Иванова гармонь, или Cказ о том, как на саратовской гармонике колокольчики зазвенели

– Ты, доча, неисправима. Кого ты притащила к нам на этот раз. Экзотика нам ни к чему. Ты нас ей уже перекормила. Нравится ей знакомиться с людьми из мужицкого сословия.

– Да вы что!!! – возмущённо и обиженно выкрикнула Настя. – Вам не интересен этот уникальный человек?!

– Почему же, сестра, – если его поприличней одеть, то он сойдёт и за интеллектуала, – не так ли, папА. – И он посмотрел в сторону полного мужчины в качалке под большим зонтом, пытаясь увидеть его реакцию.

– Меня, Настя, больше интересует не уникальность твоего и нашего теперь знакомого, а сколько на его счету в банке денег? – Проговорил худой, высокий мужчина с сигарой во рту, стоявший чуть в стороне.

– Ты, дядя, сегодня не оригинален. – Парировала Настя.

– Настенька… дочка… Ну уймись же ты, наконец,… Это всё свежо, но не ново…. Боже мой… – произнёс отец Насти.

– Ты, папА, опять завёл свою песню. Это уже даже не забавно, – парировала девушка. У вас принято всех моих знакомых принимать в штыки и наводить на них критику.

– Я пойду, – проговорил Иван, потихоньку освобождая пальцы из руки Насти.

– Хорошо. Мы уйдём, – проговорила Настя,– но уйдём вместе. Вы считаете, что мне интересно знакомиться с вашими друзьями с потными руками и лоснящимися лицами?! Нисколько… Но я это до сих пор делала. Теперь не буду. С меня хватит. Это совсем не забавно…

– Ну, доча. Не надо так реагировать… – произнесла мать девушки и подмигнув окружению, добавила. – Мы совсем не против твоих новых знакомств. Ты чувствительная девочка. Я понимаю, что тебе хочется необычного. Мы все это понимаем, все были молоды и в определённой степени экзальтированны. Мы готовы послушать твоего нового знакомого, – и она, повернув лицо в сторону Ивана, спросила. – Сударь, изготовление гармоник это призвание или это обыкновенная работа, дабы заработать себе на жизнь?

– Для меня это призвание, – ответил коротко Иван. – У меня есть профессия, которая меня прокормит, но я осваиваю гармонное дело.

– А чем вы докажете, что это призвание? – спросил Настин брат, отставляя в сторону гармошку. – Призвание, я считаю, это не когда ты выбрал профессию, а когда в этой профессии состоялся и чего-то достиг. Чего достиг? – спросите. Отвечаю. Например, достиг народного признания. У вас, как я полагаю, пока нет ни того ни другого. Не так ли?

Все изучающе посмотрели на Ивана, ожидая от него равного ответа и понимая, что Иван в силу своего образования, образа мышления, круга общения, на этот вопрос не сможет ответить. Но они ошиблись. Иван, глядя в глаза собравшимся, а, точнее сказать, переводя свой взгляд с одних лиц на другие, проговорил:

– Мой дед шорник. Он высококлассный специалист. Его приглашали работать в царские конюшни. Он меня научил всему, чего умеет сам.

– Он, господа, ещё и шо-о-рник!!! Браво! – засмеялся офицер. – Ты, сестра, верно, этого не знала? Конечно… Откуда же тебе было это знать за пять минут знакомства, – а затем, обратившись к Ивану, спросил язвительно, – А ты, Иван, решил из шорников стать гармонных дел мастером?

– Именно так, ваше благородие.

– Забавно… – произнесла удивлённо Настя, и в упор посмотрела на Ивана.

– А ты слушай, сестрёнка, слушай. Твой гармонный мастер, по мановению волшебной палочки только что превратился в шорника, – проговорил офицер. Кем он станет в следующую минуту мы не знаем, да и ты не знала про его уникальные шорные способности, – Браво, Настёна, браво. Этому можно поаплодировать.

– Пошли отсюда, – тихо шепнула Настя Ивану. – Они всё равно не поймут. Хотя все образованные люди. – И Настя с Иваном тихо отошли от компании.

Потом Иван и Настя долго бродили по острову, сидели на берегу, слушая шуршание волн на песке, смеялись и Настя всё время говорила: «Это забавно, это очень забавно, что мы встретились».

– Забавно что? – спросил Иван, смотря в её такие близкие и ставшие ему так быстро родными глаза, носик, вьющаяся прядка волос на лбу.

– Как что?! – глаза Насти восторженно расширились. – Забавно, что мы встретились. Забавно, что летают птицы. Всё забавно. Посмотри вокруг. Что мы дышим – тоже забавно. И что внутри нас бьётся сердце. А ещё есть душа невидимая и не постижимая.

Так Иван и Настя начали встречаться и встречались целую неделю. Они: то уходили в парк, то уезжали на острова, то в непогоду нанимали извозчика, медленно ездили по городу и разговаривали. Им, было приятно находится вместе.

– Мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь, – говорил Насте Иван. – А ты?

Она помолчала немного, а затем вдруг отрывисто в душевном волнении тихо сказала, – Я люблю тебя, Ваня… – и тут же зажала ему рот ладошкой, чтобы он ничего не ответил, продолжила. – Я тебя так люблю, что даже боюсь своей любви. Я боюсь за тебя, я всё время думаю о тебе. То мне кажется, что на тебя напали разбойники и глумятся над тобой. Страшно. То появляется образ брата, как в дымке и пропадает. Ваня! Это предчувствие, или это я так растрепала свои нервы.

– Конечно, нервы. Я здоровый парень, что со мной станется. Успокойся, родная. Хочешь, я сделаю для тебя, то чего ты себе вообразить не можешь.

– А сделай мне, Ваня, гармонику, звонче которой нет в мире!

– Сделаю, родная, сделаю…

– Я верю, – и тут же встрепенулась. – А ты не хвастаешь?

– Для тебя всё что угодно, милая.

– Сделай такую, чтоб она играла и её не могли заглушить ни раскаты грома, – уточняла Настя, – ни визг полозьев на мостовой, ни крики грузчиков на причале и, когда она играет, душа бы рвалась из груди, а ноги сами пускались в пляс. Звучание её должно быть широким и весёлым одновременно. – Глаза Насти при этом излучали неотразимый свет. Она говорила, находясь в восторге и в радости. Говорила просто так, чтобы радоваться и удивляться. Ей было, в общем-то, всё равно, сделает Иван такую гармошку или нет, но он говорил ДА и она ему верила. Если б он сказал что воздвигнет над Волгой мост, то она тоже бы в это поверила. Поверила не в то, что это возможно или нет, а в то, что это сказано её Ваней.

– Задорная, значит, чтоб была, – уточнил Иван.

– Вот-вот, задорная, Ваня. Я это слово никак не могла вспомнить. Я задорная Ваня. Ах, какая я задорная. И гармошка такая же должна быть.

– Я сделаю такую гармонику, Настён. Обязательно сделаю.

– Как же ты её сделаешь, когда таких гармоник нет в мире!?

– А в Саратове будет и будет она стоять на твоём окне.

– Любимый… Не говори так, иначе я расплачусь, – сказала Настя и счастливые слёзы текли по её щекам.

Влюблённые находились и жили во время свиданий в своём мире. Мире не похожим на обычную жизнь обыкновенных людей. Но рядом существовал другой мир, мир осторожный, мир циничный. И если Иван с Настей встречались, то это совсем не означало, что за ними не было догляда. Тройка соглядатаев непрестанно следовала за ними, то в виде старух, почтальонов, дворников, меняя одежды и меняя образы. Иван и Настя нанимали извозчика и тут же сзади экипажа прицеплялся какой-то человечек и катился с ними до тех пор, пока молодые не отпустят извозчика. Причём этот человечек в конце пути, ловко отцеплялся от повозки и тут же терялся. Соглядатаи были до того в этом искусны, что молодые даже не подозревали о такой опеке со стороны Настиных родителей. Соглядатаям был дан приказ нисколько не мешать таким свиданиям, а если Насте будет угрожать опасность, то предохранить её от всех эксцессов. Влюблённые просто не знали, что нанятые соглядатаи докладывают, по приказу Настиного отца, о каждом их шаге. Даже тогда, при первом знакомстве, на острове, недалеко от них ловил рыбу рыбак, который мало смотрел на поплавок, а чаще бросал косые взгляды на Ивана и Настю, тоже был соглядатаем.

Настины родители были люди не только образованные, но и умные. Они не дали дочери свободу, они показывали видимость свободы и не более того, рассчитывая на то, что увлечение дочери пройдёт и она выберет достойного молодого человека. Просто вразумительные родительские беседы они отвергали, потому, что они не давали ничего. Интерес же дочери к молодому человеку не ослабевал. Это настораживало и пугало родителей. Решено было посовещаться с доверенными лицами.

Вечером в доме управляющего собрались самые доверенные люди, говорили тихо. Все понимали, что с Настиной стороны простое увлечение перешло в нечто большее и с этим надо было что-то делать? Было решено разорвать отношения молодых и если потребуется, то и силой. Решить вопрос было поручено Настиному брату. Тот отнекиваться не стал, а, щёлкнув шпорами, и энергично поклонившись собравшимся, оказавшим ему столь высокое доверие, вышел из комнаты.

– Не до смерти только! – вслед проговорил Настин отец. – Ещё нам убийства не хватало.

В этот же вечер в подворотне дом Карелиных на Ивана было совершено нападение. Когда на улицу на шум выскочили Николай и Дмитрий, то дело уже было сделано. Иван валялся в луже крови, а трое бандитов усердно пинали его сапогами. Увидев братьев, напавшие дали дёру, но Дмитрий, всё же узнал одного из них. Это был лодочник с пристани.

Ивана принесли в комнату, обмыли кровь и позвали доктора. Доктор осмотрел больного. С помощью братьев он крепко обмотал грудную клетку Ивана простынёй, так как у него были сломаны рёбра и, сказав, какие из лекарств как надо принимать, ушёл. Дмитрий пошёл за лекарствами.

Иван долгими днями и ночами лежал на кровати. К нему заходили братья и старший Карелин. Кормила его жена Николая, Аксинья. Больше всех около постели Ивана крутился сынишка Николая, Миша. Он что-то всё время рассказывал Ивану, а так как он не выговаривал букву «Р», то слова звучали забавно.

Иван поймал себя на мысли, что употребил слово, которое часто использует Настя – забавно и улыбнулся этому. Настя и так не уходила из его памяти ни на минуту. Чаще всего он вспоминал их первую встречу на острове. Правда, он недоумевал – почему родители Насти с первого дня не пресекли их встречи? Для него это было загадкой, а потом вот эта расправа.

– Дядя Ваня, а ты научишь меня лепить свистки из глины? – спросил Миша.

– А как же, конечно научу, – потрепал мальчика по кудрявой голове Иван.

– Я выласту и стану мастелом как ты.

– Это почему же как я, а не как дедушка или дядя Дима?

– А они не умеют лепить свистки из глины, а делают только галмошки.

– Веский довод, – улыбнулся Иван. Хотелось засмеяться детской непосредственности, но смеяться, кашлять и глубоко вдыхать ему было нельзя, начинала болеть грудь.

Лодочника братья нашли без труда. Он вначале от всего отказывался, а когда Николай с Дмитрием на его же лодке отвезли нападавшего подальше от берега и указали на камень, что прихватили с собой, то лодочник сразу во всём сознался. Остальных уже брала полиция.

В этот же вечер дворник со двора, где жили Карелины, шепнул дворнику управляющего о том, что по приказу брата Насти, трое бандитов за хорошие деньги избили Ивана. Эта весть дошла до Насти. Брат Насти, перехватив дворника, дал ему денег и тот доложил Насте, что Ивана убили бандиты. Настя в начале, забилась в истерике, а затем на неё напала апатия. В этом состоянии её посадили со служанкой в карету и отправили, как посоветовали врачи, за границу.

Иван поднялся с постели через два месяца. Карелины знали, что Настю увезли за границу лечиться, но не знали, какой её снабдили перед этим информацией. Иван выздоравливал и надеялся на встречу с девушкой. Ему хотелось выполнить Настину просьбу, и молодой мастер продумывал всевозможные варианты внутреннего наполнения гармоники. А тут пришла весть о том, что дедушка совсем плох. Иван решил ехать к деду. Николай и Дмитрий наняли ямщика. Иван взял с собой недоделанную гармошку, некоторые инструменты и сел в повозку.

– Зачем гармонь с собой берёшь? – спросил Дмитрий.

– Не знаю как долго я там задержусь. Чтоб дело не стояло…– ответил Иван.

– Это правильно, – поддакнул глава семейства.