Госпожа пустошей

Стефану показалось, что Демен тихо вздохнул.

– Велеслав счел тебя слабым, княже. Сам захотел править.

– Для этого было довольно просто подсыпать мне яду, – прошептал Стефан, внезапно начиная понимать свою собственную судьбу.

Демен ответил глухо, как будто с трудом выталкивая каждое слово.

– Ему кое-что пообещала госпожа Пустошей. А ты – плата Велеслава. Мы должны отвезти тебя в замок.

– Демен… не делай этого, – во рту собиралась слюна, отдающая металлом, – не делай. Боги не простят. Люди не простят, когда узнают.

– Прости, княже. Я всего лишь верно служу Велеславу.

А потом внезапно Демен сгреб Стефана за ворот, приподнял – бледное лицо с провалами темных глаз оказалось совсем близко, так, что Стефан ощутил привкус вина в дыхании мужчины, увидел мелкие бисеринки пота на переносице.

– Не бойся, – прошептал Демен, – смерть будет сладка в ее объятиях. Я знаю. Был… там…

Стефан прикусил губу. До крови.

– Отпусти. Ты не ведаешь, что творишь. Велеслав не ведает.

– О, как раз Велеслав очень даже ведает, – Демен осторожно опустил его на землю, – он давно уже это замыслил. Все не знал, как к госпоже подобраться.

– Что он от нее хочет?

– Тебе это не нужно знать. Я тебе воды принес, княже. Приговоренному полагается хотя бы пить. Развязать не могу, уж больно ты крепок, еще до оружия доберешься.

– Хорошо, дай воды, – просипел Стефан.

Как бы там ни было, жажда мучила изрядно. А в его положении лучше сохранять силы. Вдруг да удастся сбежать?

Демен зубами выдернул пробку из фляги, поднес к губам. Стефан пил большими глотками, вслушивался в расползшуюся под затылком боль. Что дальше-то?..

– Демен, подумай над тем, что я сказал.

– Я верно служу Велеславу, – повторил воин, – тут уж ничего не сделаешь.

…И в этот миг с той стороны костра донесся женский плач. А спустя несколько мгновений – бессмысленное бормотание.

– Кто это?

Стефан, холодея, уже знал ответ. Демен не торопился отвечать, аккуратно закупорил влягу, выпрямился. И, уже совершенно не таясь, вполне громко ответил:

– Невеста твоя, княже. Она пойдет госпоже на закуску.

Если бы Стефан был не связан и при оружии, голова Демена уже бы покатилась по сочной степной траве. Но все, что он мог – только скрежетать зубами от безысходной ярости.

– Ее смерть тоже… будет сладкой.

– Роса здесь при чем? Зачем губите невинную девушку?

– Это воля владетельного князя Велеслава, – глухо ответил Демен.

Повернувшись, он ушел к костру. Стефан в изнеможении закрыл глаза.

«Когда-нибудь».

Вот оно и свершилось, проклятье. Сгребло не только его, но и ту, что оказалась по случаю рядом.

Плач и мольбы о милосердии резали слух, вспухали болью в голове. Потом звуки резко оборвались, кто-то у костра противно зарыготал. Стефан медленно, понемногу ослаблял путы. Если все сложится так, как он задумал, к утру он сможет уйти. Неведомо, получится ли отбить Росинку, но сам – точно будет на свободе. Покатится голова Демена в пыль…

Он вращал запястьями, медленно, через зубовный скрежет, возвращая им чувствительность. А сам… вспоминал. О том, каким Велеслав был маленьким и слабеньким, когда родился. Стефан тогда смотрел на сморщенное, худенькое тельце, и думал о том, что Хенеш, пастырь мертвых, скоро явится за младенцем. Но Велеслав выжил. И потом, когда учился ратному делу, брал не силой и не умением, а хитростью. И Стефан, будучи на шесть лет старше, очень любил братика…

«Что мне с этого теперь?»

Стефан собирался, развязавшись, просто уползти в кусты, а оттуда добраться до своих верных военачальников. Правда, пришлось бы оставить Росу, но начни он ее сейчас спасать – толку вообще не будет. Вот и лежал тихо-тихо, с закрытыми глазами, растягивая кожаные ремни.

…Конечно же, ему не дали довести начатое до конца. Подошли Демен и еще какой-то мужик богатырского телосложения.

– Надо ехать, княже. Не взыщи.

– Хенеш взыщет, – ответил Стефан.

Демен как будто что-то смекнул, начал проверять путы. Поцокал языком и затянул их обратно.

– Уже недолго осталось, до Пустошей-то.

Потом его, словно куль муки, перебросили через спину лошади и привязали к седлу. Краем глаза Стефан видел, как в седло сажали Росинку. Ее, прижимая к себе, повез один из велеславовых наемников. На миг они встретились взглядами, личико девушки исказила гримаса глубокого, беспросветного отчаяния.

«Демен, тварь, хоть бы ее отпустил…»

***

К полудню следующего дня они добрались до замка на Пустошах. У Стефана, которого так и везли, перекинув через седло, голова едва не лопалась от боли. Пульс тяжко бухал в висках, с каждым ударом подкатывала к горлу тошнота. Рук и ног он уже не ощущал… Но все же повернулся и посмотрел на замок.

Он его никогда не видел, чтобы вот так, да вблизи.

Только на картинках, которые весьма приблизительно отражали суть дела.

Замок, огромный, величественный, сложенный из серых глыб, словно вырастал из растрескавшейся, мертвой земли. Вырастал – и устремлялся в тяжелое, набрякшее тучами небо, грозясь пронзить их сотнями тонких и острых башен, игольчатыми крышами эркеров. Внешние стены были почти лишены бойниц, но с широкими зубцами. Сторожевые же башни, в отличие от тонких и не лишенных некоторого изящества внутренних построек, казались непомерно широкими.

А вот ров вокруг замка был совершенно сухим. И неудивительно – в Пустошах вода на вес золота. Пепельная, познавшая власть нежити земля все вобрала в себя…

Стефана стащили с лошади, словно тюк с шерстью, бросили на землю. Рядом же бросили Росинку. Он повернулся, посмотрел на нее, и понял, что девушку уже не спасти. Она медленно и неизбежно умирала от страха, впала в непонятный ступор и, похоже, не узнавала даже его. Стефан отвернулся. Успокоить бы ее сейчас. Может быть, еще вернется к жизни… погладить по измазанной землей белой щеке, стереть хрустальную слезинку, беззвучно покатившуюся вниз.

Кто-то протрубил в рог, слишком громко для этого чересчур тихого места. Затем раздался громкий скрежет, Стефан не мог видеть, но понял: опускается подъемный мост.

Затем к нему наклонился Демен.

– Ну что, прощай, княже. Зла не держи.

– Отпусти… ее… – глазами указал на Росинку, замершую неподвижно в двух шагах. Руки у нее тоже были стянуты за спиной и наверняка причиняли мучения.

– Велеслав приказал отдать вас обоих, – глухо обронил Демен и уже громче скомандовал, – эй, парни, берите их и идем. Нас ждут.

Стефана снова подхватили под руки и поволокли вперед, через мост, все ближе к мучительной смерти. А в том, что она будет мучительной, владетельный князь не сомневался ни мгновения.

Что ему оставалось?

Он начал молиться своему покровителю Тефу, яркому солнцу, жизнь дающему. Просил, чтобы Теф поскорее забрал его из хладного царства Хенеша туда, где всегда цветут сады, светло, и каждый обретает покой после трудов праведных.

На шее у Стефана на простом кожаном шнуре висел амулет – гладкий камешек с высеченным изображением покровителя. Грубым, правда, потому что Тефа было принято изображать в храмах как воина в доспехах, с лучезарным копьем в руке, которым он повергает Хенеша в бездну.

Они вошли во внутренний двор замка. Там было пусто, исключая двух безмолвных ллэ, наряженных в легкий кожаный доспех. Стефан лишь мазнул взглядом по застывшим белым лицам. Ллэ, одним словом. Он не знал, как они получались, и чем отличались, допустим, от вампиров, и чем дикие ллэ отличались от ллэ, служащих господам Пустошей, но… теперь все это было неважно. Он лишь подумал, что Демен идет вперед так, будто знает дорогу, причем хорошо знает. Впрочем, сам ведь сказал, что был здесь раньше.

Протащившись по широким и пустым коридорам, внезапно вынырнули в огромный зал. И в самом его конце, на высоком, высеченном из цельного куска обсидиана троне, сидела она.

«Владыка Теф, помоги перенести муки предсмертные. Пусть мое забвение будет недолгим, забери к себе верного слугу твоего…»

Откуда-то сбоку всхлипнула Росинка. Он покосился на девушку: ту под руки держали два воина. Если бы не они, бедная Роса непременно упала бы.

Демен решительно выступил вперед, загораживая госпожу Пустошей от Стефана. Поклонился, с достоинством, не раболепно.

– Да будут долгими твои ночи, госпожа. Мы привезли тебе обещанное и надеемся на то, что и ты выполнишь свою часть сделки.

…Смех. Тихий, невеселый. Бездушный. Стефан вдруг подумал, что так могла бы смеяться дорогая кукла, у которой голова из тонкого фарфора, а глаза, брови, рот… все нарисованное, ненастоящее.

– Ты уже был здесь однажды. Решил вернуться?

Ее голос. Стефан ощутил, как от мягкого, словно шелк по коже, голоса зашевелились волосы. Под ребрами все стянулось в тугой, тошнотворный узел, разлилось приторно-сладкой жутью по венам.

«…И обереги от исчадий Хенеша…»

– Но, прекрасная госпожа, кроме меня мало найдется охотников сюда прийти, – совершенно спокойно ответил Демен.

И Стефан даже удивился – сотник Велеслава не боялся вампира. Вообще не испытывал страха. Как такое могло быть?

– Ты в самом деле привез мне человека, который убил моего мужа?

В спокойном, шелковом голосе скользнули нотки сомнения.

– Вы можете убедиться в этом, госпожа, – и Демен еще раз поклонился.

– И правда, могу, – согласилась она и поднялась.

Демен отошел в сторону, как будто специально давая Стефану насладиться тем, как идет к нему смерть. Ничто не изменилось в облике госпожи Пустошей с их последней встречи: все то же бледное лицо, как будто вылепленное из алебастра, темные волосы с кровавым отливом, стянутые по бокам в пирамиды из кос. Все то же платье из черного кружева, притягивающее взгляд к белому, точеному телу вампира, к аккуратным темным соскам, просвечивающим сквозь кружево…

Двигалась она… именно так и должна двигаться нежить – с неуловимой грацией хищницы, плавно, словно ступни не касались грубо отесанных каменных плит пола.

Стефан только стиснул зубы. В душе проснулся отвратительный, пожирающий разум страх перед вампиром, хотелось сжаться, спрятаться, а еще лучше, обратившись тоненькой струйкой дыма, навсегда улететь из этого места.

«Теф, помоги», – попросил он, зажмурившись.

Но покровитель молчал.

А когда Стефан открыл глаза, встретился взглядом с госпожой.

В их последнюю встречу она плакала, проливая слезы по убитому супругу. Сейчас – сдержанно улыбалась. Стефан удивился тому, что губы у нее не ярко-алые, какие должны быть у вампира, а нежного розового цвета. Пухлые, с трогательной ямкой на нижней губе… В серых глазах играли багряные блики.

– Это в самом деле он, убийца моего Эйвана, – госпожа склонила голову набок, как будто раздумывая. Затем повернулась к Росинке, – а это что?

– Владетельный князь Велеслав передает… невесту, – пояснил Демен, – невеста князя Стефана.

– О, как мило, – уронила госпожа.

Медленно, очень медленно обошла Росу, принюхиваясь. Затем поправила девушке косу. Легко прикоснулась к грязной щеке.

– Невеста, так и не ставшая женой, – донесся до Стефана раздражающе-шелестящий шепот, – как интересно…

– Демен, – позвала госпожа, – владетельный князь Велеслав превзошел все мои ожидания. Впрочем, его ожидания тоже не будут обмануты. Как ты помнишь, свои обещания я держу.

Она пощелкала пальцами, и откуда-то сразу набежало ллэ. И вот тогда-то Стефану действительно стало страшно: десять умертвий, десять не-живых и не-мертвых, одетых кто во что, вернее, кого в чем застала эта кошмарная не-смерть. Двигались они так, словно их скелеты были лишены суставов. И все взгляды – ужасающе живых, блестящих и как будто стеклянных глаз – были устремлены на госпожу.

Она повернулась к трону, спиной к пленникам, позволяя рассмотреть утонченный узор кружева, едва прикрывающий совершенные ягодицы.

– Раздеть, помыть и подготовить в ритуальном зале.

А затем обронила:

– Демен, иди за мной. Я отдам тебе то, что обещала. Твои люди пусть выходят за ворота. Их никто не тронет.

Стефан закрыл глаза.

Он ощущал на себе прикосновения холодных рук, ногти царапали кожу. Стояла страшная, давящая тишина, прерываемая лишь шорохом ног ллэ и беспомощным шелестом срываемой одежды. Он подумал, что Росинка уже точно сошла с ума от ужаса. Человек не должен переживать такое. Кто-то из ллэ, не удержавшись, лизнул ему грудь. Стефан дернулся, увидел, как на него смотрит нежить, бывшая когда-то простым крестьянином. В блестящих, словно бусины, глазах полыхала жажда, вечная и неутолимая.

«А ты еще не знаешь, что тебя ждет», – прошелестело в мыслях.

И – смех, тихий, бездушный.

***

– Росинка, – позвал он, – ты меня слышишь?

Его растянули цепями на каменном алтаре так, что не мог и шевельнуться. Одно хорошо, к рукам и ногам медленно возвращалась чувствительность. Росинку точно так же прикрутили к мраморному саркофагу. В свете факелов ее обнаженное тело мелко подрагивало, покрывшись капельками пота, казалось изваянным из перламутра.

Она не ответила. Только повернулась и посмотрела – долгим взглядом, в котором почти не осталось рассудка. Только смертный покой.

– Росинка, – прошептал Стефан, – прости меня…

Не нужно было жениться на девушке только из-за воинов и серебра, что обещал ее отец. Пусть бы одного его скрутили и привели к госпоже.

Он вздохнул и закрыл глаза.

Здесь было холодно, как и в любом подземелье. Тяжелые круглые своды над головой. Трепещущий свет факелов. С той стороны, где была прикована Роса, в большой жаровне тлели угли, и Стефан даже ощутил нечто вроде любопытства – неужто для него подготовлено?

В том, что госпожа Пустошей будет развлекаться всю ночь, сомневаться не приходилось.

Он снова начал молиться, обращаясь к Тефу, и на душе стало спокойнее. В конце концов, он князь и примет любую смерть, как принял бы ее на поле брани.

Но в бою – это быстро. А здесь?..

Стефан пошевелился, звякнули оковы. Снова подумал о том, что нужно уговорить вампиршу отпустить Росинку. Неведомо, к чему тут взывать, то ли к жалости, то ли к тому, что обе они женщины…

«А Демен, стервец, и не боится госпожу, – мелькнула неприятна мысль, – как же так?»

На этот вопрос он так и не успел себе ответить. Заскрипела надсадно отпираемая дверь, и в поле зрения появилась госпожа.

Она была одета в черный, в пол, шелковый халат. Тонкая ткань, хоть и была сплошной в отличие от платья, все так же хорошо обрисовывала каждый изгиб ее тела. Только вот глаза больше не были серыми, радужки наполнились кровью.

– Итак, – сказала она негромко, подходя к Стефану, – не вижу смысла тянуть. Ты убил моего мужа, Эйвана, с которым я прожила более двух сотен лет. Я любила его. Правда, любила. И теперь… надеюсь, ты понимаешь, что тебя не ждет ровным счетом ничего хорошего.

Стефан молча кивнул. Конечно же, она в своем праве, мстить за убитого.

Вампирша обворожительно улыбнулась, одними губами, развернулась к нему спиной.

– Но начнем мы с этой сладкой девочки, которую ты даже не успел одарить своей любовью. Так, князь?

– Отпусти ее, – слова давались тяжело, как будто застревали в горле, – что она тебе сделала? Она ни в чем не виновата. Ты хотела меня, и ты меня получила. Отпусти!

Тихий смех, выпивающий все чувства. Отнимающий остатки тепла из измученного тела.

– Отпустить? Я не могу ее отпустить, князь Стефан. Я не буду лишать эту милую девушку удовольствия, которое не дал ей ты. А что ты думаешь об этом, милая?

Стефан повернул голову. Со своего места он прекрасно видел, как вампирша обошла Росинку, легко прикасаясь пальцами к ее телу. Девушку затрясло. Может, она и была не совсем при памяти, но происходящее внезапно накрыло ее тяжкой волной понимания.

– Отпусти ее! Не смей, тварь! – крикнул Стефан.

Дернулся, звякнул цепями – все бесполезно.

Снова тихий смех, от которого все скручивается в тугой узел под ребрами. Росинка всхлипнула.

– Как весело, – заметила вампирша, – убивая моего Эйвана, ты ведь не думал о последствиях, человечек?

– Меня мучай, – выдохнул он, – не трогай. Ее. Не трогай…

– А почему я должна себе отказывать в маленьком удовольствии?

Со все возрастающим ужасом Стефан следил за тем, как алебастровая ладонь госпожи легла на маленькую округлую грудь Росинки и начала поглаживать, легонько пощипывая сосок.

– Тварь.

– Да, это так. Не лучше, но и не хуже многих твоих соотечественников. Например, не хуже Велеслава.

Вампирша улыбнулась ему, демонстрируя удлиннившиеся клыки, белые, блестящие. Наклонилась к лицу Росинки, несколько мгновений смотрела ей в глаза, а потом поцеловала.

– Не смей! Не смей ее трогать!

…Все бесполезно.

Поцелуй, отвратительный и одновременно притягательный в своей противоестественности, длился и длился. Тонкая рука вампирши, порхая бабочкой, ласкала невинное тело его невесты. Девушки, которую он не успел сделать своей. Стефан стиснул железные скобы, по пальцам потекла кровь, но он не чувствовал боли.

«Теф, пусть это скорее закончится…»

Вампирша оторвалась от губ Росы, повернулась к нему.

– Видишь, твоей невесте нравится.

– Сука. Грязная, мерзкая сука.

Госпожа только приподняла брови и вернулась к своему занятию. Ее язык проложил влажную дорожку по шее Росы, протанцевал по груди, обвел сосок. Стефан зажмурился. Нет-нет. Должно же в этой госпоже остаться хоть что-то человеческое?!! И тут в его темноту ворвался стон удовольствия.

– Да-а, – выдохнула его невеста, – да…

– Я тебя убью. Ты будешь сдыхать в страшных мучениях, – пообещал Стефан вслух, глядя как руки вампирши ласкают белые бедра девушки.

Внезапно Росинка, его милая, ни в чем не повинная Росинка содрогнулась всем телом, издала полный сладострастия стон и вытянулась на крышке саркофага. У Стефана потемнело перед глазами. Он должен был… прекратить все это… должен…

И тут же – короткий, полный боли вскрик.

Теперь госпожа Пустошей, словно черная клякса на белоснежном теле, распласталась на Росинке, продолжая поглаживать ее грудь, присосавшись к шее как пиявка. Лицо Росинки, на беду, было повернуто к Стефану, и он видел, как с каждой минутой тускнеет ее взгляд.

– Пощади! – это вырвалось помимо его воли.

Вампирша оторвалась от пиршества, красивые губы измазаны в крови. Глаза, залитые кровью. Она медленно облизнулась.

– Это ты, ничего не зная о нас, был беспощаден. Теперь ты знаешь, что тебя ждет.

А затем, быстро лизнув рану Росинки, прокусила себе запястье и насильно влила девушке в рот несколько капель темной крови.

Неторопливо выпрямилась, подошла.

– Из нее выйдет прекрасная служанка, мой милый. Ну что, самое время заняться тобой?

Стефан поморщился.

– Зачем тебе… было все это?

– После любви кровь слаще, – вампирша облизывала перепачканные пальцы, рассматривая его, простертого на камне.

– Да я вижу, тебе тоже понравилось представление, – прошипела с улыбкой.

– Я не понимаю, как боги допустили ваше существование, – только и сказал Стефан.

И внезапно вампирша совершенно серьезно сказала:

– Ты мало что знаешь, князь. Но уже и не узнаешь.

Она очень нежно, трепетно коснулась его щеки, разворачивая лицом к себе. Оперлась локтями о камень. Стефан ощутил сквозь тонкую ткань ее грудь, упругую, словно у юной девушки.

– Всего лишь один глоток, – прошептала вампирша, касаясь языком шеи, проводя влажную полоску, – но этих глотков будет много… О, у нас много ночей впереди, мой князь…

Стефан невольно дернулся, почувствовав легкое покалывание. Клыки. Да, как он забыл. Она этими клыками разрывает плоть, добираясь до яремной вены. Вампирша резко выдохнула, словно именно сейчас получала удовольствие от происходящего.

– Ты сладко пахнешь, князь…

А еще через мгновение Стефана пронзила боль. И страшный холод, как будто его бросили в прорубь. Но одновременно с этим… он внезапно ощутил взрыв удовольствия, как если бы был с женщиной.

Стон. Его? Его собственный? Смешанный с ее стоном?

И все вдруг прекратилось.

Осталось подземелье, не-живая уже невеста, прикованная к мраморному саркофагу, он, едкая боль у основания шеи и тяжело переводящая дыхание вампирша.

– Ты… ты! – сжав кулаки, она в гневе топнула ногой.

А затем, ничего не говоря, выскочила прочь, лязгнув тяжелой дверью так, что посыпалась штукатурка.

Глава 3. Зоринка

Зоринке всегда говорили, что она с придурью. То ли дело – старшие сестры? Все красавицы, как на подбор, черноволосые, белокожие и, что самое главное, умные. А она получилась уродом в семье, рыжей, усыпанной веснушками и слегка блажной. Так ей говорили.

Будет ли дочь богатого военачальника убегать с босоногими парнями пасти коней? Нет. Будет ли девица из столь знатной семьи обряжаться мальчишкой? Сто раз нет. Будет ли благородных кровей девушка таскаться с приятелем-мечником на конюшню и там – да закроет на это глаза златокудрый Теф! – учиться стрелять из лука?.. Да разве что под угрозой неминуемой, ужасной смерти!

К семнадцати годкам Зоринка окончательно вжилась в роль слегка дурковатой девицы, а потому плевать хотела на увещевания нянек и наставниц из тефова капища. Она довольно сносно ездила верхом, по-мужски, недурственно стреляла из лука и даже могла одолеть в кулачном бою не слишком крепкого ровесника.

Но кому какое дело до твоих несомненных достоинств, когда добрый конь – съеден нежитью, лук и стрелы потеряны, ты сидишь высоко в развилке дерева, а внизу медленно ходит кругами совершенно дикий, изголодавшийся по свежему мясу ллэ?

Зоринка всхлипнула и вытерла нос рукавом. Хенеш. Надо ж так, а?

Она… в общем, она ничего такого не предвидела. И в страшном сне не приснится.

Так получилось, что ночью ездила к озеру, гадать на рожках Сифа, что судьба уготовит. Для гадания было подходящее время, старшая сестра – Роса – выходила замуж за владетельного княза Стефана. Именно в такую ночь Сиф-прорицатель мог явить будущее, нужно было только отправиться к озеру, и чтоб вокруг ни души. Ночь, степь, озеро? Зоринка не испытывала и тени сомнений по поводу того, должна ли девушка одна отправляться туда. Седлала коня, прихватила лук со стрелами, на тот случай если мелкого зверя подстрелить, и поехала. Возвращалась далеко за полночь, раздосадованная и сонная. Сиф ничего интересного не явил. Вернее, вообще ничего не явил.

На заветном повороте к городскому тракту, у старого, расщепленного молнией дуба, Зоринка спешилась, привязала коня и присела в траву по нужде. А потом услышала, что кто-то едет в ночи.

Это было тихое бряцание оружия и фырканье коней. В тишине отчетливо слышалось, как время от времени люди переговариваются меж собой, но что говорили – не разобрать. Зоринка завела коня поглубже в тень, сама затаилась. Мимо проехали всадники, направляясь куда-то на запад. Но Хенеш со всадниками. Чувствуя, как проваливается в черную дыру сердце, Зоринка увидела, что на одной из лошадей везут бесчувственную женщину. В свадебном платье Росинки.

Ночь была недостаточно темна, чтобы не узнать его. Сама помогала сестру к свадьбе наряжать. Парчовое, тяжеленное, расшитое жемчугом. Отец не скупился, покупая самое лучшее у торговцев…

Первым порывом было закричать, окликнуть этих странных людей, но Зоринка только вцепилась зубами в костяшки кулака, прокусывая до крови. Надо было ехать в город, к отцу, надо было рассказать, снарядить погоню…

«А они пока уйдут так далеко, что и не найдешь», – тут же решила она.

Зоринка насчитала четверых всадников. На поводу вели двух коней, на одном – Роса, на другом – связанный по рукам и ногам мужчина.

Происходящее не укладывалось в голове и казалось потехой Хенеша. Росинка… Князь Стефан? И куда их везут?.. Кто эти странные люди?

Пока она стояла в тени, кусая кулак, последний, замыкающий страшный караван всадник растворился в ночной тьме. Куда теперь? В город? А толку?..

И Зоринка, вскочив на верного Буланого, двинулась следом, стараясь не терять из виду замыкающего и держаться на таком расстоянии, чтобы в случае чего, успеть дать стрекача.

Впрочем, ей везло. Ее не заметили – ни следующим утром, ни днем. Ей очень хотелось пить. И есть. Затея следовать за похитителями сестры, казалась все более глупой и никчемной. Загнала сама себя в ловушку. Теперь и назад повернуть глупо, и дальше ехать… зачем? Что она сможет сделать четырем крепким мужчинам?

А потом случилась беда. Беда бросилась серым спутанным комом под ноги Буланому, оскалилась острыми, словно иглы, зубами. Конь встал на дыбы, Зоринка покатилась в колкие кусты. Дальше… она плохо помнила, что случилось дальше. Владыка-Теф словно нарочно зарисовал воспоминания угольком. Сквозь черноту накатившего животного страха, липкого, лишающего воли ужаса, просачивались почти человеческие крики коня, чавкающие звуки рвущейся плоти, серые, неестественно гибкие тела, накрывшие Буланого… Зоринка бежала. И успела. Ломая ногти, сдирая кожу на локтях и коленях, забралась на ясень. Плакала, прислушиваясь. Дикие ллэ, проклятие земель близ Пустоши, рвали тело Буланого. Она молила Тефа, чтобы они насытились и побрели кто куда… Но нет. Один почуял ее, завыл тоскливо, задирая к небу мраморно-белое лицо, вышел к дереву. Остановился, со свистом втягивая воздух давно переломанным носом. Ллэ был совсем дикий, одежды на нем почти не осталось. Белое тело покрывали черные корки запекшейся крови. И Зоринка поняла, что он ее прекрасно видит. Только вот не соображает, что нужно залезть на дерево. Или просто не может…

– Уйди! Пшел прочь! – сквозь слезы выкрикнула она.

Блестящие и бездушные, словно стекляшки, глаза уставились на нее. Ллэ глухо зарычал, показывая клыки. Подошел, попробовал потрусить дерево.

– Оставь меня! Пшел, убирайся! Проваливай к Хенешу! – пискнула Зоринка, до судорог в пальцах вцепляясь в заходивший ходуном ствол.

Ллэ отошел, сделал пару кругов вокруг дерева, не сводя взгляда с Зоринки. Потом остановился чуть поодаль и застыл, не предпринимая никаких попыток добыть себе пищу, оказавшуюся столь строптивой.

И тогда Зоринка заплакала.

Она вдруг представила себе, как спустя много лет ее скелет найдут на дереве, потому что теперь она точно умрет вот так, стоя в развилке и обхватив руками ствол. Ее мучила жажда. А ллэ просто замер на месте и ждал. Ему можно было не торопиться.

– Дура, какая же ты дура, Зоринка, – всхлипнула девушка, – Хенеш тебя дернул… надо было сразу звать на помощь…

Так она простояла остаток дня. Надежда на то, что ллэ отправится восвояси, стремительно таяла. По небу брызнули первые звезды, зашумел в листве ветер. С востока катилась ночь, окрашивая небо в цвет черничного сока.

Зоринка уже не плакала, слезы высохли. Спину будто железным прутом проткнули. Ноги дрожали, грозя соскользнуть с ветки. Губы потрескались, во рту пересохло, и язык-терка неприятно царапал небо.

«Как же так? Как могло такое получиться?» – мысли текли неторопливо и очень вяло, будто кисель, – «почему со мной?»

Она, щурясь, высмотрела в сумерках ллэ: он по-прежнему бродил туда-сюда, шелестя сухой травой, похрустывая ветками. И Зоринка подумала, что. возможно, лучше всего не затягивать агонию, а взять – и соскользнуть вниз? Тогда все произойдет быстро. Возможно, она даже не успеет почувствовать сильную боль.

Вдруг ллэ встрепенулся, поднял голову, засопел хрипло.

«Почуял что-то», – сонно подумала девушка.

А потом она услышала… Лошадиное ржание, знакомое бряцание оружия. Надежда встрепенулась птенцом в душе, Зоринка набрала в легкие побольше воздуха и закричала:

– Помогите!!! Э-эй, кто-нибудь! Помогите-е-е! Тут нежить!

Все стихло. Зоринку затрясло, она вдруг решила, что кто-то ехал мимо и, испугавшись, наоборот теперь объезжает ее десятой дорогой.

– Эй! Помогите! – хрипло прокричала она, все еще не веря, что никто не придет и не поможет.

Лошадь заржала совсем неподалеку. И, ломая тонкие ветки кустарника, из темноты вынырнул всадник на огромном вороном скакуне. Ллэ взвыл, завидя такую гору мяса и рванул к вожделенной добыче, на четвереньках, отталкиваясь от земли и руками и ногами.

«Сейчас сбежит», – пронеслась полная усталой безнадежности мысль.

Но всадник, вместо того, чтобы броситься наутек, дал шпор коню и, склонившись с седла, лихо развалил нежить пополам. Только тошнотворно хлюпнула падающая плоть. Затем спешился, пнул носком сапога белое тело, и гаркнул басовито:

– Здесь нежить! И… девка на дереве!

«Спасибо тебе, Теф», – Зоринка прикрыла глаза.

– Слазь, – коротко скомандовал мужчина, подходя ближе, – как ты тут оказалась?

В темноте он сам казался бледным умертвием. Черные волосы, черные глаза на белом лице. Зоринка помедлила. Отчего-то ей сделалось страшно, как будто и нее только что спасли от жуткой смерти.

– Слазь, – повторил спаситель, вытирая саблю пучком травы.

Она начала неловко спускаться.

Тело затекло, Зоринка сделала пару неловких шагов и рухнула лицом вниз.

– Э, так дело не пойдет, – пробурчали над ней.

Железные руки подхватили ее под мышки, поставили на ноги.

– Стой! – внезапно голос мужчины скатился в сиплый шепот. Он довольно бесцеремонно приподнял лицо Зоринки, пристально вглядываясь, – я тебя знаю, ты же… дочка старого Мера? Какого… Хенеша… ты здесь делаешь?!!

Зоринка сглотнула.

Она тоже узнала своего спасителя, это был Демен, сотник Велеслава. Только почему-то не обрадовалась такой встрече, нахохлилась в его сильных руках.

– А ну, отвечай, – прошипел он, – почему ты здесь?!!

– Я… – Зоринка сглотнула, – я шла, чтобы узнать… куда увезли мою сестру…

Демен что есть силы тряхнул ее за шиворот, так, что зубы лязгнули.

– Умолкни! Слышишь?.. Не смей…

Но тут Зоринку прорвало. И она, всхлипывая, глотая невесть откуда взявшиеся слезы, забормотала:

– Какие-то люди увезли мою сестру, Демен! Ты мне поможешь ее спасти? Поможешь?

– Замолчи, – зло процедил он, снова встряхивая ее, – забудь…

– Ба! Что это тут у нас?

Демен так сжал Зоринку в медвежьих объятиях, что она аж задохнулась. А он ответил подоспевшим спутникам:

– Да так, с дерева снял… одну…

Девушка протестующе замычала, поскольку Демен грубо зажал ей рот. Попыталась брыкнуться.

– Девка – это хорошо, отдохнем после трудов Хенешевых, – заметил кто-то.

– Отчитаешься перед Велеславом, тогда и будешь отдыхать, – огрызнулся Демен, все еще удерживая Зоринку и зажимая ей рот широкой мозолистой ладонью.

А на ухо ей прошептал:

– Молчи, прошу тебя. Просто… молчи.

Она торопливо закивала, и хватка немного ослабла.

Демен даже позволил ей повернуть голову и посмотреть на спешившихся воинов. Один из них как раз пнул зарубленного ллэ, сплюнул в траву.

– Демен, Хенеш тебя дери. Надо ехать дальше. Здесь этой падали много гуляет, госпожа за всеми не следит.

– Сейчас и поедем.

– Откуда здесь девка-то?

– Сам не знаю. Видать, ллэ загнали…

– Ты не понял, – к ним очень близко, почти вплотную подошел коренастый мужчина в кольчуге. Светлые волосы вихрами торчали из-под шапки. – какого Хенеша баба оказалась ровно у нас за спиной?

И уставился на Зоринку злыми, белесыми глазищами.