Революции в России. Теория и практика социальных преобразований

Результатом стало исчезновение государственной власти. Февраль значительно ослабил ее, и каждая попытка изменить ситуацию – в частности, июньское наступление, репрессии июльских дней и Корниловский мятеж – приводила к противоположному от ожидаемого результату. Государство постепенно ослаблялось, а не укреплялось. В октябре 1917 г. никто не захватывал власть, поскольку власти, которую необходимо было захватить, вовсе не было. «Власть валялась под ногами, нужно было просто взять»³¹⁷.

Подъем большевистского движения после мятежа Корнилова был быстрым и решительным. Большевики разыграли свою карту в качестве оппозиции: таким образом они смогли критиковать осуществление текущей политики без привлечения к ответственности; также их подъем был тесно связан с ростом популярности лозунга «Вся власть Советам!» в рамках народного движения. Большевики были самой большой партией вне Временного правительства, одновременно с падением престижа которого шансы большевиков на приход к власти увеличивались. Они были и самой многочисленной партией, которая ассоциировала себя с основными пожеланиями народа – утверждением власти Советов взамен ветхого Временного правительства. Свержение Временного правительства не было простым переворотом. Оно было связано с широким общенациональным процессом. Массовое перераспределение земли уже началось. Установление нового советского правительства большевиков было также чем-то большим, нежели политическим переворотом. Таким образом, Октябрьская революция не была просто революцией или же просто переворотом, она сочетала в себе оба этих явления. Народная революция ради установления советской власти была монополизирована большевиками для того, чтобы в конечном итоге создать однопартийное большевистское правительство, но исход разочаровал даже высокопоставленных большевиков. Результат был следующим.

Большевистское господство во время и после Октября привело к выдвижению на первый план «не того» руководства. Революционное давление масс было направлено на осуществление народной программы мира, хлеба, земли и «всей власти Советам», более близкой к программе эсеров, нежели большевиков. Последние были проницательны и полностью восприняли народные лозунги, но их цели были совершенно иными. Большевиков идеологически побуждали «строить социализм» как явление глобального характера, основанное на трансформации человеческого сознания и ценностей. Связь, зародившаяся в этот момент между массами и большевиками, стала трагедией революции. Фактические народные стремления к практическим улучшениям, самоуправлению и самоорганизации на постоянной основе не нашли твердого национального руководства. У нового национального руководства большевиков была утопическая повестка дня, неизвестная большинству масс до Октября. Для большевистского руководства обещания октябрьской, то есть народной, программы были не концом, а только началом.

Тезисы о характере Октябрьской революции

Итак, основные моменты революции можно изложить в манере В.И. Ленина и представить в виде следующих положений.

До 1914 г. в России были глубокие, потенциально вызывающие революцию социальные, экономические, политические и культурные проблемы. Во многих отношениях общество начало меняться довольно быстро, но государство, в котором доминировал Николай II, скорее стремилось сохранить свой традиционный автократический характер, чем приспосабливаться и воспринимать изменения. Это создало огромный потенциал для взрывоопасных конфликтов.

Вовлеченность в войну привела к развитию существующих проблем, что только усугубило некоторые из них. Большинство этих проблем было связано с экономикой военного времени, на первый план вышла инфляция, от которой в значительной степени зависел уровень жизни городского бедноты. Крестьянство было менее затронуто, хотя крестьянские дети составляли основную часть армии. Военное поражение ускорило политический кризис, который впервые достиг своего пика в августе 1915 г., а также продолжительный социальный кризис.

Элита в основном была связана так или иначе с Прогрессивным блоком, созданным в Думе в августе 1915 г. Представители элиты, принявшие участие в Февральской революции, стремились пресечь новую революцию в зародыше. Они хотели, чтобы ничто не угрожало их имуществу и социальной позиции. Николай II был принесен ими в жертву. Его отречение должно было, как они надеялись, успокоить массы.

Участие народных масс в февральских событиях 1917 г. в основном ограничивалось только Петроградом, но из-за отсутствия устойчивой оппозиции, а затем из-за поразительной новости об отречении царя, быстро появляется хаотическое, но мощное массовое движение, такое же народное, как движение времен Французской революции. Солдаты, матросы, рабочие и крестьяне быстро самоорганизовывались на местах в комитеты и советы. Единственным квазинациональным эквивалентом был Петроградский Совет. Февральские революционеры в Думе, далекие от сдерживания революции, допустили существование чрезвычайно мощной силы, которая вскоре смела их.

Революционная энергия, выпущенная в 1917 г., была огромной и вездесущей. Хотя русская революция была центральной, каскад многочисленных революций, или калейдоскоп революций, был запущен, затронув такие категории, как класс, пол, этническая принадлежность, национальность и т.п. Возникло множество национальных государств. Некоторые из них остались независимыми (Финляндия, Польша), некоторые были возвращены под российский контроль довольно быстро (Центральная Азия, Грузия, Армения, Азербайджан) и вошли в состав СССР, с момента его основания 29-30 декабря 1922 г. Другие (Латвия, Литва, Эстония) вошли в состав только после начала Второй мировой войны в 1939 г.

Хотя миллионы людей принимали участие в мятежных действиях в 1917 г., решающие силы в основном были представлены солдатами и матросами, а не рабочими и крестьянами, поскольку у первых было оружие для того, чтобы отстоять свои права с большим успехом, нежели это могли сделать последние. Исследователи изучили во всех деталях этот элемент революции.

Мятеж Л.Г. Корнилова сыграл решающую роль в дестабилизации Временного правительства и, в частности, стратегии Керенского, направленной на сохранение национального единства перед лицом врага у ворот. В некотором смысле Корниловский мятеж был первым шагом на пути к Гражданской войне. Неспособность Керенского признать то, что противоречивая ситуация требовала от него выбора той или иной стороны, а не бездействия, только ускорила его падение.

Подъем большевистского движения после мятежа Корнилова был быстрым и решительным. Большевики разыграли свою карту в качестве оппозиции и, таким образом, они смогли критиковать осуществление политики без привлечения к ответственности; также их подъем был тесно связан с ростом популярности лозунга «Вся власть Советам!» в рамках народного движения. Свержение Временного правительства не было простым переворотом, оно было связано с широким общенациональным процессом. Массовое перераспределение земли уже началось. Однако установление нового советского правительства большевиков было чем-то большим, чем политический переворот.

Таким образом, Русская революция была бесконечно сложным явлением, точнее, бесконечно сложным набором переплетенных явлений. Она была спровоцирована целым рядом мощных сил, и разразилась в 1917 г. в рамках тех глобальных явлений, последствия которых существуют и по сей день. Это был, по сути, континуум кризисов. Однако на него также повлияли фатальные события Октября. На основе народной революции, стремящейся установить народную демократию, самоуправление и социальную справедливость, к власти пришло идеологическое руководство, которое полагало, что все вышеперечисленное может быть достигнуто только определенным образом – посредством свержения капитализма в глобальном масштабе. Каждая из двух революций мешала другой. Большевики препятствовали возникновению народной демократии, как это было предусмотрено массами в 1917 г.

Массовый скептицизм и безразличие сдерживали растущие утопические амбиции большевиков. В конце концов большевики потерпели неудачу в своих попытках завоевать массы с целью построить свою версию социалистического общества. Как обычно, история ускользнула из рук тех, кто хотел ее контролировать.

Роль революции в достижении гендерного равноправия и утверждении образа советской женщины

Гогиберидзе Г.М., Пешкова Ю.Н.

Аннотация. В статье рассматривается процесс утверждения гендерного равноправия, ставший возможным в результате социалистических преобразований и повлиявший на формирование образа советской женщины.

Ключевые слова: гендерное равноправие, эмансипация женщин, активистка, ударница.

ROLE OF THE REVOLUTION IN THE ACHIEVING GENDER EQUALITY AND APPROVING THE APPEAL OF A SOVIET WOMAN

Gogiberidze G.M., Peshkova Y.N.

Abstract. The article deals with the process of approval of gender equality, which became possible being a result of socialist transformations, and which influenced the image formation of a Soviet woman.

 

Keywords: gender equality, the emancipation of women, activist, shock worker.

Октябрьская революция положила начало кардинальным преобразованиям в достижении правового паритета мужчин и женщин. Утверждение реального гендерного равноправия способствовало крушению множества дореволюционных стереотипов, касающихся не только взаимоотношений между мужчинами и женщинами, но и общепринятых представлений о роли женщины в обществе. Сразу после революционных событий молодая советская власть совершила ряд довольно решительных шагов в целях достижения «равенства полов» во всех сферах общественно-политической и культурной жизни страны.

Прежде всего, политическое равноправие женщин и мужчин было закреплено первой советской Конституцией 1918 г., которая предоставила представительницам прекрасного пола избирать и быть избранными в Советы всех уровней. Женщины страны Советов становятся активными и полноправными участницами социально-политических преобразований. Это поспособствовало изменению ценностных установок, под которыми «мы понимаем сочетание мировоззренческих взглядов, типов поведения, основанных на уважении прав и свобод человека»³¹⁸. В постановлении Второго всероссийского съезда Советов об образовании Рабочего и Крестьянского правительства от 26 октября 1917 г. был сделан акцент на политические права женщин и их активное участие во всех сферах деятельности общества и государства: «заведование отраслями государственной жизни поручается комиссиям, состав которых должен обеспечить проведение в жизнь провозглашенной съездом программы, в тесном единении с массовыми организациями рабочих, работниц, матросов, солдат, крестьян, крестьянок и служащих»³¹⁹.

Молодая советская власть предоставила женщинам широкие возможности в сфере образования и профессиональной подготовки. Теперь девушки могли беспрепятственно поступать в любые учебные заведения: от школы до университета. Более того: женщина становится полноправным субъектом демократического диалога, который следует рассматривать как «коммуникативный процесс, осложненный открытыми дискуссиями, этико-правовыми нормами, психологическими установками, основанными на признании прав человека»³²⁰. Представительницам прекрасного пола открылся путь к получению тех профессий, которые прежде для них были недоступны из-за старорежимных предрассудков. Совет народных комиссаров РСФСР в декрете от второго августа 1918 г. «О правилах приема в высшие учебные заведения» постановил, что каждый гражданин, независимо от половой принадлежности, может поступить в любое высшее учебное заведение. В целях повышения процента вовлеченности женщин в промышленное производство 22 февраля 1929 г. ЦК ВКП(б) принял решение «О броне для девушек во втузах, техникумах и рабфаках».

Молодая советская власть позаботилась также о достижении равноправия между мужчинами и женщинами в сфере материального обеспечения. В сторону увеличения были изменены тарифы оплаты женского труда. Двадцать седьмого октября 1918 г. Народный Комиссариат Труда издал Постановление № 830 «О руководстве к новым ставкам заработной платы, указанным в декрете “О заработной плате рабочих и служащих в Советских учреждениях”». В этом документе было законодательно закреплено равенство оплаты труда мужчин и женщин. В «Декрете о тарифах», принятом Советом Народных комиссаров РСФСР от 17 июня 1920 г., был утвержден принцип равной оплаты за равный труд: «всем рабочим и служащим, выполняющим постоянную работу, заработок их выплачивается ежемесячно в два срока, 15 числа и в предпоследний день каждого месяца»³²¹.

Оценивая первые результаты работы в области прав и свобод женщин, В.И. Ленин отмечал, что «ни одно государство и ни одно демократическое законодательство не сделало для женщины половины того, что сделала Советская власть в первые месяцы своего существования. В области законодательства мы сделали все, что от нас требовалось для уравнения положения женщины с положением мужчины, мы по праву можем этим гордиться. Положение женщины в Советской России теперь таково, что является идеальным с точки зрения самых передовых государств»³²².

Политика эмансипации женщин в стране Советов соответствовала идеологии партии, для которой женщина должна была стать активной участницей строительства нового социалистического общества. Таким образом, процесс эмансипации женщин, сознательно запущенный советским правительством сразу после победы революции, способствовал формированию образа свободной, независимой женщины, для которой цели и задачи правящей партии должны были стать неотъемлемой частью еe жизни.

Следует отметить, что серьезные изменения в социальном статусе женщин в первой половине ХХ в. произошли не только в Стране Советов, но и в Европе. Европейские женщины также становятся более свободными и независимыми. Они, наравне с мужчинами, могли «водить автомобили… ходить в театры и рестораны без обязательного прежде спутника-мужчины»³²³. Изменившаяся социальная роль и положение европейской женщины нашли отражение и в ее внешнем облике: именно в этот период входит в моду стиль garḉonne (стиль гарсон), благодаря которому француженки провозгласили: «A present la poitrine n’est pas à la mode» – «грудь теперь не в моде»³²⁴. Дух свободы и равенства проник не только в мироощущение советской и европейской женщины, но и в ее представления о собственном внешнем виде, имидже, образе. Европейские женщины окончательно отказываются от использования корсетов, из моды уходят сложные прически и большие шляпы. Основными критериями нового стиля, подчеркивающего равноправие мужчин и женщин, стали практичность, простота и целесообразность. Рубашка-платье становится ярким выразителем этой идеи. «Совершенно прямые рубашки-платья, – отмечает «Журнал для хозяек» за 1925 г., – можно было надеть как угодно, хотя бы и задом наперед. Это было по покрою безразлично»³²⁵. На протяжении 1920-х гг. длина юбки постоянно менялась: «Если в начале 1920-х годов модные портные предлагали свободные платья с заниженной талией длиной до щиколотки, то к середине десятилетия юбки укоротились до колена, а к концу 1920-х – поднимались иногда даже выше»³²⁶.

Практичность и простота моды этого периода оказали влияние и на женскую прическу – короткая стрижка и маленькая шляпка-колокол, надвинутая на глаза. Тем не менее, эта сдержанность нового модного стиля оттенялась орнаментом и декором из вышивки, перьев и другими яркими аксессуарами. Абстрактный орнамент в одежде был одним из самых популярных. В 20-е – 30-е гг. ХХ в. женская мода тесно взаимодействует с авангардным искусством. В результате плодотворного сотрудничества художников-авангардистов и дизайнеров появлялись новые декоративные аксессуары и орнаменты на тканях, предназначенных для пошива женских костюмов.

В молодой стране Советов пристально следили за изменениями в европейской женской моде. Стоит отметить, что «исторически мода в странах Восточной Европы, в том числе и в России, была ориентирована на французские и английские образцы»³²⁷. Простота и функциональность стиля garḉonne завоевали популярность у советских женщин, которые только что приобрели небывалые права и свободы в новом обществе. В рассказе «Гадюка» А.Н. Толстой одним штрихом точно отразил атрибуты нового модного стиля: «Зотова явилась на службу в черном, с короткими рукавами, шелковом платье, в телесных чулках и лакированных туфельках: каштановые волосы ее были коротко подстрижены и блестели, как чернобурый мех»³²⁸.

Несмотря на некоторое влияние европейской моды, послереволюционный период можно назвать одним из самых творческих и ярких в формировании и становлении образа советской женщины. Именно в это время появилась целая плеяда талантливых женщин-конструкторов и художников нового женского костюма. Такие выдающиеся мастера, как Надежда Ламанова, Любовь Попова, Александра Экстер, Елизавета Якунина, внесли значительный вклад в развитие советской женской моды. Они были не просто портными или модельерами, а истинными художниками, создателями нового образа советской женщины – женщины-активистки, женщины-ударницы.

Поиск нового свободного стиля, который стал выразителем образа советской женщины, был обращен к соединению элементов народного стиля с авангардистскими идеями конструктивистов. Соединение авангарда с народными мотивами для советских художников и модельеров было одним из приоритетных направлений в легкой промышленности 1920-х – 1930-х гг. Представительница ситценабивной фабрики из Москвы в журнале «Искусство одеваться» в 1928 г. писала: «Задача нашего производства – создать новый костюм, который был бы красив, изящен и прост в том смысле, что в нем не будет ничего кричащего и порнографического»³²⁹.

Таким образом, стиль советской работницы можно охарактеризовать как «компромисс между большевистской утопией и противостоящей ей западной культурой»³³⁰. В молодой стране Советов под воздействием коренных социально-политических преобразований и утверждения новых мировоззренческих позиций, начинает формироваться образ советской женщины – социально активной, свободной, подчеркнуто независимой. Этот образ соответствовал революционной идеологии, которая предполагала абсолютное равенство женщин и мужчин. Новое положение, новый статус женщины, уготовленный революционными преобразованиями, кардинально изменил ее социальную роль и предназначение, которое было сформировано столетиями в прежнем патриархальном обществе. Именно революционные события 1917 г. способствовали трансформации образа скромной и покорной хранительницы домашнего очага в образ женщины-активистки, ударницы социалистического труда и созидательницы общества равноправных граждан.

Русская революция в оккупационной пропаганде Германии и Румынии 1941–1945 гг

Грибков И.В.

Аннотация. Статья посвящена проблеме отражения образов Октябрьской революции и Февральской революции в русской оккупационной прессе в период 1941–1945 гг. Рассматриваются попытки использования «революционных» образов в антисоветской пропаганде.

Ключевые слова: революция, Великая Отечественная война, периодическая печать, пропаганда, оккупация, коллаборационизм, большевизм, социализм.

THE RUSSIAN REVOLUTION IN THE OCCUPATIONAL PROPAGANDA OF GERMANY AND ROMANIA 1941-1945

Gribkov I.V.

Abstract. The article is devoted to the problem of reflecting the images of the October Revolution and the February Revolution in the Russian occupation press in the period 1941–1945. Attempts are being made to use "revolutionary" images in anti-Soviet propaganda.

Key words: revolution, Great Patriotic War, press, propaganda, occupation, collaborationism, Bolshevism, socialism.

История знает немало примеров, когда события далекого прошлого, или образы этих событий, проявляются с самой неожиданной стороны в настоящем. Иногда это происходит неосознанно, «прорастая» в народном сознании, но чаще образы прошлого вызываются целенаправленно для реализации сиюминутных целей и задач. Изучение и деконструкция подобных процессов способствуют очищению исторической науки от мифов. Ограждению ее от фальсификаций.

Данная статья посвящена использованию образа «революция» в информационном пространстве оккупированных территорий в 1941–1945 гг. нацистами и их пособниками. До сих пор этот период окружен немалым количеством мифов.

Одним из самых «живучих» в советский период был миф о якобы имевших место нацистских планах восстановления монархии в оккупированной части СССР³³¹. Аналогичным мифом, который подчас тиражируется и рядом современных исследователей, стала идея о том, что оккупационная и коллаборационистская пропаганда носила резко негативный характер по отношению к социализму и революции, в том числе к Российской революции 1917 г. Аналогичная ситуация с термином «социализм».

Необходимо помнить, что господствующей идеологией в Германии был национальный социализм, поэтому антисоциалистические материалы базировались на тезисе о существовании в Германии «правильного» национального социализма и «неправильного» интернационального социализма в Советском Союзе. Социалистические идеи были якобы «извращены евреями»³³², что и привело к дискредитации идеи «истинного» социализма.

Сам термин «революция» также не носил a priori негативного характера в оккупационной и коллаборационистской пропаганде; то же можно сказать и о термине «социализм». Наоборот, противостояние «правильных» революции и социализма «неправильным» было одним из столпов пропаганды. В основе идеологий фашизма и национал-социализма в обобщающем виде лежит известный концепт «консервативной революции». В изображении ее идеологов «консервативная (национальная) революция» основана на экспрессии и брутальности, как и интернациональная (футуристическая) революция, но, в отличие от последней, носит фольклорный, народный характер. Но оба вида революции едины концептуально: им враждебен «обыватель» и свойственен анонимный террор, образы юности, смерти, мужества, бесстрашия, бунта³³³. Эти же идеи мы видим на страницах коллаборационистских изданий: фашизм³³⁴ и нацизм³³⁵ представлялись как подлинно революционные движения.

Образ Революции, безусловно, был одним из важнейших факторов в советском обществе. В контексте нашего очерка отметим, что образ революции выполнял для советского общества накануне и в начальный период Великой Отечественной войны 3 основные функции. Во-первых, это легитимация и легализация действующего режима в глазах населения. Во-вторых, революционные образы и практики служили основой пропаганды и довоенной идеологии. Важно, что именно эта функция лежала в основе «революционного пафоса», столь важного, прежде всего, для молодого поколения, в том числе таких легендарных его представителей, как герои-краснодонцы («Молодая гвардия»). В-третьих, революция была основополагающим элементом социальных бенефициаров так называемых «завоеваний революции». Даже признанные идеологи антисоветской эмиграции признавали³³⁶, что значительная доля советского общества выиграла от революции, стала социальными бенефициарами советской внутренней политики или получила определенные выгоды от сотрудничества с режимом.

Таким образом, перед оккупационной и коллаборационистской пропагандой, и, прежде всего, периодической печатью, стояло две основные задачи: нейтрализация «революционного пафоса» (то есть выбивание краеугольного камня советской идеологии и пропаганды); присвоение «завоеваний революции» (не допустить активного отторжения «нового порядка» со стороны социальных бенефициаров советского режима).

В периодической печати можно, в связи с этим, выделить 4 основных концепта.

1. Противопоставление «народной революции» «узурпаторам революции»³³⁷. Критика советского режима проводилась и с помощью таких знаковых революционных фигур, как Владимир Маяковский. К очередной годовщине гибели поэта многие газеты опубликовали на своих страницах очерки о нем. В основном это были перепечатки статьи в газете «Заря» или переработанные очерки. Идеализированный образ В. Маяковского представлялся, прежде всего, борцом с советской (или сталинской) бюрократией, с монополией ВКП(б) на культурную политику. Авторы доказывали, что Маяковский стремился к «истинному социализму, который был построен в Германии», а не к казарменной системе Сталина³³⁸. Декларировался отказ истинных революционеров от постреволюционной действительности: «Маяковский оборвал свою жизнь потому, что увидел, что является жертвой ложной идеи… Трагедия Маяковского – трагедия целого поколения советских людей, слепо шедших за Лениным и убедившихся, что они обмануты его преемниками»³³⁹. Однако чаще продвигалась идея борьбы абстрактного народа с конкретной (сталинской) властью³⁴⁰.

2. Извращение идей революции антинародными элементами. Прежде всего, евреями. «Каторжный социализм» (термин, взятый по названию одной из пропагандистских брошюр и повсеместно использовавшийся в оккупации) был навязан России в результате Октябрьской революции 1917 г., которая «являлась целиком делом рук евреев», которые использовали искренние чаяния народа³⁴¹. Формальные завоевания Октябрьской революции критике не подвергались, но подчеркивалось, что «народ был обманут», а результаты революции были «извращены евреями». Октябрьская революция разрушила старую Россию, которая «словно молодой многообещающий атлет… легко мчалась вперед», разорвала исторические связи с Европой, «уничтожила русскую культуру»³⁴². Отмечалось, что эксцессы революции были лишь одним из проявлений «жажды к разрушению» и уничтожению, присущей именно большевикам. Неспособные к созидательной работе, они после победы в гражданской войне «над русским народом» принялись уничтожать друг друга³⁴³. Кроме того, отмечалось, что с самого начала установления советского режима была создана система «ЧК-ГПУ-НКВД … кровавого органа ленинско-сталинской власти»³⁴⁴, которая должна была стать единственной опорой режима. Отношение к дореволюционной России со стороны оккупационных пропагандистских структур было сдержанным, а на местах во многом зависело от личных предпочтений редактора или автора статьи. Характерным примером можно назвать позицию к расстрелу царской семьи в 1918 г. Оно осуждалось не как цареубийство, что могло быть истолковано как симпатии к монархии, а, скорее, как убийство беззащитных женщин и детей³⁴⁵.

3. Из предыдущего логично вытекал концепт сохранения всех истинных «завоеваний революции» и «правильное» перераспределение их. Для оккупантов было важным подчеркнуть, в связи с этим, два тезиса:

а) преимущества социалистического строя и завоеванные в ходе революции блага никак не связаны с большевистской партией³⁴⁶;

б) значительное количество благ было «украдено у народа», следовательно, их необходимо «вернуть народу» путем свержения власти³⁴⁷.

4. Несколько позже, с момента институционального оформления политического коллаборационизма, появляется концепт «наследников революционных традиций». Часть коллаборационистов стремилась трансформировать идеи национал-социализма для «освобожденных территорий», считая, что «революционный национализм» является самой современной и успешной идеологией³⁴⁸. В публичных выступлениях часто провозглашалось, что «идеи национал-социалистической Германии и идеи Новой России едины» (Б. Каминский)³⁴⁹. К концу войны ориентация на национал-социалистические установки была практически полная, в том числе со стороны изданий, декларировавшихся как «органы Русского освободительного движения»³⁵⁰. Значительно меньшее внимание русские газеты уделяли фашизму, который, тем не менее, назывался «предвестником нового творческого порыва, который положил начало будущему возрождению»³⁵¹. Цели «власовского движения» были громкими, но декларативными, абстрактными и непонятными широким слоям населения: «движение генерала Власова является продолжением национальной революции и ее завершением в истинных интересах народа»³⁵². Местные газеты публиковали краткое содержание документов и воззваний, которое сводилось к «защите Отечества от большевизма, строительству национального государства без большевиков и капиталистов, завершению национальной революции в интересах русского народа»³⁵³.

Применение подобных концептов должно было способствовать решению трех основных задач:

1) упрощение морального выбора для действующих и потенциальных коллаборационистов;

2) легитимация сотрудничества с оккупационным режимом и коллаборационистскими структурами;

3) теоретически оставляла возможность для части советской элиты пойти на сотрудничество с нацистами в случае поражения СССР.

Противодействие советской пропаганды подобным тенденциям было затруднено, особенно в начальный период Великой Отечественной войны, с одной стороны, причинами идеологического характера (инертность, идеологический догматизм). С другой стороны, население не имело возможности критично относиться к оккупационной и коллаборационистской пропаганде, не могло ее верифицировать.

Однако все вышеназванные аспекты потеряли смысл вследствие двух факторов: начало контрнаступления советских войск и переход советской идеологии и пропаганды на национально-патриотическую аргументацию. Последнее сделало революционные темы второстепенными и неактуальными.