Песочный человек

Он подошел ко мне, присел, обхватил мои колени и легко дунул на подол платья. У меня закружилась голова. Ужас! Ужас потому, что такого восторга я, наверное, никогда не испытывала ни с одним мужчиной, если он находился в непосредственной ко мне близости.

Люк тут же встал, быстро набрал на мобильном номер и бросил пару фраз на французском.

– Что ж, Мари, сейчас вы отобедаете. Со мной. Вы не против?

Конечно, нет! Это крикнули мои желания. Я же просто кивнула.

– Для обеда, конечно, рановато, но если хотите, загляните ко мне после обедни.

– А что у вас в это время? Полдник?

– Зачем вы мне дерзите, Мария?

– По поводу прогресса… На чем вы остановились?

– Ах, прогресс! – усмехнулся Люк.

– Это логично. А козни дьявола – это сказки.

– Да? – Глаза Люка снова потемнели, лицо его стало серьезным. – Теперь я понимаю, почему мой отец отправил вас сюда, ко мне, Мария… Значит, вы пять лет изучали религию и мифы, и не верите ни в то, ни в другое?

Да уж, – мрачно подумала я. Яблоко от яблони недалеко падает. Что отец, что сын. Оба пытаются меня в чем-то убедить. Зачем?

– Вы верите, как бог создавал Землю? – с вызовом спросила я.

Люк хохотнул.

– О, Мари, это заявка! Вы зацикливаетесь на поэтических деталях и не обращаете внимания на главное. Не зрите в корень.

Я вздохнула.

– Зачем же тогда эти поэтические отступления?

– Вот именно за этим, – кивнул Люк. – Чтобы некоторые вещи понимали избранные. Нельзя, чтобы все и всё понимали конкретно.

– Почему?

– Чтобы не разрушать мир таким, каков он есть.

– Ничего не понимаю. Значит, я не избранная.

Люк сказал, глядя мне в глаза, что-то на французском. Фраза даже показалась мне знакомой. Либо я ее где-то слышала. Либо просто знаю. Но вот откуда?

– Что? – спросила я.

– Я говорю о том, что мир нужен таким, каков он есть. И чтобы не разбивать его целостность, нужны избранные.

– Бога ради! – воскликнула я. – Совершено ничего не могу понять! И кажется, даже не хочу! Кстати, на французском это звучало гораздо короче.

– Метафора.

– Нет, это все бред!

– Вы сопротивляетесь, Мария.

– Да. Несомненно! Я люблю мир таким, каков он есть, черт возьми, и точка!

– Многоточие.

– Что?

– Не вспоминайте черта.

– Не вспоминают бога всуе.

– Мария!

– Нет, вы скажите, что это значит? Как это прогресс – козни дьявола? – распалилась я.

– Это же элементарно, Мэри. Если бы человек довольствовался заповедями божьими, до сих пор жил бы в Эдемском саду. Не было бы электричества, газа, не было бы ничего. Люди жили бы в деревянных избах, топили печи, вместо света у них были бы свечи, и это был бы Эдем. Но нет. Человеку захотелось в космос. В глубины океана. Захотелось, чтобы щелчком зажигался свет и загорался газ. Чтобы заиграла мелодия, и ты услышал того, кто сейчас далеко от тебя. Это же исполнение желаний.

Тут в дверь постучали.

– Да, Жюли! – крикнул Люк.

Это действительно была Жюли. Она несла большой поднос с тарелками.

Люк показал рукой на столик для чая. Жюли молча поставила на него тарелки и ушла.

– Ну, Мари, давайте угощу вас католической едой, – усмехнулся Люк и сделал приглашающий жест в комнату.

Мы сели за столик. Я рассматривала тарелки.

– Ну, Марленикен? – насмешливо спросил Люк. – Вы разочарованы? Думали, принесут фуа – гра?

– Ненавижу фуа – гра.

– А вы пробовали?

– И не собираюсь. Мне противно само осознание того, что я съем больную циррозом печень несчастной птицы. Редкостная мерзость со стороны человечества!

– Совершенно с вами согласен, – улыбнулся Люк. – Впрочем, жареные лягушачьи лапы, жареные змеи и даже крысы, улитки, устрицы, раки, креветки, осьминоги, даже морская капуста – все это извращения.

– Даже морская капуста?

– Дело не в том, что это капуста, Мари. Дело даже в том, что морская капуста – просто водоросли. Дело в том, что человечеству хватает пищи. А то, что он за пищей опускается на дно океана и собирает все, в чем есть хоть микрон мяса или хоть один какой-нибудь витамин, которого и так достаточно… Это все…

– Тоже козни дьявола?

– Несомненно, Мария. Ведь кто-то сделал на этом деньги. И продолжает их выкачивать из снобов. Богатство, материальное богатство, – это то, чего не предложит вам бог. Это прерогатива дьявола.

– Дьявол так же не чист на руку, как и все торговцы, – хмыкнула я.

– А что вы вообще знаете о дьяволе, Марленикен? – спросил Люк и глаза его снова потемнели.

– Ну… – растерялась я. – Это дух противоречья и отрицанья… искуситель… – ляпнула я первое, что пришло на ум. На ум пришло что-то из школьной программы, я даже устыдилась. Я-то закончила, все-таки, Академию.

– Понятно, – хохотнул Люк. – Вам больше запала в голову русская литература и Гете, чем все остальное, что вы изучали в Академии у моего отца немалых пять лет. Впрочем, академия – всего лишь красивое словцо. По сути, это обычный педагогический институт, просто название поменяли. Там, конечно, готовят не только педагогов, но думаю, вы меня прекрасно понимаете.

– Да? – вспыхнула я. – Тогда объясните мне!

– Почему нет? Затем вы сюда и прибыли, – улыбнулся Люк. – Понимаете ли, Мари, бог дает человеку испытания взамен на любовь и понимание. Согласитесь, немногие сделают такой выбор. Большинство не желает никаких испытаний. Просто хочет спокойной жизни. Есть и другая категория. Та, которая хочет материального достатка в переизбытке, власти. Взамен на душу. В сущности, такая же сделка, как и с богом. Просто люди, идущие на сделку с дьяволом – трусы. Они боятся смерти. Но, Мария, никто не хочет умирать. Потому что никто не знает, что его ждет за чертой. Так вот. Люди, отдавшиеся богу, просто умирают с молитвой на губах. А те, которые отдались дьяволу, продолжают с ним торговаться, вымаливая дни, месяцы и даже годы. Вам никогда не приходило в голову, Мария, что это не дьявол плох, а те люди, которые заключили с ним сделку? Ведь люди, идущие за богом, не торгуются. Они принимают свою смерть. А, Мари?

– Ну… Вы ввели меня в замешательство…

– Почему же? – насмешливо спросил Люк. – Дьявол – тоже творение божье. Сын бога. Но для Бога он оказался неудачником. И что сделал бог? Прогнал собственного сына. Дьявол – безотцовщина. Отсюда его отрицание. Одиночество. Непонимание.

– Вы все так объяснили, что я начинаю вам верить. И жалеть дьявола. Которого оболгали нечестные, трусливые люди, – язвительно протянула я.

– Вы бы все равно пошли за богом, Мария?

– Это как-то привычнее…

– Надежнее?

– Да.

– Вот это и есть миф, – развел руками Люк. – Все остальное – религия.

Эта фраза произвела на меня больше впечатления, чем весь наш предыдущий разговор о боге и дьяволе. Я выдохнула.

– О… Это как-то слишком неожиданно… Я пять лет изучала дьявола в разных обличьях и вдруг вы, в один момент, даете мне объяснение, которое я не получила за все время учебы…

– Что вы, Мари, это всего лишь вступление, – усмехнулся Люк. – И даже присказка, в некотором роде.

– В каком именно? – поинтересовалась я. – В какой момент вы литературно соврали?

– Браво, Мари, – с искреннем восхищением произнес Люк. – Я немного наслышан о вас от моего отца… Вы ведь воспринимаете библию, так сказать, нестандартно?

– За это он меня и отправил сюда, – кивнула я. – А вы кто? Учитель?

– О, не тот учитель, за которым следует идти. Я всего лишь объясняю суть вещей, а не то, чем они кажутся.

Я не нашлась, что ответить. Его слова произвели на меня колоссальный эффект и заинтриговали. Да, Люк умел пользоваться словами, как никто другой. Откровенно признаться, я была просто потрясена и очарована. И не только словами, сколько самим Люком. Вся моя наглость, храбрость – это все, безусловно, напускное. А вот Люк не играл ни словами, ни самим собой, в отличие от меня. Я вздохнула и снова растерялась. Интересно, Люк понял, какое произвел на меня впечатление? Интересно, как на него реагируют другие девушки и женщины? Так же, как я? Глупо? Я смутилась и пробормотала, чтобы хоть как-то реабилитироваться в глазах этого человека:

– Кажется, если я ничего не путаю, Джим Моррисон писал, что вещи не такие, какими они кажутся нам. И, тоже по памяти, Уильям Блэйк что-то писал об этом. «Есть ведомое и есть неведомое, а между ними – двери. Если открыть двери восприятия, ты увидишь вещи такими, какие они есть на самом деле». Раньше я этим увлекалась. Когда училась в музыкальном.

– Теперь понимаю, отчего вас потянуло в музыканты, – склонил голову Люк. – Кстати, Моррисон был наркоманом, а Блейк… Словом, не думаю, что нам нужно вступать в дискуссию на тему, есть ли гении на самом деле, или это просто люди с нездоровой психикой, поэтому предлагаю больше не затрагивать эту тему… Поживите здесь, понаблюдайте, пообщайтесь… как можете… а там уже видно будет.

– Не знаю, – протянула я. – Вы спросили, за кем бы я пошла. Я бы ни за кем не пошла. Ни за богом, ни за дьяволом. Я хочу идти сама по себе.

– И это правильно, – улыбнулся Люк.

– Зачем же тогда все эти разговоры?

– Для общего развития.

– Вы только запутываете меня.

– Ничего, вы потом сами все распутаете. Если захотите. А сейчас предлагаю пообедать. Овощной салат, заправленный оливковым маслом. Куриная отбивная, вареный целиковый картофель и брюссельская капуста. Ничего лишнего, Мари. Никакой роскоши, просто немного аристократизма, – хмыкнул Люк. – В столовой почти всегда готовят только мясо птицы: курицы или индейки. Редко бывает говядина. Колбасы и прочее исключено. Исключена так же тяжелая для организма пища: свинина, баранина, субпродукты. Как видите, я не объедаюсь сам, обделяя детей. Просто для них все попроще. И полезнее. Не жареное, а вареное или парное мясо, рыба. И мало сладостей. Они тоже вредны. Я люблю здоровую пищу. Не гурман и не обжора. Но если хотите, я могу пригласить вас в ресторан. Что вы привыкли есть, Мари?

– О, я тоже не обжора. И люблю вареный картофель. И капусту. Не люблю субпродукты, свинину и баранину. Впрочем, не особо люблю и рыбу. Но я люблю жареное больше, чем вареное и парное. А еще бутерброды и сосиски. – Я хихикнула. – Я не особо заморачиваюсь по поводу полезности пищи. Для меня главное, чтобы было вкусно. Ой, простите…

– Вы меня не обидели, Мари. Я тоже особо ни чем не заморачиваюсь. Просто сам по себе такой. Может, хотите вина?

– Нет, что вы! Не понимаю, как вообще можно пить днем, – фыркнула я.

– Но я же не предлагаю вам бутыль, всего лишь бокал!

– Нет уж. Даже от одного бокала я чувствую себя другой, несу чушь и хочу спать. Так что алкоголь я могу выпить исключительно перед сном.

– Ну, тогда, наверное, минеральная вода, сок, чай, кофе?

– Да! Кофе я очень люблю.

– Я сам вам сварю, – кивнул Люк и направился к бару. – Я умею варить кофе. Но не буду хвастать. Сами оцените.

– А я не умею варить кофе. И не очень люблю вареный.

– Вы просто не пили настоящий.

– Вероятно.

После трапезы, за потрясающим кофе, Люк спросил:

– Ну, вы сыты, Мари?

– Да! Мне хватит до самого позднего ужина. Было вкусно. Передайте это вашим поварам. И спасибо вам, Люк. И вы варите бесподобный кофе.

«А еще вы снитесь мне во сне», – додумала я.

– Ну, что ж, Мари. Теперь осмотритесь. Пообщайтесь с учениками. А вечером предлагаю встретиться на площади перед книжным магазинчиком, вы знаете, где это? – Я кивнула. – Прогуляемся и поговорим.

– Да, конечно, но… – растерялась я. – Боюсь, я заблужусь в вашей школе. И как мне общаться с детьми? О чем? Кем им представляться?

– Я дам вам план, так сказать, местности. Надеюсь, вы разберетесь. Здесь нет потайных комнат и тайных мест, как в замке у Синей Бороды. Ту часть, где расположена ваша комната и мой кабинет, в котором, впрочем, я и живу, комнаты персонала, учеников, столовую, – я обведу красным маркером. Остальное: кладовые, прачечная, гладильная, гардероб, туалетные комнаты для учеников и учителей, кухня, комнаты технического оборудования, классы, – все это вам не нужно. А по поводу общения… Назовитесь писательницей. Скажите, что пишите что-то необычное, мистическое, готическое, подернутое религией… И вы получите массу сведений. Ведь, в общем, за этим вы сюда и прилетели, Марленикен.

– Не знаю…

– Это вы не знаете, Мария. Но это знает ваша душа. Только поэтому вы здесь. Вы думаете, почему нельзя клонировать человека?

– Почему? – послушно спросила я.

– Потому что клонируют человека целиком.

– А как нужно? Наполовину?

– Вы мне дерзите? – поднял Люк брови.

– Вам не нравится?

– Почему? Мне нравится. Ладно, Мария. Что такое человек? Это оболочка и внутреннее содержание. Так вот, оболочку можно копировать с точностью, приближенной к максимальной. Но нельзя копировать внутреннее содержание, суть, саму душу.

– Значит, клонирование невозможно? – спросила я.

– Возможно, Мария. Почему же нет? Если только люди поймут, кто они такие, откуда берутся, куда уходят и как душу вернуть обратно в оболочку, если она не хочет?

– Почему не хочет? – спросила я зачарованно.

– А вы бы захотели снова выбрать свою оболочку, свою жизнь, стиль, словом, всё, что у вас уже было, или выберете новое?

– Выберу новое, – тут же сказала я и растерялась. Люк смотрел на меня с насмешкой.

– Вот видите, Мари. И кстати, так ответит девять из десяти… Ну, вам пора. Мне нужно работать.

– О, да, конечно. Простите!

– Ничего, ничего. И не забывайте, сегодня вечером у магазинчика. И как насчет ужина?

– Насчет ужина не знаю, – пробормотала я.

– Ну, определитесь, скажете. Да, я сам заплачу за ужин, если вы боитесь, что я скуп, как все французы. Не забывайте, во мне сильны русские корни.

В дверь постучали.

– А вот и Жюли, – сказал Люк. – Сейчас она проводит вас к ученикам. Мои ученики немножко знают английский. В отличие от французов и моих воспитателей, учителей и наставников, я признаю английский мировым языком и приучил к этой мысли моих воспитанников… Изъяснение, конечно, ужасное, но думаю, обилие жестов вам помогут.

*** *** ***

5 глава

Учениками оказались не только дети от десяти лет, но и вполне взрослые люди, от шестнадцати до двадцати лет. Я думала, это будут только дети… Все они были разные до невозможности. Общим был только порок: бедность или богатство. Именно от этих двух зол шел разлад.

Чего я только не наслушалась! Сколько историй жизни… Если все это записать, получится целый роман… А столько невероятных историй о боге и дьяволе я, наверное, не наслушалась в Академии…Голова шла кругом. Никогда еще мой день не был так насыщен…

Со мной все были дружелюбны, охотно говорили и проводили в столовую на ужин. На ужин была отварная рыба с картофельным пюре, кусок черного хлеба и стакан минеральной воды. Довольно сносно.

Затем пришла Жюли и дала мне свой план школы. Я искренне поблагодарила ее, но нашла время сверить ее план с планом Люка. Они совпадали абсолютно. Я даже была немного разочарована. Честно говоря, я ожидала обнаружить какую – нибудь запретную комнатку. Да уж… Опять сказки братьев Гримм… Уж очень они запали мне в душу. Сколько раз я их перечитывала, и не сосчитать. И не только в детском возрасте… В этих сказках всегда была потайная комната или чердак. Я вообще слишком люблю сказки. Поэтому я и поступила на факультет истории религий и мифов. Это, в сущности, тоже сказки. По крайней мере, я всегда так думала…

Ну, ладно. Спасибо Жюли и Люку за план. Хотя, даже не смотря на этот план, выход из школы я искала мучительно долго.

Я дошла до книжного магазинчика, но не остановилась, а пошла дальше. Туда, где улочки продолжали оставаться такими же узкими. Хотелось прогуляться. И через некоторое время, как в сказке, набрела на церковь. Небольшую, скромную. И самое главное, двери ее были открыты.

Внутри было полутемно, тихо, безлюдно, рядами стояли скамьи. Я замерла посреди прохода между рядами скамеек, который вел к алтарю. Я, конечно, уже успела побывать и в соборе Парижской Богоматери и в других католических церквях в свой первый приезд в Париж. Но тогда я бывала там с Озоновским во время служб. И для меня это было просто интересным зрелищем. Словно кино посмотрела. А теперь, когда в этой церкви тихо и пусто, и только воск на свечах издает изредка звуки, похожие на щелчки, я вдруг почувствовала себя неуютно. Я постояла так немного и собралась уже уходить, как услышала за своей спиной шаги. И тихие и гулкие одновременно. Я ничуть не испугалась. Это не мог быть ни бог, ни дьявол. Это мог быть только священник, кто же еще. Я повернулась и замерла. О! Еще одно потрясение! Действительно, я здесь для того, чтобы собирать мифы. Я – среди мифов. Среди сказок. И теперь я – сказочная героиня.

Навстречу мне невозмутимо шел Павел в одеянии священника. Тот Павел, мой сосед в самолете… Значит, мне не показалось, что я видела белый воротничок на его черной рубашке.

– Добрый вечер, – сказал Павел, подойдя ко мне близко. Его голос туманом уходил к своду собора. – Вы что-то хотели?

– Зд… здравствуйте, Павел… Ну, или… простите… Вы меня помните?..

– Я вас помню, поэтому и обратился к вам на русском, – улыбнулся Павел. – Как вы здесь оказались? Вы католичка? Или у вас что-то случилось? Или вам нужна помощь?

– Как много вопросов… Отец Павел… Так, да?

– Патрик. Здесь я Патрик.

– О… Ну, да… Павел в России. Патрик в Париже. Да?

– Да. Совершенно верно, Мария.

Павел едва заметно улыбался и мне вдруг захотелось все ему рассказать. Про Озоновского. Про свои видения. Про Люка. Про то, что он говорил о дьяволе.

– Послушайте, Павел, о, простите, Патрик, можно, я исповедуюсь?

– Вы крещены?

– Я должна быть католичкой?

– Не важно.

– Я вообще не крещена.

Мы помолчали.

– А хотели бы вы креститься? – спросил Павел.

– Наверное, ради эксперимента, – улыбнулась я. – Почему бы и нет? Послушайте, а могу я прямо сейчас вам все рассказать?

– А вам нужно? – серьезно спросил Павел – Патрик.

– Нужно.

– Что ж. Давайте присядем вот тут, на скамье.

Сначала я молчала. Потом тихо сказала:

– Я встретила человека, которого сама себе придумала…

– Что? – уточнил Павел. Или Патрик. Буду называть его Патриком, раз уж мы в Париже.

– Просто… Просто однажды я его мельком увидела в Парижском метро. А потом увидела его в зеркале, когда гадала…

– Гадать – грех, – перебил меня Патрик.

– Знаю. Но настроение такое было.

– Гадание – это… – снова начал было Патрик.

– Знаю. Козни дьявола. И в зеркале мы видим черта.

Я замолчала. Патрик тоже ничего не говорил. Только трещали свечи в тишине.

– А потом я встретила этого человека воочию, – продолжила я.

– Это точно он? – уточнил Патрик.

– Уверена.

– И вы его боитесь? – снова уточнил Патрик.

– Нет. Он влечет меня.

– Так всегда бывает, если в игру вступает дьявол. Он умен, хитер, коварен, он соблазняет, обвораживает, убеждает…

– Неужели вы думаете, что это, в самом деле, дьявол? – изумилась я.

– А кто?

– Мираж.

– То есть?

– Увидела я какого-то человека в метро, чем-то он меня затронул, и я запомнила этот случай. Потом это гадание… Может, я и не видела ничего, кроме мерцания свечей, все остальное дорисовало мое воображение. И я нарисовала того случайного человека, а потом видела его во сне. В этом же тоже нет ничего удивительного? А этот человек, которого я встретила, просто похож на мой мираж. Вполне разумное объяснение.

– Вы себя так уговариваете?

– Но…

– Если бы вы думали так, вы бы не рассказывали этого мне. А подруге.

– Это просто впечатление.

– Что же вас так впечатлило?

– Не знаю.

– Знаете. Скажите.

– Наверное, его непохожесть на толпу.

– Избранность. Это тоже печать дьявола. Послушайте, а что он вам говорит? Он зовет вас к себе? Он говорит о том, что дьявол не так плох, как о нем думают люди?

– Я не верю в это! – воскликнула я. – Этого не может быть! Не со мной! Я не та!

– А кто – та?

– Что?

Я замерла, а Патрик грустно улыбнулся.

– Вот видите… Слышите… Из вас вылетают фразы, суть которых вы даже не можете понять целиком…

– Нет, нет, все это бред какой-то… Сказка…

– А кого еще выбирать дьяволу, если не ту, которая так увлечена сказками?…

– Ну уж нет! Нет и еще раз нет! – я помотала головой.

– Не пугайтесь так. Ведь дьяволом может быть не сам тот дьявол, которого мы имеем в виду, а человек с темными помыслами, который вылепит рядом с собой – подобное себе. Но это уже будете не вы. А кто-то другой.

Что-то в этих словах показалось мне обманом. Не сама суть. А что-то неуловимое мне.

– Может, вам просто креститься, Мария? – снова предложил Патрик.

– И что? Дьявол испугается и исчезнет? – усмехнулась я.

– О, – Патрик тоже усмехнулся. – С чего ему пугаться распятия? Дьявол – тоже сын божий. Он не боится бога и крестов.

– Тогда зачем мне креститься? – удивилась я.

– Вы будете под защитой бога.

– И бог победит дьявола?

– Не он, а вы.

– Значит, я одержу победу над дьяволом? Над темнотой и мрачной сутью?

– Это только в сказках все так легко. В жизни никто, в принципе, никого не побеждает. Бог даст вам шанс победить дьявола.

– Дьявола внутри себя? – как-то саркастично спросила я, и сама этого устыдилась.

– И его тоже, – кивнул Патрик, глядя на меня так, что я раскаялась в своих словах. – В каждом из нас есть часть дьявола. У кого-то это часть довлеет над божьей. Сам человек может и не догадываться об этом.

– А потом появляется дьявол и человек кумекает: «Эге, да я – темный»!

Я хихикнула и покраснела.

– Если не покрестишься, Мария, – перешел на «ты» Патрик, – Всегда будешь смеяться и шутить в соборах. Дьявол вызывает в тебе отрицание бога, чтобы ты пошла за ним.

– А зачем я ему нужна? – рассердилась я.

– Все для того же. Для продолжения рода.

Я рассмеялась. Мой смех пролетел над сводом, как раскат грома. Мне вдруг показалось, что смех полетел обратно вниз, как стрела, и попал мне в голову. Я вздрогнула. Вскочила. Патрик взял меня за руку. Рука у него была большая, крепкая и горячая. Я сразу же успокоилась. И снова села.

– Патрик, неужели дьявол на самом деле – мерзавец? Я много изучила литературы на эту тему… Это к дьяволу обращаются мерзавцы, а что от них ждать? Хороших слов? Ведь дьявол для чего-то нужен. Бог раздает людям награды. А дьявол – наказания. Ничего в этом мире не существует просто так. Все нужно… Поэтому продолжение рода – сказки. Чепуха. Не нужно никаких армий. И свержений. В этом мире и так все гармонично. Добро и зло тоже, как это ни странно звучит, гармонирует между собой… И… И я не верю, что человек, о котором я говорю, – плохой человек. Если бы он был чертом, он бы соблазнял меня продать душу, так? Но душу продают мерзавцы, так? Я – не мерзавка, Патрик. Я никого не убивала, ни у кого не воровала, чтила своего отца, уважаю свою мать, не уводила у других женщин мужчин и прочее в таком же роде. Так зачем же ко мне является черт? К тому же, я ничего от него не хочу. Мне ничего не надо. Моя жизнь меня устраивает. Тогда как?

Патрик молчал и даже не смотрел на меня. Я усмехнулась.

– Наверное, ты прав, Патрик… Мне нужно креститься… Не потому, что я думаю, что встретила черта, отнюдь…

– Ты в них не веришь? – улыбнулся Патрик.

У него была обворожительная улыбка. Слишком обворожительная для священника. И вообще… Он был умен, добр, у него красивые глаза и руки…

Не знаю, почему я отмечала эти качества у Патрика? Просто так ли? Или с подвохом? Но если у Патрика я эти качества просто отмечала, то от Люка Озона я просто теряла разум. В самом деле, что же это такое творится? Все, что со мной происходит – случайные совпадения? Один – священник. Другой – черт из зеркала. Вот так я оказалась в сказке. Кого выберу я? И есть ли у меня этот выбор?

Все-таки непонятно, для чего меня сюда направил Озоновский. Для этого идиотского выбора? Выбора, что ли, между добром и злом? Светом и тьмой? Если я выберу Люка – я выберу зло и тьму? А если выберу Патрика? Это тоже будет зло. Патрик – священник. Или Патрик тут вообще ни при чем? Это уже мои домыслы! Мог ли Озоновский договориться еще и с Павлом? Чтобы Павел – Патрик специально присматривал за мной в Париже? А если выбор лишь между отцом и сыном? Я вздрогнула.

Отец и сын. Что имел в виду Озоновский под этим выбором? Себя и Люка? Люка и Павла? Или бога – отца и сына его, дьявола?

Патрик посмотрел на наручные часы.

– Надо выпить!

– Что? – переспросил Патрик.

– Вы знаете поблизости какое-нибудь кафе? Ресторанчик? Давайте зайдем?

– Зачем? – мне показалось или Патрик испугался?

– Обсудим мое будущее крещение. Назначим день и час. И вообще. Я не знаю местности.

– А где вы живете? – спросил Патрик.

– В Парижской католической школе.

– О! О…

– Ну, так как? – прервала я стоны Патрика.

– Ну, раз так… Хорошо. Я покажу вам один небольшой ресторанчик. Сможете подождать меня здесь? Я переоденусь в мирскую одежду. Нехорошо, если увидят священника в ресторане. Вот вы бы что подумали?

– Что вы ужинаете.

Патрик засмеялся, кивнул.

– Ну, хорошо.