Гемини

Глава 2

Генри множество раз путешествовал по миру, сначала в составе морской пехоты, потом по заданию нынешних хозяев, однако в отличие от других бывалых путешественников он не придерживался мнения, что одно место похоже на все остальные. Тем, кто так говорил, просто не хватало наблюдательности. Любое место, где он бывал, имело характерный облик и черты, отличавшие его от других, за одним исключением – заброшенных зданий.

Если бы кто-то завязал ему глаза, привел в заброшенное здание в любой точке мира, приставил к голове пистолет и предложил угадать, не выглядывая в (разбитое) окно, где он находится, он бы не выжил. Во всех заброшенных зданиях пол был усыпан одним и тем же хламом – обломками лестниц и перил, битым стеклом и мусором, оставшимся от множества тинейджерских попоек или ночевок людей, задержавшихся в пути из ниоткуда в никуда. Заброшенное здание, в котором он находился сию минуту, не составляло исключения.

Он вдруг поймал себя на мысли, что стоит над ящиком с надписью «Рыбий жир», как сомнамбула, держа в руках части от «Ремингтона», не зная, что с ними делать. Надо бы захватить с собой парочку банок рыбьего жира, подзарядить мозги омегой-3, хватит уже пользоваться им только для маскировки оружия. «Меткости, однако, это не прибавит», – с сожалением подумал он, пряча части карабина в упаковку.

– Отправка в то же место? – за спиной бодрым голосом спросил Монро.

– Ага, – Генри невольно улыбнулся. Монро всегда поднимал ему настроение. Парень напоминал пуделя – всегда был рад видеть хозяина, никогда не унывал. Разумеется, он был молод, но не настолько. Большинство агентов РУМО в его возрасте начинали терять лоск и бодрость, Монро пока еще не вступил в эту стадию. Генри хотелось верить, что Монро окажется крепче среднего юноши двадцати с лишним лет. В таком случае контора лишь увеличит натиск, чтобы сломать его. Устоять перед ними невозможно.

– Должен признать: это – твой самый лучший выстрел, – Монро присоединился к Генри с выражением неизъяснимой радости на лице. Воистину, пудель в человеческом облике. – Поправка на ветер, угол возвышения, погрешность на оконное стекло. Я просто…

Генри претило протыкать пузырь восхищения, но выбора не было.

– Куда я попал?

– В шею. В движущемся поезде! – Монро показал ему свой айфон.

Генри в ужасе отшатнулся.

– Ты снимал на телефон?

– И я, и все остальные.

В уме Генри возник образ толпы людей, толкающихся локтями в попытке подойти к мертвецу поближе, причем ни один из них, включая кондуктора, даже не помышляет о том, чтобы позвать на помощь. Чувство омерзения только усилилось. Что нынче творится с людьми? Упыри!

– Господи! – вырвалось у Генри. – Сотри!

– Генри, прежде чем вызвали тебя, к этому типу принюхивались четыре стрелка, все как на подбор. А тут приходишь ты и валишь его с первого раза, – Монро прижал руку к груди и смахнул воображаемую слезу. – Я реально растрогался.

– Сотри! – рыкнул Генри.

– Ладно-ладно, сотру, – Монро предъявил экран телефона. Теперь на нем красовалось фото котика с облачком текста, в котором тот на котэ-языке просил чизбургер. – Вот, все убрал. Доволен?

Генри не сказал бы, что был доволен, – где там! Однако он определенно был бы не доволен, если бы Монро таскал с собой эту похабень. Жаль, что парню приходится обламывать крылья. Но ничего не поделаешь. Когда знаешь истину, ее уже нельзя забыть и незачем пытаться ее отрицать.

Генри протянул ладонь. Монро удивился, немного помялся и пожал ее.

– Спасибо за отличную работу. Желаю удачи.

Генри занялся лежащим рядом с ящиком рюкзаком, застегнул молнию. На лице напарника щенячий восторг сменился растерянностью и предчувствием недоброго.

– Минуточку. Желаю удачи? Типа «прощай»?

Генри закинул рюкзак на плечо.

– Да. Я решил завязать.

На одну-две секунды парень реально лишился дара речи.

– Но почему?

Перед глазами Генри мелькнул образ Дормова с дыркой в шее, согнувшегося пополам в кресле.

– Потому что я целился в голову.

Уходя, он спиной почувствовал огорошенный взгляд напарника. Жестокое обращение с пуделем, а как иначе? Стоило Генри нажать на спуск, как он сразу же нутром почувствовал, что пуля пошла не туда. Гадкая фотография, которую ему показал Монро, только подтвердила, что промах – не старческий глюк невротика. Он давным-давно дал себе клятву – в тот день, когда промажет, подаст в отставку, – и не мог теперь ее нарушить. Следующий промах может не сойти ему с рук.

Черт, по пуделю он будет ужасно скучать.

Глава 3

Если все места разные (за исключением брошенных зданий), напрашивается естественный, как смена дня и ночи, вывод: везде хорошо, а дома лучше. Даже если Генри полностью ошибался насчет всего прочего, он был твердо уверен в одном – второго такого места, как лагуна Баттермилк-Саунд в речных эстуариях штата Джорджия не сыскать.

Генри неторопливо прошелся по длинным мосткам до лодочного сарая, стараясь по привычке держаться посередине обветшавшего настила. После ухода из конторы он собирался воспользоваться близостью к воде на всю катушку. Однако, прежде чем раз и навсегда выбросить из головы задание в Льеже, предстояло сделать еще одно дело.

В лодочном сарае он достал из одного кармана фотографию Валерия Дормова, из другого – зажигалку «Зиппо». Огонь зажегся с первого поворота колесика. Генри поднес зажигалку к фотографии, некоторое время наблюдал, как пламя пожирает лик русского ученого, и бросил горящий снимок в аквариум на полке, где тот лег поверх кучки пепла от других фотографий, сожженных после прежних заданий.

Вот и все. Теперь он точно на пенсии.

Генри повернулся, чтобы идти к дому, но в последний момент остановился. Аквариум для золотых рыбок, заполненный чуть больше чем наполовину пеплом, – неужели это и есть итог всей его жизни?

Какому-нибудь офисному хомяку в ознаменование многолетнего бития баклуш преподнесли бы золотые – вернее, похожие на золотые – часы. Он принес бы их домой и однажды умер от сердечного приступа, сидя перед телевизором, покинув этот мир, не оставив в нем следа. Но после него хотя бы останутся часы, некий полезный предмет. А из пепла в аквариуме даже приличных конфетти не сделаешь.

Генри тряхнул головой, отгоняя грустные мысли. Чего это на него нашло? К черту! Часы у него и так есть; несмотря на возраст, все еще работают. Ему часы нужны не для того, чтобы отсчитывать время, оставшееся до смерти.

Генри вернулся по мосткам к дому. Черт! Последний промах теперь все перекрашивал в серый цвет.

* * *

Яркий солнечный свет в гостиной улучшил настроение и развеял уныние, застрявшее в душе после Льежа. Комната была открытой, просторной, с окнами шире, чем простенки. Генри любил смотреть на природу прямо из дома, а еще больше любил окунуться в солнечный свет – особенно по возвращении с задания. В отличие от Льежа чаще всего задания приходилось выполнять под покровом темноты, ему ли не знать, как плохо нехватка солнечного света отражалась на самочувствии.

Он сидел в святая святых дома, где проводил больше всего времени после заданий, а потому помещение имело неординарную обстановку. У общей стены гостиной и кухни стоял шкаф, где он хранил свой рабочий инструмент, разложенный согласно эстетическому вкусу и одновременно в порядке нужности. Отвертки, гаечные ключи, стамески, развертки, плоскогубцы, торцевые головки, шурупы, гвозди и все прочее выстроились не только по ранжиру, но и по степени удобства, зависящей от частоты употребления. Генри словил огромный кайф, создавая эту систему, основанную на правиле 20/80, – двадцать процентов инструментов использовались восемьдесят процентов времени, и наоборот. Может быть, покинув убойный бизнес, стоило подумать о карьере оформителя витрин для хозяйственных магазинов? Он обожал хозяйственные магазины еще ребенком. Торговля инструментами следовала железному правилу – 100 % товара незаменимы в 100 % случаев.

По соседству стоял верстак с большим увеличителем. Генри поставил его в таком месте, чтобы, работая, не пропускать игры любимых «Филлиc»^[1] по телику. Даже мастеря скворечник, следил за игрой. Он глянул на висящее за окном творение своих рук и повеселел еще больше.

Решение сделать скворечник явилось неожиданно. Возможно, от балды – по крайней мере, пока только-только приступал к работе. Обычно постройкой скворечников занимаются девятилетние мальчишки, чтобы вступить в скауты, а не профессиональные снайперы экстра-класса, скрашивающие досуг между убийствами. Удивительно, но процесс – выпиливание частей, склеивание, ошкуривание, покрытие защитной пленкой и лаком – доставил ему огромное удовольствие. Закончив работу, Генри почувствовал, будто открыл в себе новые качества. Кто бы взялся предсказать, что пятидесятилетний киллер может такое отчебучить? Пятидесятилетний, но только самую малость – еще вчера был сорокалетний. Черт, когда он успел состариться?

Вешая скворечник на дерево, Генри испытал настоящее блаженство. Он своими собственными руками построил дом. Пусть маленький, не лодочный сарай и даже не садовый – эти постройки он заказывал специалистам. Но все же создал убежище для живых существ, которые в нем осядут и будут считать своим домом – по крайней мере, до нового перелета. Сколько снайперов занимаются творческим трудом после заданий? Вероятно, нисколько.

Скворечник покачивался на ветру. Генри нахмурился. Непорядок. Видимо, после Льежа не получилось до конца освободиться от мрачных мыслей. Из-за неудачного выстрела весь мир, казалось, сдвинулся процентов на десять от нормы.

Нет, не в этом дело. Непорядок ему не почудился.

Вскоре он понял причину – от соединения крыши со стенкой скворечника на левом боку отошли две щепки. Большинство людей их бы не заметили, а заметив, вряд ли бы пошли исправлять.

Но люди – это не птицы в поисках гнезда. В глазах птиц щепки выглядят как заостренные колья. Потенциальный жилец, подхваченный порывом ветра и не удержавшийся на насесте, мог легко на них напороться. Вот, видимо, почему скворечник пустовал с самого начала. Ошибки начинаются с мелочей, даже в мире пернатых.

Генри подошел к шкафу с инструментами и выдвинул ящик, в котором держал нарезанную мелкими квадратами наждачную бумагу, рассортированную по степени зернистости. Он выбрал средний квадратик, подумав, поменял его на менее жесткий и отправился чинить скворечник.

Закончив, он посмотрел вокруг в поисках жильцов. «Ну вот, ремонт закончен. Прилетайте уже, пока жилье не захватил злюка зимородок и вам не пришлось растить птенцов в гнезде на открытом воздухе под терновым кустом», – мысленно произнес он. Вместо птичьего щебета он услышал сигнал тревоги с телефона. Это означало, что к дому приближается чей-то автомобиль.

Генри знал, кто к нему едет, мысленно готовился к визиту и ожидал, что он последует раньше. Видно, пробки на дорогах помешали. Он начал обходить дом спереди, потом вспомнил, что все еще держит в руках наждачную бумагу, и, не обращая внимания на гудки, вернулся в гостиную. Даже если б на порог явилась целая компания архангелов, объявила о наступлении Судного дня, сказав, что его задница теперь трава, а Бог – газонокосилка, он бы заставил их ждать, пока не приведет все в порядок. Всему свое место, и Генри, прежде чем приступать к следующему делу, всегда проверял, все ли, черт побери, было на своем месте. Его дом – его правила.

Раздался еще один гудок клаксона. Генри вышел. Дел Паттерсон припарковал свою сухопутную яхту (как всегда, неуклюже), выскочил с водительского сиденья и бросился навстречу Генри, размахивая рапортом об уходе в отставку, который ему доставили днем раньше.

– Ты что удумал?! – воскликнул Паттерсон вместо приветствия.

– Ага, я тоже рад тебя видеть, Дел, – ответил Генри. – Заходи, присядь, чувствуй себя как дома, а я пока приготовлю выпивку.

Минуту спустя Паттерсон примостился на краешке дивана в гостиной. Яркий солнечный свет не повлиял на его настроение. Генри вернулся с кухни с пивом и кока-колой, Дел держал рапорт наготове.

– Я должен был уйти, – сказал Генри. – Оступиться разрешается почти на всякой работе. Но только не на этой».

– Лучше тебя у нас все равно никого нет, – возразил Паттерсон. – Ни у кого нет. Можешь мне поверить, мы проверяли.

Генри поставил кока-колу на столик перед коллегой. Дел смотрел набычившись, как человек, доведенный до крайности, не желающий больше отступать. Очки в черной оправе иному владельцу придают вид оторванного от жизни профессора. Паттерсон в них выглядел символом суровой власти, решения которой не подлежат обсуждению.

– Прохладительное? Только не сегодня, – Дел скомкал рапорт, бросил на столик и щелчком сбросил его на пол.

Генри вскинул брови.

– Уверен?

– Ты действительно уходишь в отставку? – ровным голосом спросил Паттерсон. Генри кивнул. – Тогда уверен.

Генри заменил кока-колу пивом. При первой же встрече он заметил, что Паттерсон любит выпить, со временем любовь эта только набирала силу. Подчас казалось, что пьянство вскоре заменит ему все остальное, как вдруг однажды – без торжественных клятв, громких заявлений и оправданий – Паттерсон перешел исключительно на кока-колу.

Все, включая Генри, гадали, как долго он протянет, ждали, пока сам Дел что-нибудь скажет, никто не хотел лезть первым с расспросами. Один агент, страдавший тем же недугом, спросил его, не записался ли он в друзья Билла Уилсона.^[2] Паттерсон отреагировал на вопрос крайним недоумением.

Наконец, Генри решил узнать наверняка. От этого могла зависеть его собственная жизнь. Паттерсон сказал, что работа требовала от него постоянной готовности днем и ночью без выходных. Поэтому, ради подчиненных ему агентов надо оставаться трезвым. Больше он ничего не пожелал раскрывать. Разговоры – дешевка, поступки говорят больше, чем слова, тема была закрыта.

Генри был вполне удовлетворен. У каждого человека есть свои резоны поступать так, а не иначе. Если Паттерсон нашел свой способ не скатиться по наклонной в пропасть, то флаг ему в руки. Генри был рад, что в коллеге не надо больше сомневаться.

Чего доброго, теперь Паттерсон заявит, что Генри вынудил его вернуться к пьянству. Генри присел рядом с ним на диван, выдержав грозный, как луч смерти, взгляд.

– Стрелять многие умеют, – заметил Генри, – группы наблюдения и обнаружения целей у морпехов, рейнджеры сухопутных войск, «морские котики».

– Ты – особая категория, – сказал Паттерсон осуждающим тоном, словно Генри сам был в этом виноват. – Такой репутации, как у тебя, ни у кого нет.

– То-то и оно. Репутация как раз вредит делу. У меняя ее слишком много. Мы оба знаем: с возрастом стрелки не становятся лучше – они попросту стареют.

– Кто тогда закончит обучение Монро? – обиженно спросил Паттерсон. – Парень мне три раза звонил, просил, чтобы я уговорил тебя вернуться.

Генри со вздохом покачал головой.

– Зря он так.

Дел подался вперед с решительным выражением.

– Генри, мы с тобой многое повидали. Благодаря нам мир стал надежнее. Не выполни мы того, что нам поручали, погибли бы хорошие люди, плохие люди извлекли бы наживу, пострадало бы добро, а всякое дерьмо стало бы только наглее. Мы занимаемся важным делом, оно имеет смысл. Но чего-то достичь я смогу, работая только с теми, на кого могу положиться, а к новичку у меня нет такого же доверия, как к тебе.

Генри опять затряс головой.

– Честно, Дел, на этот раз что-то пошло не так. Пуля не попала точно в цель именно поэтому, даже грунт подо мной словно подменили.

Паттерсон обвел взглядом комнату, словно искал поддержку своим контрдоводам, и тут заметил скворечник за окном.

– И что теперь? Будешь делать скворечники?

– Дел, рядом с объектом вертелась маленькая девочка. Ошибись я на пятнадцать сантиметров, я бы ее убил. С меня хватит!

По лицу Паттерсона можно было понять, что он наконец-то услышал своего подчиненного, а услышав, пришел в уныние. Генри не рассчитывал, что разговор будет легким. Их профессия оставляла мало места для личной свободы, общения с другими людьми. Все время требовалось отдавать работе, только работе и ничему, кроме работы, даже в ущерб коллегам по команде. Каждый полагался на то, что другой займет нужное место в нужное время и выполнит нужные действия. Все тщательно планировалось, не допускались никакие неожиданности, лишние движения, глупые случайности, оплошности – чтобы не погибли посторонние. Всякий раз, когда он думал об этом, Генри трясло от осознания, что он лишь по чистой случайности пока ни разу не попадал в ребенка. В ребенка!

– Знаешь, когда я начинал службу в корпусе, у меня не было никаких сомнений, – сказал Генри. – Мое дело – мочить негодяев. Артистичное исполнение, любыми средствами. Но в Льеже… – он покачал головой, – в Льеже артистизмом и не пахло. Мне просто повезло. Я не прочувствовал выстрел как положено.

Генри замолчал, тяжело вздохнул.

Выражение на лице Паттерсона сменилось с обиды на покорность. Как профессионал, он все понял.

– Дело не только в возрасте. Я поразил семьдесят две цели, – продолжал Генри, – столько, что это начинает расшатывать что-то глубоко внутри меня. Как если бы душе стало невмоготу. Похоже, я исчерпал отведенную мне норму экзекуций. Хочу покоя – больше ничего.

Паттерсон тяжело вздохнул.

– А мне что теперь прикажешь делать?

Вопрос застигнул Генри врасплох. Паттерсон – куратор, планировать и распоряжаться – его обязанность. Это Генри полагалось спрашивать у Паттерсона, что ему делать, а не наоборот.

Снайпер развел руками и пожал плечами.

– Пожелать мне всего хорошего?

Глава 4

У пристани Баттермилк-Саунд стояли яхты побольше, побогаче и помощнее, но, по мнению Генри, ни одна из них не могла сравниться элегантностью с «Эллой Мэй».

Спущенная на воду в 1959 году, яхта была одной из самых маленьких в клубе, зато корпус ее целиком состоял из полированного дерева. Этот факт ставил судно в глазах Генри на несколько уровней выше корыт из стеклопластика, пришвартованных по соседству, независимо от размеров, навороченности и цены последних. Деревянный корпус требовал тщательного ухода – как и любая вещь, обладающая настоящей ценностью.

Генри подвел «Эллу Мей» к мосткам с топливными насосами и наполнил бак. Покончив с заправкой, он поправил кепку с эмблемой «Филлис» и направился к будке перед офисом яхт-клуба. К его удивлению, там дежурила новенькая – приятная на вид, улыбчивая женщина, темноволосая, розовощекая, удручающе молодая, в тенниске с надписью «Баттермилк-Саунд». Завидев Генри, она вынула из ушей «капельки».

– Доброе утро! – поздоровалась она веселым, искренним тоном и, как показалось Генри, без тени фальши.

– Привет! – ответил он. – Что случилось с Джерри?

– Ушел на покой. – Лицо девушки озарила улыбка. – Ему надоела здешняя суета. Меня зовут Дэнни.

– Генри. – Он невольно подумал, что никогда сам не выглядел так молодо, даже в ее возрасте. – Я вам должен двадцать три доллара сорок шесть центов.

– Что будете ловить? – Зрачки девушки чуть расширились, когда он протянул стодолларовую купюру.

– Тишину и покой. И макрель заодно.

Дэнни с улыбкой отсчитала сдачу.

– Тогда, думаю, пойдете к Бичерс-Пойнт?

Джерри никогда не проявлял подобного любопытства. Может, набиваясь в знакомые, старается установить хороший контакт с клиентурой?

– А вы рекомендуете? – игриво спросил Генри.

– Денек вполне подходящий.

Прежде чем Генри успел ответить, мимо пролетела пчела. Он машинально сдернул с головы кепку и сбил ее налету. Пчела упала на стол.

– Ух ты! – воскликнула Дэнни, высунувшись из-за стойки, чтобы рассмотреть насекомое. – Сам живи и другим не мешай – это не про вас ни разу?

– У меня смертельная аллергия на пчел, – сказал Генри. – Вы что, студентка? Или заклинательница рыб? – Он кивнул подбородком на учебник, лежащий на стойке. На обложке – художественное фото из тех, что и обыкновенную медузу наделяют неземной красотой.

– Продираюсь через аспирантуру. По морской биологии.

– Университет Джорджии, в Дариене?

– Вперед, Собаки!^[3] – вскинула вверх сжатый кулак Дэнни.

– Будьте осторожны, здесь на пристани тоже водятся собаки, – хохотнул Генри.

– Пусть только сунутся, – бодро заверила его девушка и вставила «капельки» обратно в уши. Генри поплелся назад к яхте, чувствуя себя последним дураком. «Здесь на пристани тоже водятся собаки» – зачем он это брякнул? Если собрался раздавать отеческие советы юным девам, пора завести войлочные тапки, вязаный кардиган с кожаными заплатами на локтях и чертову курительную трубку. Может, сбегать и сказать, чтобы, переходя улицу, смотрела по обеим сторонам? Такая молодая, чего ж не напомнить?

Генри глянул на часы. Нет, времени для глупостей больше не осталось. Его ждали в другом месте.

* * *

После часа одиночества и музыки Телониуса Монка под мерное покачивание «Эллы Мэй» на волнах настроение Генри заметно улучшилось. Морю неведомы преклонный возраст, отставки, неудачные выстрелы и дурацкие заигрывания с приятными юными девушками в офисах яхт-клубов. Лишь просоленный свежий воздух, легкая качка и неповторимые звуки пианино Монка. Парень играл так, что его музыку не просто слушаешь, а чувствуешь всем телом. Брал клавиши штурмом, извлекая из них нечто большее, чем музыка. Кроме Монка, так никто не умел.

В море Генри мог расслабиться до конца, чего никогда не получалось на суше. Погружаться в воду он страшно не любил. Находиться на воде – другое дело. Для живого человека нет состояния ближе к раю. Он поглубже надвинул кепку с эмблемой «Филлис» и отдался легкой дреме, или так ему показалось. Когда он услышал приближающийся звук мотора и сел, солнце в небе поднялось заметно выше.

Гул мотора – низкий, объемный – нарастал, где-то рядом двигалось крупное судно. Генри перегнулся через правый борт и побрызгал морской водой на лицо, чтобы проснуться. Повернувшись, чтобы взять лежащее на пассажирском сиденье полотенце, он увидел большую яхту, приближающуюся с левого борта.

Генри узнал если не модель, то марку судна. Такие покупали миллионеры, обласканные не только богатством, но и чувством вкуса. На небольшой верхней палубе с навесом, где находился штурвал, места хватало только для шкипера и еще одного человека. Некоторые шкиперы не любили брать с собой пассажиров. Похоже, этот был из их числа. Хозяин судна сбросил газ и поставил его параллельно «Элле Мэй», отчего та пробкой закачалась на расходящихся волнах.

Шкипер выключил двигатель и улыбнулся Генри. Генри тоже его узнал, хотя они не виделись больше двадцати лет, и улыбнулся в ответ.

* * *

Нижняя палуба «Стертой восьмерки»^[4] дышала элегантностью – широкие мягкие диваны тянулись вдоль стен из полированного дерева, подводя взгляд к мини-бару, облицованному тем же материалом. Бар как бы задавал общий тон, с правого борта рядом с ним под палубу уходила винтовая лестница. Генри яхта показалась особняком, превращенным в плавающий загородный дом. Это было совершенно в характере Джека Уиллиса.

Джек, одетый в расстегнутую белую рубаху, цветастые пляжные шорты и палубные мокасины, всей своей внешностью поддерживал облик хозяина плавучего особняка. Хотя время обошлось с Джеком не столь сурово, как со многими другими знакомыми Генри, он определенно постарел. Как и в прошлом, приятель Генри был скор на улыбку, однако морщинки в уголках глаз накопились скорее из-за тревог, чем от веселых улыбок. Нижняя челюсть уже не выступала вперед так явно, туловище слегка раздалось в стороны посредине, но мускулы он не растерял. Джек двигался с беспечной физической грацией человека, которому редко приходится сидеть за рабочим столом.

Генри, неизвестно почему, ощутил прилив неуместного смущения. У Джека на запястье был выколот тот же зеленый туз пик – обоим можно было не притворяться. Друг исчез из поля зрения Генри, когда решил уйти на частные хлеба. Джек и его приглашал, но Генри отказался. Время от времени Джек присылал ему открытку, обычно с какого-нибудь роскошного пляжа, нацарапав короткое сообщение: «Не хотел бы присоединиться? Не передумал?»

Через некоторое время открытки перестали приходить, Генри понял, что Джек, в конце концов, смирился с отказом. Меньше всего Генри рассчитывал на телефонный звонок с просьбой о встрече. Генри был тем не менее рад ей, и как только Джек передал координаты, с нетерпением ждал появления друга. А тут вдруг почувствовал себя зеленым салагой, не знающим, куда девать руки и глаза.

– Похоже, спрашивать, как идут дела, необязательно, – сказал Генри, с улыбкой озираясь вокруг.

– Ты и сам мог все это иметь. Я тебе всего-то раз десять предлагал, – застенчиво улыбнулся Джек. Генри понял, что его друг тоже нервничает. – Рад тебя видеть, Генри.

– Да, и я тебя тоже, – искренне ответил Генри.

Они обнялись, оба чувствовали себя не в своей тарелке. И все же они столько повидали вместе, что некоторая неловкость не могла омрачить встречу.

– Что поделываешь? Охотишься на баб? – кивнул Генри на расстегнутую до пупа рубашку.

Джек хохотнул, они перешли в кабину.

– Спасибо, что быстро откликнулся.

– Все еще женат? – спросил Генри.

– Ага. Жена уехала в Париж гулять по магазинам, сын – в интернате в Швейцарии. А ты?

Генри покачал головой.

– Ни жены, ни сына, ни Парижа.

Джек подошел к бару из полированного дерева и достал из маленького холодильника несколько бутылок пива. Он открыл две, одну подал Генри, друзья подняли бутылки для традиционного тоста.

– За следующую войну, – сказал Джек. – Чтобы она не началась.

– Чтобы не было войны, – поддержал Генри. Они чокнулись бутылками и выпили. Последний раз они пили вместе двадцать лет назад. Генри пожалел, что нет времени прочувствовать момент встречи, однако оба прибыли на нее не для того, чтобы пить пиво и рассказывать о личной жизни.

– Ну ладно, что у тебя?

Джек усмехнулся.

– Ты по-прежнему не любишь тратить время на ерунду?

Генри вопросительно склонил голову набок.

– Я-то не против, брат. Но ты сам говорил, что дело срочное.

Джек кивнул и повел его на корму, по дороге прихватив со встроенной полки лэптоп. Они сели спиной к кабине, Джек открыл компьютер. Экран немедленно ожил.

– Узнаешь? – спросил хозяин яхты.

Генри узнал. Он видел это фото не далее, как вчера, когда поджег его и бросил догорать в аквариум. Стараясь не подавать виду, он повернул лицо к Джеку.

– А кто спрашивает?

– Твой старый друг, обеспокоенный, что ты влип, – на загорелом лице Джека обозначилось серьезное выражение, какого Генри не видел много лет и надеялся не увидеть больше никогда. – Так узнаешь или нет?

– Да. Несколько дней назад шлепнул его в Льеже.

– Тебе сказали, кто он такой?

Генри нахмурился. Конечно, сказали – контора всегда давала описание объекта ликвидации. И Джек это знал.

– Валерий Дормов, террорист.

Джек скривился.

– Нет. Валерий Дормов, молекулярный биолог, – пробурчал он. – Проработал в Штатах больше тридцати лет.

Он тронул сенсорную панель одним пальцем, изображение съежилось до размеров фотографии Дормова на водительских правах, выданных в штате Джорджия и еще действительных.

– Но я читал его досье, – возразил Генри. Ему показалось, что в желудке застрял большой кусок льда. – Там было сказано, что он – террорист.

– Досье заряжено, – сообщил Джек. – Только я не знаю кем.

Яхта почти не двигалась на спокойной воде Баттермилк-Саунда, но Генри показалось, что весь мир накренился набок. Он ожидал увидеть покосившийся горизонт, однако все казалось нормальным. Да только где там! Неужели Дел Паттерсон его обманул?

Два с половиной десятка лет Генри передавал свою жизнь в руки Дела Паттерсона, всегда веря на двести процентов, что информация, поступающая от куратора, надежна. Но Джек – все равно что брат. Он бы не попросил встречи с Генри впервые за столько лет, не будь он полностью уверен в фактах.

– А смысл? – выдавил из себя Генри после долгой паузы.

Джек с извиняющимся видом пожал плечами.

– Боюсь, этого я тоже не знаю. Но когда Дормов перебежал на другую сторону, это многих всполошило.

Мысли Генри лихорадочно забегали. Что, если Паттерсон не лгал? Его самого могло обмануть старшее начальство. Кто Паттерсон – коварный предатель или ничего не подозревающий простофиля? И в том, и в другом куратора Генри трудно было заподозрить.

– Кто тебе все это рассказал?

Джек замялся, как если бы опасался сказать лишнее.

– Друг с другой стороны.

Друг?! Генри прекрасно представлял себе, кем мог быть этот друг. Увы, с такими людьми он никогда не имел контактов. Чтобы докопаться до истины, придется уточнить личность этого друга, а также убедиться, что самого Джека не обвели вокруг пальца. Да только Джеку палец в рот не клади – он чуял лжецов за милю против ветра, и все же единственный способ убедиться на сто процентов – встретиться с источником Джека лицом к лицу. Джек поймет. Поменяйся они местами, Джек поступил бы точно так же.

– Я хочу поговорить с твоим другом, – сказал Генри.

Джек поперхнулся пивом.

– Ну, конечно! Всегда пожалуйста! Что предпочитаешь – «Скайп» или «Фейстайм»?

Генри сохранил нейтральное выражение.

– Я должен сам поговорить с ним.

Генри буквально мог видеть невооруженным глазом, как вскипает разум Джека, перечисляя причины невозможности такого контакта и примеряя их к пониманию, что Генри ни за что не отступится.

– Какого черта! Чувак передо мной в долгу, – сказал, наконец, Джек. Он вставил бутылку в подстаканник и быстро набрал несколько слов на клавиатуре. Повернув экран к Гери, он показал надпись, сделанную большими черными буквами:

ЮРИЙ КОВАЧ

БУДАПЕШТ

Генри хотел поблагодарить, как вдруг услышал сзади какой-то звук. Он обернулся и увидел невероятно красивую женщину, поднимавшуюся по ступеням из подпалубного помещения. Когда она вышла из кабины, Генри заметил удивительно густую копну волос медового цвета и не менее удивительную фигуру в сидящем как влитое бикини, прикрытом лишь прозрачной, ничего не скрывающей пелеринкой.

Женщина на секунду задержалась, чтобы поверх солнечных очков взглянуть на Джека с холодно-сдержанным и одновременно властным выражением. Отвернувшись, она элегантно вспорхнула по ступеням в нарушение, как показалось Генри, закона притяжения на верхнюю палубу. Он вопросительно глянул на Джека. Явление девушки, очевидно, было связано с некой загадочной историей.

Джек ухмыльнулся и небрежно пожал плечами.

– Это – Китти. Помогает мне наверстывать все то, в чем я отказывал себе на службе в РУМО.

– Я должен поверить, что ты не занимался этим, когда служил в РУМО? – засмеялся Генри. Он хотел было намекнуть, что в то время, когда они уже начали работать вместе, это чудесное существо только-только училось раскрашивать картинки мелками, но вовремя прикусил язык. Джек и без него прекрасно это знал.