Мы покидаем территорию фудкорта, идем по широкому коридору торгового центра. Наверное, я должна чувствовать нечто сродни дежавю: мы тысячи раз вот так же шли за покупками. Но ничего подобного.

Всё иначе. Эмоции другие. То, что еще недавно казалось обыденностью, сейчас вызывает трепет и авантюрное предвкушение.

– Как поживает Римма Владиславовна? – спрашиваю я о его бабушке.

Родители Матвея погибли в автомобильной аварии семь лет назад. Ужасный несчастный случай: вылетели с трассы из-за сильного гололеда. С тех пор он был сам себе предоставлен. Моим родителям не нравилось, что Матвей торчит у нас каждый день допоздна. Они утверждали, что он плохо воспитан.

– Приходи в гости как-нибудь. Думаю, она будет рада, – нейтрально отвечает Матвей.

– Раз уж мы теперь друзья, то, может, и зайду. Как-нибудь, – добавляю абстрактно.

Мы минуем спортивные отделы и добираемся до рядов с ювелиркой. Я окончательно убеждаюсь: праздник не у какого-нибудь его братана. Пацанам из качалки брюлики не дарят.

Матвей разводит руками и театрально вопрошает:

– Куда дальше?

– Смотря что мы ищем, – уточняю я. – И какой бюджет.

– Думаю, цепочку с кулоном, – выдает Матвей, чуть поразмыслив. – Как думаешь, хороший подарок? – И смотрит. Смотрит. Смо-отрит, мать его, Господи!

Меня кидает в жар. Ручку пакета сжимаю крепче, ногти в ладонь впиваются. Однажды я подарила Матвею свой любимый кулон, который он потерял почти сразу. Я не сердилась ни капли – бывает. Он ведь не специально. Матвей сам переживал и пообещал, что однажды, когда разбогатеет, купит мне другой.

– Замечательный. А для кого?

– Для подруги.

Отворачиваюсь, мгновенно догадавшись, что мы сейчас будем выбирать подарок мне на день рождения. Ведь мы друзья, я теперь его подруга.

Опять же красная толстовка… Может быть, Матвей скучает?

Виду не подаю. Беспечно улыбаюсь и указываю на отдел.

– Давай вот здесь посмотрим. Цены нормальные, и мне очень нравятся их украшения. Стильные. Хотя, наверное, женщинам постарше они покажутся не очень. Твоей подруге до тридцати или больше?

– До.

Мы подходим к витрине, рассматриваем кулоны.

– Ничего в них не понимаю, – сознается Матвей, нахмурившись. – Если ей понравится, я буду твоим должником.

– Понравится обязательно. – Я подзываю жестом консультанта и указываю пальцем. – А можно вот этот посмотреть?

– Листочки? – скептически уточняет Матвей. Нависает, разглядывая, давит своей энергетикой.

– Да. Называется «этно-стиль», и он всегда в моде. Аккуратный листок на тонкой цепочке. Я бы такое носила на повседневку и с любой одеждой. Самобытно, оригинально. А на выход нужны бриллианты, Матвей.

– На бриллианты моей, пусть даже повышенной, стипухи пока не хватает, – отшучивается он. Веселится. Подкалывает. – А не простовато?

– Я люблю простоту и минимализм. Элегантно. – Потом спохватываюсь: – Думаю, твоя подруга тоже оценит.

Матвей глубоко задумывается. Между бровями проявляется морщинка. Его очерченные скулы напрягаются. Сомневается.

– Отличный выбор. Примерите? – предлагает консультант с энтузиазмом. – Некоторые украшения нужно смотреть именно на коже. Совсем другое впечатление, нежели на витрине.

Матвей медлит. Смотрит на часы, на кулон. Пожимает плечами. Я слышу его низкий голос над своим ухом:

– Думаю, можно.

Оборачиваюсь.

– Твоя подруга не ревнивая?

– Она мне доверяет.

Мы быстро выбираем тонкую цепочку, консультант нанизывает кулон. Передает ее Матвею, тот смотрит на меня выжидающе.

Ладно. Окей. Мы сделаем это.

Поворачиваюсь спиной и приподнимаю волосы.

Сердце колотится быстро-быстро, оно почти шумит, мне дурно. Надеюсь, Матвей не заметит, что волоски на шее стоят дыбом. А если заметит – пусть подумает, будто это от холода. Боже, я умру на месте, если он поймет, как сильно я нервничаю.

Кроме Матвея, никто не притрагивался ко мне вот так же. А он не делал этого более двух месяцев. Я распрямляю плечи.

Его дыхание касается моего затылка. А горячие пальцы – чувствительной кожи.

Глава 3

Остаток дня я на крыльях летаю. Энергия бьет ключом – столько дел успеваю переделать, что сама не нарадуюсь. Платье, правда, так и не купила, но это ладно: время еще есть.

Ничего особенного не произошло, но короткая встреча в торговом центре, после которой мы с Матвеем неуклюже попрощались и разошлись в разные стороны, – взбудоражила.

Я мысли свои даже и не пытаюсь упорядочивать, пусть хаотично бегают. Какую поймаю за хвост, ту и думаю. Надежда, обида, радость, гнев… всё смешалось и запуталось. У любви много оттенков и привкусов, эта ядовитая субстанция живет своей жизнью.

Телефон периодически проверяю, хотя знаю: Матвей не позвонит. Он не звонил полтора месяца, с той страшной ссоры ночью у парковки травматологии.

И бегать за мной больше не станет.

Четкое и ясное понимание этого однажды стало открытием, я очень долго вокруг него кружила, продиралась на ощупь, ничего кроме своей боли не чувствуя. А потом, когда осознала, картинка сложилась и стала предельно понятной.

Мы разошлись навсегда.

И если помиримся, то все будет иначе. И я не представляю – как это с ним, когда иначе.

Не помнила себя фантазеркой ранее, сейчас же часами могу, забившись в угол какой-нибудь и закрыв глаза, в голове прокручивать наши с Матвеем общие моменты. Вспоминать и будто бы вновь испытывать то, что я тогда испытывала. Чувствовать то, что чувствовала. Снова и снова, как наркоманка на игле. По кругу. Раньше черпала эмоции и вдохновение в книгах, больше они мне не требуются.

Я как раз в мыслях своих на «Черри» ночью к травматологии подъезжаю и, выпрыгнув из машины, вместо того чтобы начать орать, несусь к Матвею и обнимаю его руками и ногами, когда дверь открывается.

Мама заглядывает в комнату и говорит радостно:

– Юля, пойдем ужинать? У нас все готово.

Счастливая-счастливая!

– Да, мам, сейчас. – Я присаживаюсь и тоже улыбаюсь.

Быстро расчесываюсь, убираю волосы за уши, после чего направляюсь за ней в кухню.

Сегодня в нашей семье небольшой, но важный праздник. Двадцать лет назад мамина лучшая подруга вышла замуж, и на ее свадьбе мои родители впервые увидели друг друга.

Мама была свидетельницей, а папа – обычным гостем. Он весь вечер «воровал» ее у свидетеля и выпрашивал танцы.

Забавный факт: я всю жизнь почему-то думала, что родилась через два года после знакомства родителей, что вполне пристойно. Пока Матвей не подметил, что познакомились-то они в декабре, а через январь родилась я. Год отношений в этот отрезок времени ну никак не втискивается. В моем мире тогда новые оттенки появились и впервые закралась мысль, что родители – живые люди, а не идеальные персонажи художественного фильма.

Мама, суетясь, накрывает на стол, отец разливает вино. Я беру бокал и говорю короткую душевную речь. Желаю счастья, долгих лет жизни. Безграничной любви.

Папа приобнимает маму одной рукой и широко улыбается. Эмоции наполняют меня и растягивают, как воздух – воздушный шарик. В последнее время этих эмоций так много, что едва справляюсь. Слезы на ровном месте на глаза наворачиваются.

– Я вас сильно люблю, – искренне заверяю. – Будьте очень-очень счастливы, мои хорошие. И простите меня, если что не так. Я честно стараюсь. – Сердце срывается в бешеное биение. – И очень хочу, чтобы вы мной гордились!

Замираю в ожидании отклика. Мы никогда не признаёмся друг другу в любви, как-то не принято. Оно и так понятно: я их дочь, к чему пафосные фразы? Но, если мама скажет сейчас, что любит меня всегда и любой, я окончательно расплачусь и во всем сознаюсь.

– Мы тобой гордимся, Юль, – говорит мама. Ее глаза смеются. – Не всегда в последнее время, что правда, то правда. Но уверена, поводы еще появятся.

– Иди к нам, – зовет отец, неожиданно растрогавшись.

Я делаю вид, что отпиваю вино, после чего слушаюсь, и мы крепко обнимаемся.

У меня должен был быть братик, но мама потеряла его на большом сроке. Потом была череда неудачных беременностей. Я была маленькой и период тот помню плохо. Лишь слезы. Как мама плакала, а отец ее жалел. Месяц за месяцем. Почему-то казалось, что это из-за меня, и я плакала тоже, обещая себе, что никогда не подведу родителей.

Так хотелось, чтобы им меня одной для счастья было достаточно! Казалось, если я постараюсь сильно, если стану идеальной, они больше не будут грустить.

Потом мы ужинаем, болтаем обо всем подряд. Смотрим концерт по телевизору.

– Юля, вино совсем не понравилось? – в какой-то момент спрашивает мама.

– Очень хорошее. Но я ж не люблю алкоголь, ты знаешь, – кривлю губы.

– Всё правильно. Испорченный виноградный сок, ничего полезного в нем нет, – добавляет отец, забирая мой бокал и переливая содержимое себе. Тянется за бутылкой с соком.

– Вить, ты так говоришь, будто я водку в Юлю силком вливаю, а не спрашиваю про хорошее сухое вино. Ты себя не помнишь в восемнадцать лет? Пусть лучше дома попробует качественное. Чтобы понимать разницу.

– Маленькая еще, успеет распробовать, – отрезает папа.

А я пожимаю плечами, радуясь тому, что отец по-прежнему считает меня ребенком. Его ждет сюрприз.

Что ж.

Оказавшись в своей комнате, я больше по привычке проверяю телефон. В чатах сотни сообщений, но меня они мало волнуют. Кровь и без допинга несется по венам. Некоторое время бесцельно хожу по комнате, потом снимаю блокировку с экрана и выбираю из списка Диану Романовну. Когда она отвечает, сразу перехожу к делу и выпаливаю на одном дыхании:

– Я бы хотела предложить вам выпить кофе вместе. Давно не виделись.

Диана Романовна – наша с Матвеем бывшая учительница химии, через нее мы и познакомились. Потом она вышла замуж за старшего брата Матвея и тем самым осталась в наших жизнях навсегда.

– С удовольствием, Юля! Почему бы тебе не приехать ко мне завтра утром, например, часикам к десяти? Мы с Петей как раз погуляем. Потом можно кофе выпить.

– Спасибо огромное! Спасибо от всей души!

Сама не знаю, за что так горячо благодарю ее. Наверное, потому что после всего случившегося Диана не стала относиться ко мне хуже или игнорировать, как часто бывает со стороны родственников бывшего парня.

Следующим утром я немного нервничаю. Слова не могу подобрать правильные. Как бы так аккуратно расспросить про Матвея, чтобы не показаться навязчивой? Этот кулон, что мы вместе выбрали, не дает покоя. До дня рождения не доживу, мне сейчас знать нужно: для меня он или нет.

Машину после той аварии отец не дает, поэтому еду на автобусе. Выхожу на остановке и пишу Диане:

«Буду через пять минут».

«Юля, я задерживаюсь. Паша с Петей гуляют на площадке, подожди с ними, пожалуйста».

«Никаких проблем, я никуда не спешу».

Хороший здесь район: дорожки от снега расчищены, красиво, чисто. Кругом пандусы, с коляской можно и в магазин, и в подъезд без проблем заехать.

Я подхожу к нужному дому и замечаю на детской площадке, у снежной горки, двухлетнего Петра Павловича в желтой, вырвиглаз, куртке. Рядом с ним спиной ко мне стоит Паша. Он подхватывает сына на руки, усаживает на самый верх, бережно подстраховывает. Петя с визгом счастья съезжает вниз. Я невольно тоже смеюсь. Обожаю этого ребенка! На радостях подхожу ближе.

Когда между нами остается меньше десяти метров, мой шаг сам собой замедляется. Бред какой-то. Чем ближе я, тем меньше Павел на себя похож становится.

Беспокойно вглядываюсь в лицо Пети: может, перепутала и ребенок не тот? Мы редко видимся, дети израстают.

Да нет, тот ребенок. А его отец рядом – будто нет.

Рост, комплекция Паши. Но движется он иначе. Правда, тоже подозрительно знакомо.

Петя вновь скатывается с горки и заливисто хохочет, смачно хрюкнув. Лже-Павел подхватывает его на руки и крутит, тоже смеясь.

– Это что у нас за булкин розовощекий! – выдает голосом своего младшего брата.

Потом оборачивается и опаливает меня недоуменным взглядом, окончательно и бесповоротно превратившись в Матвея.