Часть третья. Еще и царевна
Глава 1
Был ли я счастлив раньше, на той Земле? В то время казалось, что нет. Думалось, что истинная жизнь течет себе мимо, бурлит где-то невдалеке, за чужим углом. И что суперские гаджеты, девчонки, машины и отвязные тусовки есть наше все. И вместе с остальными я бежал к этому всему, не понимая зачем.
Стоп, никуда я не бежал, сидел в своем болоте, с жадностью ловя боковым зрением рекламируемое счастье. Завидовал. Мечтал о том же – когда-нибудь, когда найду кошелек с миллиардом, или мой папа, наемный работник, вдруг станет олигархом.
Четырнадцать лет – время прозрений. У меня. За вас не скажу, оставайтесь в блаженном неведении сколько желаете, а мои глаза открылись внутрь, когда операционку жизни перезагрузили, удалив баги и тормозящее старье под корень.
Поужинав сам, я поднялся с полной тарелкой на стену – Зарине стоять до заката, я буду видеть пятый сон.
– Мне уже рассказали! – с воплем бросилась она мне на шею. – Ты самая лучшая! Представить страшно, что я могла попасть в заложницы к кому-то другому. Аглая рвет и мечет! Садясь – подпрыгивает!
Звонкий солнечный смех окутал теплом. Зарина жевала, глотала, говорить при этом не переставала:
– Карина рассказала о разбойниках. Хорошо, что к царберам отправили гонца с донесением. Если войско не успело уйти совсем, оно свернет к Евпраксии. И конец лесным рыкцарям!
Сердце ухнуло в пятку. Сообщить Малику невозможно. Полная беспомощность. И если что – абсолютное одиночество и надежда только на себя.
– Почему их зовут рыкцарями? – спросил я, бессильно облокотившись о бревно частокола.
Девичьи бровки вскинулись на лоб, тот собрался поперечными складками.
– Почему тебя зовут Чапа? Хотя… говорят, во время атаки они громко рычат. Бросаются на врага с рыком: «Уррррра-а!..»
Упс. Привет от перекура.
– Рыкцари – это разбойники?
Ложка скребла по дну, щеки Зарины усиленно вздувались и опадали вслед жеванию.
– Организованные, – сказала она с полным ртом. – С простыми могут разобраться войники любой цариссы, а рыкцарей наскоком не одолеть, для этого их нужно вывести на местность, где у них теряются преимущества.
– Какие преимущества? – заинтересовался я.
В ответ – пожатие плеч:
– Скрытность, маскировка. А еще – вопреки закону они убивают издалека!
– С царберами сладить смогут?
Зарина помотала в стороны дожевывавшей головой:
– Никогда. С царберами никто не сладит. На то они и царберы.
Я отнес пустую тарелку на кухню и поглядел на выделенную для начальства половину школы. Долго набирался храбрости. Поняв, что это процесс бесконечный, сродни медитации или, у некоторых, бросанию курить, я виртуально пнул себя под зад, и через несколько секунд коридор привел меня к кабинету папринция. Костяшки пальцев несколько раз стукнули дверь. Она бесшумно отворилась.
– Чапа? – Седая голова выглянула наружу, чтобы убедиться, что я один. – Заходи. Что случилось?
– Покушения, – сообщил я, остановившись у входа. – Дважды.
Худая рука учтиво указала на скамью.
– Ты жив, это обнадеживает. – Пискнул выдвигаемый стул, дядя Люсик присел, костлявые пальцы забарабанили по грубой потемневшей столешнице. – Рассказывай.
Я рассказал. Удары по дереву участились.
– Предположения?
– Ничего не понимаю. – Мои плечи выразительно дополнили ответ. – А еще не понимаю главного: почему вы меня прикрываете?
Стоило ли нарываться? Но иначе не прояснить самый волнующий момент.
Внутренний полет головой вниз закончился с ответом папринция.
– Можешь не верить, но ты мне нужен, Чапа. – Он тщательно подбирал слова. Если бы у него были очки, он бы поправил их и протер, а так – просто потеребил пальцами переносицу. – Хочу быть уверен, что с тобой ничего не случится. Но я не всесилен. Ты можешь помочь себе только сам.
Тоже мне, новость. Только тем и занимаюсь.
– Насчет убийцы – это наемник, – огорошил папринций.
– Вы его знаете?! – Я чуть не подпрыгнул.
Дядя Люсик устало улыбнулся:
– Размышляю. Понятно, что это человек, который выполнял приказ. У него нет к тебе никаких чувств. Наверное, он даже не знает тебя в лицо. Ему указывают место, он идет и исполняет. Копьем воспользовались, когда ты был внутри помещения. Нож прилетел в темноту. Земляным маслом облили девочку в определенном окне – тебя же тоже считают девочкой.
– Это может быть войница Астафья? – сорвалось с языка.
Я удивил собеседника.
– Объясни, – потребовал он.
Пришлось рассказать о подозрениях, возникших еще с ночевки в цекаде.
– Любопытно, – сказал папринций. – Проверю.
– Почему вы предупреждали меня об Аглае и Варваре? – выдал я волнующий вопрос номер два. – Они нормальные девчонки. Аглая чересчур высокомерная, но верховенство свое заслужила, я убеждался не раз. Кто она? Чья наследница, почему ее так боятся?
Почесав небритые седые волоски на щеке, папринций сообщил:
– Однажды она обретет большую власть.
– Почему ее нужно опасаться?
– Крепость чревата сюрпризами. У ангелов судьбы еще более непредсказуемы, чем у обычных людей. Аглая тебя боится.
– Почему?!
Брякнул и заткнулся. Разве не ясно? Потому что каждый раз сам нарывался. Она не любит конкурентов даже в малом. Любой, кто умеет больше или позволяет себе сказать слово поперек – противник. Конкурент, покушающийся на занятое место под солнцем. Иными словами – враг.
– Сам понял, – признался я. – А можно еще спросить?
Остался вопрос номер три, самый главный. Грудь распухла от набранного воздуха, и, когда терпеть стало невмоготу, а отступать поздно, я выдал:
– У вас есть воздушный шар?
Сначала собеседник изумился. Затем его лицо затравлено оглянулось на окно, а подпрыгнувшие брови сползли обратно, встретившись друг с другом на бывшей нейтральной территории:
– Шарился у меня ночью?
– По приказу Аглаи.
Кажется, в глазах папринция мелькнул испуг:
– Она в курсе?
Я помотал головой.
– Тогда скажу одно, – медленно произнес он, как бы ставя точку в разговоре. – Нескоро, но… однажды мы с тобой очень поможем друг другу. И наши мечты сбудутся. Но это произойдет, только если ты останешься жив. Поспособствуй этому максимально. Иди.
Вернувшись к себе, я неспешно разделся, потянулся, сделал несколько махов с приседаниями. Легким усилием убранный на место лежак вновь притиснулся ко второму, тело блаженно вытянулось сверху. Вот он, рай – когда хорошо здесь и сейчас. Скоро мое чудесное одиночество скрасит образцовая соседка-обаяшка, и станет совсем здорово.
Образцовая – не зря сказалось. Даже некоторая болтливость Зарины шла на пользу – мозг получал пищу для размышлений. Ненапряжная, простая, красивая… что еще нужно молодому человеку от случайной попутчицы, волей случая навязанной в соседки? Как наяву проступил ее чеканный силуэт на фоне луны перед последним покушением. Неужели раньше я не замечал, что она такая красавица? Зарина. Заря. Зорька. Зоренька. Солнышко. Наивная, доверчивая, ласковая, общительная, обаятельная, очаровательная, шаловливая, нетерпеливая, неподражаемая… Нескучная. Лучистая и сияющая, как звездочка в ночи. Иногда по-детски беззастенчивая и бесцеремонная. Но очень мило бесцеремонная и, к моему стыду, столь легковерно, но привлекательно беззастенчивая… Всегда жизнерадостная. Невероятно заботливая. Последнее даже сравнить не с чем. Разве что с мамой.
Только не выдать бы себя ненароком, чтоб не разрушить привалившее счастье.
Сквозь сон проник визг родной двери. Вспыхнула внутренняя лампочка тревоги.
Мозг сработал как часы. Машинально вскинутая ладонь убедилась: я укрыт. Засыпая, я натянул простыню автоматически. Хороший рефлекс.
Ресницы шпионски приотворились: ничего необычного, это Зарина, как и предполагал, вернулась с дежурства. Последовал мгновенный поворот спиной к ее лежаку, чтобы она видела: сплю. Не кантовать.
Зря. Зарина поняла, что разбудила.
– Уф, под вечер зябко стало, – принялась она разговаривать с телом, которое только притворяется спящим.
Шаги двинулись по кругу. Снимаемые латы поочередно звякнули на табурете, и моя чудная соседушка вернулась к своему месту.
– Подмерзла. Можно погреться?
Подвернутая под меня простыня с усилием поехала в сторону, вытащившая ее Зарина собралась нырнуть внутрь.
Миссия в опасности! Мои уши могли плавить металл. Как Зарина не видела их разорвавшего тьму пылающего света?
– Нет! – вскрикнул я, отталкивая непрошенную гостью задом и запахиваясь обратно.
– Жадина-лошадина, – обиженно проговорила Зарина. – Я бы пустила. Мы с Кариной все время друг дружку грели, пока жили в одной комнате.
Отвернувшись, она быстро успокоилась, носик размеренно засопел.
Не знаю, сколько прошло времени. Грезы, в которых я витал, наполняли жизнь смыслом, а смысл – жизнью. Чудеса происходили, мечты сбывались, и это было божественно. Проснуться заставило странное ощущение. Что-то происходило. Что-то неправильное. Настолько неправильное, что я даже проснулся, а такое бывает нечасто. То есть, вообще в первый раз.
Быстрый взгляд на дверь: закрыто.
На окно: ничего. Ни движения, ни звука.
Вбок: второй лежак пуст.
В ноги… Вот!
Стоит, не шелохнется. Как статуя. До боли знакомое приведение, обмотанное простыней. Голые ноги – на полу, уже порядком подмерзшие. И над всем этим – невыносимо круглые глаза Зарины. С непередаваемой смесью смертельного ужаса и всеми силами сдерживаемого восторженного безумия.
– Ты… мальчик?!
Якорный Мамай! Сон сдуло. Ладонь быстро прикрыла предательски облегавшую простыню.
В ошеломленном девичьем взгляде проносилось и боролось столько всего, что восприятию и осмыслению уже не поддавалось. Зарина бледнела, краснела, отказывавшие ноги подрагивали, глаза закатывались в трансе, вспомнив что-то ужасное.
– Как же… – с огромным трудом, словно ворочая гору, вымолвили трепетные губки, тут же закушенные до крови.
– Пойдешь докладывать? – Я мотнул челкой в сторону цариссиной половины.
Метания в глазах Зарины сузились до одной озвученной мысли:
– Должна. – Ее лицо поникло, ноги совсем подкосились, взъерошенное тельце плюхнулось попой на лежак. – Не знаю. Ничего не знаю.
Зарина обняла плечи обернутыми простыней руками и принялась медленно раскачиваться.
– Так это правда? – В ней еще жила бессознательная надежда, что морок развеется и все станет по-прежнему.
– Не веришь? – понял я.
– Как в такое… – Ее взгляд трусливо прыгнул туда, где лежала моя ладонь. – То есть, ты подтверждаешь? Это не шутка? Ты действительно…
– Показать?
Получилось грубо и не смешно. Зарина отшатнулась.
– Что теперь делать? – вылетело из ее вытянувшихся губ.
– Твоя рассказанная на уроке история оказалась не сказкой. Заколдованные принцы существуют. Можешь убедиться собственными глазами.
Она смущенно отвернулась.
– Убедилась. А ты?! – прорвало ее. – Хожу такая, ничего не подозреваю, переодеваюсь, помочь мыться прошу… Не мог сказать?! Намекнуть как-нибудь, прекратить мое отвратительное безобразие…
– Почему же отвратительное? И как ты это себе представляешь? «Я как бы девочка, но веди себя со мной, словно я мальчик», так? Припомни: я всегда отворачивался. Всегда! Если получалось – останавливал. Делал со своей стороны все, что мог.
Зарина вздохнула. Краска отлила от щек. Пальцы принялись задумчиво мять друг друга так, что похрустывало.
– Что же делать? – в очередной раз спросила она.
– Если не собираешься сейчас же бежать к цариссе, то спать.
На эту минуту – самая вменяемая и полностью устраивавшая меня идея. Спать. Завтра, на свежую голову, искать выход, бежать, сражаться или не знаю что. Это будет завтра. Сегодня давайте поспим. То убить пытаются, то смертью грозят, надоело. Даже у Бога был выходной.
Здесь не было, напомнила зловредная память. Вместо заповеди «соблюдай субботу» неведомая Алла ввела формулу «соблюдай закон».
Зарина решительно выдохнула:
– Хорошо, я пока ничего не расскажу ни цариссе, ни папринцию.
Затем ее головка хитро склонилась, лукавые лучики озарили только что беспомощное лицо:
– Дальше будет зависеть от твоего поведения.
– По рукам.
Я быстро протянул Зарине свою ладонь – пока не передумала.
Она с мстительным чувством пожала, сдавив, насколько смогла. Чтобы оценил как предыдущие муки, так и нынешнюю жертву.
Ценю!
Глава 2
Давно мы не просыпались как обычно, без внешних тревог и волнений. Хватало внутренних. Раздалась команда, глаза одновременно открылись, ноги подняли еще сонные, но готовые к новым приключениям тела. Мы отбросили простыни, быстро растащили лежаки и одевались каждый у своего табурета. Единственное, чем день не был похож на другие: глаза не смотрели на соседа. Исключительно в разные стороны. Еще – мы молчали.
Ночью прошел дождь. Первый дождь в этом мире. Ноги холодило в мокрой траве и заметно пачкало. Запертые въездные ворота и строения стояли мокрые, грустные. Бревенчатые настилы и лестницы стали опасны, потеряв цепкость сцепления: теперь нужно не только наступить, но и удержаться.
Ученицы выстроились во дворе. Форма обычная, налегке: рубаха со штанами. Со вчерашнего дня боевая – только для дежурных и для занятий, где она требуется. Босые ноги разных размеров и подготовленности к непогоде постоянно переступали, ступни терлись друг о друга, а приподнимаемые к ягодицам пятки растирались руками. Пальцы ног захватывались в ладони и так грелись в ожидании учителя. Вскоре половина девочек напоминали балансирующих на одной ножке цапель в тростнике.
Название урока неизвестно, учителя пока нет, кто им окажется – неясно. Все наблюдали за работой четверых бойников, снимавших дерн на участке примерно четыре на четыре метра рядом с купальней. Дерн аккуратно складывали рядом. Лопаты были деревянными, только режущая кромка обита металлом. Экономно.
– Где Карина? – забеспокоилась моя соседка.
Не без причины. Тома озабоченно пожала плечами:
– Ушла ночью и не вернулась.
Мне стукнуло в мозг и срикошетило через рот:
– Ведь комендантский час!
– Что? – обернулось сразу несколько девочек.
– Ночные выходы запрещены.
Бесстрастно-улыбчивые лица разом помрачнели. Упала тишина, нарушаемая копкой и сопровождавшими ее междометьями бойников. Зарина закусила губу, жалобный взгляд пробежался по соученицам и остановился на мне, стоявшем плечом к плечу.
Захотелось погладить, приласкать, как котенка. Сказать что-то утешающее. И сказал бы, будь мы одни. Приобнял бы за плечи, притянул, прижал к груди…
Ага, еще бы вынес из огня и спас, когда тонула. Утешатель хренов. У нее горе, а у меня зуд в мозгах. Хорошо, что пока только в мозгах.
Маленький кулачок нашел внизу и с силой стиснул мою ладонь.
Я оторопел. На щеках вылепились сострадальческие ямочки, я машинально кивнул соседке: держись, мол. И сразу отвернулся вперед, куда смотрели все – на загадочные земляные работы.
Готовую выемку взрыхляли лопатами и копьями, выполнявшими роль ломов. Появились деревянные ведра. Собственно, других здесь не было. Каждый бойник набирал пару ведер в бассейне, проносил несколько метров, с плямкающим хлюпом содержимое выплескивалось на землю без травы, где через минуту образовалась черная жижа.
В дверях показался дядя Люсик.
– Урок борьбы в непростых условиях, – объявил он. – Соперницы проходят в центр арены и встают лицом друг к другу. Задача: вылезти на траву и не дать сделать это противнице.
– Дядя Люсик, где Карина? – не выдержала Зарина.
Папринций смотрел с другой стороны, поэтому кулачок с зажатой в ней моей ладонью не разжался.
– Карина нарушила приказ о ночном покое, – сообщил школьный распорядитель. – Она будет наказана. На первый раз несущественно по сравнению с тем, что будет, если она или кто-то другой повторит. Всем все ясно?
– У нее уважительная причина! – с надрывом воскликнула Зарина. – Она шла к невестору!
Ученицы с радостным изумлением переглянулись. В глазах мелькали варианты обсасывания полученной информации и всяческого выжимания из нее здравого смысла до потери привязки к реальности. Будет о чем посплетничать перед сном. Для учениц день начался отлично.
Методом дедукции я определил смысл слова «невестор». После всего предыдущего оно показалось нормальным.
– Приказ либо есть, либо его нет, уважительные причины в этой схеме отсутствуют. – Посчитав вопрос закрытым, папринций продолжил для всех: – Разбиться на пары.
Я вздрогнул. Буйная возня в грязи при тонкой холщовой одежонке…
Тома стояла с другой стороны меня, ее ладонь нашла мою и тоже сжала. Теперь обе моих руки были схвачены, одна – в благодарность за сочувствие, вторая – в тревоге за меня самого. Дрожь непростого решения пронеслась по телу Томы, я прочувствовал ее пальцами и прижатым плечом. С другой стороны еще сильнее сжался кулачок Зарины: она тоже поняла опасность и выказала решимость не сдавать меня. В меру возможности я поблагодарил обеих девушек ответным пожатием.
Тома уже открывала рот, чтобы настоять на необходимости бороться именно в паре со мной – не знаю, какие причины она придумала, да и придумала ли…
Заметив мою панику, дядя Люсик опередил:
– Поскольку Карины нет, одна из девочек остается без пары. – Изобразивший муки выбора взгляд пробежал по ученицам. – Чапа, пройди со мной, у меня есть к тебе вопросы.
Феодора перебила:
– А мне такое противопоказано! Пусть Чапа остается в паре, а Тома борется с Глафирой. Или Чапа с Глафирой, а Тома с Зариной – так силы будут примерно равны.
Договорив, она шагнула назад, покидая строй учениц и тем ставя точку в прениях. Папринций нахмурился:
– Меня можно попросить, даже дать мне совет, но нельзя указывать, что мне делать. Вы, молодая царевна, нарушили основополагающее правило школы – что учитель всегда прав. О ваших проблемах с кожей я наслышан, как и о том, что посторонним они не передаются, посему участвовать вы будете на общих условиях. А после занятий примете наказание вместе с Кариной. Ей определит царисса, вам же назначаю пять плетей и час мишени. Первое исполнит… Аглая.
Злорадная ухмылка блеснула в прищуре ночной королевы, ее мышцы расправились в предвкушении. Сгорбившаяся Феодора покорно вернулась в строй.
– В порядке построения приступайте, – скомандовал дядя Люсик.
Отвернувшись, он махнул мне рукой, чтобы следовал за ним. Аглая с Варварой полезли в рукотворную грязевую лужу.
Идти недалеко. Не прошло полминуты, как дверь тихо закрылась изнутри. Папринций привычно расположился за столом. Дождавшись приглашения, я плюхнулся на знакомую тесаную скамью у стены. В окне за спиной распорядителя разгоралось ледовое побоище, летний вариант. Аглая топила в грязи цариссину дочку, вырываясь из цепких объятий – била по пальцам, совала лицом в жижу и держала там. Варвара не сдавалась. Долго. В конце концов воздуха не хватило. Стряхнув задыхавшуюся соперницу, Аглая победно вскинула руки и вылезла на берег. Узнать ее можно было только по лицу. Варвара в обтекающей грязью фигуре определялась только по тому, что кроме них двоих в луже никого не было.
– Насчет Астафьи ты оказался прав. – Папринций задумчиво почесал шею под подбородком. – Действительно, она специалист по особым поручениям.
– Чьим поручениям, кому служит?!
Воскликнул – и прикусил губу. Понятно, кому.
Брезгливо опуская ноги, в лужу вошли Зарина с Томой, встали лицом к лицу, их взгляды, полные апатии, встретились. Раздался обоюдный виноватый вздох, и две девушки понуро кинулись в объятья друг друга. Назвать происходившее борьбой мог лишь человек, который никогда не боролся не только за жизнь, но и за компанию.
– Чтобы отправить меня на тот свет, Дарье так мудрить не требуется, – убежденно заявил я. – И главное: зачем это ей?
– А зачем тебе воздушный шар? У каждого имеются тайны.
– В том числе, зачем он вам.
Сказал – и поперхнулся под выстрелом взгляда папринция. Чтоб не пристроили третьим к Карине с Феодорой, у меня быстро опустилось лицо, плечи и все, что опускается, включая настроение.
За окном Тома с Зариной валяли друг дружку в грязи – вяло, рассеянно и отстраненно, словно ожидая: когда же это кончится? Каждая хотела уступить, оттого дело не двигалось. Дядя Люсик напряженно молчал.
– Почему не допустить, что Астафья действует от своего имени? – вернулся я к теме.
– Встает тот же вопрос мотива.
Пальцы папринция принялись выстукивать ритм: тум, тум, тум, ту-ту-тум, тум, тум, ту-ту-тум…
Танго? «Утомленное со-олнце-э нежно с мо-орем проща-ало-ось…»
Зарине надоела игра в поддавки. Липко выскользнув, она скрутила Тому в бараний рог и поднялась. Лица обеих девушек остались чистыми.
– Не перегибай, я сказал лишь об умениях Астафьи и их использовании цариссой, – продолжил дядя Люсик. – О том, что покушалась она, я не говорил.
– Но бывают двойные шпионы. Даже тройные!
Внезапно поплохело. Сказанное чудненько прикладывалось к самому мутному папринцию. Все же я нашел сил добавить:
– Не могла ли копейщица прихватить халтурку на стороне? Или кроме цариссы служит еще кому-то, более щедрому.
Папринций кивнул:
– Гипотетически – возможно. Если бы в ходу были деньги. У нас все меряется нравственными категориями: верностью, честностью, долгом.
Действительно, про деньги никто ни разу не упоминал. Вообще, про плату за что-то. Все происходило как бы само собой. Натуральный обмен, коммунизм или рай?
Теперь в луже барахтались Глафира с Феодорой. Со стороны казалось, будто пьяные жена и муж выясняют отношения. Многовыпуклая Глафира дубасила фальшиво сопротивлявшуюся плоскую Феодору. Нарочно в грязь они друг друга не макали, лиц не трогали. Больше обнимашки, чем драка. Глафира заботилась о подруге, как о драгоценности. Даже попытавшиеся сбежать штаны, полные грязи, поправила не только на себе, но и на ней. Потом каким-то образом она потеряла рубашку, что в такой грязи почти не замечалось. Со стороны – смесь гориллы с североморским дайвером. Бастард кикиморы с лешим. Вылезший из болота инопланетный хищник с милым личиком нимфетки.
– Уронившему честь, – договорил папринций, – не поможет повышенная комфортность или заниженная требовательность.
Я взял себя в руки. Крепко взял. Зубы стиснулись, ступни нервно застучали по полу.
Сдерживался, сдерживался… прорвало:
– Если денег нет… откуда про них знаете вы?
– Я много чего знаю, – значимо проговорил папринций.
За окном горделиво высилась победившая Глафира. Улыбка чеширского кота плавно таяла на грубо слепленной снежной бабе, где вместо снега использовалась некая противоположная по спектру субстанция. Нагнувшись, Глафира помогла подруге подняться без потерь для достоинства.
На стене прокричал дежурный страж. Въездные ворота влажно засипели, будто простуженные.
– Да уж, решили Нельсон с Кутузовым поговорить с глазу на глаз… – Дядя Люсик поднялся. – Беги к ученицам и прикинься шлангом. Я переоденусь. Мне полагается встречать по всей форме. Прибыл гонец от Варфоломеи. Возможно, по твою душу, иначе сначала он отправился бы в башню.
Папринций почти вытолкал меня за дверь, захлопнув перед носом. И это когда появилось столько вопросов!
Занятия приостановили. Учениц отправили по комнатам, грязных – сначала мыться. Кладовица, отстраненная цариссой, в сопровождении прибывшей новой принесла в помывочную чистые комплекты одежды. Грязные уносила новая; старая фыркнула и ушла порожней. Понятно, сдает дела.
Притворившись задумавшимся, я остановился у выводившей на поле двери между умывальней и уборной. Хотелось увидеть прибытие гонца собственными глазами. Можно поглядеть из своей комнаты, но она дальше, там слышимость хуже, и ракурс не тот. Здесь же – как на ладони. Смущали только перемежавшиеся плеск и смех, доносившиеся из помывочной.
Копыта коней красочно одетого гонца и двух сопровождающих торжественно ступили на землю школы. Именно так, а не просто «гонец и сопровождающие въехали». Почему так – не объясню. Умения особые. Обучают, наверное. С рождения.
Бело-синий флаг над ними венчала красная буква В.
Навстречу вышел парадно одетый папринций. Царисса до простого курьера не снизошла. Гонец, спрыгнув с коня, бодро отрапортовал, словно не было позади нескольких часов сумасшедшей скачки:
– Царисса Варфоломея в сопровождении цариссы Евстигнеи со свитами собираются прибыть с гостевым визитом завтра в первой половине дня!
Дядя Люсик что-то ответил, последовало приглашение внутрь. «Кино» окончилось, я отправился в свою комнату.
Едва прилег – ввалилась Зарина, дрожащая после мытья в холодной воде. Вся в свежем, взбодренная донельзя, она принялась прыгать, приседать, доставать ладонями пол и делать мостик назад. Согревалась движением. В отношениях со мной она выбрала тактику «сделаем вид, что ничего не было». В целом получалось, если не считать связанных с переодеваниями моментов. Тогда мы просто отворачивались. Проблем пока не возникало. Надолго ли?
– Про цариссу Евстигнею что-нибудь знаешь? – полюбопытствовал я.
– Конечно, – громко ответила моя славная заложница, прыгая по четыре раза на каждой ноге. – Евстигнея, царисса Конных пастбищ, соседка Евпраксии с противоположной от нас стороны.
Пришлось уточнить:
– От нас – это от вас, Варфоломеиных, или от школы?
– От маминой вотчины, от Западной границы. – Зарина замерла в полудвижении. Глаза и рот распахнулись в ужасе непоправимой потери: – Теперь тебя отправят в крепость. Вас отправят. Двоих, – поправилась она.
Следом подоспела сопутствующая мысль:
– Кстати, если ты, как оказалось, не ангел, то я больше не заложница? В случае обмана одной из сторон договор между ними считается недействительным. Обманщик!
Прыгнув на свой лежак, соседка озорно стукнула меня подушкой.
Что-то подсказывало, что Зарина не проговорится насчет меня. Но жить в подвешенном состоянии неудобно. Попробуйте. Подвесьтесь, подрыгайте ножками: каково? Хотелось уверенности. Я решил поставить точку с запятой, раз уж на точку не тянем, а многоточие убивает.
– Зарина, можно поговорить серьезно?
– А что, так можно? – засмеялась она. – С тобой?! Лгун! Прохвост! Жулик!
Снова пришлось уворачиваться от подушки.
– Я никого не хотел обманывать. Просто хочу вернуться домой. Собрать друзей и улететь.
– Улететь?!
Снова – глаза-тарелки. Курс «Как изменить лицо без фотошопа».
– Забрать Тому, Ма… и Шурика, который сейчас у твоей мамы. И улететь, – подтвердил я.
Едва не проговорился насчет Малика. Не нужно упоминать всуе. После смерти Гордея никому в голову не пришло, что второй черт тоже жив. Пусть так и останется.
– У вас там хорошо? – с надеждой в вопросе мечтательно произнесла Зарина. И осеклась: – Не рассказывай! Нельзя!
– Нельзя в деталях. А в общем… у нас не плохо или хорошо. У нас по-другому.
– По-другому – это лучше или хуже?
Я вздохнул и повернулся на бок, к ней лицом. Ее подушка уже перестала быть ударным инструментом, вновь обретя прямое назначение. Зарина лежала как я: на боку, лицом ко мне. Глаза в глаза.
– Вот ты веришь во все запреты, установленные Аллой…
– Да простит Она нас и примет, – бездумно дополнила Зарина мантрой-скороговоркой.
Мне надоело.
– Ты серьезно веришь в то, что все вокруг создано Аллой? Весь мир? Все земли, леса, животные, люди, звезды, луна, солнце?
– Видишь подушку? – Зарина приподняла свое недавнее оружие. – Она существует?
– Ну, если рассматривать с точки зрения религиозно-философского восприятия…
– Рассматривай глазами, а для восприятия можешь пощупать или снова получить по кумполу. Согласен, что она реальна? Отлично. Она сделана кем-то?
– Подушечных дел мастером. Не знаю, как он правильно называется.
– Ты видел этого мастера? Видел, как он сшивал ранее сотканное полотно, как набивал шерстью и придавал окончательную форму? Нет. Ты видишь подушку, замечательно используешь и знаешь, что ее кто-то сделал. Просто знаешь. Разжевывать дальше?
– Не надо, – убито сказал я.
Зарина расцвела.
А еще Софист, твою за ногу. Софочка. Девчонка переспорила.
– Если же мир кажется несовершенным… – Маленький кулачок взбил подушку до необходимого состояния. – Может быть, мы просто пользоваться не умеем?
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽